ДОБРОВОЛЕЦ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДОБРОВОЛЕЦ

Отец уставал от города, а после того, как мечта поселиться за городом исчезла, он заметно сник, стал меньше петь и почти не улыбался. Было такое чувство, что он хотел уже умереть и только сын удерживал его на этом свете. Мечты жизни его не сбылись: он хотел всегда учиться, это не удалось, хотя в юности были доброхоты, обещавшие искренне помочь, но обещания есть обещания...

Отец хотел увидеть страны, путешествовать, но это не удалось ему. Ему даже не хватило жизненной энергии везения и денег, чтобы войти в цех мастеров...

Он был неудачником и понимал это. Понимание жизни, проживаемой не так, как хотелось — смертельно.

Денег не было. Нищета громко стучала голыми пятками, бродя по комнате.

Отец уже не мог спокойно смотреть не соседок, радовавшихся его неудаче, и всё чаще уходил в гости к деревьям. Лес был особенно прекрасен тем, что в нём не было людей.

   — Люди хуже деревьев, потому что говорят, говорят и говорят, и от их слов пустеет душа, предназначенная для чего-то большего, о чём мы даже не подозреваем, — повторял он сыну.

Он стал следить за ходом войны в Германии. Наполеон — человек ниоткуда — стал главным гражданином земли, кажется, о нём знали не только люди, но и звёзды. Наполеона боготворили за то, что он сам, на глазах вселенной изменил свою судьбу. Из корсиканского ничтожества он превратился в главное лицо мировой истории. Ещё никто не воспарял так высоко из самых низов общества. На скрижалях Истории Наполеон сам написал своё имя. А почему безвестный башмачник не может стать человеком, о котором все заговорят?

Вся Дания говорила о войне: наименее изученной болезни человечества. Война притягивала, потому что несла с собой смерть, а нет для мыслей людей большего притяжения, чем страх смерти. Он заставляет нервы жить в полную силу, и время кажется длиннее и обильнее на впечатления...

   — Пора и мне на войну, — как-то сказал отец, глядя на картофелину, темневшую на столе.

   — Ну вот. — Мать села на скамью. — Только войны-то нам и не хватало...

   — Вот именно... — заметил отец.

   — А мы, как же мы? Тебя могут убить.

   — Молись за меня больше, — глядишь, и не убьют. Но жить так я больше не могу. Пройдёт несколько лет, и сын будет тянуть такую же лямку...

   — Что даст тебе война?

   — Уйду солдатом, вернусь лейтенантом. Устал от бедности.

   — Говори тише, а то соседи рассмеются, дом рухнет.

   — Да пусть рушится всё, — в сердцах воскликнул отец.

-—Твоя воля, ты мужчина, — устало сказала жена, она чувствовала, что спорить бесполезно...

В 1813 году отец записался добровольцем в Королевский полк, ему мечталось сражаться за Наполеона.

   — Вернуться домой лейтенантом! — сказал он, обращаясь больше себе, чем к жене. — Я устал от этой привычной нищеты. Хочется другой жизни. Её дадут мне война и Наполеон!

«Вернуться домой лейтенантом!» — клич нищих всего мира. И во время войн и в мирные года во всех концах Европы и Америки звучало:

   — Вернуться домой лейтенантом!

   — Вернуться домой лейтенантом!

   — Вернуться домой лейтенантом!

Вернуться домой не добрым, не умным, не полюбившим, не живым, — а лейтенантом, лейтенантом, лейтенантом. Дорога к славе — лейтенантское звание, сколько оно уже вытащило за уши из нищеты! Лейтенанты сделали Наполеона Наполеоном. Стремление к земным звёздам двигало прогресс во все века.

Так башмачник стал солдатом.

