ОТКРОВЕНИЯ МАЛИНОВОГО КОРОЛЯ

ОТКРОВЕНИЯ МАЛИНОВОГО КОРОЛЯ

Шизофреник 21-го века

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «При дворе Малинового Короля» / «In the Court of the Crimson King», 1969

Кошачья лапа, стальной коготь.

Нейрохирурги вопят — им все мало.

На ядовитом пороге паранойи

Шизофреник двадцать первого века.

Кровавая пытка, колючая проволока.

Погребальный костер политиков.

Невинные, изнасилованные напалмовым огнем.

Шизофреник двадцать первого века.

Семя смерти, жадность слепца.

Голод поэтов, дети истекают кровью.

Все, что у него есть, ему на самом деле не нужно.

Шизофреник двадцать первого века.

21st Century Schizoid Man

(Peter Sinfield)

Cat’s foot iron claw

Neuro-surgeons scream for more

At paranoia’s poison door

Twenty first century schizoid man.

Blood rack barbed wire

Polititians’ funeral pyre

Innocents raped with napalm fire

Twenty first century schizoid man.

Death seed blind man’s greed

Poets’ starving children bleed

Nothing he’s got he really needs

Twenty first century schizoid man.

Я говорю с ветром

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «При дворе Малинового Короля» / «In the Court of the Crimson King», 1969

Прямой человек спросил опоздавшего:

— Где ты был?

— Я был тут, и я был там,

И я был всюду.

Я обращаюсь к ветру,

Все мои слова уносятся прочь.

Я обращаюсь к ветру,

Ветер не слышит.

Ветер не может слышать.

Я извне, смотрю внутрь.

Что я вижу?

Много смятения, разочарования

Повсюду вокруг меня.

Ты не обладаешь мной,

Не впечатляешь меня,

Просто тревожишь мой разум.

Не можешь научить меня или руководить мной,

Просто тратишь мое время.

Я обращаюсь к ветру,

Все мои слова уносятся прочь.

Я обращаюсь к ветру,

Ветер не слышит.

Ветер не может слышать.

I Talk to The Wind

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Ltd 1969

Said the straight man to the late man

Were have you been

I’ve been here and I’ve been there

And I’ve been in between.

I talk to the wind

My words are all carried away

I talk to the wind

The wind does not hear

The wind cannot hear.

I’m on the outside looking inside

What do I see

Much confusion, disillusion

All around me.

You don’t possess me

Don’t impress me

Just upset my mind

Can’t instruct me or conduct me

Just use up my time.

I talk to the wind

My words are all carried away

I talk to the wind

The wind does not hear

The wind cannot hear.

Эпитафия

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «При дворе Малинового Короля» / «In the Court of the Crimson King», 1969

Стена, на которой писали пророки,

Трескается на стыках.

На орудиях смерти

Ярко блещет солнечный свет.

Когда каждый человек растерзан

Кошмарами и мечтами,

Неужто никто не возложит лавровый венок,

Пока тишина заглушает вопли.

Между стальными вратами судьбы

Были посеяны семена времени

И политы делами тех,

Которые знают и которых знают.

Знание — это смертельный друг,

Когда никто не устанавливает правил.

Я вижу, что судьба всего человечества

Находится в руках глупцов.

«Путаница» будет мне эпитафией,

В то время как я ползу растрескавшейся и разбитой тропой.

Если мы победим, то сможем расслабиться и смеяться,

Но боюсь, что завтра я буду плакать.

Да, боюсь, что завтра я буду плакать.

Epitaph

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Ltd 1969

The wall on which the prophets wrote

Is cracking at the seams.

Upon the instruments of death

The sunlight brightly gleams.

When every man is tom apart

With nightmares and with dreams,

Will no one lay the laurel wreath

As silence drowns the screams.

Between the iron gates of fate,

The seeds of time were sown,

And watered by the deeds of those

Who know and who are known;

Knowledge is a deadly friend

When no one sets the rules.

The fate of all mankind I see

Is in the hands of fools.

Confusion will be my epitaph.

As I crawl a cracked and broken path

If we’ll make it we can all sit back and laugh.

But I fear tomorrow I’ll be crying,

Yes I fear tomorrow I’ll be crying.

Дочь Луны

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «При дворе Малинового Короля» / «In the Court of the Crimson King», 1969

Зови ее дочерью Луны,

Танцующей на речных отмелях.

Восхитительной дочерью Луны,

Мечтающей в тени ивы.

Разговаривающей с деревьями

о чудных паутинах,

Спящей на ступенях фонтана,

Дирижирующей серебряными волшебными палочками

под пение ночных птиц,

Ожидающей солнца на вершине горы.

Она — дочь Луны,

Собирающая цветы в саду.

Восхитительная дочь Луны,

Влекомая отзвуками часов.

Плывущая по ветру в молочно-белом платье,

Роняющая круглые камешки на солнечные часы,

Играющая в прятки с духами рассвета,

Ждущая улыбки сына Солнца.

Moonchild

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Ltd 1969

Call her moonchild

Dancing in the shallows of a river

Lovely moonchild

Dreaming in the shadow of the willow.

Talking to the trees of the cobweb strange

Sleeping on the steps of a fountain

Waving silver wands to the night-birds song

Waiting for the sun on the mountain.

She’s a moonchild

Gathering the flowers in a garden

Lovely moonchild

Drifting on the echoes of the hours.

Sailing on the wind

in a milk white gown

Dropping circle stones on a sun dial

Playing hide and seek

with the ghosts of dawn

Waiting for the smile from a sun child.

Двор Малинового Короля

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «При дворе Малинового Короля» / «In the Court of the Crimson King», 1969

Ржавые цепи тюремных месяцев

Разбиты солнцем.

Я иду по дороге, окружение изменяется,

Начинается турнир.

Пурпурный трубач играет свою мелодию,

И хор тихо поет

Три колыбельные на древнем наречье

Для двора Малинового Короля.

Хранитель городских ключей

Закрыл ставнями мечты.

Я жду у кельи пилигрима

Без ясной цели.

Черная королева поет

похоронный марш,

Треснутые медные колокола зазвонят,

Чтобы призвать огненную ведьму

Ко двору Малинового Короля.

