АФАНАСИЙ НИКИТИН

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

АФАНАСИЙ НИКИТИН

«Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века… — писал в своей «Истории государства Российского» Н.М. Карамзин. — Оно доказывает, что Россия в XV веке имела своих Тавернье и Шарденей, менее просвещенных, но равно смелых и предприимчивых, что индейцы слышали о ней прежде, нежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время, как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Америки к Индостану, наш тверитянин уже путешествовал по берегу Малабара». Так писал великий русский историограф о великом русском путешественнике Афанасии Никитине.

Афанасий Никитин был родом из Твери, уже с XIV века являвшейся одним из самых крупных городов на Руси. «Тверь в Москву дверь» — говорилось в народе.

Тверские купцы торговали с Литвой, Новгородом и Крымом. С возвышением Москвы они втягивались в круг торговых интересов стольного града, но сами по-прежнему продолжали торговать с Крымом через Смоленск, входивший в это время в состав Великого княжества Литовского.

Очевидно, еще до своего знаменитого «Хождения за три моря» Никитин успел побывать в Крыму, Грузии, Турции, Валахии и Подолии, которые уже не раз посещали русские путешественники.

В 1466 году в Москве произошли события, которые сыграли важную роль в судьбе Афанасия Никитина. К великому князю московскому Ивану III приехал посол владетеля Ширванского царства Фаррух-Ясара Хасан-бек, привезший Ивану III богатые подарки. В ответ великий князь московский подарил Фаррух-Ясару девяносто кречетов для охоты, снарядив в Ширван своего посла Василия Папина, родом происходившего из Твери.

К этому посольству и решил присоединиться Афанасий Никитин, чтобы повезти в Ширван свои товары. Тверские купцы снарядили два судна и получили проезжую грамоту своего князя Михаила Борисовича и тверского посадника Бориса Захаровича.

Весной 1466 года, нагрузив свои суда товарами, тверские купцы поплыли вниз по Волге.

Волжский торговый путь со второй половины XII века являлся одной из главных дорог для русской торговли. По ней русские купцы ездили в Шемаху, Персию и Среднюю Азию, где покупали шелк, жемчуг, который на Руси назывался «гурмызским зерном» (по острову Ормузу, где он добывался) и пряности: перец, шафран, мускус, а также краски, которыми славились восточные страны. Из Московской Руси вывозили меха («мягкую рухлядь»), воск, мед, кожи, холсты и охотничьих птиц — соколов и кречетов.

Из судов для торгового судоходства на Руси в XV веке наиболее широкое распространение получили струги. На больших стругах имелась палуба с каютой посредине, так называемый чердак. Струги ходили на парусах и веслах. Небольшие быстроходные суда, поднимавшие не более тридцати человек, назывались ушкуями. Для морского плавания строили большие корабли — бусы. Управляли бусами опытные кормщики, помощники их назывались носовщиками. Грузоподъемность бусов доходила до нескольких сот тонн.

В Калязине Никитин посетил недавно основанный Троицкий монастырь, где встретился с его основателем игуменом Макарием и его братией.

Вслед за этим тверские купцы доплыли до Углича, в котором также сделали остановку. Уже в Костроме, входившей в Московские земли, путешественники взяли грамоту великого князя на отпуск за границу.

Однако встретиться с московским посольством Афанасию Никитину и его спутникам в Нижнем Новгороде не пришлось, поскольку посольство Василия Папина уже отплыло из этого города. Суда Тверских купцов две недели простояли в Нижнем, ожидая приезда сюда посольства Хасан-бека, возвращавшегося из Москвы в Ширванское ханство, в надежде присоединиться к нему. После прибытия Хасан-бека в Нижний Новгород караван из посольского и купеческого кораблей взял курс по направлению к Астрахани.

Нижний Новгород был последним городом на Московской земле. Далее начинались земли Казанского ханства. Пройти Казань удалось благополучно. Однако впереди лежали земли Золотой Орды и Астраханского ханства, проезд по которым был небезопасен. Местные разбойники, для которых нападение на купеческие караваны, следующие по воде и суше, было необычайно доходным промыслом, вполне могли ограбить караван.

Уже недалеко от Астрахани, в рукаве Волги — Бузани путники встретили трех астраханских татар, под величайшим секретом сообщивших, что хан Касим, зная о следовании торгового каравана, подстерегает его с тремя тысячами татар.

