Сага о воде Михаил Розенгурт
Сага о воде
Михаил Розенгурт
Вода благоволила литься…
Л.Мартынов
Хотя, почему — только о воде? Да, в Калифорнии случилось пять засушливых лет. Пять лет подряд… Значит, прежде всего — о ней.
С минувшего декабря трижды уже обрушивались на Калифорнию ливни, переполнив собою пустые русла забытых речушек: их берега вдруг опустились и стали вровень с несущимися меж них потоками мутной воды. А в ней — оползшая с окрестных каньонов глина, обломки деревьев, смытые со стоянок трейлеры. И, порой, — тела людей, не успевших уберечь себя от нежданной беды.
Но… дожди пролились не там, где были желанны прежде всего. А могли бы — выпав снегом на горные склоны Восточной Сьерры, задержаться там, чтобы весною, стекая в долины, пополнить оскудевший водный рацион штата, называемого больше по привычке «золотым». Пока же резервуары, что хранят запасы воды, наполовину пусты. И почти одновременно со сводками о ходе спасательных работ из районов Лос-Анджелесского графства и курортной Вентуры, объявленных губернатором зоной стихийного бедствия, радио передало давно заготовленное постановление местных властей: подача воды для полива в треть северокалифорнийских агрохозяйств полностью прекращается.
Это — после таких-то ливней?..
Вот и сегодня… Второй этаж — он же последний, и мне хорошо слышно, как по крыше рассыпается внезапными порывами дробь некрупных пока капель. Дождь приходит по несколъку раз в день, и тогда перспектива окрестных улиц, открывающаяся из окон комнаты, где я работаю, делается зыбкой, неясной. Пока он несильный. Ливень обещают ближе к ночи.
А воды по-прежнему не хватает. Ее хватает только на такую вроде бы роскошь, как мытье цементных тротуаров и двориков — предмет гордости калифорнийских домовладельцев. Вот мы уже меняем сложившиеся десятилетиями привычки: например, получасовой утренний душ… теперь укладываемся минут в десять, так ведь? Или — многократный в течение суток полив клумб и газонов. Еще бы: едва наступил новый год, главный поставщик этой дефицитной жидкости — Департамент воды и электричества Лос-Анджелеса потребовал увеличения расценок на нее больше чем на десятую часть нынешней стоимости.
Вообще-то, живя в Штатах, мы научились полагаться на действенность законов экономики. Например, такого: цены на продукт могут подниматься вместе с ростом спроса на него. Оказывается — не всегда. Возьмем Лос-Анджелес. Потребление воды здесь упало, причем существенно — на треть. В результате, в казну «водяного», простите, департамента, поступило меньше денег.
Содержать многолюдную команду чиновников, ведающих распределением воды, стало не на что. Ну, и?.. Меньше работы — скромнее штат. Не в нашем случае: на три процента вода все же подорожала. Чаю мы, конечно, от этого меньше пить не станем и насовсем с утренним душем не распрощаемся, но все же…
Отвлечемся ненадолго. Вот пришло из России сообщение: газеты, из-за условий свободного рынка поставленные на грань банкротства, получат от государства субсидии. Что значит — от государства? Это значит — из карманов его граждан, платящих налоги. Наверное, было бы правильнее сказать российским газетчикам: ребята, лафа кончилась, затягивайте пояса — достойные выживут. Однако трудно, даже невозможно оказалось расстаться с привычной кормушкой — и вот ростки социализма снова пробиваются сквозь грунт на едва только прокладываемой тропке, которая еще могла бы вывести страну из тупика. Могла бы…
Но это — там. И при всем нашем новом опыте, все же не нам их учить отсюда. А вот как оценить шаги наших с вами муниципальных властей, ведущих лос-анджелесский регион проторенным путем социализма?
О, если бы только лос-анджелесский. Но — это не только же о воде…
Миша, Миша. Беспокойный Миша Розенгурт — не надо (хотя все же ты, наверное, вправе) сердиться на меня! Ну да, отобрал я у тебя тогда полный воскресный день. А ты мог бы провести его не в тесной квартирке, заваленной к тому же картонными ящиками и чемоданами — ты готовился на следующей неделе оставить ее, вселяясь в свой, первый для тебя в Америке, именно свой дом. Тогда — минувшей весной, почти год назад. А я заставил тебя открыть эти коробки, поднять и перелопатить груды бумаг, составивших твой многопудовый архив. И я заставил тебя в этот день как бы заново пережить эпопею твоей борьбы с вечным и непоборимым Голиафом государственной бюрократии.
