Признание Эльсы

Признание Эльсы

Книги об Эльсе и Пиппе познакомили людей во многих странах мира с бедственным положением диких животных и с тем, что нужно сделать для их спасения.

Вследствие этого я получила приглашение от ряда стран. Самыми незабываемыми из моих путешествий были поездки в СССР, Японию, Венгрию и Таиланд.

После того как я прибыла в Москву, меня доставили на самолете на Черное море, в Сочи, где мне предложили сделать прививку на Дереве Дружбы. Это цитрусовое дерево было посажено в 1936 году, а в 1940 году советский ученый Шмидт сделал на нем первую прививку другого вида цитрусовых. За его прививкой последовали многие другие. Их делали выдающиеся люди — представители ста двадцати шести различных национальностей. Сегодня на дереве зреют плоды итальянского лимона, американского грейпфрута, апельсина, грейпфрута, гигантские и крохотные кумкваты. Некоторые прививки были сделаны в память о знаменитых людях, таких, как Чарлз Дарвин, Луи Пастер, и к подножию дерева была доставлена земля с мест погребения Толстого, Чайковского, Пушкина и Махатмы Ганди. Я была счастлива сделать прививку на этом дереве доброй воли; она символизирует мою надежду на то, что работа, проделанная от имени Эльсы ради спасения диких животных, станет движением, сближающим народы во имя мира.

Недалеко от Сочи находится большой заповедник[47]. Одна из главных задач, которую поставил перед собой его директор, — разведение зубра. Там обитает пятьдесят пять видов млекопитающих, включая триста бурых медведей. Это один из ста двух резерватов, и мне он показался очень интересным.

Но самым увлекательным было время, проведенное в Аскании-Нова. Здесь поставлена задача скрещивания домашних животных с родственными им дикими видами и улучшения таким образом породы. Кроме того, в Аскании-Нова занимаются размножением диких животных, таких, например, как лошадь Пржевальского, которая находится под угрозой исчезновения.

На следующий день после приезда в Асканию-Нова несколько человек, в том числе и я, отправились с директором на поиски лошадей Пржевальского. В маленькую тележку был запряжен гибрид лошади Пржевальского по кличке Капрон, и он повез нас по степи мимо табунов зебр, гну, антилоп канн, лосей, муфлонов, домашнего скота ватутси, зубров, буйволов водяных и африканских, куланов, лам, конгони, антилоп импала и некоторых других антилоп. Я заметила также зеброидов, крошечных шотландских пони, карликового самца оленя из Индокитая и оленя вапити. Казалось, в этом месте разгрузили весь Ноев ковчег.

К концу дня мы встретили табун лошадей Пржевальского, который состоял из четырнадцати кобыл и одного жеребца по кличке Пегас. Эти лошади очень дикие и не терпят прикосновения к ним людей. Мы подошли к табуну пешком, разбрасывая початки кукурузы, чтобы привлечь кобыл, которые постепенно приблизились к нам. В настоящее время в мире существует немногим больше двухсот лошадей Пржевальского, пятнадцать из них обитают в Аскании-Нова. Другим источником гордости могут служить африканские антилопы канны, которые размножаются в Аскании-Нова с 1892 года и которые были здесь одомашнены и дают молоко с 1948 года. Мое пребывание в заповеднике придало мне новые силы, и мне стало грустно, когда пришло время уезжать отсюда. Последний день своего пребывания а СССР я провела в охотничьем хозяйстве в ста двадцати километрах к северу от Ленинграда. Здесь я узнала, как строго контролируется в СССР охота: чтобы застрелить какое-либо крупное млекопитающее, требуются лицензии, а число животных, которых дозволяется убить из одного ружья в течение охотничьего сезона, весьма незначительно и зависит от того, насколько часто встречается данное животное.

Через два года после моего путешествия в СССР меня пригласили в Японию, чтобы встретиться там с людьми, заинтересованными в создании организации Фонда Эльсы в их стране. В городе Нара, знаменитом своими храмами, я видела ручных оленей, бродящих по окрестным холмам, и посетила научно-исследовательскую станцию. В Мино, древнем городе Японии, мы беседовали о священных обезьянах, обитающих там, а затем отправились в горы, в Манки-Хевн — центр исследований японского макака (Масаса fuscate). Директор центра рассказал нам, что здесь более двадцати пяти лет исследуются три группы обезьян, насчитывающие в общей сложности около шестидесяти особей. Территория, занимаемая каждой группой, приблизительно равняется ста пятидесяти квадратным километрам. Средняя продолжительность жизни обезьян обычно составляет тридцать лет, но здесь она уменьшилась до двадцати четырех, возможно, из-за неподходящей пищи, предлагаемой им посетителями, несмотря на развешанные повсюду предупредительные плакаты.