Перепуганный Хасан-бек нанял сообщивших ему татар в качестве проводников за кусок полотна и кафтан-однорядку с тем, чтобы они провели их незаметно мимо засады. Однако Хасан-бек ошибся, положившись на честность нанятых проводников. В лунную ночь, когда суда попытались бесшумно пройти мимо засады, татарам, находившимся на палубах, удалось подать весть об идущем караване.

Часть судов удачно проскочила мимо засады, но главное судно, на котором находились все товары Никитина и его товарищей, запуталось в рыболовных сетях и встало.

В результате перестрелки были убиты один русский купец и два татарина. С судна, на котором находились товары, купцы перешли на другое, а оставленные товары немедленно были разграблены татарами. Судну, на котором находился Хасан-бек, удалось оторваться и уйти в Каспийское море, но другое село на мель и было захвачено татарами. Четверо купцов попали в плен, остальные были ограблены.

В море удалось уйти лишь двум суднам, на первом находились Хасан-бек, Афанасий Никитин, тверские и иранские купцы, остальные московские и тверские купцы плыли на втором судне.

Внезапно разыгралась буря, и второе судно было выброшено на берег в районе Тархи. Сбежавшиеся горцы-кайтакцы, окружив судно, осмотрели его, и, убедившись, что грабить там особенно нечего, забрали в рабство путешественников.

Судно, на котором находились Хасан-бек и Афанасий Никитин, все же сумело добраться до одного из главных городов Ширванского ханства — Дербента. Здесь Никитин, наконец, встретился с Василием Папиным и поведал ему о своих злоключениях. Первым делом Никитин обратился с просьбой к Папину и Хасан-беку о помощи в возвращении своих земляков из кайтакского плена.

После доклада Хасан-бека Фаррух-Ясару о происшедшем, тот написал кайтакскому князю Халил-беку письмо, который приходился ему шурином, гневное письмо, где потребовал возвращения посланных к нему людей и товаров.

Пленные скоро прибыли в Дербент, но товаров вернуть не удалось, поскольку они давно разошлись в разные стороны.

Большинство купцов оказалось в положении нищих, потому они решили идти к Фаррух-Ясару и просить его оказать им помощь. Правитель Ширвана сочувственно отнесся к ним, но оказывать материальную помощь наотрез отказался, ссылаясь на трудности в своем государстве.

Некоторые отправились домой, а другие, лишившись товаров на занятые деньги, чтобы, вернувшись домой, не попасть в кабалу, устроились на заработки в Шемахе или Баку.

Никитин с некоторыми из его спутников отправился в Дербент, а затем в Баку за Каспийское море, свое «первое море». Путь его лежал в земли Персии.

На Руси издавна велась торговля с Персией. Русские и персидские купцы в качестве главного караванного пути использовали Волгу и Каспийское море. Из Персии вывозили шелка, а ввозили полотно, медь и меха («мягкую рухлядь»).

Этот путь крепко охранялся Московским государством, и ни одни купцы, кроме русских и персидских, не могли использовать его в своих торговых интересах. Если какие-нибудь из иноземных купцов попытались бы проехать через Московские земли в Персию или Шемаху, то им отвечали, что в «шахову землю дороги никому давать не велено» или запугивали нападениями «воров» на Волге, из-за чего «и русские люди нынче в Персию ходить перестали».

Известия о жизни в Персии постоянно приходили и были хорошо знакомы в Московском государстве, и Никитин не мог о них не слышать. Во многом он уже был достаточно хорошо подготовлен к поездке и встрече с Персией и ее жителями.

Из Баку Никитин переправился в”Барферуш (область Мазандарин). Здесь он остановился в селении Чебокаре (Чипокуре), где прожил полгода, а затем начал свои путешествия по Персии. Вначале он двинулся в Сари, лежащую на реке Теджене, затем направился в Али-Абад и в Амолу — самый большой город Мазандарина. Месяц он прожил в Реи — величайшем из городов Средневековой Персии, развалины которого находятся вблизи нынешнего Тегерана. Потом о выехал на юг в Кашан, оттуда на юго-запад, пробыв около месяца в Наине и Йезде. Затем Никитин вновь выехал на юг — в Керман, Сырчан и Торум, откуда отправился в Лар, лежащий на западе, с запада на восток — в Бендер, откуда переправился на остров Ормуз и Бахрейн.

Никитин попал в места, в которые, видимо, никогда не ступала нога его соотечественников. В Ормузе он увидел один из главных центров торговли между Востоком и Западом, куда привозились индийские товары и откуда они затем доставлялись через Черное море в страны Средней Азии и через Ширван на Русь.