Садовник сажает вечнозеленый куст,

Топча цветок.

Я следую за кораблем-призмой[7],

Чтобы испробовать сладкое и прокисшее.

Узорчатый жонглер поднимает свои руки,

Вступает оркестр,

И медленно вращается точильный круг

Во дворе Малинового Короля.

Тихими серыми утрами плачут вдовы,

Мудрецы смакуют шутку.

Я стремлюсь понять пророческие знаки,

Чтобы рассеять обман.

Желтый шут не манипулирует,

А лишь слегка перебирает нити

И улыбается, пока танцуют марионетки

При дворе Малинового Короля.

The Court of the Crimson King

(Peter Sinfield)

The rusted chains of prison moons

Are shattered by the sun.

I walk a road, horizons change

The tournament’s begun.

The purple piper plays his tune,

The choir softly sing;

Three lullabies in an ancient tongue,

For the court of the Crimson King.

The keeper of the city keys

Put shutters on the dreams.

I wait outside the pilgrim’s door

With insufficient schemes.

The black queen chants the funeral march,

The cracked brass bells will ring;

To summon back the fire witch

To the court of the Crimson King.

The gardener plants an evergreen

Whilst trampling on a flower.

I chase the wind of a prism ship

To taste the sweet and sour.

The pattern juggler lifts his hand;

The orchestra begin.

As slowly turns the grinding wheel

In the court of the Crimson King.

On soft gray mornings widows cry

The wise men share a joke;

I run to grasp dividing signs

To satisfy the hoax.

The yellow jester does not play

But gently pulls the strings

And smiles as the puppets dance

In the court of the Crimson King.

Покой — Начало

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «На поводу у Посейдона» / «In the Wake of Poseidon», 1970

Я — океан,

Зажженный пламенем.

Я — гора,

Покой — мое имя.

Я — река,

Тронутая ветром.

Я — рассказ.

Я никогда не заканчиваюсь.

Peace — A Beginning

(Peter Sinfield)

I am the ocean

Lit by the flame

I am the mountain

Peace is my name

I am the river

Touched by the wind

I am the story

I never end.

Картины города

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «На поводу у Посейдона» / «In the Wake of Poseidon», 1970

Бетонный холодный лик, оправленный в сталь…

Застывший… жестокий… стеклянноглазый… трещины и короста…

Яркий свет… вопль… луч… тормоза и визг…

Красный… белый… зеленый… белый… неоновое колесо.

Желание… похоть… любовь… погоня… надушенная кожа…

Скользкая рука… зубы… укрытие… мишурный грех…

Пряность… лед… танец… шанс… больной оскал…

Время карт… игральный автомат… пот и кружение.

Слепая трость… слепой пьяница не может видеть…

Пересохший рот… непослушный язык не может говорить…

Бетонный сон… плоть… взломанная раковина…

Потерянная душа… потерянный след… потерянный в аду.

Pictures of a City

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Ltd 1970

Concrete cold face cased in steel

Stark sharp glass-eyed crack and peel

Bright light scream beam brake and squeal

Red white green white neon wheel.

Dream flesh love chase perfumed skin

Greased hand teeth hide tinseled sin

Spice ice dance chance sickly grin

Pasteboard time slot sweat and spin.

Blind stick blind drunk cannot see

Mouth dry tongue tied cannot speak

Concrete dream flesh broken shell

Lost soul lost trace lost in hell.

Каденция и Стремнина[8]

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «На поводу у Посейдона» / «In the Wake of Poseidon», 1970

Каденция и Стремнина

Укрывали человека по имени Джейд

В прохладной тени

В то время, как его публика показывала представление.

Мурлыкали, шептали: «Обладай и нами,

Мы только служим тебе».

Скользили опьяненные

В потоке его обаяния,

Таращились бесцветными глазами…

Пока не спал его покров.

Печальные бумажные куртизанки,

Они поняли, что он просто человек.

В караван-сарае

Заклятие цехинами[9] рассеяло

Правила игры.

Каденция, умащенная любовью,

Лизнула его руку, одетую в бархатную перчатку,

Стремнина поцеловала его имя.

Печальные бумажные куртизанки,

Они знали, что он просто человек.

Cadence and Cascade

(Peter Sinfield)

Cadence and Cascade

Kept a man named Jade

Cool in the shade

While his audience played.

Purred, whispered, «Spend us too:

We only serve for you».

Sliding mystified

On the wine of the tide

Stared pale-eyed

As his veil fell aside.

Sad paper courtesans

They found him just a man.

Caravan hotel

Where the sequin spell fell

Custom of the game.

Cadence oiled in love

Licked his velvet gloved hand

Cascade kissed his name.

Sad paper courtesans

They knew him just a man.

На поводу у Посейдона

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «На поводу у Посейдона» / «In the Wake of Poseidon», 1970

Холодные заросшие глаза порождений Платона

Ищут истину в костях и сфере.

Арлекины измышляют бессмысленные игры,

Глумятся шутками в попугайском наряде.

Две женщины рыдают, дама Скарлет Скрин[10]

Проливает внезапный театральный дождь,

А в темной дреме Полуночной Королеве

Ведомы все человеческие страдания.

В воздухе, огне, земле и воде —

Мир на чаше весов.

Воздух, огонь, земля и вода —

Равновесие перемен.

Мир на чаше весов,

На чаше весов.

Епископские короли[11] размахивают клинком правосудия,

Выцарапывают «Вера» на безымянных могилах.

Собирают ведьм, запасают пепел и песок,

Готовят веревку и цепь для рабов,

Которые вынашивают замешанные на страхе слова…

Потом возвышают голос, чтобы испортить праздник.

А в приделе храма улыбается сумасшедший,

Его это трогает меньше всех.

Руки героев выжимают кровь из камней,

Чтобы омыть отмеряющий нож.

Слепые маги с яркими видениями

Ткут смерть, страшась жизни.

Их потомки поклоняются Иисусу лишь до тех пор, пока

Им напоминают о цене гвоздей.

Тем временем, куда ни глянь, наша мать — Земля

Ждет, балансируя на весах.