   — На войну, — воскликнул сын и построил своих солдатиков в ряд. Под каждым мундиром билось настоящее сердце и мечтало о войне, ведь война для оловянного солдатика — отсутствие скуки и полное внимание к нему со стороны всех вокруг. А это не так и плохо, по крайней мере, для пустого желудка, который мечтает наполниться и урчит от этих мыслей. Голодный желудок всегда требует войны, чтобы стать сытым.

И загремели пушки сына на полу. И все куклы, сделанные отцом, приняли участие в сражении. На чьей стороне? А разве важно? На войне все воюют на стороне смерти.

Отец ждал дня, когда война наконец примет его в свои дружеские объятия. Это была единственная возможность покинуть город Оденсе, вцепившийся в будущего солдата своей нищетой. Есть ли путы на свете сильнее, чем путы бедности, если у тебя свободная душа, запоминающая каждое унижение?

Отец ушёл из города утром с партией солдат. Он шёл быстро, потому что не мог ждать — слава ждала его. Порывисто поцеловал сына, болевшего корью. Сын оставался в плену болезни и нищеты.

   — Выздоравливай, — попросил отец.

   — Да, — ответил сын. За окном пели барабаны: война требовала внимания и почёта. Чем больше убивала война, тем больше внимания и почёта ей уделялось. Народы мира, казалось, сдвинулись с мест. Смерть хохотала крепкозубым ртом.

Отец громко пел, уходя из города. Мать провожала его за городские ворота и громко плакала. Песни войны — слёзы женщин.

Ружье на плечо, голова прямо, красный с синим мундир — ну прелесть что за солдаты. Ах, оловянные солдатики! «Ах, оловянные солдатики!» Это закричал, хлопая в ладоши, маленький мальчик. И город остался без своих солдат, но все сделали вид, что ничего в жизни не произошло. Потому что привычка — единственное, что удерживает людей в жизни.

   — Какой скорбный день, — говорила бабушка после того, как войска ушли. Мальчик подумал, что этого никак нельзя было сказать по виду отца, его громкая песня осталась с сыном, борясь с его болезнью и побеждая её.

   — Как же теперь ты жить будешь на свете? Чем кормиться? — вопрошала бабушка. Её глаза были добры и печальны. Она смотрела на ребёнка так, словно вчера был последний день его счастья на земле. — Если бы корь унесла тебя к Богу, ты в своём возрасте попал бы в рай. Там хорошо, и не надо заботиться о еде! Можно не работать. Только думай о Боге и молись. Вот счастье-то...

Больной мальчик слушал её и не понимал. Он не догадывался о счастье в раю. Нужно было дождаться отца...

А между тем это был едва ли не самый счастливый день в жизни отца. Новая жизнь встречала его с распростёртыми объятиями. Пусть она дышала гарью войны, зато это была свобода. Он совсем не думал о Боге, но думал о Наполеоне, который благодаря войне стал богом земли.

Война — это слава и свобода, а смерть... не всё ли равно, где умереть — от болезней в нищете или под грохот пушек? Это ли было не счастье, не восторг новой жизни! Что слова соседей о смерти? Эти рабы не хотят видеть ничего дальше куска чёрствого хлеба, который заработали на обед. И ради этого тянуть лямку жизни? Ну уж нет!

Люди говорят в газетах и книгах, что война часто бывает вредна, тяжела, но возникает простой и ясный вопрос: зачем же люди тогда воюют?

Только один ответ может существовать на этот вопрос: война нужна человечеству, как человеку необходим каждый из его органов. Война есть дух человечества, единственный путь его развития. Никто из смертных не может исчислить плюсов войны для человечества. Но, может, это признак сумасшествия людей? Да что ж с того, что сумасшествие, важно, что это сумасшествие большинства!

Оглядываясь на свою историю, люди не в силах отвести взгляда от войны, человечеству стыдно сказать, что война есть его физиологическая необходимость, как сутки невозможны без темноты и света, так и жизнь невозможна без войны. Это выплеснутая энергия неудовлетворённости жизнью.