Ну, ладно, ты и до приезда в Америку знал его силу…
Но чего никак не ожидал ты, так это встретиться с ним опять — уже здесь.
Отступление первое
Тоща, в 1976-м, эмиграция означала конец. Конец не только нормальным невзгодам советского, пусть даже относительно благополучного, человека. Это был конец неторопливым вечерним прогулкам по улице, на которой ты вырос. Конец малым и большим житейским радостям, приходящим с удачно купленной шмоткой, с хорошей и в правильный месяц санаторной путевкой… И это был конец привычным вечерам в компании приятелей, сложившейся за многие, многие годы.
Впрочем, столько об этом написано!.. А для Миши? Отъезд Розенгурта из России, как он тогда знал, отделил навсегда и окончательно непереступаемой чертой последующую часть его жизни от оставленной. И вот 20 лет службы — вспоминаемых теперь калейдоскопом, яркие стекляшки которого сложились из многонедельных морских экспедиций, научных симпозиумов и ведомственных конференций, завершавшихся дружными попойками в гостиничных номерах…
Институт гидробиологии Украинской Академии наук. Потом он стал Одесским отделением Института биологии южных морей. Южных — это не только советских: Средиземное море огромной частью своей акватории омывает берега Алжира, Туниса, Марокко, Израиля, Ливана, Турции. Многие тысячелетия впадал в него Нил без особых последствий. Впадал себе и впадал… А потом советские друзья построили на нем в районе города Асуана плотину. Асуанскую плотину. И — рыбный промысел здесь оказался загублен. Одной этой проблемы для занятости института было достаточно — только Розенгурту ее хватило на 7 книг и, кажется, еще 80 научных статей.
Но и «своих», отечественных, тем хватало. Медленно умирают, превращаются в пустыни днестровские, днепровские, донские, кубанские и волжские плавни, общая площадь которых превышает Бельгию и Голландию вместе взятые. От Аральского моря осталось лишь географическое понятие, а некогда великие реки Аму-Дарья и Сыр-Дарья превратились в зловонные, опасные для жизни хилые ручейки. Знаменитые, воспетые Утесовым Одесские лиманы осолонились, перестали жить…
Некоторые сведения из малознакомой читателю области
— Преступно влияние человека на экосистему — и реку, и лиман, и само море. 20 лет назад я подсчитал интенсивность загрязнения поступающей в море воды при расширении посевов риса. Боже, сколько раз я выступал! Две из моих тогдашних книг — целиком об этом. Поясню: дельта реки, ее самая нижняя часть — это как бы ее сердце. Именно сюда приходит на нерест рыба. Лиман же — промежуточное звено между рекой и морем. Но река — это не только акватория, ее система включает в себя и прилегающие зоны.
Вот у Волги водный бассейн составляет 2 миллиона квадратных километров, у Миссисипи — 3 миллиона. И когда в реку стекают с территории ее бассейна почвенные воды, содержащие химические удобрения, — отравляется вся система: река — дельта — море. Тогда в Советском Союзе под угрозой оказались жизни 110 миллионов человек, населявших его южные районы. И нашей группе удалось в чем-то убедить дремучее руководство державы: появились специальные ассигнования на исследования этой проблемы. Я докладывал наши результаты в Госкомитете по науке — его тогда возглавлял академик Кириллин, первый зам. Косыгина.
Был, помню, там и Горбачев — как секретарь Ставропольского крайкома. Вопрос стоял так — следовать ли представленному правительством проекту перекрытия дамбой Керченского пролива, чтобы забрать воду, забрать как можно больше воды — из Дона и Кубани? А, может, вместо этого модернизировать устаревшую ирригационную сеть, поменять сельскохозяйственные культуры на менее водоемкие и потребляющие меньше химических удобрений, построить специальные очистные сооружения? — что я от имени Академии наук и предлагал. И правительственный проект отложили. Об этом тогда писала вся пресса — «Известия», «Комсомолка», «Юность»…
На кого прешь, Миша!..
— Слушай, — помню, в этом месте я попытался прервать его шуткой, — ты, наверное, мог бы стать там лидером партии «зеленых», будь такая в Союзе?