In the Wake of Poseidon

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Ltd 1970

Plato’s spawn cold ivyed eyes

Snare truth in bone and globe.

Harlequins coin pointless games

Sneer jokes in parrot’s robe.

Two women weep, Dame Scarlet Screen

Sheds sudden theatre rain,

Whilst dark in dream the Midnight Queen

Knows every human pain.

In air, fire, earth and water

World on the scales.

Air, fire, earth and water

Balance of change

World on the scales

On the scales.

Bishop’s kings spin judgment’s blade

Scratch «Faith» on nameless graves.

Harvest hags, hoard ash and sand

Rack rope and chain for slaves

Who fireside fear fermented words

Then rear to spoil the feast;

Whilst in the aisle the mad man smiles

To him it matters least.

Heroes hands drain stones of blood

To wet the scaling knife.

Magi blind with visions light

Net death in dread of life.

Their children kneel in Jesus till

They learn the price of nails;

Whilst all around our mother earth

Waits balanced on the scales.

Корм для кошек

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «На поводу у Посейдона» / «In the Wake of Poseidon», 1970

Леди Супермаркет с яблоком в корзине

Стучит в дверь к менеджеру.

Мурлыча под музычку из динамика в обувном отделе,

Выкладывает свое добро на пол.

Все, что она выбрала, удобно заморожено.

«Ешь и приходи еще!»

Леди Опустошительница Витрин с покупкой в тележке

Взбивает химическое варево.

Болтает с соседкой, оттачивающей саблю.

Она знает, как приправить рагу.

Не будешь в прогаре, купив банку «Харри Карри»:

«Отравлено специально для Вас!»

Бесполезно жаловаться,

Если ты попал под дождь.

Твоя мать слегка ненормальна.

Корм для кошек… корм для кошек… опять корм для кошек.

Леди Желтая Наклейка с филеем в пакете

Ужасно хочет доесть блюдо:

Сласти к столу с ложью на этикетке,

Утопающие в удивительном соусе.

Не думай, что я груб, если я скажу тебе, что этот корм —

для кошек:

«Он не годится даже для лошади!»

Cat Food

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Ltd 1970

Lady Supermarket with an apple in her basket

Knocks in the manager’s door;

Grooning to the muzak from a speaker in shoe rack

Lays out her goods on the floor;

Everything she’s chosen is conveniently frozen.

«Eat it and come back for more!»

Lady Window Shopper with a new one in the hopper

Whips up a chemical brew;

Croaking to a neighbour while she polishes a sabre

Knows how to flavour a stew.

Never need to worry with a tin of «Hurri Curri»:

«Poisoned especially for you!»

No use to complain

If you’re caught out in the rain;

Your mother’s quite insane.

Cat food cat food cat food again.

Lady Yellow Stamper with a fillet in a hamper

Dying to finish the course;

Goodies for the table with a fable on the label

Drowning in miracle sauce.

Don’t think I am that rude if I tell you that it’s cat food,

«Not even fit for a horse!»

Покой — Конец

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «На поводу у Посейдона» / «In the Wake of Poseidon», 1970

Покой — ЭТО слово

Моря и ветра.

Покой — это птица, которая поет,

Когда ты улыбаешься.

Покой — это любовь

Врага, как друга.

Покой — это любовь, которую ты несешь

Ребенку.

В поисках меня

Ты ищешь повсюду,

Только не рядом с собой.

В поисках себя

Ты ищешь повсюду,

Только не внутри себя.

Покой — это поток

От сердца человека.

Покой — это человек, размах которого —

Рассвет.

Покой — это рассвет

Бесконечного дня.

Покой — это конец, подобный смерти

Войны.

Peace — An End

(Peter Sinfield)

Peace is a word

Of a sea and the wind.

Peace is a bird who sings

As you smile.

Peace is the love

Of a foe as a friend;

Peace is the love you bring

To a child.

Searching for me

You look everywhere,

Except beside you.

Searching for you

You look everywhere,

But inside you.

Peace is a stream

From the heart of a man;

Peace is a man, whose breadth

Is the dawn.

Peace is a dawn

On a day without end;

Peace is the end, like death

Of the war.

Цирк

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Ящерица» / «Lizard», 1970

Ночь: ее соболий свод усыпан алмазами.

Она сдула мою пыль со светового года,

Прижала меня к своей груди, осыпала углем,

Протянула мою плоть сквозь время.

Дала мне и коня, и восход солнца, и кладбище,

Сказала мне, что только я принадлежал ей.

Повернула меня лицом к востоку, заперла меня вопросами,

Построила небо для моего рассвета…

Очистила мои ноги от грязи, направила по пустынному

Пешеходному переходу к Цирку,

Провела мимо раскрашенного фургона, поговорила с кассиром.

Униформист, владевший моим наречьем,

Столкнул меня по горке на арену.

Мегафонические фанфары.

В плаще из слов вышел инспектор манежа

И пригласил меня участвовать в параде…

«На колени!» — прокричал клоун. — «Аз есмь телевидение.

Я заставляю музыкантов играть, как заводных.

Посмотрите на недоношенного тюленя — циркового полисмена.

У девиц с голыми спинами есть рыба».

Вертящий тарелки политикан, стоящий на силачах,

Виртуозно жонглируя,

Умоляет своих укротителей успокоить акробатов,

Чтобы не перестало вращаться зеркало…

Слоны обезумели — вскормленные несвежим мелом,

Они сжевали полы своих клеток.

Силачи облысели, касса развалилась и

Львы обнажили свои клыки.

Униформисты забегали вокруг арены, жеребцы забили

копытами.

Полное столпотворение…

Я выбежал вон, а инспекторы манежа кричали:

«Да здравствует веселье Цирка!»

Cirkus

(Peter Sinfield)

Night: her sable dome scattered with diamonds,

Fused my dust from a light year,

Squeezed me to her breast, sowed me with carbon,

Strung my warp across time

Gave me each a horse, sunrise and graveyard,

Told me only I was her;

Bid me face the east closed me in questions

Built the sky for my dawn…

Cleaned my feet of mud, followed the empty

Zebra ride to the Cirkus,

Past a painted cage, spoke to the paybox

Glove which wrote on my tongue —

Pushed me down a slide to the arena,

Megaphonium fanfare.

