ДУША ЕВДОКИИ СЛЕПЧЕНКО

ДУША ЕВДОКИИ СЛЕПЧЕНКО

В чукотском селении Майна-Пыльгино, расположенном в тундре, на побережье Берингова моря, открыли в школе еще один класс — третий. Правда, в класс этот перевели только пять учеников, но и их ведь надо обучать. А одному учителю — Сергею Кудрявцеву, который вот уже два года живет в Майна-Пыльгино, не справиться с тремя большими классами. Он и так учит детей от зари до зари, в две смены. Вечерами же приходится рассказывать чукчам — охотникам или оленеводам о новостях на Большой земле, о Хабаровске, где он учился, о Москве, где он был один раз в течение трех часов. А ночью надо готовиться к занятиям, отрываясь от книги только на минуту или две, когда радист, неутомимый вихрастый чукотский радист Сенька Карташев вылавливает в эфире что-нибудь очень заманчивое — овации в концертном зале в Москве или звуки скрипки, которые вызывают у Кудрявцева одну и ту же фразу: «Царица музыки!»

Когда открыли третий класс, решили пригласить еще одного учителя. Хорошо бы, конечно, такого же молодого, всей душой отдающегося своему делу, как Кудрявцев. И обязательно такого, который умеет ладить с суровой природой Чукотского полуострова. Об этом написали в Анадырь и Хабаровск. И вскоре в Майна-Пыльгино была получена радиограмма, что учитель приедет к началу учебного года. Вернее, не учитель, а учительница, и зовут ее Евдокия Харлампиевна Слепченко.

Учительница эта тем временем только заканчивала педагогическое училище в Хабаровске. Она сдавала экзамен, прощалась с друзьями, с которыми вместе жила и училась три года.

— Куда ты едешь, Дуся? — спрашивали ее подруги.

— В Майна-Пыльгино, это где-то на Чукотке, — отвечала она.

И девушки бежали к карте, шарили по побережью Берингова моря, находили маленькую точку без названия. Может быть, это и есть Майна-Пыльгино?

Евдокия Слепченко, или Дуся, как ее все звали, покинула училище и уехала сначала в чудесное таежное село Стольное, что за Бикином. Если послушать Дусю Слепченко, то прекрасней нет места на земле. В этом селе она родилась и провела свое детство, и до сих пор там живет ее мать.

И вот она ходит по селу, высокая, тонкая и хрупкая, голубоглазая и смеющаяся Евдокия Харлампиевна. Она бегает к реке, купается, поет и резвится, как когда-то в дни детства. Ходит в тайгу, где знакомы ей и тропинки, по которым она ходила с отцом, и кустики, где отец ставил капканы на соболя. Отец ее — Харлампий Никифорович, или Никифорыч, как звали его в Стольном, вырос в тайге. Он был неугомонным охотником и метким стрелком. В тайге же на охоте он и погиб. Дуся вспоминает отца с болью и грустью. Она вспоминает, что когда-то она читала наизусть «Мцыри» и отец ее, суровый охотник, плакал при этом. Она советовалась с отцом, кем ей быть. Но тот сказал только, что надо выбрать одно дело и отдаться ему всей душой, без остатка.

Вернувшись в Стольное, Дуся Слепченко задумывалась над словами отца — хватит ли у нее той силы души, о которой он говорил? Что это такое — Майна-Пыльгино? Какие там люди и как они ее встретят? Эти мысли невольно возникали у Дуси и в тайге, и у реки, и в тихом домике, где она жила, и даже ночью во сне.

Дуся перебирала в памяти всех друзей — не совершила ли она ошибку, став учительницей. Вот Маринка уехала в Москву, говорят, будет агрономом. Коля стал летчиком. Что же выдающегося может сделать она, молодая двадцатилетняя учительница Евдокия Слепченко?

Солнечным сентябрьским днем 1939 года Дуся ехала на пароходе в Анадырь. Прошло десять дней, полных неизвестности, и она увидела берег и бревенчатую столицу Чукотки — Анадырь. Это уже была тундра, с ее редким приземистым кустарником.

В Анадыре она узнала, что ей предстоит еще долгий путь. Попадет ли она к началу учебного года? Там рассмеялись: осталось ведь восемь дней! Конечно, нет. Надо еще добраться до бухты Угольной. Это морем, а там — еще километров двести пешком, по тундре. Дуся задумалась. Да, это нелегкая дорога. Она все же должна торопиться. Как можно добраться в бухту Угольную? Только на пароходе. А когда он пойдет — неизвестно. Она провела беспокойную ночь, прислушиваясь к завыванию ветра и страшному вою ездовых собак, привязанных к плетню. На рассвете вынула из мешка маленькую ученическую карту, нашла там бухту Угольную, измерила пальцем путь. Бухта находится на том же берегу, что и Анадырь, стало быть, можно идти пешком вдоль берега. Но это вызвало смех. Путь лежит через сопки. Тогда можно ехать на катере или лететь на самолете. Конечно, можно, но самолет будет через две недели. Да и будет ли он? А что касается катера, — надо уговорить Андрея Селезнева, старшину и шкипера, рыбака и зверобоя. Дуся пошла к Андрею Селезневу.