Товары, направляемые в Индию из азиатских и африканских стран, везли на пятипарусных судах, снабженных перегородками, чтобы в случае пробоины вода не могла распространиться по всему судну.

Главным грузом, перевозившимся на таких судах, были лошади, чрезвычайно высоко ценимые в Индии, которые ежегодно переправляли через Ормуз тысячами.

Если раньше Никитина лишь манила далекая Индия, о которой до него доходили только легенды, то в Ормузе он почувствовал, что она здесь, где-то рядом. И он решил рискнуть и отправиться туда. На оставшиеся деньги он купил дорогого жеребца, рассчитывая продать его в Индии, потому что ходили слухи о том, что «во Индейской же земли коне се у них не родят, в их земле родятся волы да буволы».

Необходимо отметить, что еще в древнерусской литературе XII —XIII веков большой популярностью пользовалось у русских читателей «Сказание об Индейском царстве», изображавшее страну, где водились диковинные животные, слоны и гиппопотамы, таинственные саламандры, птицы-фениксы, текла волшебная река Геон, наполненная драгоценными кармакоулами (карбункулами), сверкавшими по ночам, как огонь. Былины, рассказывающие о дружбе Ильи Муромца с приезжим из Индии молодым Дюком Степановичем, красочно изображали народы и обычаи индусов.

Путь по Индейскому океану в то время был необычайно тяжел, особенно во время тропического зноя. На корабле для питья пассажиров был наполнен один общий сосуд с водой. Команда корабля тщательно берегла пресную воду, поскольку в таком длительном пути ее приходилось расходовать крайне экономно. О питании в таком длительном пути каждому путнику приходилось заботиться самому. Нередко на торговые корабли нападали и морские пираты, грабившие, а то и убивавшие их пассажиров.

Первой пристанью, где пришвартовалось судно (даб), на борту которого находился Никитин, стал город Маскат. Порт на оманском берегу Аравийского полуострова. К югу от Маската даб сделал остановку в Калхате и Диу.

После многодневного путешествия даб Никитина прибыл в один из главных городов Гуджарата (независимого мусульманского владения в Индии), город-порт Камбай. Город славился производством шелковых и бумажных тканей, которыми снабжались как Персия, Турция, Сирия и Аравия, так и все острова Индийского океана.

Кроме тканей в Гуджарате производилась знаменитая растительная краска индиго, а также смола, идущая на приготовление лаков и политуры. В Гуджарате добывались соль и драгоценный камень — сердолик.

Шесть недель Никитин плыл морем до Чаула — гавани на побережье Индии к югу от Бомбея. Здесь сходились торговые пути между северо-западной и южной Индией. Лишь в Чауле Никитин ступил на землю сказочной Индии. Но поразила его не ее природа, поскольку он уже не раз встречал на своем пути удивительные восточные пейзажи, а сами люди Индии, их необычная внешность, одежды, драгоценности.

Однако и сами индусы дивились внешности Никитина, поскольку большинство из них еще никогда не встречало в своей земле «белого человека», светловолосого и голубоглазого.

Не все в Индии нравилось русскому путешественнику. Есть в основном приходилось брынец (рисовую кашу с маслом или молоком и с различными приправами). Не нравилась ему и дороговизна местной жизни, из-за которой он отказывал себе даже в вине или в сынде (медовом взваре).

Составив первые впечатления об Индии, Никитин двинулся через Габские горы в глубь Южной Индии.

Пусть его пролегал по Декану, отделенному от рек Нид и Ганг невысокими горами. В речных долинах жители занимались земледелием.

Из Чаула Никитин добрался до города Пали, а из него — до горной крепости Джуннар, входившей в Бахманидское царство. Здесь его и застала зима, которая в отличие от зимы русской была хоть и бесснежной, но ливневой, что сделало дороги непроходимыми.

Зиму Никитин провел в местном подворье (дхарме-сале), поскольку в саму крепость приезжих не пускали. Помещение было чистым и удобным, жрецы-брахманы заботились о паломниках. И мусульманин, и индус пользовались одинаковым вниманием брахманов.

