Чем помочь России? Владимир Лукин

Чем помочь России?

Владимир Лукин

Прага, 68-й год. Среди прочих, учрежденных здесь большим советским братом «интернациональных организаций» — журнал международного коммунистического движения «Проблемы мира и социализма». В числе его сотрудников — журналист Владимир Петрович Лукин. Не просто, совсем не просто попасть сюда служить. Мечтать только можно о такой работе… А получив, — дорожить ею до конца дней своих. Лукин и дорожил — пока нечто большее, нежели служебный успех и благополучие, не вторглось в его жизнь — вместе с советскими танками, оккупировавшими Прагу.

Вот тут возникает интересное обстоятельство «Международника» Лукина, потерявшего вместе с работой в Праге вообще право выезда за рубежи Советского Союза, нигде не берут на работу — кому нужны «протестанты» против всегда справедливой и безошибочной политики партии и правительства? И неожиданно для него открываются двери Института США и Канады. Выходит, не лукавил в интервью с нами Георгий Аркадьевич Арбатов, рассказывая, что, не будучи сам диссидентом, немало помог в свое время кому-то из них…

Лукин возглавлял в институте Арбатова сектор, изучающий политику США на Дальнем Востоке. С приходом к власти Горбачева он целиком уходит в политику. В 1990 году избирается депутатом российского парламента, где работает в комиссии по международным делам — вплоть до того дня, когда Ельцин назначает его послом России в США.

— Как вы строите сегодня отношения с русской колонией в Америке? — мне показалось логичным начать беседу именно с этого.

— Ваша эмиграция многочисленна и не проста по своему составу, — охотно заговорил Лукин. — Мы стараемся со всеми основными ее слоями установить хорошие, даже дружеские отношения. Я думаю, за девять месяцев, что я здесь нахожусь, нам это в какой-то степени удалось. Главное — изменение климата: наше посольство стало для эмиграции Восточного побережья, можно сказать, своим домом — люди рады туда приходить.

— И с чем же они к вам приходят? — полюбопытствовал я.

— Да со многим. Ну, прежде всего, — представители прессы: чтобы узнать, что нового происходит в России, как посольство живет. А социальная жизнь посольства проходит очень напряженно: мы постоянно проводим разные мероприятия. Ну и, конечно, работа чисто посольского, представительского плана. Мы договорились примерно раз в месяц-полтора проводить семинары. Точнее — обсуждения, дискуссии — в Вашингтоне или в Нью-Йорке.

— А какие перемены внутри посольства произошли с вашим приходом — кроме того, что, как выразились вы, в нем открылись окна и двери? Сам аппарат его сотрудников меняется?

— Ну, конечно! Приехали люди, которые не связаны прямо с традиционными мидовскими структурами. Некоторые из них работали со мной в Институте США, в других организациях. Например, старший советник по науке — это бывший руководитель одной из «марсианских» программ Института космических исследований, друг Сагдеева, Лев Михайлович Мухин. Он — доктор, профессор, почетный член Нью-Йоркской академии. Словом, нетрадиционные для этой должности люди. Вы же знаете, кем на самом деле были раньше посольские специалисты по науке…

— Раз уж вы сами заговорили об этом, — обрадовался я возможности переступить барьер дипломатического этикета, — позвольте задать вам прямой вопрос. Если не захотите — не отвечайте на него, просто сменим тему…

— Нет провокационных вопросов, есть глупые ответы, — засмеялся посол.

— Ну так вот: агентство новостей Рейтер распространило недавно сообщение о том, что аппарат тассовцев по-прежнему перенасыщен агентурой, то есть людьми, которые в свое время были направлены на работу за рубеж не своим информационным агентством, а другими учреждениями — органами госбезопасности, разведкой и т. п. И сейчас серьезная чистка… Не секрет, что в свое время советские посольства тоже использовались системой в целях военного и промышленного шпионажа. Вот вы приводите с собой новых людей, вы им доверяете. А как со старыми кадрами? Ведь они проработали в посольстве годы, иногда — десятилетия?

— Про ТАСС — просто не знаю, — отмахнулся от первой части вопроса Лукин. — Оставим это сообщение на совести Рейтер. О нас же… ну, во-первых, я не могу сказать, что доставшийся нам в наследство мидовский аппарат плох. Понимаете, чиновник обязан быть квалифицированным в своем деле. Кстати, по моему глубокому убеждению, он не должен быть слишком политизирован. Прежде всего, это — добросовестный эксперт в своей области. И в нашем МИДе немало таких специалистов. Сейчас возникла другая проблема — как сохранить их в нынешних условиях.

— Вы имеете в виду профессиональных дипломатов? — уточнил я.

— Да. Так что задача состоит не в том, чтобы выбросить всех мидовцев и набрать тех, кто громко кричит на митингах. Проблема в том, чтобы заставить мидовцев работать. Они, многие — особенно молодое поколение — любят Америку и с большим энтузиазмом и рвением будут работать на партнерские отношения между нашими странами, нежели на враждебные.

Но — такова логика чиновника: он будет исполнять то, что ему говорят. Так что надо создать определенное соотношение между старым традиционным аппаратом и новым, который, может быть, численно составит меньшинство, но будет задавать определенную тональность в нашей работе. Кажется, в целом это сегодня удается.