Никакая религия не может сказать, что она победила войну своим учением: к стыду религий, ни одна из них не остановила войну, а часто и благословляла на неё. Таким образом, ничего не остаётся, кроме признания: война — это живая кровь человечества.

Любая война есть сумма войн, которые ведутся под крышей каждого дома, каждой семьи, в душе каждого человека, внутри каждой религии, внутри каждого направления в искусстве.

Война есть другое название жизни. Синоним её. Кощунство не назвать всё своими именами, кощунство скрывать вину религий и всех правителей, монархий и демократий, стран и народов, потому что, сколько бы раз они ни говорили против войны, как бы ни возносили свои молитвы к небесам, ничто не изменится. Войны, войны и войны — вот составляющее человечества, мерило прогресса и самой жизни.

Посмотрите на парады! Сколько радостных сумасшедших: детей, женщин, мужчин, членов правительств, религиозных узурпаторов, людей искусства и так называемых гуманистов. «Здравствуй, война!» — говорят их глаза и сердца. А эти флаги, разновидности бинтов, а эти жены, благословляющие мужей, а эти дети, готовые пребывать в безотцовщине!

   — Люди, — удивляется война, — почему вы так любите меня?! Я недостойна вашей любви, я ваша смерть, голод, холод, унижение, я ваша нелюбовь.

   — Нет-нет, — отвечает человечество войне, — ты чудо, которому мы всегда поклонялись, единственная возможность жизни.

   — Но у вас есть религия.

   — Это так, для домашнего пользования внутри страны, как микстура. Для свободы страны, для лёгких страны так полезен озон войны.

   — Но у вас погибнут дети, мужчины.

   — Пусть гибнут, женщины родят новых, зачем же нам столько мужчин?

   — Но победителям нечего сказать побеждённым, — отвечает война, устав от себя самой.

   — Зато есть, что взять, что отнять.

   — Разве смысл войны в отнятии?

   — Не только. Но и в отнятии: как крестьянин отнимает у земли кусок за куском и делает почву необходимой для прокормления своей семьи, так и любой государственный деятель в душе тот же крестьянин — он отнимает плодородную землю и присоединяет к своему наделу.

   — Но я устала от людей, их логики, философии, крови!

   — Мы не дадим тебе отдохнуть, — отвечают люди, — ты смысл существования любой страны, любой нации. Посмотри на нашу историю: нет ни одной страны, которая не гордилась бы своими войнами и своими победами. Вычеркни из истории человечества войны — что останется?

   — Я устала...

   — Отсутствие войны — это отсутствие истории. Ни один мужчина не умер, протестуя против войны. Ни одна женщина не умерла, протестуя против неё. Ни один отец не убил государственного деятеля за то, что он развязал войну, на которой погиб его сын. Жена его сына отдастся тому, кто развязал войну. Отец его старый будет подстригать розовые кусты в саду того, кто обагрил страну кровью при помощи законов и указов, а сам остался жить. Когда вырастет ребёнок погибшего, он тоже верой и правдой будет служить тем, кто отправлял на смерть его отца. Это ли не сумасшествие мира? В этом есть своя радость. Своё духовное сладострастие.

   — Тогда я буду жить, — ответила война, — я хотела умереть от укоров совести, от слёз матерей, жён и детей, но вы убедили меня жить.

   — Тебе и так даровано бессмертие, что может быть прекраснее бессмертия?

   — Не знаю, — ответила война.

Вот так показалось, что война и бессмертие — одно и то же...

Лейтенантом Андерсен-старший не стал. А так хотелось подняться в обществе по скользкой иерархической лестнице с самой заплёванной нижней ступеньки.

Он был связан с армией ещё и раньше, значительно раньше. В 1806 году Андерсен-старший стал трубачом в Гражданском ополчении города, тогда сыну ещё был только год; как это могло показаться бы романтичным Андерсену-сказочнику: трубач!

