И это все – о нем Послесловие к посмертной выставке: отклики, отзывы, мнения
И это все – о нем
Послесловие к посмертной выставке: отклики, отзывы, мнения
Летом 1989 года во Дворце культуры, который в разные времена привычно называли сначала «Сталинским», затем «Свердловским», а в последнее время – муниципальным Дворцом культуры имени Солдатова, открылась посмертная выставка, посвященная жизни и творчеству Г. Р. Терпиловского, музыканта, композитора, дирижера, публициста, музыкального критика.
Прочитаем некоторые из отзывов, оставленных посетителями посмертной выставки в альбоме:
«Генрих Терпиловский был одним из могикан, на котором держался советский джаз. Благодаря таким людям он не исчез… Память о нем должна жить».
Д. Москвин, инженер-строитель
«Спасибо за память о великолепном мастере и замечательном Человеке! Генрих Романович – это целая эпоха».
Подпись неразборчива
«Память о выставке оставила в моей душе незаживающую рану… На витринах выставлялись и пластинки, и справки о реабилитации композитора, статьи в журналах. А самое главное – значок[4] с Дюком Эллингтоном!»
А. Шихов
«Спасибо за все, дорогие друзья. И за то, что вы сделали для популярности грампластинки нашей фирмы «Балкантон». От всего сердца!»
Несколько подписей болгарских гостей
«Память несет в себе и обязанность будущего перед прошлым. В данном случае мы – или, если не успеем, следующее поколение – должны влить в светлую память о невинно уничтоженных многих миллионах после октября 1917-го материальное содержание и судить Судом народов носителей мракобесия, «экспериментаторов» от крови и т. д. Призываю всех почтить светлую память Г. Р. благородными делами.»
Инженер-нефтяник, подпись неразборчива
«Большое спасибо за выставку! Всегда с большим уважением относился к этому Человеку и сейчас с интересом узнал о его жизни».
Подпись неразборчива
«Жизненная трагедия Г. Р. отражала воровство подручных Сталина от культуры, в частности на поприще джаза, по отношению к русскому народу. В результате сего нашим потомкам досталось в наследство нечто убогое и безвкусное, называемое сегодня современной культурой: а культура ли это? Светлая память об одном из пионеров советского джаза и эта выставка только укрепляют меня в вере, что Time of Jazz in USSR по-настоящему еще впереди, даже несмотря на перестройку, но об этом особый разговор. Спасибо устроителям этого островка джаза!»
Профессор А. Ермилов
Помнится, начиная с той выставки, я стал записывать воспоминания о Терпиловском. Встречался с ветеранами пермского джаза, с людьми, знавшими композитора. Постепенно из этих воспоминаний, как из фрагментов мозаики, складывался портрет колоритной, яркой личности.
Некоторые мемуаристы вступали в противоречие друг с другом, порой сами искренне удивлялись тому, что узнавали об ушедшем человеке. Порой открывалось такое, что в душе рождалось сомнение: «И это все о нем, об одном человеке?!»
Это все – о нем, о Генрихе Терпиловском…
***
Виктор Иванович Голдобин, аккордеонист, играл с Терпиловским в конце 1950-х годов.
– Если точно, я играл с ним с 1956 и до 60-го, когда меня призвали в армию. Для Генриха Романовича музыка составляла весь смысл жизни. Высокообразованный человек, знал несколько языков: английский, французский, ну и польский (начал изучать его под конец жизни). Терпиловский писал не только в наши издания, но и в английский журнал, на студию, на которой вел джазовые передачи. В Советском Союзе у него был авторитет большой, его знали все, кто приезжал сюда на гастроли, приходили к нему домой. В их квартире был своего рода клуб в то время. И скромный был человек, интеллигент в полном смысле слова. Не рекламировал свои переживания, ничего не рассказывал о тяжелых сторонах жизни. Не распространялся о лагерях, ну, и не клял никого. Притом, что отношения с нами, музыкантами, старался строить на откровенной, честной основе.
Виктор Иванович считает, что гонения на джазистов – или джазменов, кому как больше нравится, – начались раньше, с 1946. После «оттепели» опять взялись. При Хрущеве началось это самое «разгибание саксофона»: не преподавали в училищах тогда ни шестиструнную гитару, ни аккордеон, ни тот же саксофон. «Не наши» инструменты, считалось, не русские, космополитические. Программы пересматривали, перетряхивали, иностранные произведения не давали играть. На иностранном языке тоже никто уже не пел.
– А удалось этим гонителям своего добиться – отбить у вас всякое желание играть джаз? – интересуюсь я у Голдобина.