Смотритель обратил мое внимание на один любопытный факт: когда человек смотрит прямо в глаза взрослой обезьяны, она впадает в панику и становится агрессивной, но детеныши могут смотреть в глаза смотрителю с выражением полного доверия.

Из Мино меня на самолете переправили на Хоккайдо — самый северный остров Японии — для посещения фермы Танчо, в Кусиро. Здесь занимаются изучением и разведением японских журавлей. Японский журавль — самый крупный из журавлей и к тому же самый красивый: у него белое туловище, черные крылья и хвост и красная шапочка на голове. К несчастью, великолепие этих величественных птиц стало их смертным приговором; число их снизилось в конце концов до 140[48]. Чтобы предотвратить окончательное уничтожение этих птиц, их теперь стали разводить на ферме Танчо и в зоопарках. Позднее одну пару японских журавлей я увидела в Токийском зоопарке; их птенец имел красновато-коричневый цвет и должен был начать белеть только в трехмесячном возрасте.

На следующий день меня привезли на территорию, которая может служить эквивалентом японского Национального парка и является национальной реликвией. К моему величайшему удивлению, на этой территории я увидела и поселения. Моей первой мыслью было, что такое соседство может привести к браконьерству, но меня уверили, что этого не происходит, так как на браконьеров налагают слишком большие штрафы, а поскольку земли не хватает, использовать часть территории исключительно в целях сохранения диких животных нет возможности, и люди здесь гармонично уживаются рядом с дикими животными. В Японии нет крупных хищных животных, кроме медведя, обитающего только в лесу, и поэтому сочетание интересов человека и диких животных возможно.

Перед отъездом из Японии я посетила «Королевство животных» Хата на Хоккайдо; Хата, зоолог и писатель, основал научно-исследовательскую станцию на площади в 390 квадратных километров, желая оказать помощь ученым, изучающим диких и домашних животных. Для ее создания он использовал доходы от написанных им — в общей сложности свыше тридцати — книг. Особенно известна книга Хата, в которой он излагает историю своей жизни на острове в течение двух лет вместе с бурым медведем, ставшим его другом. Мы просмотрели и часть фильма, снятого автором. В фильме показано, как он проводит период зимней спячки бок о бок с медведем. Поразительно, что медведь даже в полусонном состоянии никогда не терял веры и доверия к своему сотоварищу — человеку.

Из Японии я отправилась в Таиланд, куда меня пригласил Осот Косин — страстный естествоиспытатель. Когда он встретил меня вместе с директорами заповедников для диких животных и национальных парков, я с удивлением узнала, что фильм «Рожденная свободной» в этот момент демонстрируется в Бангкоке. Мистер Осот устроил мне чудесное турне, включая посещение его частного заповедника, где я видела оленей аксисов, мунтжаков, оленей замбаров и двух газелей Томсона, которых Осот купил во время своего последнего посещения Кении. На следующий день Бурн, женщина, преданная задаче сохранения диких животных и консультант при национальных парках взяла меня с собой в национальный парк Кхао-Ян. По пути мы заехали на рынок животных в Бангкоке. Это было неприятное зрелище, и я предложила отчислить в помощь диким животным средства из Фонда Эльсы — такую сумму, которая дала бы возможность либо нанять инспекторов, либо по крайней мере напечатать книги о жизни диких животных и об обращении с ними. Когда мы прибыли в Кхао-Ян, нас встретил доктор Бунсонг Лекагул — самый известный орнитолог и защитник диких животных в Таиланде, а также несколько научных работников. Мне предложили выпустить на свободу одного лапундера, или свинохвостого макака, и одного леопарда, находившихся в специальных ящиках. Дать свободу обезьяне было нетрудно; совсем другое дело леопард — он изрядно-таки меня цапнул, прежде чем броситься в ближайшую чащу. Когда стемнело, мы отправились в гостиницу парка, где Бури показала нам фильм об уничтожении лесов. Одну из проблем здесь создают лица, возделывающие опиумный мак. Зная о противозаконности своей деятельности, они расчищают большие площади в глубине страны в надежде на то, что там их никто не отыщет. В наши дни им, конечно, приходится учитывать возможность контроля с воздуха, но даже если их и обнаруживают, то с опозданием, когда ущерб лесу уже нанесен.