— Ну, лидером не лидером, но потрепал я им нервы немало. А они — мне: ведь я как бы противостоял правительственным органам, предложившим проект. И если бы не поддержка Академии наук — быть бы мне как саботажнику в местах не столь отдаленных. Меня и в КГБ не раз вызывали, и в правительственные инстанции. Помню, в Киеве на коллегии Министерства водного хозяйства, где я делал доклад, тогдашний министр Гаркуша прямо обвинил меня в антисоветской деятельности…
Но чего-то добиться удавалось — вот сняли же после моей статьи начальника Одесского пароходства: он, готовясь расширять порт, самовольно прорыл канал в Днестровский лиман, пошла соленая вода — чем была почти угроблена Одесская водозаборная система, питавшая водой 3 миллиона человек. Сняли его — хоть был он близким другом самого Микояна! А хотели снять меня и моего начальника, профессора Мелешкина, давшего разрешение на эту публикацию.
Ведь что произошло: заглубление канала на 1 метр увеличивало засоленность реки на 10 километров вверх по течению. Если бы порт достроили, устье реки еще больше пострадало бы, соленая вода, хлынув вверх, в Днестр, окончательно загубила бы знаменитые со времен Петра плавни.
Конечно же, такие победы даром не проходят. И в какой-то момент с меня потребовали «режимные» подписки — с заграницей не переписываться, чем для меня закрывался важнейший источник информации. Было много еще чего. А издевательская «виза номер три» — разрешение ходить в загранку, но без права спускаться на берег вместе с другими членами экспедиции — вернула меня к давней мысли.
Эмигрировать! В 72-м начальник как-то сумел меня отговорить. Да еще при выезде 20 тысяч выкупа — за диплом… Где их было взять? Сейчас я уволился, почти не раздумывая. А подав документы в ОВИР, получил почти сразу отказ, после чего проболтался в стране еще 19 месяцев. Понемногу внештатно сотрудничал с институтом, помогал его директору Мелешкину, председателю Южного центра Академии наук, с которым у меня сохранялись превосходные отношения.
Он, в общем-то, и помог мне уехать, заявив — да что, мол, его держать, никому этот тип здесь не нужен, только шум от него и неприятности! Между прочим, его заслуга и в том, что в 75-м, надеясь меня задержать, он включил меня в состав группы по приему американской делегации: помощника Киссинджера, помощника министра военно-морского флота и ученых — всего 15 человек из высшего эшелона военных моряков и специалистов, связанных с рыболовным промыслом. Да еще столько же всяких секретарей. Мы тогда обменивались результатами научных разработок, что мне впоследствии очень и очень пригодилось.
* * *
— Знаешь, что для меня оказалось в Америке самой большой неожиданностью? Подобная, да нет, еще более чудовищная ситуация. Чудовищная именно потому, что она вполне сходна с советской. А ведь в Штатах развитой промышленный комплекс уже приблизил страну к черте, за которой начинается экологический ад.
Конечно, я еще до конца отъезда располагал определенной информацией — ведь у нас была хорошо развита служба по изучению иностранного опыта, и были в ней очень толковые люди. И я пришел к интересным выводам. Например: если из реки забирается больше 30 процентов ее водного запаса, живая природа в ней уничтожается. Ученые назвали это «индекс Розенгурта».
— Не означает ли, что твой индекс есть проявление общей закономерности, скажем так — «предела прочности» природы в целом?
— Именно так я его и оцениваю. Человека это касается в первую очередь: если, скажем, температура нашего тела понижается на 30 процентов — неотвратима клиническая смерть. Если из комнаты, в которой мы находимся, откачать 30 процентов кислорода — человек задохнется. И то же — с растительностью: если, например, в лесу вырубить 30 процентов наиболее ценных, здоровых деревьев, лес погибнет…
Кто здесь против?..
— В Америке я работу по специальности нашел не сразу. Далеко не сразу — хотя помочь мне пытались, даже из Вашингтона. Только в 79-м удалось устроиться в Лос-Анджелесе океанологом. Здесь — 12 заводов по очистке сточных вод, после обработки сбрасываемых в океан. Такая вода непригодна для питья, но окружающей среде она уже не вредит, поскольку не содержит вредных для нее примесей. Сбрасывают ее на 60-метровую глубину, вдали от берега.