– Нет, нисколько! – ответил мой собеседник. – Я в армии, конечно, не занимался джазом. Но форму старался поддерживать…
Из воспоминаний тех, кто был знаком с Терпиловским, поначалу вырисовывался образ какого-то идеального человека. Наверное, была в нем какая-то черточка, которая не нравилась?
В. И. Голдобин, ветеран пермского джаза, честно признается:
– Не знаю такой. Я лично не нахожу в своей памяти ничего отрицательного.
Примерно в то же время, в конце 1980-х – начале 1990-х, я решил записать воспоминания своих коллег по редакции «Вечерки». Начал с журналистов, которые были старше меня, они лучше знали Терпиловского.
Владимир Иванович Аборкин, наш «Карл Маркс» (такой же мудрый, плюс пышная борода, шевелюра), не только работал с текстами «почетного рабкора», но и сам писал для композитора тексты. По списку Г. Терпиловского, в период с 1968 по 1972 год им написаны на стихи В. Аборкина четыре песни: «Песня о Камском бульваре», «Песня о Чарджоу», «Эх, Мотовилиха!», «Уральское небо». Не все они выдержали проверку временем, но «Уральское небо», к примеру, нередко включали в концертные программы, эту песню исполнял солист оперы В. Елин.
– Наше творческое содружество основывалось на взаимном интересе, – рассказывал мне Владимир Иванович. – Что скрывать, хотелось бы мне сейчас, задним числом, поговорить с Генрихом Романовичем. О многом, например о той же Польше (у меня мать полька)… О стихах… Он мне никогда не читал своих стихов, но я знал, что он сам их писал. Я сейчас-то понимаю, что мои тексты несовершенны. Надо делать поэзию, а не политику, но ведь и сегодня многие не понимают этого! Ну, отдали дань, как говорится. Терпиловский писал все – но не как грешник. Для него эти песни были и формой заработка, и способом существования, попробовать себя хотелось. Например, свой знаменитый «Марш милиции», или «Марш 02» он написал ночью. Позвонил ему генерал – он и загорелся, за ночь сочинил. Генрих Романович – человек из другой эпохи. Я к нему, кстати, обращался только на «вы»…
Борис Матвеевич Львов, редакционный пересмешник, невозмутимый юморист (вел клуб юмора в газете), при разговоре о Терпиловском становился до странности серьезен.
– Приходил он к нам часто, приносил рецензии, статьи. И каждый раз это была встреча с истинной, врожденной интеллигентностью. Несмотря на разницу в годах, он никому не говорил «ты». А так как называть нас, сопляков, по имени-отчеству было смешновато, обращался он к нам уменьшительно-ласкательно: Галочка, Боренька, Валенька – и обязательно на «вы». Довелось мне однажды встречать в одной компании с ним и его супругой какой-то праздник. И он, самый старший по возрасту, оказался самым скромным. Говорил меньше всех. Зато доброжелательно всех слушал и улыбался… Таким человеком Пермь должна гордиться.
Николай Владимирович Гашев работал в те годы заведующим отделом культуры в газете, часто встречался с Генрихом Романовичем, и не только по работе.
– Помню, однажды в столовой я рассказал ему про какие-то свои неприятности, в общем, пожаловался: плохо, мол, дела идут. А он мне своим тихим голосом: «Разве это плохо… Вот когда следователь на допросе переворачивает табуретку и приказывает тебе садиться на нее, и она входит в тебя, как кол, – вот когда плохо». Его же уже к «вышке» приговорили однажды, даже на казнь водили, инсценировку устроили…
Еще помню такую деталь про последний его арест, в Перми. В тот самый раз, когда Терпиловского обвинили, что он английский шпион, якобы передавал заводские секреты своим агентам, сидевшим в зале, через музыку. Так это на него соседи по дому «настучали», недовольны были, что он допоздна музицирует.