In his cloak of words strode the ringmaster

Bid me join the parade…

«Worship!» cried the clown, «I am а Т. V.

Making bandsmen go clockwork,

See the slinky seal Circus policeman;

Bareback ladies have fish».

Strongmen by his feet, plate-spinning statesman,

Acrobatically juggling —

Bids his tamers go quiet the tumblers

Lest the mirror stop turning…

Elephants forgot, force-fed on stale chalk,

Ate the floors of their cages.

Strongmen lost their hair, paybox collapsed and

Lions sharpened their teeth.

Gloves raced round the ring, stallions stampeded

Pandemonium seesaw…

I ran for the door, ringmasters shouted,

«All the fun of the Cirkus!»

Домашние забавы

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Ящерица» / «Lizard», 1970

Домашние фейерверки развлекают твою кухонную прислугу.

Вытирая пыль с пластиковых побегов чеснока,

Они хихикают, стоя в дверях,

Когда ты носишься по гостиной,

Одетый лишь в свои доспехи,

Занимаясь домашними забавами.

Спектакли с простенькими марионетками развлекают

Твоих льстивых друзей,

Которые восхваляют твои убогие потуги

Из опасения, что могут тебя обидеть

В то время, как ты валяешься на своем диване,

Напялив притворство и тогу,

Занимаясь домашними забавами, домашними забавами.

Твой жалкий волчок крутится, возбуждая твою седьмую жену,

Которая холит свои шестьдесят шкурок

И дважды страхует твою жизнь,

Пока ты дуешься в своей сауне,

Потому что потерял кусочек от головоломки,

Занимаясь домашними забавами, домашними забавами.

Каждый полдень ты учишь петь бабуинов

Или плаваешь с пурпурными плексигласовыми крыльями.

Приезжает субботняя мусоросборка, бригада из Челси,

Крутая традиционная попойка — все это домашние забавы.

Бильярд без шаров заставляет

Твоих детей устроить заговор.

Они скользят по твоей сковородке

И питают твой огонь;

А вы с Джонсом окончательно сходите с ума.

Сломанный костяк… сломанная карьера…

Хей хо…

Indoor Games

(Peter Sinfield)

Indoor fireworks amuse your kitchen staff

Dusting plastic garlic plants

They snigger in the draught

When you ride through the parlour

Wearing nothing but your armour —

Playing Indoor Games.

One string puppet shows amuse

Your sycophantic friends

Who cheer your rancid recipes

In fear they might offend,

Whilst you loaf on your sofa

Sporting falsies and a toga —

Playing Indoor Games, Indoor Games.

Your mean teetotum spins arouse your seventh wife

Who pats her sixty little skins

And reinsure your life,

Whilst you sulk in your sauna

’Cos you lost your jigsaw comer —

Playing Indoor Games, Indoor Games.

Each afternoon you train baboons to sing

Or swim in purple perspex water wings.

Come Saturday jump hopper, chelsea brigade,

High bender-trender it’s all Indoor Games.

No ball bagatelle incites

Your children to conspire,

They slide across your frying pan

And fertilize your fire;

Still you and Jones go madder

Broken bones — broken ladder —

Hey Ho…

Счастливая семейка[12]

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Ящерица» / «Lizard», 1970

Счастливая семейка — хлопок одной руки[13], четверо прошли

мимо, и ни один не вернулся.

Брат Иуда, прах и постель, проглотил афродизиак[14].

Руфус, Силас, а также Иона пели:

«Мы надуем наши собственные байдарки»,

Ткнули пальцем в Зоопарке, устроили шумиху.

Взбили мир и обогнали время; покончили с дележкой

Серебряного Роллса[15] из золотой скалы[16], закачавшейся от тук,

тук, тук[17].

Счастливая семейка, сотри эту улыбку, все вокруг обязательно

должно вертеться.

Ватрушка, мышеловка[18]. Грип-Пайп-Тин[19]

вскричал: «Мы не Рин Тин Тин[20]».

Дядя Руфус вырастил нос и выбросил свой цирковой костюм,

Кузен Силас вырастил бороду и выдул еще одну флягу таинства,

Мерзкий Иона вырастил жену, Иуда грозил своим садовым

ножом[21].

Счастливая семейка — хлопок одной руки, четверо продолжили

путь, но ни один не вернулся.

Счастливая семейка — жидкие аплодисменты, каждый ушел

за свою дверь-вертушку[22].

Силас вдумчивый, Руфус аккуратный, Иона язвительный, Иуда

такой нежный.

Пусть крутится их сержантское отражение[23], если проиграем мы,

то выиграют парикмахеры.

Счастливая семейка — хлопок одной руки, четверо продолжили

путь, но ни один не вернулся.

Happy Family

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Ltd 1970

Happy family, one hand clap, four went by and none come back.

Brother Judas, ash and sack, swallowed aphrodisiac.

Rufus, Silas, Jonah too sang, «We’ll blow our own canoes,»

Poked a finger in the zoo, punctured all the ballyhoo

Whipped the world and beat the clock, wound up with their share of

Silver Rolls from golden rock, shaken by a knock, knock, knock.

Happy family, wave that grin, what goes round must surely spin;

Cheesecake, mousetrap, Grip-Pipe-Thynne cried out, «We’re not Rin

Tin Tin».

Uncle Rufus grew his nose, threw away his circus clothes

Cousin Silas grew a beard, drew another flask of weird

Nasty Jonah grew a wife, Judas drew his pruning knife.

Happy family, one hand clap, four went on but none came back.

Happy family, pale applause, each to his revolving doors.

Silas searching, Rufus neat, Jonah caustic, Jude so sweet.

Let their sergeant mirror spin if we lose the barbers win;

Happy family, one hand clap, four went on but none came back.

Госпожа танцующей воды

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Ящерица» / «Lizard», 1970

Трава в твоих волосах вытянулась, как лев на солнце,

Беспокойно обернувшись, ты облизнула губы.