Нельзя сказать, что она вообще не воздействует на природу — и следить за тем, как она расходится по акватории океана, необходимо. Этим наша служба и была занята: мы — химики, биологи — выходили на судне в океан на несколько дней. Забирали там пробы воды, производили замеры, анализы. Потом принималось решение — например, добавить хлорку в отбросы, чтобы уничтожить какой-то вид бактерий…
По-настоящему же моя американская эпопея началась в 80-м — тогда меня неожиданно пригласили в Техас, в Сан-Антонио, где проводился первый Всеамериканский симпозиум о влиянии речных вод на сопредельные части моря. Я должен был сделать на нем доклад по своему советскому опыту — как его следует учесть здесь: может ли схожая ситуация сложиться в Соединенных Штатах. Оказалось — может, да еще как! И мои выводы легли в основу рекомендаций, сделанных участниками симпозиума американскому правительству.
Отступление третье, дополняющее рассказ Розенгурта
Мой домашний почтовый ящик невелик. Какая сюда приходит корреспонденция — счета да редкие письма из Москвы. Поэтому, когда я наощупь вытаскиваю из него плотные тяжелые конверты, я почти наверняка знаю — от Розенгурта. Большей частью так и оказывается. На конвертах чернильный штамп с обратным адресом, а внутри — страницы ксерокопий его новых выступлений в прессе, ответы Больших Начальников Серьезных Учреждений, дающих самую высокую оценку Мишиным исследованиям, и их заверения в полном сочувствии к его призывам — СПАСТИ СРЕДУ НАШЕГО ОБИТАНИЯ! Спасти, пока не поздно. Пока ситуация не повторила уже случившееся на значительной части территории бывшего СССР.
Не дай Бог, если придется писать — бывшей территории…
Вот один из таких документов, прошлогодний: президент Американской Академии наук благодарит Розенгурта за его усилия и заверяет — такого здесь произойти не может… Потому хотя бы, что там были политические причины, приведшие к разрушению природы, а у нас, в Штатах, они отсутствуют. И Академия наук постоянно напоминает правительству… ну, и так далее. Так что, еще раз большое вам спасибо, но, пожалуйста, спокойнее, господин Розенгурт — бить в колокола повода пока нет.
Выходит, реки бывают социалистические и капиталистические — а с последними случиться ничего не может…
Но вот еще один документ, более ранний: ноябрь 87-го года, стенограмма слушаний Комитета по морской торговле и рыболовству Конгресса США. Вернее, ее часть с текстом доклада Университета Сан-Франциско, свидетельствующим о катастрофическом состоянии водных ресурсов Калифорнии. В 1987-м! И вот другой документ, датированный уже 90-м годом — статья в «Лос-Анджелес Таймс» о состоянии природы в Калифорнии.
Читатель, внимание: приводимые цифры взяты автором публикации из официальных документов. «…98 процентов лесов, прилегавших к рекам и водоемам штата, больше не существует. 99 процентов травяного покрова, когда-то покрывавшего его прибрежные угодья, уничтожено. 95 процентов лугов вместе с растительностью и животным царством в тех же регионах перестали быть…»
…Но если бы человеку оставалось всего 2 процента площади от обычной, на которой он привык жить — он оказался бы в стенном шкафу! — восклицает автор этой публикации. А природа? Другие штаты, замечает он, не в лучшем положении: Колорадо… Аризона… Юта… Уровень рек резко упал, загрязнены они чудовищно — гибнет рыба, моллюски, словом, все живое.
Господин президент Академии, дорогой господин президент — рано еще бить в колокола? Или пора?
* * *
— И случилось так, — продолжал рассказывать Миша, — что тезисы моего доклада в Сан-Антонио оказались как нож в спину ряду весьма и весьма влиятельных лиц. Знаешь, сколько здесь заинтересованных в максимальном использовании ресурсов пресной воды — у нас, в Калифорнии, в Техасе, в других южных зонах Штатов? Их политика в точности копирует ту, что уже реализована в Советском Союзе — и ведет она к тем же катастрофическим для природы последствиям. А их знание происшедшего там равнялось нулю — может, только это и есть им оправдание.