На страницах газеты, в которой я работал, публиковались и сообщения о Неделе музыки Г. Р. Терпиловского. Она проходила в цехах и подразделениях объединения «Моторостроитель». По заводскому радио звучали музыкальные произведения, написанные им в Ленинграде и у нас в Перми: «Джаз-лихорадка», «Блюз Моховой улицы», «Рыжая девчонка», симфония «Амок», «Кантата о Перми», музыка к балетным спектаклям «Чудесница», «Выстрел», «Лесная сказка». Исполнял их эстрадный оркестр Дома культуры железнодорожников под руководством В. Буйлина (запись на магнитную пленку была сделана в 1961 году). А почему Неделя проходила в «Моторостроителе», думаю, понятно: Генрих Романович руководил эстрадным оркестром Дворца культуры имени Я. М. Свердлова (вначале – имени И. В. Сталина). На заводе и сейчас есть, наверное, немало рабочих и инженерно-технических работников, которые бывали на концертах этого творческого коллектива. Познакомились мы и с участниками эстрадного оркестра, для которых, благодаря Г. Р. Терпиловскому, музыка стала вторым призванием, без которого они уже просто не мыслят своей жизни. Например, Ю. П. Гальянов играл в оркестре на ударных инструментах. В музейной экспозиции Дворца культуры появился стенд, посвященный Терпиловскому. Помню, среди экспонатов там был музыкальный журнал на английском языке, автор которого, в знак особого уважения к таланту композитора, называет его профессором!
Журналиста еще поразил тот факт, что на «сороковинах», вечере памяти замечательного человека, было всего несколько человек. Из музыкантов присутствовал только один поляк, игравший какое-то время с Терпиловским.
После того как ушла из жизни вдова композитора (1994), общественность Перми, и прежде всего журналисты, развернула активную деятельность по созданию музея джаза памяти Г. Терпиловского. Но где? Его квартиру вдова завещала своей московской подруге и помощнице. Областное управление культуры обещало поддержку, но при условии, что будет решена проблема с помещением.
Проклятый квартирный вопрос… Как вскоре выяснилось, московская наследница недвижимости Т. В. Буйлина, тот самый друг семьи Терпиловских, в прошлом артистка цирка, «просто подарить» квартиру не захотела. Продав ее, она увезла в столицу и большую часть архива Г. Р. Терпиловского.
Спустя несколько лет, когда я встретился с Т. В. Буйлиной в столице, бывшая наследница передала часть фотоархива композитора для публикации. Передавая фото, Тамара Васильевна приоткрыла одну из самых тяжелых тайн семьи Терпиловских, о чем они никогда никому не рассказывали.
Тамара Васильевна Буйлина, друг семьи Терпиловских:
– Я была подругой Нины Георгиевны. Расскажу, пожалуй, о самых тяжелых годах испытаний, выпавших на долю этой четы. Лагерный срок Генриха Романовича тогда еще не кончился, Ниночка всюду следовала за ним. В таких ужасных условиях у них и появился ребенок, первый и, увы, последний. Он умер младенцем от пневмонии. Причем так все случилось, что своей смертью малыш спас жизнь отцу. Дело в том, что Генриха Романовича прооперировали, кажется, от прободной язвы, и неудачная была операция, ножом делали, в общем, зарезали: он практически умирал. А Нина не могла отойти от малыша. Но когда ребенок умер, она бросилась к своему Генри. И тут ей говорят, что он тоже умер, что его уже увезли.
«Как увезли?!» – не поверила Нина. Она собрала последние свои силы, пошла в то ужасное место, куда складывали трупы, и, представьте, нашла там своего Генри, действительно уже раздетого, но – еще дышащего! Она накинула на него свое пальто и потащила в барак… Полутруп, выражаясь по-лагерному, доходяга – а ведь выходила его! Но детей у них уж больше не было, не судьба.
Многим был обделен Терпиловский – только не любовью, это точно.
Однажды, в минуту откровения, Буйлина пожаловалась на свои плохие дела в цирковом коллективе, на интриги коллег и несправедливость. А Генрих Романович «успокоил»: «Тамарочка, ну что вы, у нас, как в песне поется: «По заслугам каждый награжден». В этой стране награждают без заслуг…»
Горькая шутка, конечно.
Как говорил поэт, большое видится на расстоянии. Понадобилось почти десять лет, прошедших со времени кончины Генриха Романовича, и несколько джазовых фестивалей, чтобы в обществе созрела мысль о необходимости создания фонда имени Терпиловского. Масштабность личности сообразна росту этого человека – многие помнят его высоченную, согбенную фигуру, очень похож был на Дон Кихота, и не только внешне.
А мое собрание воспоминаний и фототека продолжали пополняться с каждым годом… Об одном жалею. Когда вышел фильм «Мы из джаза» – прекрасная картина с Игорем Скляром в роли молодого музыканта, сколотившего первую джаз-банду, – никто не узнал в его герое Генриха Терпиловского. А ведь в основе роли – именно его биография, его мемуары использованы, это его начало. Удалось бы обнародовать мое собрание раньше, своевременно – все бы узнали в обаятельном музыканте его, Генриха…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.