Когда ты наливаешь мне вино, в твоих глазах отражаются

мои, сверкающие,

Прикасаясь к твоему лицу, мои пальцы блуждают, познающие.

Я называл тебя госпожой танцующей воды.

Подхваченные ветром осенние листья падают на костер,

в который ты уложила меня,

Медленно сгорают дотла, как теперь сгорают и мои дни.

Я до сих пор ощущаю тебя, твои глаза всегда сверкающие,

Помню жгучие часы, землю и цветы ниспадающие.

Прощай, моя госпожа танцующей воды.

Lady of the Dancing Water

(Peter Sinfield)

Grass in your hair stretched like a lion in the sun

Restlessly turned moistened your mouth with your tongue.

Pouring my wine in your eyes caged mine glowing

Touching your face my fingers strayed knowing.

I called you lady of the dancing water.

Blown autumn leaves shed to the fire where you laid me

Burn slow to ash just as my days now seem to be.

I feel you still always your eyes glowing

Remembered hours salt, earth and flowers flowing.

Farewell my lady of the dancing water.

Принц Руперт пробуждается

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Ящерица» / «Lizard», 1970

Прощайте, колокола настоятеля храма,

Его беседка и его черное цитварное семя[24],

Одинокая учтивость его речи,

В которой обещан Рай.

Ибо теперь стеклянные слезы принца Руперта

Заставили кровоточить шафрановые безмятежные веки

И очистили священную табличку от воска,

Которым кормятся Ящерицы.

Пробуди пустое решение своего рассудка,

Облачись в одежду, защищающую от стужи,

Сожги мост и сожги лодку,

Проткни глотку Ящерице.

Пади, Полоний, или преклони колени.

Жнецы начинают жатву на рассвете.

Все твои тусклые дьявольские ложки

Заржавеют под нашим зерном.

Теперь медведи бродят по саду принца Руперта,

По его сырым тенистым лужайкам.

Кости Ящерицы стали глиной…

И рождается Лебедь.

Пробуди пустое решение своего рассудка,

Облачись в одежду, защищающую от бури,

Сожги мост и сожги лодку,

Проткни глотку Ящерице.

Вскоре исчез замшелый сорный двор Пайпаудера[25],

На котором разодетые Ящерицы продавали

Своему неповоротливому стаду

Видения о концах радуг и золоте.

Теперь павлин принца Руперта принес рассказы

О стенах и тысячах труб,

О пророках, закованных в цепи за сожжение масок,

И о неразвернутых свитках грез…

Prince Rupert Awakes

(Peter Sinfield)

Farewell the temple master’s bells

His kiosk and his black worm seed

Courtship solely of his word

With Eden guaranteed.

For now Prince Rupert’s tears of glass

Make saffron sabbath eyelids bleed

Scar the sacred tablet of wax

On which the Lizards feed.

Wake your reason’s hollow vote

Wear your blizzard season coat

Burn a bridge and burn a boat

Stake a Lizard by the throat.

Go Polonius or kneel

The reapers name their harvest dawn

All your tarnished devil’s spoons

Will rust beneath our com.

Now bears Prince Rupert’s garden roam

Across his rain tree shaded lawn

Lizard bones become the clay —

And there a Swan is bom.

Wake your reason’s hollow vote

Wear your blizzard season coat

Bum a bridge and bum a boat

Stake a Lizard by the throat.

Gone soon Piepowder’s moss-weed court

Round which upholstered Lizards sold

Visions to their leaden flock

Of rainbows’ ends and gold.

Now tales Prince Rupert’s peacock brings

Of walls and trumpets thousand fold

Prophets chained for burning masks

And reels of dream unrolled…

Битва стеклянных слёз

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Ящерица» / «Lizard», 1970

Ночь развернула свой дырявый плащ

Над речным лугом.

Древний лунный свет крадется по разоренным пашням,

Прячет в тень колеса без спиц.

Часовые опираются на терновые копья,

Согревают дыханием руки, глядят на восток.

Обожженных сном и напряженных от страха,

Их укутал туманный полог рассвета.

За три холма от них зашевелились огромные армии,

Изрыгают звуки рожков и проклятия на рассвете дня.

Строя ряды коней и стали,

Ровными шеренгами они движутся вперед.

The Battle of Glass Tears

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Ltd 1970

Night enfolds her cloak of holes

Around the river meadow.

Old moon-light stalks by broken ploughs

Hides spokeless wheels in shadow.

Sentries lean on thom wood spears

Blow on their hands, stare eastwards.

Burnt with dream and taut with fear

Dawn’s misty shawl upon them.

Three hills apart great armies stir

Spit oat and curse as day breaks.

Forming lines of horse and steel

By even yards march forward.

Женщина с Форментеры[26]

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Острова» / «Islands», 1971

Дома в инее побелки стоят на страже бледной береговой линии,

Перемежаемые кактусами и соснами.

Здесь брожу я, где растет душистый шалфей и странные травы,

По обожженной солнцем растрескавшейся каменистой дороге.

Пыльные колеса ржавеют на солнце.

Табачного цвета стены, по которым бегают испанские ящерицы.

Здесь я сижу в тени от кроны драконовой смоковницы,

Окруженный термитами, и размышляю о человеке.

Я размотаю свои старые струны, пока сияет солнце,

Не стану никуда взбираться, когда светит солнце.

Женщина с Форментеры, спой мне свою песню.

Женщина с Форментеры — солнечная возлюбленная.

Свет ламп отражается на старых гитарах, на которых бренчат

путники.

Умащенные благовониями дети пляшут под звуки индийского

барабана.

Здесь Одиссей[27] пал от чар мрачной Цирцеи[28].

Не выветрились еще аромат ее духов и ее заклятие.

Седая рука времени не схватит меня, пока сияет солнце,

Развяжи и отопри меня, когда светят звезды.

Женщина с Форментеры, станцуй для меня свой танец.

Женщина с Форментеры — темная возлюбленная.

Formentera Lady

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Inc. (BMI) 1971

Houses iced in whitewash guard a pale shore-line

Cornered by the cactus and the pine.

Here I wander where sweet sage and strange herbs grow

Down a sun-baked crumpled stony road.

Dusty wheels leaning rusting in the sun;

Snuff brown walls where Spanish lizards run.