Кто они? Представители крупного сельскохозяйственного капитала. Нефтяные гиганты «Шелл», «Шеврон» и «Юнион-76», владеющие землями в сельскохозяйственных и промышленных районах. И — штатные власти, находящиеся под влиянием и тех, и других.
Я же ничего этого не знал. Например, не знал, насколько существенно в реакции властей на мое предупреждение то обстоятельство, что сельское хозяйство обеспечивает 18 миллиардов годового дохода Калифорнии, производящей примерно 25 процентов всех продуктов в США. А риса — все 95 процентов!
— Риса? — удивился я. — Но кому он здесь нужен?
— Никому, его импорт стоит копейки. К тому же он полностью субсидируется государством.
— Да… — протянул я. — Представь себе, совпадение. Сейчас, пока ехал к тебе, услышал по радио: если все горожане Лос-Анджелеса полностью прекратят потреблять воду — полностью! — ее экономия в балансе штата составит… аж 2 процента.
— Совершенно верно: потому что 85 процентов всей воды потребляет сельское хозяйство. Город же, включая промышленность, — всего 10 процентов.
— А еще 5?..
— Испаряется. Что нормально и вполне соответствует законам природы. Так вот, — продолжил он, — сельское хозяйство приносит огромные прибыли: труд там почти ничего не стоит, сезонные рабочие, в основном мексиканцы, получают гроши. При этом сельское хозяйство потребляет колоссальное количество химических удобрений. И государственных субсидий. А орошение сельским промышленникам обходится в сущую ерунду — миллионные доли цента за литр. Поэтому они и расходуют воду варварски — не как в других странах.
Вот в Израиле, например, действует так называемая система трип-орошения: вода подается прямо под корни растений. У нас же распыляется фонтанчиками. И до 60 процентов ее испаряется. А в это же время химикалии отравляют грунтовую воду. Забраны под строительство или просто засохли около 95 % плавней в Северной и Южной Калифорнии, гибнут охотничьи угодья и зоны отдыха.
Так что ситуация в Америке уже вплотную приблизилась к сложившейся в Средней Азии, на Южной Украине, в нижней части Дона, на Кубани. Именно это я и предсказывал в 80-м году. Но ведь тогда многое еще можно было сделать! И я вовсе не призывал остановить развитие цивилизации: просто нужно было сбалансировать количество расходуемой воды и восстанавливаемой — за счет сбора осадков, например. Причем, удалось бы сохранить загубленную ныне рыбу, наиболее ценные ее породы — в реках Сан-Франциско и в других.
Отступление четвертое, должное привести гурманов в отчаяние
— Рыба — существо крайне чувствительное к любым переменам внешней среды, — говорил Миша, забрасывая обратно в картонные ящики пачки бумаг уже не в том порядке, как они были раньше упакованы, — системно и бережно, — а просто, чтобы убрать с проходов. — Ее код программирован многими тысячелетиями развития, и он предполагает определенные природные условия для нереста: температура и объем воды, степень ее чистоты, скорость потока. Если все соответствует — рыба нерестится. Выращенная же искусственно, из мальков, в природных условиях она гибнет.
Поэтому построенные, например, на Волге и Дону плотины и дамбы, изменив привычные для рыбы условия, привели к вырождению и гибели всех ее речных пород. А у нас, между прочим, возник еще один фактор — потребление рыбы в Штатах в последние годы увеличилось на 60 процентов. Народ полюбил рыбу — а ее нет! На нашем, Западном побережье, она погибла на 99 процентов! В Норвегии — на 40–50 процентов.
Статью-предупреждение на эту тему, написанную мною совместно с американским коллегой в том же 80-м, передавали по множеству радиостанций. И что? Не только не прислушались — пытались заставить меня замолчать. Как когда-то в СССР, где меня таскали по правительственным и партийным кабинетам после доклада о катастрофических последствиях нашей помощи Египту в Асуане…
Между прочим, изданный в 64-м году в Америке и признанный лучшим справочник по мировой гидрологии на 70 процентов базировался на данных российских ученых. Но все же… американцы привыкли думать, что там, в России, по улицам бродят медведи, а мы сидим на деревьях и лопаем бананы. А тут — приехал Майкл из города Одессы и начинает учить, как следует здесь жить. Однако и замолчать полностью мои выступления было непросто — возник серьезный резонанс, заинтересовалась общественность.