Но беда настигла русского путешественника не в дхарме-сале. Узнав о дорогом жеребце, который был у Никитина, наместник крепости Асад-хан попросту отнял его у него. Вначале хан поступил так с Никитиным, поскольку считал, что он простой немусульманин, которому незачем иметь таких дорогих коней. Однако, узнав, что Никитин — русский, и едва ли не первый христианин, оказавшийся в этой земле, он предложил Никитину, который пришел к нему с просьбой вернуть коня, перейти в мусульманскую веру. Он даже обещал ему дать в придачу тысячу золотых. В противном случае Асад-хан угрожал оставить коня себе. Наместник Джуннара дал Никитину четыре дня на размышление. Русский путешественник решительно отказался перейти из православия в магометанство, и все же его не могла не страшить собственная судьба, ведь с потерей коня он лишался не только своего последнего достояния, но и возможности вернуться на родину. И Бог услышал молитвы Афанасия Никитина.

В эти четыре дня он встретил своего старого знакомого хоросанца Махмета (скорее всего, это был крупный сановник бахманидского султана Махмуд Гаван, у которого Асад-хан находился в подчинении) и поведал ему свою историю. Приехав к Асад-хану, тот потребовал, чтобы чужестранцу вернули коня и отпустили на все четыре стороны. Наместнику крепости пришлось вернуть Никитину его богатство.

И в августе лишь только после прошедших ливней просохли дороги, Никитин, не желая оставаться в Джуннаре, в котором он столько пережил, отправился в столицу Бахманидского царства, город Бидар. Дорога его шла по землям, населенным воинственными маратхским и теленчанским племенами. Но никаких происшествий с русским путешественником по пути не случалось, и в середине сентября Никитин прибыл в Бидар.

Чем дальше он путешествовал в глубь Индии, тем более она поражала его воображение. Он уже не раз встречал на своем пути священных животных, обезьян и змей, которым в индийских городах посвящались храмы, где они жили в великом множестве, слышал рассказы о птице «гукук» — сове, крик которой приносит несчастье.

Но засиживаться в Бидаре он долго не мог, поскольку слухи о большой ярмарке, которая в октябре начиналась в Аланде, звали его в этот город. Здесь он рассчитывал продать своего коня. Однако в первый раз его постигло разочарование. На ярмарку в Аланд собиралась вся торговая Индия, и лишь одних коней иногда сюда привозили до двадцати тысяч.

Проделав путь 12 «ков» (120 км) из Бидара в Аланд, Никитин в середине ноября вновь вернулся в столицу Бахманидского царства.

Теперь он смог более внимательно ознакомиться с городом, в центре восточной части которого находился дворец султана. Сам город был окружен мощными каменными стенами с воротами, покрытыми куполом.

Город защищал сильный гарнизон, тысячная стража надежно охраняла все его входы, чиновники («кяферы») записывали всех входящих и выходящих из него. Не всякий иностранец мог быть допущен в Бидар. Однако Никитин пользовался расположением властей и потому ему не раз доводилось видеть выезды султана, которые представляли поистине театральное зрелище.

Но скоро Никитин понял, что действительными правителями страны является не султан, а «бояре», в основном хоросанцы, и первым из них является Махмуд Гаван, отличающийся своим умом. Этот фактически первый человек государства на свои средства построил в Бидаре духовную школу (медресе), собрав в ней библиотеку в три тысячи рукописей. Немалую часть средств Махмуд Гаван расходовал на войско, другую тратил на дела благотворительности.

На Рождество Никитину удалось расстаться со своим жеребцом, продав его за приличную сумму, поскольку цена за хорошего коня доходила до 200 золотых динаров. С такими деньгами русский путешественник мог предпринять новое путешествие в глубь Индии.

Этому способствовали не только средства, вырученные после продажи коня, но и то, что к этому времени он достаточно хорошо познакомился с местным населением, как с городским, так и с сельским, которое, проникнувшись доверием к чужестранцу из далекой Московии, не скрывало от него своих традиций и обрядов, приглашало в свои хижины, знакомя с бытом своих семей.

С этими людьми Никитин и отправился в священный город Парвату на празднование Шиваратри — праздника йоги, посвященному главному богу индусов Шиве.

Огромный храм поразил Никитина, еще более поразили его большие статуи индуистских богов, установленные внутри самого храма.

И если до этого Никитин знакомился с религией, обычаем и бытом мусульманского населения Индии, то теперь перед ним предстала религия и культура индусов-брахманов.

В своих путешествиях по Индии Никитин потерял уже счет числам и дням месяцев. И несмотря на то, что в своих поездках он говел и постился, он мог только догадываться о днях праздника Рождества Христова и Святого Воскресения и мог лишь гадать о них только по приметам.