Here I’m shadowed by a dragon fig tree’s fan

Ringed by ants and musing over man.

I’ll unwind my old strings while the sun shine down

Won’t climb any high thing while the sun shine.

Formentera Lady sing your song for me

Formentera Lady sun lover.

Lamplights glows on old guitars the travellers strum;

Incense children dance to an Indian drum.

Here Odysseus charmed for dark Circe fell,

Still her perfume lingers still her spell.

Time’s grey hand won’t catch me while the sun shine down

Untie and unlatch me while the stars shine.

Formentera Lady dance your dance for me

Formentera Lady dark lover.

Письма

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Острова» / «Islands», 1971

Серебряным ножом из иглы дикобраза

Она вырезала отравленное перо,

Написала жене своего любовника:

«Семя вашего мужа вскормило мою плоть».

Как от вида прокаженного,

От этого заразного письма

С окаменевшим горлом, задыхаясь, та

Встретила день, ослепленная слезами.

Исцарапанная ледяными когтями

И опаленная изумрудным огнем,

Жена с душой из снега

Начала писать твердой рукой:

«Я спокойна, мне не нужна жизнь,

Чтобы служить юношам и мужчинам.

То мое, что было Вашим, — мертво.

Я прощаюсь с бренной плотью».

The Letters

(Peter Sinfield)

Published by EG Music Inc. (BMI) 1971

With quill and silver knife

She carved a poison pen

Wrote to her lover’s wife:

«Your husband’s seed has fed my flesh».

As if a leper’s face

That tainted letter graced

The wife with choke-stone throat

Ran to the day with tear blind eyes.

Impaled on nails of ice

And racked with emerald fire

The wife with soul of snow

With steady hands begins to write.

«I’m still, I need no life

To serve on boys and men

What’s mine was yours is dead

I take my leave of mortal flesh».

Девушки при дороге

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Острова» / «Islands», 1971

Дочь цветочницы,

Свежая, как святая вода,

Сказала: «Я из школьной газеты,

Пожалуйста, научи меня», ну я и научил.

Девчушка в джинсах «Levi’s», подняв два пальца,

Сказала: «Мир», я остановился и поцеловал ее.

Она сказала: «Долой мужское владычество».

Я улыбнулся и просто расстегнул ей молнию.

Рисковая китайская красотка —

Черные волосы и черная подвязка —

Сказала: «Не щади меня,

Мне нравится чувствовать твой Фендер[29]».

Все вы знаете, что девушки при дороге,

Как яблоки, что ты воровал в детстве.

Все вы знаете, что девушки при дороге

Были рядом, но они ведают истину.

Удолбанная наркоманка из Фриско

Съела все мясо, что я ей дал.

Спросила, не хочу ли я попробовать ее мясо,

И даже умоляла понюхать.

«Ну, просто глазированные рыбьи кости.

О, девушка, мотай отсюда!»

Все вы знаете, что девушки при дороге,

Как яблоки, что ты воровал в детстве.

Все вы знаете, что девушки при дороге

Были рядом, но они ведают истину.

Ladies of the Road

(Peter Sinfield)

A flower lady’s daughter

As sweet as holy water

Said: «I’m the school reporter

Please teach me», well I taught her.

Two fingered levi’d sister

Said, «Peace», I stopped I kissed her.

Said, «I’m a male resister»,

I smiled and just unzipped her.

High diving Chinese trender

Black hair and black suspender

Said, «Please me no surrender

Just love to feel your Fender».

All of you know that the girls of the road

Are like apples you stole in your youth.

All of you know that the girls of the road

Been around but are versed in the truth.

Stone-headed Frisco spacer

Ate all the meat I gave her

Said would I like to taste hers

And even craved the flavour.

«Like marron-glaced fish bones

Oh lady hit the road!»

All of you know that the girls of the road

Are like apples you stole in your youth.

All of you know that the girls of the road

Been around but are versed in the truth.

Острова

(Питер Синфилд)

Впервые появилась на альбоме «Острова» / «Islands», 1971

Земля, ручей и дерево, окруженные морем.

Волны смывают песок с моего острова.

Мои закаты увядают.

Поле и луг жаждут лишь дождя.

Песчинка за песчинкой, любовь разрушает мои

Высокие выветрившиеся стены, которые отражают прилив,

Убаюкивают ветер на моем острове.

Суровый гранит вздымается туда, где кружат и планируют чайки,

Скорбно планируют над моим островом.

Фата невесты моего рассвета, сырая и бледная,

Рассыпается на солнце.

Любовная сеть сплетена — крадутся кошки, пробегают мыши.

Там, где совы знают меня в лицо, плету венки из колючего

шиповника.

Фиолетовые небеса касаются моего острова, касаются меня.

Под гонимой ветром волной —

Бесконечный покой.

Острова берутся за руки

Под небесным морем.

Темные причалы гавани, как каменные пальцы,

Жадно тянутся от моего острова,

Хватают слова моряков — жемчуг и тыквы

Рассыпаны по моему берегу.

Равные в любви, заключенные в замкнутые круги,

Земля, ручей и дерево возвращаются в море.

Волны смывают песок с моего острова, с меня.

Islands

(Peter Sinfield)

Earth, stream and tree encircled by sea

Waves sweep the sand from my island.

My sunsets fade.

Field and glade wait only for rain

Grain after grain love erodes my

High weathered walls which fend off the tide

Cradle the wind to my island.

Gaunt granite climbs where gulls wheel and glide

Mournfully glide o’er my island.

My dawn bride’s veil, damp and pale,

Dissolves in the sun.

Love’s web is spun — cats prowl, mice run

Wreathe snatch-hand briars where owls know my eyes

Violet skies touch my island, touch me.

Beneath the wind turned wave

Infinite peace

Islands join hands

’Neath heaven’s sea.

Dark harbour quays like fingers of stone

Hungrily reach from my island.

Clutch sailor’s words — pearls and gourds

Are strewn on my shore.

Equal in love, bound in circles

Earth, stream and tree return to the sea

Waves sweep sand from my island, from me.