В 1813 году — не верьте мемуарам сказочника — Андерсен-отец пошёл в рекруты вместо того, кто хотел избежать проклятой службы и кому не грезилось о лейтенантстве. Отцу хорошо заплатили, но такие унижения не проходят безнаказанно для души... Даже маленький Андерсен чувствовал своим детским сердечком, что стыдно идти в солдаты вместо другого, богатого. Стыдно продавать свою жизнь. Отец — любимый, нежный унизился — надел вместо другого за деньги военное обмундирование. Отец вернётся с войны победителем и они будут всегда сыты. Проклятое чувство голода — источник всех войн. Люди хотят быть сытыми и идут на войну. Война тоже хочет быть сытой и поедает солдат, которые идут на войну, чтобы не быть голодными.

Полк солдат отправился в Гольштинию.

Когда отец Андерсена ушёл из Оденсе солдатом, деньги отправленные им, быстро обесценились, семья его оказалась среди бедняков, которые в то время получали «добавочный каравай» от общины. Пришлось ей столкнуться с такой бедностью и унижениями, каких прежде не видывала. Мать ходила от дома к дому в поисках работы — стирки.

   — Мария, — раздавалось из какого-нибудь дома, и она спешила на крик.

   — Нужно постирать — и мать уходила, кренясь под тяжестью белья. Изнурительный безжалостный труд превращал её в полуживотное. Ганс стоял на берегу и смотрел на мать.

   — Мальчик мой, — сквозь слёзы говорила мать, — купи мне водки, а то я простыну.

Ребёнок шёл в лавчонку, зажав в ладошке последние деньги. Мать посмотрела ему во след и, не скрывая слёз, снова согнулась над работой. Кровь её была выпита усталостью.

   — Опять ребёнок Марии идёт за водкой!

   — Что из него получится.

   — Ну и мать, посылать сына за водкой!

   — Да он и сам так быстро научится прополаскивать горло водкой, что оглянуться не успеешь!

   — Знал бы отец, как воспитывают его сына, он бы в гробу перевернулся...

Ганс Христиан брёл сквозь эти слова: если он не слушал их, то чувствовал.

   — Маленький Андерсен опять за водкой идёт, — кричал мальчишеский уличный голос, и каждое слово было как камень.

Андерсен с трудом удерживал слёзы. Он не реагировал на крики: что он мог? Бросить камень в окно той, кто кричала громче всех?

У него оставались только слёзы. Но когда женщины видели слёзы, они ещё громче принимались ругать мать:

   — Мария сопьётся, что будет с ребёнком?

   — Он же ничего не умеет делать!

   — Бедный маленький Андерсен, его ждёт незавидная судьба.

Когда мальчик нёс бутылку к реке, где мать стирала и полоскала бельё, пятки его горели от стыда.

   — Смотри, сам не пробуй этой гадости, — неслось вслед. — Бедный мальчуган.

— Какое слабое беззащитное существо.

   — И зачем только у таких, как Мария, рождаются дети.

Ганс не помнил, как добрел до реки. Даже их домик, их родное окошко смотрели на него с укоризной. Его мать была чужой среди радости жизни. Она должна была гнуть спину с утра до ночи, а её заработка хватало только на то, чтобы сегодня не умереть с голода, а что будет завтра?

Всё крылось в бутылке, конечно, в бутылке — проклятой бутылке, которую так ждала мать. Он никогда не будет пить! Ему никогда не скажут, что он пьян.

Мария издали заметила сына, разогнулась и помахала ему рукой. Ганс подошёл к ней и протянул бутылку. Как только она коснулась её рукой, он выпустил бутылку из рук, и она разбилась. Мать расплакалась. Ганс вдруг почувствовал такой резкий стыд, что ему захотелось исчезнуть.

   — Зачем ты так, мальчик мой, мой милый мальчик, зачем ты так, — рыдала мать и вместе с ней её такой нежный и такой злой ребёнок.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.