Мне было жаль, что настало время покидать эту страну и возвращаться самолетом в Найроби.

Влажный климат Японии выявил у меня скрытый артрит тазовой области, и болезнь начала быстро прогрессировать; теперь большую часть времени я стала испытывать мучительную боль. Кроме того, чтобы не нарушать традиционных японских обычаев во время еды, мне пришлось, когда я была там, садиться на пол и скрещивать ноги под низкими столиками, улыбаясь при этом вездесущим фотокамерам, несмотря на то что в эти моменты я страдала от сильной боли. К счастью, мне удалось стоически завершить поездку. Однако, возвратившись в Кению, я почти прямо из самолета отправилась в больницу, чтобы подвергнуться серьезной операции бедра.

Поправляясь, я наблюдала диких животных в Эльсамере и делала некоторые зарисовки, но незадолго до этого я сломала локоть правой руки, что ограничило возможность пользования ею. А потом повредила и правое колено…

Потребовалось два года для того, чтобы прийти в себя от всех этих несчастий, и терпение мое постепенно подходило к концу. И несмотря на то, что мое время было заполнено все возрастающим объемом работы для Фонда Эльсы, я жаждала вернуться к лагерной жизни и взяться за новое для меня дело — изучение леопардов.

Готовясь к предстоящей работе, я исследовала несколько национальных парков в поисках подходящего места для осуществления своего плана и сделала объявление по радио, гласившее, что я ищу детеныша леопарда, самку. Стремясь улучшить свое здоровье, я совершала длинные прогулки пешком по горам вокруг Эльсамера. Когда мне стало известно, что на одном из самых отдаленных холмов еще обитает редкий вид антилопы бонго, я организовала туда поход с моими друзьями Рос и Биллом О’Хиллиар.

Билл только недавно поправился после серьезной операции ноги и не мог долго идти пешком, поэтому он сопровождал нас лишь до того пункта, куда мы могли добраться на машине, — до источника у подножия горы; там он остался дожидаться нашего возвращения. Пробираясь по тропе, проложенной буйволами через частые заросли бамбука, Рос и я обнаружили свежий помет и следы бонго, но следов буйволов было значительно больше, их мы видели повсюду. По очень крутой тропе мы через час добрались до вершины холма, но даже и тут лес был настолько густым, что невозможно было точно определить, где мы находимся. Тогда мы повернули назад, направляясь, как нам казалось, к тропе, проложенной буйволами, по которой мы поднимались наверх, по вскоре убедились, что ошиблись. Разыскивая нужную тропу среди многих других очень похожих троп, мы заблудились, Было уже далеко за полдень, и надо было поторапливаться. Перепрыгивая через сгнившие стволы и камни, я упала и сломала себе правую лодыжку. Медленно передвигаясь на локтях, я вскоре почувствовала страшную усталость, и, что еще хуже, меня искусали муравьи, походной колонне которых я преградила путь. Я уже не реагировала на болезненные укусы муравьев, единственной моей мыслью было добраться до подножия горы, прежде чем наступит темнота, ибо свежие следы буйволов не вызывали сомнений по поводу судьбы, которая нас постигнет, если ночь застанет нас на крутом склоне. Чем ниже мы спускались, тем больше жгучей крапивы касалось наших ног. Оказавшись наконец внизу, мы выбрались к болоту, находившемуся, по нашим расчетам, неподалеку от того родника, где нас должен был ждать Билл.

Мне удалось сползти по крутой тропе, проторенной буйволами, но передвигаться по болоту, которое, судя по следам, служило местом водопоя буйволов, я не могла. Ожидая Рос, которая отправилась разыскивать Билла, я располагала временем для оценки ситуации. Температура на высоте 2000 метров резко понизилась, и, если бы нам пришлось провести ночь в этом месте, мы либо замерзли, либо были бы растоптаны буйволами. Я думала о том, что вряд ли смогу теперь перейти болотистые места, погружаясь в воду по колено.

Даже если бы Рос нашла Билла, а Билл нашел меня, потребовалось бы много часов для организации спасательной операции. Через некоторое время Билл и в самом деле появился — с термосом горячего чая и пуловером, но я пришла в ужас от его предложения перенести меня через болото, так как знала, что в его теперешнем состоянии любое усилие может быть для него роковым, но он не обратил внимания на мои протесты, и в конце концов мы добрались до машины.

