Л. Жженых «ЗА ПРЕДАННОСТЬ ПРОЛЕТАРСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Л. Жженых

«ЗА ПРЕДАННОСТЬ ПРОЛЕТАРСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ»

В этом зале живет Память. Сколько бы раз ни приходил сюда, тебя всегда охватывает волнение.

Здесь слышишь, всем своим существом ощущаешь время, когда создавалась грозная для врагов революции ЧК…

В комнате чекистской славы Комитета госбезопасности республики бережно хранятся документы, боевые награды, именное оружие. Фотографии сохранили образы мужественных людей — чекистов, вставших на защиту молодой республики Советов на далекой северной окраине.

Какими они были, солдаты Дзержинского?

…На фоне бутафорских диковинных деревьев сфотографированы два бойца в потертых гимнастерках, в разбитых, не по росту больших сапогах. Совсем мальчишеские лица смотрят прямо в объектив. На обороте фотографии написано карандашом: «Два Ивана». Это сотрудники Якутгубчека Иван Новоселов и Иван Сумароков. Ровесники своего века, тогда им было по двадцать. Для Новоселова боевая жизнь в Якутии только начиналась — первые бои,, первые схватки с бандитами. Потом в его биографию войдут Монголия, Халхин-Гол, Великая Отечественная… Судьба его друга неизвестна.

…Весна 1922 года. Большая группа сотрудников ОГПУ снята у Красного знамени. В центре — Степан Аржаков. Взгляд у него сосредоточенный, усталый: он только что вернулся из Амги, где небольшой отряд красноармейцев выдержал почти четырехмесячную осаду. Аржаков возглавлял там особый отдел, руководил разведкой, был душой обороны Амги. Возвращение в Якутск с победой стало радостным событием для друзей-соратников, может быть, по этому случаю и сделана фотография.

Во втором ряду на ней — стройный светловолосый юноша. Черная косоворотка с длинным рядом белых пуговиц делает его больше похожим на гимназиста, чем на сотрудника ЧК. Это Владимир Антонович Константинов, о котором наш рассказ.

* * *

Осенью 1921 года обстановка на северо-восточной окраине молодой Республики Советов осложнилась. Захват белыми Охотского побережья приободрил недругов Советской власти, приунывшие было контрреволюционеры всех мастей зашевелились, повылезали из своих нор.

По вечерам, за плотно закрытыми ставнями особняков, произносились тосты за скорейшее свержение власти народа. Подогретые хмельным, клялись очистить от большевиков Якутский край белогвардейские молодчики. В глубокой тайне контрреволюционная организация белых офицеров готовилась к бегству из города и захвату восточных районов Якутии.

По городу мутным потоком потекли слухи о «зверствах» коммунистов и чекистов, все громче были призывы к вооруженной борьбе… Обстановка становилась взрывоопасной: казалось, одной случайной искры достаточно, чтобы начался пожар. Время требовало действий, быстрых и эффективных.

4 октября губбюро РКП(б) приняло постановление:

«…Предложить губревкому и губчека разработать и опубликовать приказ по беспощадной борьбе с элементами, сеющими смуту и ведущими контрреволюционную агитацию…»

Не спокойно было и в наслегах. Тревожные вести поступали из Намского улуса. В губчека еще с весны имелись сигналы о подозрительной возне кулаков, но вели они себя осторожно и сотрудникам никак не удавалось выявить их действительные намерения. Хорошо зная людей в округе, кулачье действовало хитро, расчетливо, посвящая в свои дела лишь надежных, проверенных. Это осложняло работу местных чекистов, и губернская ЧК решила оказать им практическую помощь.

…Жарким летним днем в Намцах появился молодой человек, которого интересовали продовольственные дела. Алексей Декселяхов так и представлялся при знакомстве: уполномоченный ревкома по продналогам. Жители замечали, что занимали его больше всего виды на урожай — до другого уполномоченному и дела не было.

Создав о себе такое мнение, Декселяхов, внештатный сотрудник губчека, мог успешнее выполнить другое задание, ради которого, собственно, и приехал. Имея некоторый опыт чекистской работы, он должен был из числа доверенных местного богача Ядрихинского подыскать человека, через которого можно было бы держать под контролем действия кулаков. Наиболее подходящей кандидатурой для этого казался бедняк Семен Аргунов, всю жизнь батрачивший на Ядрихинского и пользовавшийся, как было установлено, его доверием.