И тогда мне, как бы в порядке отступного, поручили сделать обзор работ советских ученых в этой области — предполагая, что времени для выступления в прессе и с докладами на конференции у меня не останется. Я засел за него — и обработал результаты свыше тысячи исследований. Доклад мой был переведен на английский и издан… в количестве 100 экземпляров.
А из всех трудов использовали только выводы, направленные, главным образом, против развития промышленных предприятий в определенных зонах и против засевов там определенных сельскохозяйственных культур. В 84-м я трижды выступал на штатной ассамблее Калифорнии. Трижды! А в 85-м — в Вашингтоне, в Министерстве коммерции. Эх, да что там… — махнул рукой Миша и задумался.
Диагнозы и рецепты доктора розенгурта
— Наступил 87-й, — продолжил он после недолгого молчания. — Нельзя сказать, что за эти годы ничего не происходило — какие-то волны я все же поднял. И возникло поручение — провести специальное исследование по заданию Госдепартамента. Трижды пришлось в этой связи приезжать в столицу, в том числе — на заседание комиссии Конгресса об охране окружающей среды, где я сделал часовой доклад по проблемам экологии — американским и советским. Там были гости из разных учреждений, включая тех, что ходят «в штатском». Возник колоссальный резонанс.
И вскоре армейские власти совместно с ЦРУ устроили симпозиум в Джорджтаунском университете под девизом «Советский Союз в 2010 году», куда пригласили и меня. Организаторы симпозиума тщательно избегали каких-либо политических аспектов — главным было состояние природных ресурсов страны. Для меня тема была не новая — еще в 72-74-м годах рассчитал состояние южных рек СССР на годы вперед. У нас здесь положение приблизилось к такому же — катастрофическому. Пока только приблизилось, и пока еще не поздно что-то сделать.
Правда, потратить для этого нужно примерно 100 миллиардов долларов: на частичное восстановление водных и земельных ресурсов штата, строительство очистных заводов, замену одних сельскохозяйственных культур другими… Какие-то поздние попытки такого рода делались и в СССР: если не ошибаюсь, в 88-м году, например, Горбачев издал постановление, частично изымающее из плана посевов хлопок и уменьшающее процентов на 25 ирригацию в Средней Азии. Но Аральского моря больше нет — восстановить его нельзя никакими силами. Оно погибло необратимо — потому что нет воды. Впрочем, кое-что поздно уже и у нас.
А что не поздно… Представь себе, сократят посевы хлопка процентов на 60, что потребно для частичного хотя бы восстановления водного баланса штата. Но там, в этих районах Калифорнии — уже свыше миллиона безработных. Куда девать новых? А вода отравлена, в окрестностях реки Сан-Хуакин, впадающей в Сан-Францисский залив, нередки кишечные заболевания. Птицы рождаются с чудовищными дефектами — ты знаешь это? Да и где взять эти 100 миллиардов? Вот ведь до чего довела людская жадность!..
Когда-то федеральные власти форсировали на нашем побережье развитие промышленности, строительство поселений — стесняя мексиканцев, населявших эти края. С начала века построили 155 плотин в Северной и Южной Калифорнии, из них 20 главных — в бассейнах рек Сакраменто и Сан-Хуакин. Владеют ими федеральное (проект Центральной долины) и штатное (Водный проект штата) правительства. Главные плотины аккумулируют свыше 70 % речной воды Северной Калифорнии.
Сегодня в Калифорнии живет 30 миллионов человек. Лет через 10–15 нас будет 40 миллионов. Но для такого количества людей воды в штате просто нет! Две речки штата сливаются в более крупную — Сакраменто: примерно 30 кубических километров воды в год. В хороший год. Сейчас — всего 6. А продлись нынешняя засуха — будет и того меньше…
Что делать — строить опреснительные заводы вдоль побережья? При сегодняшнем уровне техники и в потребных масштабах такой проект стоил бы безумных денег. Перебрасывать воду из Канады? Там река Колумбия на 90 процентов «зарегулирована». И рыба там гибнет ничуть не меньше, чем в Штатах.
Сегодня реален один способ — жестокая экономия. Прекратить выращивать хлопок, который полностью субсидируется государством. Сократить лишние посевы кормовых трав. Закрыть промышленные предприятия, химические — в первую очередь: такое количество воды, которое они потребляют и губят, представить себе трудно!
