XXI. Бриллианты, собаки и… контрабанда

XXI. Бриллианты, собаки и… контрабанда

Кроме Австралии и Соединенных Штатов Америки я совершила три поездки по Южной Америке. И каждое из этих путешествий было рискованным предприятием. Основным средством передвижения были тогда поезда и пароходы. Самолеты в то время не отличались надежностью, и к их помощи прибегали довольно редко. Путешествие в Южную Америку (Бразилия, Уругвай, Аргентина, Чили) длилось целый месяц.

Зарубежные певцы получали в этих странах высокие гонорары, ибо весьма многочисленные ценители музыки, среди которых было немало итальянских эмигрантов нового и старого поколений, до фанатизма любили оперу.

После выступлений в Сан-Паоло, Буэнос-Айресе, Монтевидео, Сантьяго, где повсеместно можно услышать итальянскую речь и даже наши диалекты, я нередко бывала растрогана до слез. Мы несли сотням тысяч итальянцев голос их родины.

Среди итальянских певцов не было ни одного, кто не мечтал бы приобрести на заработанные деньги какие-нибудь драгоценности, в особенности бриллианты. Ведь стоимость их в Южной Америке была куда ниже, чем в Европе и на других континентах.

Купленное мною во время первого американского турне кольцо с двумя бриллиантами доставило мне много радости. Помнится, я внезапно просыпалась ночью, открывала футляр и при свете лампы любовалась сверкающими камнями. Потом мне захотелось большой, красивый бриллиант, такой же, как у Розы Раизы и Габриэллы Безанцони. Мое желание сбылось во время третьего турне по Южной Америке.

В самом начале гастролей в Буэнос-Айресе я отправилась к одному из самых знаменитых ювелиров на Calle Florida.[10] Со мной были Пертиле, Галеффи и Лаури-Вольпи, который купил чудесный голубой бриллиант для своей жены. Я же не могла оторвать глаз от огромного бриллианта, весившего целых восемьдесят гран. Цена его была сносной, но мне она казалась фантастической, так как я не имела таких денег. Я умирала от желания приобрести этот бриллиант, но не решалась купить его, ибо не могла тут же, немедленно заплатить всю сумму.

Однако Пертиле, Галеффи и Лаури-Вольпи настаивали. Уговаривал меня и сам ювелир, привыкший вести дела с итальянскими певцами. Он знал, сколько мне еще предстоит концертов и каковы мои гонорары.

Слава Тоти Даль Монте была тогда в самом зените, моя популярность росла от спектакля к спектаклю, так что мне не приходилось волноваться.

В конце концов меня уговорили, и я взяла бриллиант. После каждого выступления я пунктуально делала очередной взнос за него и в конце концов благодаря своим каденциям и «ми-бемолям» сумела уплатить весь долг.

Покупка этого бриллианта казалась мне чудом, прежде я и мечтать не смела, что стану обладательницей такой драгоценности.

Помню последнее выступление в битком набитом зале театра «Колон», где я пела в «Риголетто». Энтузиазм зрителей достиг такого накала, что со стороны можно было подумать, будто все они в лихорадочном жару. В последнем действии, в драматической сцене смерти Джильды, Галеффи склонился надо мной и, не прерывая дуэта, тихонько сказал:

— Пой же, Тоти, пой лучше, ведь завтра последний взнос — и бриллиант навсегда твой.

Да, в тот вечер я получила гонорар, позволивший мне окончательно рассчитаться с ювелиром.

Мои друзья решили отпраздновать это приятное событие, и мы распили несколько бутылок шампанского.

* * *

В связи с этим хочется рассказать, как я контрабандой провозила свои бриллианты. Я навсегда запомнила треволнения, которые мне довелось пережить при возвращении из последнего турне по Соединенным Штатам.

В Сан-Франциско я купила картины, вазы, китайские статуэтки и множество разных безделушек. До Гавра все шло как нельзя лучше. Неприятности начались уже недалеко от дома, на границе. Швейцарские таможенники всегда отличались тщательностью и строгостью досмотра, и я изрядно волновалась. После проверки паспортов я стала с трепетом ждать прихода таможенников. Наконец один из них явился и спросил, везу ли я с собой вещи, подлежащие пошлине. Еще бы! Я везла три полных чемодана всякого добра… Я еле слышно ответила: «Да так, кое-что» — и стала лихорадочно рыться в сумочке, ища ключи. Тут, на мое счастье, упал мой паспорт. Чиновник любезно поднял его, а когда он прочел мое имя, я была спасена. Он поудобнее устроился на диване и, забыв о досмотре, рассыпался в любезностях и похвалах, забрасывая меня вопросами и восторженно восклицая:

— Ах, у вас ангельский голос! Ах, Тосканини — великий дирижер! «Лючия ди Ламмермур», ах, какая это чудесная опера! Ах, как вы великолепно пели в «Риголетто»!