Декселяхова определили на жительство к Аргуновым. Веселый, общительный парень всем пришелся по душе. Когда вечером семья Аргуновых собиралась за ужином, квартирант охотно рассказывал о городских новостях, о неудавшейся попытке контрреволюционеров захватить власть. Весело подмигивая, он говорил:

— Скоро мы и с вашим кулачьем расправимся.

Хозяин дома, для которого главным образом предназначались эти вечерние беседы, в такие минуты хмурился и молчал. Намцы тогда были далекой «глубинкой», здесь лишь едва пробивались ростки новой жизни. Хотя Советская власть в улусе существовала больше года, кулаки были еще сильны и многие по-прежнему боялись их. Вот и Аргунов всю жизнь гнул спину на Ядрихинского, но оставался по-собачьи преданным ему. Надежда сделать Аргунова своим союзником и помощником вызывала сомнение.

Однако вскоре дело приняло неожиданный оборот. Городской парень особенно нравился сестре хозяина. «Хороший он, открытый, весь как на ладони», — думала девушка, глядя на Алексея, и всегда краснела, когда их взгляды встречались. С каждым днем она все больше проникалась доверием к этому человеку и какая-то смутная тревога охватывала ее. В один из дней, когда дома никого не было, предупредила Алексея:

— Ты парень хороший, но очень доверчивый и не знаешь нашего тойона, — так она по привычке звала Ядрихинского. — Если он что задумал, то обязательно сделает.

— Что же он задумал? — спросил Алексей, не выдавая тревоги.

— Разные ходят слухи, — девушка уклонилась от прямого ответа. — Только тебе со своими друзьями надо поберечься.

Чутье подсказывало чекисту, что сестра Аргунова знает много, надо было только суметь вызвать ее на откровенность. И такой разговор состоялся. Хорошо представляя себе затею кулаков и опасность, которая грозила улусу, она рассказала о тайных сборищах у Ядрихинского, назвала их участников.

Так у чекистов оказались сведения, раскрывающие состав действовавшей в улусе контрреволюционной организации, а главное, стало известно, что кулаки в ближайшие дни собираются перевезти из тайников оружие. Девушка сама слышала, как Ядрихинский говорил ее брату:

— Сейчас самое время покончить с комиссарами. Сам бог нам не простит, если мы не воспользуемся этой возможностью. Оружие спрятано у Большого озера, перевезешь его сюда, и так оно долго залежалось без дела.

Теперь надо было следить за каждым шагом кулаков, чекисты понимали это и ломали голову над тем, как изъять оружие. Было ясно: искать тайник у озера все равно, что искать иглу в стогу сена.

— Самое верное брать бандитов с поличным, когда повезут оружие, — предложил товарищам Владимир Константинов, самый молодой из намских чекистов, но хорошо знавший эти места и легко ориентировавшийся в обстановке.

Так и решили. Быть помощниками в операции вызвались бедняки Дмитрий Винокуров, Иван Лебедев, Тимофей Охлопков и Евсей Сивцев.

Все, кажется, было сделано: перекрыта дорога, взят под наблюдение ближний лес, но бандиты оказались изворотливее. Они обошли стороной дорогу — какая-то неведомая тропа увела их от приготовленной западни.

Положение осложнилось, опасность вооруженного выступления кулаков возросла: теперь в их руках были винтовки, пистолеты, гранаты. Чекисты понимали, что любое промедление дает врагу время лучше организовать силы.

Аресты проводили глубокой ночью. И хотя операция прошла успешно, недостаток сил не дал возможности провести задержание преступников одновременно. Воспользовавшись этим, часть бандитов успела скрыться. Удалось бежать и их главарю Ядрихинскому.

Были приняты срочные меры по розыску заговорщиков. Через несколько дней стало известно, что Ядрихинский скрывается в Тюбятском наслеге. Туда была направлена оперативная группа, которую возглавил Константинов. Несмотря на молодость, это был обстрелянный в схватках с бандитами боец, находчивый оперативный работник. Ему уже приходилось здесь гоняться за бандами конокрадов, и у него имелись надежные знакомые из местных жителей, на которых всегда мог положиться.

…Рано утром, когда еще не рассеялись сумерки уходящей ночи, проводник вывел отряд к одинокой юрте — здесь, по последним данным, скрывался Ядрихинский. Юрту окружала широкая ровная поляна с уже пожухлой от мороза травой, и только с одной стороны подступал лес, на опушке которого и залегла опергруппа. Было тихо, никаких звуков не доносилось из избушки. «Не удалось ли улизнуть бандиту?» Но стоило одному из бойцов неосторожно высунуться из кустов, как грохнул выстрел.