А мы, несмотря на пятый подряд засушливый год, палец о палец не ударили. В 83-м, неплохом в смысле осадков году, я предложил использовать русла высохших рек как резервуары для накопления запасов воды на случай засухи, а она в Калифорнии — явление строго периодическое.
И использовать эту воду только в засушливые годы, а не как резерв для промышленности. Очень медленно у нас думают — только сейчас начинают работать над этой идеей. Ну хорошо, построим мы гигантское водохранилище в Северной Калифорнии — а чем его заполнять?
Пока же… Отравленная и обезвоженная земля в Калифорнии перестает стоить денег — сегодня многие ее гектары можно купить за сущие копейки. В районе озера Тахо каждое третье дерево задыхается без воды. Там сейчас такие дома можно купить, такие дома!.. А в самом озере уровень воды опустился метров на 6. И все наши южные штаты в схожей ситуации, все побережье Мексиканского залива — Техас, Луизиана…
Грядет величайшая безработица — и не только среди рабочих, занятых в сельском хозяйстве. Горят должности «белых воротничков» — инженеры, клерки, сейлсмены, связанные с производством хлопка, овощных и фруктовых соков, мясных изделий… Падает доход штатов. Сокращается строительство, а стоимость уже построенного жилья продолжает падать — кому же охота жить без воды! Еще такой год-другой — и библейский потоп не поможет, разве что частично покроет сложившийся дефицит.
Знаешь, чем может кончиться это? — Водными бунтами, как в Средней Азии.
* * *
— Ну, Миша, это ты уж слишком… Давай, вернемся к тебе.
— Хорошо. Вернемся. Только ты запомни, что я тебе сейчас говорю.
— Обещаю. Даже ленту сохраню — вот он, твой рассказ, — показал я ему на кассету, лежащую рядом с магнитофоном.
Да и во второй кассете пленка, кажется, уже завершала последние свои витки.
«Итого, будет два часа разговора. Значит, двое суток только расшифровывать, — мельком подумал я.
— Достаточно».
— В общем, — продолжил Миша, — в Сан-Францисском университете прошли мои 1984-й… 85-й… вплоть до 89-го — когда я пришел работать сюда, в Орандж-Каунти. Год — во временной должности, вот-вот должны были утвердить ее постоянной. А вместо этого — выгнали меня. Так повторился опыт 82-83-го годов, когда я был практически безработным.
Сильно здесь лобби, ой, как сильно — промышленное, сельскохозяйственное. Пытаясь хоть как-то остановить процесс убийства природы, я предлагал то, что непременно влекло за собой потерю огромных, фантастических доходов. А терять их очень не хотелось. Да и для штатных властей это оборачивалось существенным снижением налоговых поступлений. Вот и жали на мое начальство — из Сакраменто, из городских контор — избавляйтесь от этого смутьяна!
Последней каплей стал мой протест против строительства канала, который должен был отвести воду из реки Сакраменто — опять же на сельские угодья. Поверь, Калифорния — тот же Клондайк: тебя за воду могут убить, совсем как в фильме. А тут строительство целого канала провалили на выборах 1982 года — и не без моей помощи: ведь это я вооружил его противников научно обоснованной информацией.
Мне еще до увольнения пришлось буквально уйти в подполье, снять телефон. А вскоре должность мою «чикнули», и я оказался на улице. Адвокаты советовали: либо отсидеться тихо — и мне помогут устроиться на другую работу, либо — судиться, возможно, получить хорошую компенсацию, может, четверть миллиона. Или даже больше. Я выбрал первый путь — все же хотелось работать, деньги, думал я, со временем придут. И меня восстановили на работе… сроком на 5 месяцев, с тем, чтобы я подобрал себе, не спеша, другую службу.
Я честно пытался искать ее. Но всюду чиновники, едва заслышав фамилию Розенгурт, махали руками — зачем, мол, нам этот «траблмейкер»? Спустя пять месяцев я снова оказался без работы, и лишь через год мне предложили в Сан-Францисском университете грант для написания статьи. Потом — Университет Южной Каролины, где приютил меня Дан Волш — первый американец, который спустился в Марианскую впадину. Я участвовал в экспедициях, уходил иногда далеко за сотни километров в океан. И я был счастлив — хотя зарплата была совсем небольшая. А потом Дан уехал в Вашингтон, и вместе с ним уплыл мой грант. Так в один прекрасный день человек сорок оказалось на улице — я в их числе.