Книга субботы

(Ричард У. Палмер-Джеймс)

Впервые появилась на альбоме «Заливное из язычков жаворонка» / «Larks’ Tongues in Aspic», 1973

Если бы я мог обмануть тебя,

Забыв игру.

Каждый раз, как я пытаюсь покинуть тебя,

Ты все так же смеёшься.

Потому, что мои колеса никогда не касаются дороги

И куча лжи, которую мы наговорили,

Наваливается на меня, чтобы придавить…

Мы кладем на стол карты,

Ладони наших рук.

И я уверяю, что мне нравится твоя компания —

Ребята из ансамбля.

Заблудившиеся воспоминания

Возвращаются, чтобы насладиться дракой

Среди путаницы ночных и дневных звуков…

Утром, вся завершенность

Спит на твоей стороне.

Я буду будить членов команды

Гонок на банановых лодках[30].

Она ведет себя, как лимузин,

Вытащенный живьем на безмолвный экран

К сбивчивому дыханию вчерашнего дня…

Есть утешение в убогих,

Невероятных сценах.

Я поверю тебе позже,

Твоим снам о жизни и смерти.

Будто конница отчаяния

Сделала остановку в женских волосах,

Чтобы воссоздать нежные шестнадцать[31]…

Ты превращаешь мою жизнь и мою судьбу

В книгу грустных суббот.

И я должен выбирать…

Book of Saturday

(Richard W Palmer-James)

Published by EG Music Inc. (BMI)

If I only could deceive you

Foigetting the game

Every time I try to leave you

You laugh just the same

’Cause my wheels never touch the road

And the jumble of lies we told

Just returns to my back to weight me down…

We lay cards upon the table

The backs of our hands

And I swear I like your people

The boys in the band

Reminiscences gone astray

Coming back to enjoy the fray

In a tangle of night and daylight sounds…

All completeness in the morning

Asleep on your side

I’ll be waking up the crewmen

Banana-boat ride

She responds like a limousine

Brought alive on the silent screen

To the shuddering breath of yesterday…

There’s the succour of the needy

Incredible scenes

I’ll believe you in the future

Your life and death dreams

As the cavalry of despair

Takes a stand in the lady’s hair

For the favour of making sweet sixteen…

You make my life and times

A book of bluesy Saturdays

And I have to chose…

Изгнанники

(Ричард У. Палмер-Джеймс)

Впервые появилась на альбоме «Заливное из язычков жаворонка» / «Larks’ Tongues in Aspic», 1973

Теперь… в этой далёкой земле…

Странно… что ладони моих рук

Становятся влажными от предчувствия.

Весна… и воздух становится мягким.

Огни города… и беглый взгляд ребенка

Из уличной пехоты.

Друзья… понимают ли они, что я имею в виду.

Дождь… и густеющая зелень

Вечернего пригорода.

Но, Господь, я должен идти.

Мой след тянется за мной слишком медленно,

Чтобы я принял вызов славы

Или признал себя пьяницей.

Однако теперь эта другая жизнь

Принесла новое понимание,

И от этих бесконечных дней

Придет большее снисхождение.

И, хотя я считаю часы,

Одиночество для меня — не мука…

Моим домом… было место рядом с песчанниковыми

Утесами… и военный оркестр

Выдувал атмосферу покоя.

Exiles

(Richard W. Palmer-James)

Now… in this fareway land

Strange… that the palms of my hands

Should be damp with expectancy

Spring… and the air’s turning mild

City lights… and the glimpse of a child

Of the alleyway infantry

Friends… do they know what I mean

Rain… and the gathering green

Of an afternoon out-of-town

But Lord I had to go

My trail was laid too slow behind me

To face the call of fame

Or make a drunkard’s name for me

Though now this other life

Has brought a different understanding

And from this endless days

Shall come a broader sympathy

And though I count the hours

To be alone’s no injury…

My home… was a place by the sand

Cliffs… and a military band

Blew an air of normality

Лёгкие деньги

(Ричард У. Палмер-Джеймс)

Впервые появилась на альбоме «Заливное из язычков жаворонка» / «Larks’ Tongues in Aspic», 1973 Включая альтернативную версию [в скобках] с концертных альбомов «США» и «Великий обманщик».

Твои поклонники на улице

Должны вопить и топать ногами

В жаре от твоего тела,

Когда ты проносишься мимо в туфлях-мокасинах.

И я думал, что мое сердце разорвется,

Когда ты удвоила ставку

С трясущимися пальцами.

Ты никогда не могла отличить победителя от предателя.

[Ладно, я спорил с судьей,]

[Но ублюдок не пожелал передумать,]

[Так как понял, что я несу вздор.]

[И он ни разу не говорил мне, что ты была

несовершеннолетней.]

Легкие деньги.

С такой фигурой и с таким лицом

Посещаешь каждые скачки,

Вокруг себя бросаешь взгляды,

Демонстрируешь цвет своих малиновых подвязок.

Мы бы забрали деньги домой,

Сели вокруг фамильного трона.

Мой старый пес грыз бы свою кость.

Две недели мы бы славили Всевышнего.

Легкие деньги.

Не имея ничего общего с ла-ди-да[32],

Храню свои деньги в старой банке из-под джема,

Вывожу тебя в свет на автомобиле,

Толстею на твоей счастливой звезде, просто делая

Легкие деньги.

Easy Money

(Richard W. Palmer-James)

Your admirers on the street

Gotta hook and stamp their feet

In the heat from your physique

As you twinkle by in moccasin sneakers

And I thought my heart would break

When you doubled up at the stake

With your fingers all a-shake

You could never tell a winner from a snake

[Well I argued with the judge]

[But the bastard wouldn’t budge]

[’Cause he caught me licking fudge]

[And he never told me once you were a minor]

Easy money

With your figure and your face

Strutting out at every race

Throw a glass around the place

Show the colour of your crimson suspenders

We would take the money home

Sit around the family throne

My old dog could chew his bone

For two weeks we could appease the Almighty

Easy money

Got no truck with the la-di-da

Keep my bread in an old fruit jar

Driving you out in a motor car

Getting fat on your lucky star just making

Easy money

Великий обманщик

(Ричард У. Палмер-Джеймс)

Впервые появилась на альбоме «Беззвездие и Тьма Египетская» / «Starless and Bible Black», 1974

Взращенный на здоровой пище тефтель[33] с выменянной невестой[34],

Любит растрепать свои волосы на «американских горках»[35].