Ядрихинский знал, что его ищут, был начеку и здесь намеревался дать бой. На предложение сдаться — отвечал выстрелами. Оценив ситуацию, Константинов решил в одиночку прорваться к юрте. Другого выхода он не видел: преступника следовало взять живым. Сумка, фляжка, карабин — все летит в кусты. С одним наганом — так легче маневрировать — он пытается преодолеть открытое пространство.

Намечен первый бугорок. Стремительный рывок и — камнем вниз. Сзади гремят выстрелы: это бойцы стреляют по крыше, чтобы отвлечь внимание бандита и в какой-то мере помешать ему вести прицельный огонь… Снова бросок, короткая передышка… Медленно тянутся минуты, бесконечно длинными кажутся метры в этой, похожей на игру со смертью схватке. Но вот и стена. Константинов перекладывает наган в левую руку, трет вспотевшую ладонь о галифе, и только сейчас до его сознания доходит мысль: почему же не стреляет бандит?.. Но раздумывать некогда. Махнув бойцам, рывком открывает дверь. Бандит лежит на нарах и в бессильной ярости сжимает в руке большой охотничий нож. Оказалось, что в винтовке заклинило патрон и поэтому он не мог стрелять.

Бесславно закончили свои блуждания по тайге и другие участники кулацкого заговора: одни нашли смерть в бою, другие сели на скамью подсудимых.

Советская власть гуманно отнеслась к заговорщикам. 18 ноября 1921 года их дело рассматривалось на заседании коллегии Якутгубчека. Шестеро наиболее активных участников заговорщической организации были приговорены к двум годам лишения свободы каждый, а одиннадцать остальных, слепо следовавших за кулаками, в том числе и Семен Аргунов, — к одному году лишения свободы. Далее в постановлении коллегии говорилось:

«…Принимая во внимание амнистию по случаю 4-летней годовщины Октябрьской революции, первым шестерым срок наказания сократить наполовину. Остальных от наказания освободить…»

Много лет спустя, вспоминая свою боевую молодость, Владимир Антонович скажет:

— Ликвидация тайной кулацкой организации в Намском улусе была первым большим делом, в котором я принимал участие как оперативный работник. Но с ним у меня связаны и печальные воспоминания. Враги не забыли тех, кто помогал нам разоблачать заговор. В марте 1922 года, когда Намский улус оказался во власти бандитов, они схватили: Дмитрия Винокурова, Ивана Лебедева, Тимофея Охлопкова, Евсея Сивцева и жестоко замучили их… Это были мужественные ребята, такие не забываются…

В напряженной, опасной до риска работе по налаживанию нормальной деятельности органов молодой Советской власти, под свист бандитских пуль проходила молодость Константинова.

Шестнадцатилетним пареньком пришел Володя в партизанский отряд. С такими же лихими, как и сам, ребятами гонялся он в верховьях Лены за кулацкими бандами. Здесь получил первые уроки ненависти к врагу: увидел сожженные избы, растерзанные тела стариков и детей — так люто, по-зверски мстило кулачье и его прихвостни тем, кто вставал на сторону Советской власти. И чем изощреннее в своей злобной ненависти к новой жизни был враг, тем выше поднималось в бойцах партизанских отрядов чувство долга перед, народом и революцией. Как сталь в огне, в боях закалялись будущие чекисты, под крылом коммунистов росло, набирало силу молодое племя стражей революции.

Константинов был в числе первых чекистов Якутии, с гордостью называвших себя дзержинцами. Трудная судьба выпала на их долю, но они, дети рабочих и крестьян, были бесстрашны в борьбе с врагами и делали все для того, чтобы защитить революцию.

…В 1923 году над Якутской АССР нависла угроза пепеляевской авантюры. Под руководством партийной организации республики шла мобилизация боевых и политических сил края, способных сорвать планы белогвардейщины. Надежной силой в подготовке отпора контрреволюции были чекисты. В ОГПУ создается специальный отдел для ведения разведывательной работы в тылу противника. Заместителем начальника подразделения назначается Константинов. Задача стояла чрезвычайно ответственная и сложная: находясь в стане врага, добывать сведения о нем — о дислокации и численности войск, их боевом оснащении и состоянии. Эти разведывательные данные ждало командование Красной Армии.

Было выделено три главных направления, на которых повели работу бойцы невидимого фронта: Амгинское, где были сосредоточены главные силы Пепеляева, Мегино-Кангаласское — против частей генерала Ракитина и Борогонское, где оперировали банды Говорова.