Меня повезли прямо в больницу в Найроби, куда мы прибыли к полуночи. Чем я могла отблагодарить своих друзей за то, что они спасли мне жизнь? Находясь в больнице, я услышала трагическое известие о внезапной смерти Билла Коллинза от сердечного приступа. Семнадцать лет назад, когда я скромно предложила Коллинзу издать книгу «Рожденная свободной», мы стали добрыми друзьями и опубликовали совместно десять книг. Он не только давал мне бесценные советы, полезные неопытному автору, но и окалывал щедрую помощь при создании Фонда Эльсы, попечителем которого был он сам.

Размышляя о необыкновенных событиях, происшедших с того дня, как мы впервые встретились, я поняла, что Эльса обрела бессмертие, что же касается меня, то я провела жизнь либо в одиночестве в буше Кении, либо в джунглях больших городов, приводивших меня в смятение.

Я путешествовала по Африке, Азии, Северной Америке, Европе, Австрии, Новой Зеландии и Японии, разговаривала с людьми от имени находящихся под угрозой уничтожения диких животных. Я получила много высоких наград, и меня удивляло, как все это могло произойти. У меня было такое чувство, что я почти не изменилась с того лета в Зайфенмюле, когда мы еще детьми играли в охоту на львов. Мои идеи остались теми же. Я верю и теперь, как верила тогда, что жизнь — в каждом луче солнца, в песне птицы, в шуршании ветра, сияние солнца, которое садится, заливая страну золотом, по-прежнему означает для меня больше, чем любая свеча в соборе.

Возвратившись в Эльсамер, я попыталась подытожить результаты усилий, приложенных нами для спасении диких животных. Взяв для примера Кению, я пришла к выводу, что размеры браконьерства все еще велики, но что теперь уже существует пятьсот клубов по изучению диких животных, проводящих прекрасную работу среди молодых африканцев, которые несколькими годами раньше могли уничтожить дикое животное, попавшееся нм на глаза.

К числу многих планов, осуществлению которых помог Фонд Эльсы, относится основание охотничьих резерватов диких животных в Меру, Самбуру и Кора, постройка дома для инспектора в национальном парке Симба-Хилл и создание противопожарной полосы в национальном парке Цаво. Были сделаны взносы в Фонд ветеринарной службы Национального парка Найроби и в Фонд срочного обучения инспекторов по охране диких животных национального парка. Но помощь Эльсы не ограничивается Африкой — она охватывает и другие страны. Так, например, в Канаде были собраны взносы на рациональную охрану волков, карликовых американских лисиц, гагар, а также на охрану диких животных, обитающих в городах, были выделены средства и на то, чтобы помочь сократить промысел тюленей у берегов США, и была оказана помощь по учету птиц далеких Фолклендских островов.

Деятельность, направленная на то, чтобы помочь находящимся под угрозой уничтожения видам животных, будет для меня до конца жизни главной задачей. Сейчас огромным моим желанием стало изучение леопардов. Однако найти детеныша леопарда оказалось проблемой.

В это время в Кению приехала Хаксли, чтобы присутствовать на праздновании тринадцатой годовщины ЮНЕСКО, генеральным директором которой с 1946 по 1948 год был ее муж Джулиан. С того момента как супруги Хаксли посетили лагерь Эльсы в 1969 году, мы подружились и теперь, после окончания конференции, посетили вместе несколько национальных парков.

На озере Накуру на закате солнца мы стали свидетелями того, как розовое оперение фламинго постепенно превращается в красное, поразительно подчеркивая цвет холмов, окрашенных в индиго. Очарованные этим зрелищем, мы были так заняты фотографированием, что не успели заметить, как грунт под нами становился все мягче и колеса машины погрузились по самые ступицы.

Мы собрали хворост, сухую траву, тряпки, даже пожертвовали своими рубашками, но, несмотря на все наши усилия, машина погружалась все глубже и глубже. К счастью, с нами было двое мужчин, которые решили идти в ближайшее лесничество. Леди Хаксли и я остались в машине и стали включать и выключать фары, чтобы указать путь спасательной партии, на появление которой мы надеялись. Когда наконец наши друзья возвратились в сопровождении помощников, среди них оказался егерь из главного управления парка, и он сообщил мне волнующую новость. Как раз в это время, в октябре 1976 года, он присматривал за одномесячным детенышем леопарда.

Теперь детеныша поручали моим заботам. Появилась Пенни, и в моей жизни началась новая глава.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.