— Стало быть, и сегодня в посольстве работают люди, которые представляют военную разведку? — Мне хотелось именно из уст посла услышать то, что, в общем, достаточно хорошо известно, хотя, как правило, старательно обходится даже нашей дотошной прессой — до поры, пока не разражается очередной скандал, сопряженный с высылкой «дипломатов» в штатском.

— Несомненно — они есть, как и во всех посольствах, — ни секунды не колеблясь, ответил Лукин. — Другое дело — как с этим поступать? Еще с коминтерновских времен посольства были традиционной «крышей» для них. Когда в России возникла демократическая власть, произошли серьезные сдвиги. Раньше число представителей разведорганов было очень значительно. Сейчас эта ситуация изменилась — вводится приемлемый по западным нормам уровень.

Но здесь начинается следующее. Когда меня спрашивают об этом мои коллеги в Госдепартаменте, я задаю им встречный вопрос: вы хотите, чтобы разведывательная работа друг против друга была доведена до нулевого уровня? — давайте об этом говорить, мы готовы. Но вы не готовы — это известно и из вашего госбюджета. Да и вообще — о каком уровне мы должны говорить? Вы хотите, чтобы наши люди не делали в Америке того, чего вы не стали бы делать в России? И об этом есть смысл договариваться. Какой уровень выше нулевого вы хотите, чтобы он был паритетным? — задаю я вопрос своим американским коллегам. В общем, разговоры об этом начались как раз в мое пребывание здесь. И я содействовал, по мере сил, их началу…

— Владимир Петрович, какого характера помощь, вы считаете, необходима России — от США, в частности, и от Запада, вообще, — для того, чтобы реформы проходили успешно?

— Я думаю, самая серьезная помощь, которая нам сегодня нужна, — это помощь в укреплении демократических структур в нашей стране. Но, подчеркиваю, в очень деликатных формах. Знаете, здесь есть некая аналогия с нашей прессой. Она сегодня находится в жутком состоянии: газета либо гибнет, либо ее должно поддерживать государство — и тогда, тогда она все равно гибнет.

Значит, чтобы сохранить свою независимость, газета должна иметь какие-то дополнительные источники существования, и в том числе — рекламу. Но вот пример: интеллигентная, умная газета «Известия», и я чувствую, что государственное финансирование сказывается иногда на чрезмерной деликатности ее подхода к оценке тех или иных событий… Поэтому я и говорю — помощь, оказываемая нашей стране, должна проводиться в очень деликатных рамках, без навязывания каких-либо условий…

— Эксперты считают, что система распределения в России, в том числе и гуманитарной помощи, в значительной степени находится под влиянием мафиозных структур…

— Это действительно так, и бороться с этим надо. Здесь проявляется главная слабость нашей системы — в стране резко выросла преступность. Но проблема, конечно, не только в этом, да и не только в системе распределения. Она — в неустоявшихся и ненормальных внутрихозяйственных отношениях.

При этом, конечно же, происходят и положительные перемены. Вот, внутренние паспорта недавно отменили — а с ними и графу «национальность». Антисемитизм? — на правительственном уровне его нет. Ну, а на уровне так сказать «корней и травы» — там ничего и не изменилось. Это — отсутствие цивилизации, отсутствие культуры, то, что из поколения в поколение надо изживать. Просто все стало гласным — и эти безобразия стали гласными. Иностранных гостей множество. Пожалуйста, приезжайте и вы — не обидят. Может, ограбят, но не обидят…

Одной же из самых серьезных проблем стала ситуация с россиянами-беженцами. Их уже несколько сот тысяч, причем особенно активно бегут люди из среднеазиатских республик. Их негде селить, для них нет работы. С одной стороны, легко было бы им сказать: езжайте на село, развивайте его — но это же, в основном, городские жители… Москвичи и ленинградцы едут сюда, к вам, а из Средней Азии — в эти города. Надо строить жилье.

Наши уважаемые прибалты говорят: пусть ваши войска уходят. А куда они уйдут? В чисто поле? Потом их жены скажут: что же вы делаете с нами?.. И люди типа Макашова используют эти войска — они придут обратно к тем же прибалтам. Вот так: считать-то надо на два хода вперед. Так что еще один серьезный вид помощи нам — это строительство жилья. Немцы, как известно, пошли на это, а американские наши друзья пока только обещают…

— Но неужели все зависит только от посторонней помощи? — не сдержался я. — Ведь за многие десятилетия в стране сложился колоссальный военно-промышленный комплекс: немало собственных средств страна может высвободить, перестав тратить их на производство оружия, не так ли? А еще — если перевести эти предприятия на выпуск мирной продукции…

Мой аргумент, очевидно, не содержал ничего нового для собеседника, почему он и начал отвечать, не дожидаясь конца фразы:

— Наш ВПК (военно-промышленный комплекс) не такой однородный, как это принято представлять, — не все его руководители и вовсе не всегда против конверсии. Есть командиры производства, которые знают: «конверсируясь», они будут иметь иностранную валюту. Перестроившись, ВПК сможет выйти на международный рынок, так что они, частично или полностью, хотели бы конверсии.

Но для этого вначале нужны серьезные капвложения.

А следовательно — нужно продать какую-то часть производства самолетов, например, — чтобы собрать капитал. Вот сейчас «Боинг» договаривается с нашими авиационными предприятиями — сделка, насколько я знаю, успешно разрабатывается. Я очень рад, что часть реализации этой сделки приходится на мой избирательный округ в Жуковском: будет людям работа.

Только это пока не правило. И если не вкладывать капитал со стороны, надо иным путем делать деньги…

1993 г.