Работа разведчиков осложнялась тем, что еще до прихода пепеляевцев бандитские главари «растворили» в массе местного населения своих людей, которые были их ушами и глазами: следили за передвижением красных отрядов, брали на заметку активистов Советской власти, распускали провокационные слухи. Иными словами, противник имел свою разведку и контрразведку. Особенно в этом деле преуспевал Артемьев — главарь банды. Один из его агентов, некто Иванов, даже установил связь с пепеляевской разведкой, растянув таким образом фронт своей деятельности. Будучи арестованным, он на допросе 28 апреля 1923 года показал:

«…Моей обязанностью была вербовка агентов для шпионажа и передача сведений Артемьеву. Еще я распространял воззвания среди населения о «терроре» красных, слухи о движении Пепеляева и его силах, вербовал добровольцев в отряд повстанцев… Когда отряд Курашова пришел в Сулгачи, я сообщил Артемьеву силы отряда и направление его движения…»[20]

Не трудно представить, в каких зачастую рискованных обстоятельствах оказывались чекисты, выполнявшие разведывательные задачи, в условиях малочисленного населения районов, где люди практически знали друг друга в лицо и появление каждого нового человека в поселке или улусе не могло остаться незамеченным. Сколько находчивости, изобретательности, отваги требовалось от тех, кто действовал в тылу противника, помогая готовить успех завтрашних наступлений отрядов Красной Армии. В этом многотрудном деле наши разведчики всегда находили надежных и верных помощников в среде бедняков, сердцем тянувшихся к своей народной власти. «Мы из ЧК» — эти доверительные слова звучали для них как пароль, и открывались двери батрацких юрт, светлели лица задавленных нуждой и белым террором простых людей.

«Силы и мужество в этой работе мы черпали в живом примере своих старших товарищей», — не раз говорил Владимир Антонович.

Большим счастьем для себя он считал знакомство и совместную, хотя и непродолжительную работу с Григорием Сыроежкиным — отважным чекистом, соратником Дзержинского. Они встретились в 1928 году в Верхоянске, где в то время работал Константинов.

«…Сыроежкин приехал вечером 29 февраля 1923 года и предъявил мандат особоуполномоченного Коллегии ОГПУ Пузицкого, которым предписывалось выделить ему в помощь десять бойцов из Верхоянской добровольческой дружины… Высокий, энергичный, решительный, с поблескивавшими на груди орденом Боевого Красного Знамени и знаком «Почетный сотрудник ОГПУ», он невольно вызывал к себе уважение», —

писал в воспоминаниях Владимир Антонович.

То время в Верхоянске было тревожным: по тайге рыскали бандиты, они терроризировали население, вели настоящую охоту за активистами местных органов власти. Забот у чекистов было много и приезд Сыроежкина оказался как нельзя кстати. Он помог разработать план по выявлению и захвату главарей банд и сам принял участие в этой рискованной операции. Под видом белого офицера появился в самом логове врага и во время затянувшейся попойки выведал у бандитов места нахождения главарей и тайников с оружием. Операция прошла успешно.

Короткое знакомство с Сыроежкиным оставило глубокий след в жизни Константинова и его товарищей. Они в полной мере испытали на себе влияние яркой личности этого умного, храброго, внимательного к людям человека.

«Для нас он был, как бы олицетворением всей замечательной плеяды соратников Феликса Эдмундовича Дзержинского», — говорил Константинов. Общение с такими людьми, по признанию Владимира Антоновича, давало тот заряд сил и уверенности, который помогал успешно преодолевать трудности, встречавшиеся на долгом пути службы в органах госбезопасности. А это был ратный путь бойца, отмеченный высокими наградами Родины — орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды. Была среди наград еще одна, очень дорогая и памятная. В постановлении ЯЦИКа от 30 декабря 1930 года говорилось, что Константинов Владимир Антонович награждается именным пистолетом «…за преданность пролетарской революции…»

В этой четкой, емкой формулировке выражена суть ратных и трудовых дел чекиста Константинова. Этим критерием выверял он каждый шаг на своем жизненном пути.

* * *

…Стоит в селе Жиганске, на высоком ленском берегу, старинный деревянный домик. Здесь последние годы жил Владимир Антонович Константинов. Тихими летними вечерами любовался он неоглядной ширью великой реки, проплывающими мимо караванами судов, уходящей за горизонт тайгой, и его старое больное сердце наполняло чувство исполненного долга перед этим привольным богатым краем, перед людьми, которых он любил, за счастье которых боролся.

1984 г.