Когда-то у него был друг с раздвоенным копытом.

Когда-то он щеголял в клетчатом костюме.

Великий Обманщик.

У дверей на полу в бумажном мешке[36]

Лежит чистильщик сапог со шлюхой из винной лавки.

Она воспитала его, и она звала его сыном,

И она обожествляла землю, по которой он ходил.

Великий Обманщик.

Сигареты, мороженое, статуэтки Девы Марии[37].

Сигареты, мороженое, статуэтки Девы Марии.

Сигареты, мороженое, кадиллаки, джинсы.

Ночью он — звезда[38] во Млечном Пути,

Он человек мира при свете дня.

Золотая улыбка и гнусное предложение,

И дыхание Бога, пахнущее сладким подстрекательством.

Великий Обманщик.

Пой гимны, занимайся любовью, принимай дозу, падай мертвым.

Он принесет свой аромат к твоей постели,

Он будет украшать твою жизнь, пока не подует холодный ветер.

Тогда он продаст твои грёзы киношникам.

Сигареты, мороженое, статуэтки Девы Марии.

Кадиллаки, джинсы, диксиленд, играющий на пароме.

Кадиллаки, джинсы, опрокинь стакан, полный древнего шерри.

The Great Deceiver

(Richard W. Palmer-James)

Health-food faggot with a bartered bride

Likes to comb his hair with a dipper ride

Once had a friend with a cloven foot

Once he called the tune in a chequered suit

Great Deceiver

Cigarettes, ice cream, figurines of the Virgin Mary

Cigarettes, ice cream, cadillacs, blue jeans

In the night he’s a star in the Milky Way

He’s a man of the world by the light of day

A golden smile and a proposition

And the breath of God smells of sweet sedition

Great Deceiver

Sing hymns make love get high fall dead

He’ll bring his perfume to your bed

He’ll charm your life ’till the cold winds blow

Then he’ll sell your dreams to a picture show

Cigarettes, ice cream, figurines of the Virgin Mary

Cadillacs, blue jeans, dixieland playing on the ferry

Cadillacs, blue jeans, drop a glass full of antique sherry

Элегия

(Ричард У. Палмер-Джеймс)

Впервые появилась на альбоме «Беззвездие и Тьма Египетская» / «Starless and Bible Black», 1974

По-моему, я пытался объяснить тебе, как

Я, бывало, завораживал толпу своей гитарой.

И бизнесмены хлопали в ладоши

И обрезали еще одну толстую сигару.

И издатели распространяли новости

И печатали мою музыку повсюду.

И все парни, игравшие блюз,

Изучали мои ходы со слайдом из бутылочного горлышка.

Но теперь кажется, что пузырь лопнул,

Хотя, ты знаешь, что было время,

Когда песни о любви рождались в моей голове

С поэзией в каждой строчке.

И силачи старались придержать двери

В то время, как вместе с друзьями я шел через те годы,

Когда люди топтались на грязных полах,

Пока я направлялся к рок-н-рольной сцене.

Я буду благодарен человеку на том конце провода,

И если у него есть свободное время,

Я еще раз объясню ему проблему

И уточню необходимую сумму займа.

Скажу, что десять процентов — это теперь смешно,

Может тридцать, или даже тридцать пять.

Скажу, что у моего отца удар.

И его хватил бы удар, будь он жив.

Мне нравится, как ты на меня смотришь:

Ты тоже смеешься где-то глубоко внутри.

Я воспользовался своим шансом, а ты — своим,

Ты стала командой моего корабля, мы пропустили прилив.

Мне нравится, как звучит музыка.

Есть несколько парней, которые могут играть ее правильно.

Мне нравится, как она вдыхает жизнь в мои ноги.

Только скажи, когда ты захочешь идти танцевать всю ночь…

In the door on the floor in a paper bag

There’s a shoe-shine boy with a gin-shop slag

She raised him up and she called him son

And she canonised the ground that he walked upon

Lament

(Richard W. Palmer-James)

Published by EG Music Inc. (BMI)

I guess I tried to show you how

I’d take the crowd with my guitar

And Business men would clap their hands

And clip another fat cigar

And publishers would spread the news

And print my music far and wide

And all the kids who played the blues

Would learn my licks with a bottle neck slide

But now it seems the bubble’s burst

Although you know there was a time

When love songs gathered in my head

With poetry in every line

And strongmen strove to hold the doors

While with my friends I passed the age

When people stomped on dirty floors

Before I trod the rock’n’roll stage

I’ll thank the man who’s on the ’phone

And if he has a time to spend

The problem I’ll explain once more

And indicate a sum to lend

That ten percent is now a joke

Maybe thirty, even thirty-five

I’ll say my daddy’s had a stroke

He’d have one now, if he only was alive

I like the way you look at me

You’re laughing too down there inside

I took my chance and you took yours

You crewed my ship, we missed the tide

I like the way the music goes

There’s a few good guys who can play it right

I like the way it moves my toes

Just say when you want to go and dance all night…

Ночной дозор[39]

(Ричард У. Палмер-Джеймс)

Впервые появилась на альбоме «Беззвездие и Тьма Египетская» / «Starless and Bible Black», 1974

ОТКРОВЕНИЯ МАЛИНОВОГО КОРОЛЯ

Читайте также

ОТКРОВЕНИЯ ШРИ РАМАКРИШНЫ

Глава 47. Восшествие на престол короля Иакова и королевы Анны. — Судьба Рэлея. — Труппа Шекспира получает звание актеров короля. — Шотландское влияние

King Crimson при дворе Малинового короля

«МОИ ОТКРОВЕНИЯ»

Благие откровения

ОТКРОВЕНИЯ

19. Откровения на татами

ОТКРОВЕНИЯ НА ПОЛИТБЮРО

ОТКРОВЕНИЯ БУША

Откровения

ТАЙНЫ МАЛИНОВОГО КОРОЛЯ