Она думала встретить бородатого и сурового человека в брезентовой шляпе, образ, созданный ее воображением после прочитанных книг о северных рыбаках. Навстречу же ей вышел молодой парень, коренастый и низкорослый. Он выслушал Дусю Слепченко.

— Ночью будет шторм, — сказал он кратко и начал внимательно смотреть на Дусины туфли. На губах у него мелькнула улыбка. Это были легкие городские туфли-лодочки, явно не приспособленные к морскому походу. Дуся уловила усмешку и спокойно сказала:

— У меня есть и сапоги, вы не беспокойтесь. Я понимаю, что идти в море опасно, но я не могу здесь больше сидеть. Вы понимаете?

Андрей Селезнев понял и согласился. Он сказал, что на рассвете катер будет готов к выходу в море. Может быть, удастся пройти до бухты Угольной до начала шторма.

Но шторм застиг их на полпути. На катере находилась команда из пяти человек и Дуся Слепченко. Сперва на море появились «беляки». А к вечеру катер бился о волны, как прибой о скалистые камни. И брызги летели на палубу, в узкую каюту, где на жесткой скамье лежала Дуся. Ее укачало, и, уткнувшись лицом в мешок, она тихо стонала. Больше всего она боялась, что к ней спустится Андрей Селезнев и начнет упрекать ее. Подумав об этом, Дуся подняла голову и увидела Андрея Селезнева. Он стоял перед ней в брезентовом плаще, вода стекала с него. Лицо его было злое.

— Наверх, — вдруг сказал он повелительно, — наверх! Там легче будет, на свежем воздухе, — заключил уже тихо.

Он хотел ее поднять, но Дуся отстранила его, поползла по ступенькам на палубу, цепляясь за поручни. Волна окатила ее своими брызгами. Она постояла у рулевой рубки с полчаса и как будто ожила. И с той минуты Дуся не покидала палубу. Она стояла молча и спокойно, как стоит капитан во время бури. Два дня и две ночи шел катер вдоль берега, и бессменно сидела у якоря молодая девушка. Она спускалась вниз только за чаем для экипажа или за консервами. Она заботилась о каждом, но отказывалась от их заботы сама.

И за эти двое штормовых суток она поняла, что вступила в новую жизнь, полную неожиданностей и суровых испытаний. И полюбила эту жизнь.

В бухте Угольной она распрощалась с Андреем Селезневым, поблагодарила весь экипаж катера. В маленьком поселке, где жили геологи, искавшие уголь, Дуся встретила и двух чукчей из Майна-Пыльгино. Они пришли ей навстречу за 200 километров. И тут она вспомнила о самом главном — она же не знает чукотского языка. Ну, что же, придется изучить язык. Когда она сможет пойти? Дуся задумывается на мгновение и отвечает:

— Утром — я очень хочу спать!

Но ей не удалось уснуть, потому что в бухте Угольной был вечер, ее пригласили на танцы, там она неожиданно поднялась и прочитала «Мцыри». Только потом уснула до полудня.

Ее провожали всем поселком. В лыжном костюме и в сапогах, с рюкзаком за спиной она пошла в тундру.

Восемь дней шла Евдокия Слепченко в Майна-Пыльгино. Ночевала на влажном оленьем ягеле, в спальном мешке. За эти дни выучила много слов, во всяком случае самых необходимых. Всю дорогу она распевала, и чукчи прозвали ее певуньей. Проводники следили за ее покоем, и когда она ложилась спать, они сидели у изголовья и бодрствовали, хоть Дуся и противилась этому. И когда она пришла к своей школе, к месту своего будущего жилья, там собралось все население Майна-Пыльгино. Так велико стремление людей к знанию, так велико уважение к женщине, которая, сама того не замечая, совершает подвиг!

И вот начались трудовые будни молодой учительницы. Школа помещается в трех круглых деревянных ярангах. Дуся преподает в двух классах — во втором и третьем. Здесь дети уже знают русский язык. Но ей приходится объяснять и повторять каждое выражение трижды. С рассвета до поздней ночи учит других и учится сама. Она поняла, что самое главное у нее есть: она полюбила свое дело, детей, Чукотку, эту богатую землю, всей душой. И чукчи платят ей тем же: они полюбили ее как верную дочь русского народа, — веселую, жизнерадостную, смелую во время опасности и крепкую в дни испытаний, стройную и голубоглазую девушку с большой и сильной душой.