Он, наверно, долго еще восхищался бы моим пением, если бы я не подарила ему фотографию с надписью.

* * *

Не могу не вспомнить случаи с моими собачками. Я уже писала, что очень люблю эти милые существа, которые нередко развлекают нас в часы одиночества. Чтобы понять, как много значит для хозяина ласковая, грациозная и преданная собачка, нужно, наверно, как я, надолго отлучаться из дому и одной колесить по свету, оставив вдали родных и близких.

Но очень трудно возить с собой собаку, пусть даже небольшую (а мне всегда нравились маленькие собачки), особенно в англо-саксонских странах, где запрещен даже временный импорт собак, кошек, попугаев и других домашних животных и птиц.

После неугомонного Пирипиккио я бесконечно привязалась к Титине, изящному, живому и на редкость умному тойтерьеру. Титина походила на крохотную темно-коричневую лошадку с пятнышками на мордочке. Ласковая и нежная, она повсюду следовала за мной, и все любовались ею. Я приводила собачку даже в театр, а перед выходом на сцену запирала ее в артистической уборной.

Однажды ее непослушание и моя небрежность едва не сорвали представление «Риголетто» в «Ла Скала».

Выйдя из артистической уборной, я забыла закрыть дверь, и Титина, которой надоело лежать на своей подстилке, отправилась прогуляться по сцене. Исполняя с Галеффи дуэт, я внезапно заметила в глубине сцены Титину. К счастью, в четвертом действии сцена освещена довольно слабо, но я все же похолодела от страха при мысли, что Титина увидит меня, подойдет, виляя хвостом, и, как обычно, начнет ластиться ко мне.

Я услышала, как служанка и рабочие сцены тихонько звали мою Титину, наконец высунулась чья-то рука и схватила собачонку. Опасность миновала, но я ужасно боялась, что Тосканини со своего пульта все видел.

Мой прежний любимец Пирипиккио был маленьким чудом природы. Слушая мое пение, он научился подражать мне и сопровождал мои сольфеджио удивительно музыкальным повизгиванием.

Тосканини не верил рассказам об удивительном слухе Пирипиккио. Он скептически улыбался, но после моих настойчивых просьб согласился послушать и Пирипиккио. «Одной собакой меньше или больше, не все ли равно», — сказал он.

Опыт удался на славу, и Тосканини смеялся до слез, а потом шутливо говорил, что наконец-то нашел для Тоти замену.

Когда я отправилась во второе австралийское турне, то твердо решила взять с собой Титину. По соглашению с дирекцией ее включили в «состав труппы». Она считалась «необходимой» для постановки «Дон Паскуале»: мою собачку должны были торжественно пронести по сцене в корзине как подарок невесте.

Эта сценка очень понравилась австралийским зрителям. Титина получила свою порцию аплодисментов и, казалось, даже прониклась всей важностью своей роли.

Увы, жизнь в Австралии была для моей любимицы не слишком веселой. Едва мы прибыли в Мельбурн, на борт парохода явились два полисмена и увезли Титину прямо в театр, откуда было запрещено выводить ее на улицу. И так было во всех городах, где мы выступали.

После Титины у меня была Фрида, собачка английской породы, нежно-розового цвета. Она тоже была очень ласковой, но отличалась капризным нравом и доставляла мне массу хлопот.

Среди моих песиков был и один самоубийца. Звали его Робби. Йоркширской породы, с длинной темно-серебристой шерстью, он был очень предан мне, но в разгар любовных настроений вечно норовил удрать. В моем миланском доме на улице Куадронно он долгие часы проводил, лежа на подоконнике третьего этажа. Стоило ему, однако, завидеть на улице другую собаку, он тут же начинал лаять и рваться из комнаты.

Вскоре он воспылал страстью к маленькой белой болонке, которая часто прогуливалась под моими окнами. Маленькая болонка была, видно, большая кокетка. Робби буквально сгорал от любви.

Однажды, когда эта чаровница вышла из-за угла, Робби не утерпел и бросился вниз с подоконника, мгновенно разбившись насмерть.

Я долго не могла прийти в себя и твердо решила больше не заводить собак.

Но в Японии мне подарили Мичико, удивительно смышленого и немного загадочного, как сама восточная природа, песика. Вернувшись домой, я решила оставить его у себя на вилле в Барбизанелло, где уже обитала Фрида.

Завидев «иностранца», Фрида вначале очень разозлилась и стала гневно лаять. Но потом женский инстинкт одержал победу, и она подружилась с Мичико, покорившим ее сердце своей экзотической красотой. Видно, у собак от дружбы до любви тоже один шаг, и в один прекрасный день я обнаружила, что галантный японец соблазнил мою Фриду. От их необычного брака родилось трое грациозных щенят. Мы назвали их: Аксум, Адуа, Маккале; это было начало рождения целой династии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.