Никитин вернулся из Парваты в Бидар, где стал свидетелем триумфа бахманидского султана по случаю его победы над индийцами. Многие свидетели этой войны (1409–1471) рассказали ему о ходе военных действий. Однако путешественник понял, что итогом этой трехлетней войны стало лишь присоединение к Бахманидскому царству порта на берегу Малабара — Гоа и крепости Белчаян. Взять главный город Виджаяначар войска султана так и не смогли. Война обошлась населению Бахманидского царства в кругленькую сумму, но самое главное, погибло множество воинов в ходе боев, а также от голода и болезней.

Из Бидара Никитин отправился на юго-запад Бахманидского государства в город Райчур, являющийся центром одноименной области, славящейся добычей алмазов. Алмазы добывали в каменных копях, которые правители Райчура сдавали в наем частным владельцам. Алмазы были в большом ходу по всей Индии. Знать любила украшать ими свою одежду, паланкины, сбрую и, конечно, оружие.

Прошло пять лет скитаний по странам Востока, Никитин давно уже начал тосковать по Руси, по родной Твери и по Волге. И он решил трогаться в обратный путь.

Однако прежде, чем начинать путешествие, он хотел понять, какой же дорогой возвращаться на родину.

Но он сразу решил не идти через Аравию, куда в Мекку спешили поклониться святыням тысячи паломников. Путешественник опасался, что там-то его непременно заставят принять ислам.

И все же он решил перебраться из Бидара в Кукуру, где закупил алмазы и сердолики, которые затем продал на базаре в Голконде, чтобы раздобыть денег на обратный путь. Затем он вернулся в Гулбарг, а из него через Аланд в Дабул, откуда рассчитывал перебраться на судне в Ормуз, откуда три года назад отплыл в Индию.

Заплатив за проезд два золотых, Никитин оказался на палубе торгового судна. Почти целый месяц корабль стоял в открытом море, но спустя месяц путники вместо Ормуза неожиданно увидели берега Африки и скоро поняли, что оказались вблизи Северной Эфиопии, жители которой давно имели дурную славу морских разбойников. Эфиопы (барбары) не различали, кто мусульманин, индус или христианин, а грабили всех подряд.

И все же путникам пришлось высадиться на берег и одарить местное население рисом, хлебом и перцем. Все обошлось благополучно, и через пять дней судно покинуло берега Африки и через двенадцать дней прибыло в Маскат. По Персидскому заливу корабль тронулся дальше и через девять дней прибыл в Ормуз.

Дальнейший путь Никитина пролегал через Персию и Шираз. Затем через Исфахан он направился к Тебризу, проведя неделю в Кашану. Именно в Тебризе в это время находилась столица Персии.

Тебриз переживал в это время пору своего подлинного расцвета. Он находился на пересечении караванных путей и был центром ткацкого производства. К тому же сюда поступало немало тканей со всех концов Персии, Закавказья и Западной Европы.

В городе бурными темпами велось строительство зданий. Уже была возведена Синяя мечеть. Строились медресе Насрийэ и обширный крытый рынок Кайсарийэ.

Шаха Узун Хасана в это время не было в столице. В сопровождении двора и войска он кочевал по стране, осматривал свои владения. В это время его лагерь находился в 25 милях от столицы.

Сюда прибыл и русский путешественник и пробыл в шахской ставке десять дней.

Отсюда он мог пройти в свою родную Тверь хорошо знакомым ему путем, через Тавриз, Армению, Ширванское ханство, Каспийское море и Волгу. Однако даже спустя пять лет после начала своего путешествия он хорошо помнил, чем закончился для него и его спутников путь через Астрахань.

И он решил отправиться к Черному морю в Трапезунд. Некогда этот город считался столицей Черноморской империи, население которой состояло из греков, казов и грузин. Но еще задолго до прибытия Никитина город был основательно заброшен и фактически уже давно принадлежал туркам, которые переселили его знатное население в Константинополь, а молодежь отдали в рабство.

И здесь русского путешественника постигло новое несчастье — турецкие чиновники, заподозрив в нем агента персидского шаха, решили обыскать его вещи. Не найдя ничего подозрительного, они все же взяли себе почти все имеющиеся деньги и ценные вещи. И только тогда его отпустили восвояси.

Никитин поспешил найти корабль для переезда через Черное море и, заплатив золотой, тронулся в путь. Но напрасно путешественник так скоро рассчитывал попасть в Кафу (Феодосию).