В общем, хреновый выдался тот год.
Уже подумывал — не податься ли в таксисты. Или — в подметальщики улиц… Такого, кстати, со мной и в России не происходило, хотя восставал я там против таких сил!.. Ну, жали партийные чины, министерские — но с работы-то не выгоняли! А здесь — идешь куда-то устраиваться, звонит твой будущий босс своему коллеге: ты Розенгурта знаешь? А тот ему — да ты что! Да упаси тебя Бог! Да он такое натворил — он каналы закрыл!..
И никто мне помочь не мог, даже очень и очень могущественные вроде бы люди. Уже советовали — меняй штат, здесь тебе ничего не светит. Я и в университеты разослал свыше 180 запросов — все мимо. Там ведь тоже кафедры перезваниваются друг с другом, тоже обмениваются информацией. Словом, заколдованный круг. Однако выручил опять Сан-Францисский университет, один фонд дал под мою работу деньги — около миллиона…
И я снова стал подниматься, снова появились статьи. А самое главное — я завершил исследование по Калифорнии, собрав материалы за последние 80 лет — по стоку воды, по рыбе. Получилось два фолианта, классическая работа — ничего подобного здесь не издавалось, по крайней мере, последние два десятилетия.
Меня снова стали вызывать в Сакраменто, где я трижды выступал перед членами штатного сената и ассамблеи. Зашевелились они, когда выяснилось, что только в Сан-Францисском заливе ежегодно стало теряться на 300 миллионов долларов загубленной рыбы. Да еще оставшиеся без работы… А сколько земель сейчас пустует — недавно купленных в расчете сделать их цветущими садами! Сотни тысяч гектаров…
Ну, большие компании — они спишут потери на недоплате налогов. Кстати, о налогах. Я вот сейчас вспомнил — когда я вернулся из Сан-Антонио после сделанного там доклада, пришли агенты из Налогового управления арестовывать меня за неуплату налогов: как же, ведь я получил взятку от компаний, незаинтересованных в потреблении воды — 800 тысяч долларов!
И дом себе купил — разумеется, в Беверли-Хиллз. Они спрашивают — где вы деньги храните? А я им — какие деньги? Ну, совсем как в анекдоте. Правда, они несколько удивились, обнаружив меня в крохотной квартирке-студии в Лонг-Бич, в доме, где жили, в основном, старички. А что, говорю им, похоже на владение миллионера? Взглянули они на полки, на пол, где скопилось все мое имущество — около 2 тысяч книг, стали звонить начальнику: вроде, недоразумение, давайте проверим дополнительно эти письма. Это значит — доносы на меня им шли.
А сейчас, сейчас у меня и правда огромный научный задел под гранты Госдепартамента. Их может быть столько, что я просто не смогу их освоить, не успеваю. Работы мои поддержаны и штатным правительством, и федеральным. И славы хватает — вот, смотри!
На полу, прямо у моих ног — стопы, нет, груды журналов, вырезок из газет. И много, много фотографий Миши Розенгурта. Вот он выступает на очередном симпозиуме… А вот — в море, на палубе исследовательского судна, рядом с коллегами…
— Да, — продолжает Миша, подойдя к окну и вглядываясь куда-то вдаль, в зажигающиеся к вечеру бесчисленные огоньки на синеватых фасадах небольших, с этого расстояния, строений. — Сейчас — все в порядке. Вот, видишь, в новый дом перебираюсь. В свой дом. Но это — в узком, в прямом понимании. А могу ли я после всего пережитого сказать так же про Америку? Хочу — а как забыть пережитое? Я что, за себя, за свои интересы, что ли, боролся? За страну ведь! Я даже не о чиновниках сейчас, или о промышленных воротилах.
Но вот те, кому калифорнийцы доверили защищать их интересы… Ты думаешь, у них граница пролегает по партийной принадлежности — скажем, демократ против республиканца? Да ничего подобного! Ты с Севера — значит отстаивай интересы местных промышленников, они помогут тебе быть избранным на следующий срок. С Юга — у тебя свои покровители, южане, и ты уж не забывай об этом. Если, разумеется, хочешь быть ими избранным…
Господи, это как же надо было достать человека, чтобы он так заговорил!..
Март 1992 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.