Ветер погнал корабль к Вонаде (мыс на южном берегу Черного моря), а оттуда прямо направил обратно в Трапензунд. Пятнадцать дней корабль простоял в Платане, недалеко от Трапензунда, но все попытки выйти в море кончались неудачей из-за отсутствия попутного ветра.

С трудом перебравшись через море, корабль оказался в порту Балаклаве — греческой колонии.

И все же, наконец, третье море, Черное, Никитиным было перейдено.

За девять дней Никитин прошел от Балаклавы до Кафы, принадлежавшей в это время греческим колонистам.

Никитин застал Кафу накануне ее падения. Некогда большой город с мощной крепостью (высокие каменные стены с башнями), ведущий обширную торговлю, гордость Генуэзской республики, которая считала этот город «владычицей великого моря», а Черное море «Генуэзским озером», теперь переживал период своей агонии. Республика уже давно передала права на свои колонии банку св. Георгия.

В Кафе Никитин встретился со своими земляками и стал расспрашивать их о событиях в своей земле. Те в свою очередь с удивлением слушали его рассказы о далекой Индии, которые им казались чем-то похожими на сказку.

В Тверь Никитин отправился через земли Великого княжества Литовского. Но по дороге вблизи Смоленска он неожиданно тяжело заболел и скончался. Перед смертью он передал спутникам записки о своем «Хождении за три моря».

Купцы привезли эти записки к дьяку Великого князя Василию Мамыреву, ведавшему посольскими делами. Со временем они распространились в разных вариантах, приобрели свое традиционное название. В XVIII веке, разбирая архив Троице-Сергиевого монастыря их обнаружил Карамзин.

Почему решили везти частные записки тверского купца обязательно в Москву и при этом именно к дьяку великого князя?

По всей вероятности, это просил сделать сам умиравший автор книги. Но и Афанасий Никитин не решился бы послать свою книгу в Москву, если бы не был уверен в том, что к ней отнесутся там со вниманием. Он хорошо знал, что его книгу в Москве ждут. Лишь предварительной договоренностью между Афанасием Никитиным и дьяками Московского великого князя можно объяснить факт внесения «Хождения» Никитина в такой официальный государственный документ, каким в XV веке была русская летопись.

Он не только успел перед смертью закончить свою книгу, но и литературно ее оформить. Это видно из первых же начальных строк: «Се написах грешное свое хожение за три моря: перьвое море Дербеньское, дорие Гундустаньскиа, третье море Черное, дорие Стембольскиа». Все это свидетельствует, что книга Никитина написана уже после окончания им своего путешествия.

Никитин был не только одним из величайших путешественников своего времени, но и талантливым писателем, давшим поистине образец произведения, в котором деловая точность описаний соединилась с выразительностью живой разговорной русской речи XV века. Можно точно сказать, что Афанасий Никитин был хорошо знаком с книжной традицией древнерусской литературы.

Сам он умел ценить книги, возил их с собой во время своих «хождений за три моря» и, когда его ограбили дочиста татары, жалел не столько о пропаже имущества и товаров, сколько о потере книг.

Книга Никитина открывала новую страницу в истории русского литературного языка. Как писатель, Афанасий Никитин создал собственную литературную манеру, свой особый неповторимый литературный стиль, обратившись к живой образности русского разговорного языка своего времени. Вместе с тем Афанасий Никитин не боялся вводить в книгу и сугубо деловую лексику официальных документов московских приказов.

Еще одной особенностью книги Никитина стало введение в текст «Хождения за три моря» тюркских, арабских и персидских слов, что тоже можно считать вполне осознанным литературно-стилистическим приемом.

И эпический текст повествования наполнялся в то же время эмоциональными красками.

Русские путешественники оставили немало своих путевых записок. Описания таких «хожений» есть у новгородца Стефана, ходившего в Царьград (1348–1349), Игнатия Смольнянина (т.е. жителя Смоленска), тоже путешествовавшего в Царьград, Палестину и Афон (1389–1405), «гостя» Василия в Иерусалим и Египет (1465–1466). Все эти книги сыграли огромную роль в развитии географических знаний. «Хождение за три моря» продолжало уже сложившуюся традицию.

Уже в наше время в 1955 году по проекту скульптора С.М. Орлова в Твери (тогдашнем Калинине) был возведен величественный памятник Афанасию Никитину. Бронзовая фигура путешественника, стоящего на корме судна, устремлена к Волге, словно готовится вновь отправиться в свое «хождение за три моря».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.