Д-р Кизингер – мой новый начальник

Д-р Кизингер – мой новый начальник

Прошло две недели моего отпуска, и в середине августа я вернулся в Берлин. Мой тесть имел довольно приличный радиоприемник с тремя диапазонами, и во время отпуска я имел возможность слушать радиопередачи из Москвы и Лондона и был, таким образом, в курсе военных событий. Со временем я научился также читать между строк во фронтовых сводках нацистской Германии. Время «плановых выпрямлений линии фронта» и «успешного отхода» еще не наступило. Но уже возникла необходимость как-то объяснять немцам срыв плана «блицкрига». Не только в сводках вермахта, но и во всей нацистской военной пропаганде использовалась масса головокружительных пропагандистских трюков.

Например, утверждение о том, будто Советский Союз бросает в бой свои самые последние резервы, чтобы замедлить неудержимое продвижение вперед победоносных нацистских армий, повторялось в течение многих недель и месяцев столь часто, что о «самых последних резервах» в конце концов стали ходить бесчисленные анекдоты.

Когда я прибыл в министерство иностранных дел, мне сообщили там, что, учитывая мой опыт в области журналистики, для меня предусмотрена работа в отделе информации. Там наряду с прочим ведется обработка поступающих сообщений, статей и комментариев с целью соответствующего их использования. Кроме информационных бюллетеней для руководящих работников министерства там готовятся также подборки информации для печати и радио дружественных и нейтральных стран. Моим непосредственным начальником будет г-н д-р Кизингер, которому я должен представиться на следующий день.

Более подробно о роли, которую играл тогда д-р Кизингер в министерстве иностранных дел Риббентропа, я узнал значительно позднее, когда он оказался в поле зрения широкой общественности, став федеральным канцлером ФРГ.

Весной 1933 года Кизингер вступил в нацистскую партию. Осуществляя свою политику войны, фашисты привлекли его, адвоката, к работе в министерстве иностранных дел, которое стараниями Риббентропа в значительной степени было подключено к руководству зарубежной пропагандой, подчиненной геббельсовскому министерству пропаганды. Став вскоре заместителем заведующего отделом политического радиовещания, Кизингер наряду с прочими обязанностями осуществлял связь между министерством иностранных дел и министерством пропаганды. В войне в эфире, которую вели вступавшие в противоборство державы, его отдел, располагавший крупными денежными средствами, большими техническими возможностями и являвшийся пропагандистским центром нацистского агрессора, играл важную роль, прикрывая его военную подготовку с помощью беззастенчивой дезинформации международной общественности. Кизингер оказывал решающее влияние на вещание десятков легальных и действовавших якобы нелегально, но находившихся под контролем нацистов радиостанций.

После окончания войны военные власти США поначалу арестовали его как одного из ведущих работников нацистской пропаганды. Примерно через 7 месяцев он был выпущен на свободу. Он, как и многие другие, сумел быстро подняться по служебной лестнице в Федеративной Республике Германии, правящие круги которой сумели по достоинству оценить его «заслуги» в «тысячелетней третьей империи».

Вернемся, однако, к событиям августа 1941 года. В соответствии с полученным указанием я на следующее утро представился д-ру Кизингеру. Он с частью сотрудников своего отдела располагался в большой старинной вилле на окраине парка Тиргартен. Это, собственно, была часть отдела информации МИД. У меня создалось впечатление, что оба эти подразделения были тесно связаны между собой. Не могу сказать, как осуществлялась такая связь – это не представляло для меня интереса. Коротко рассказав о задачах своего отдела, Кизингер познакомил меня с одним из сотрудников, которому поручил показать мне мое рабочее место. К моему удивлению, это был ставший уже советником фон Шелиа. Как уже знают читатели, я хорошо знал его по работе в Варшаве. Но я не знал, что он являлся сотрудником этого отдела министерства иностранных дел.

По просьбе Шелиа я рассказал ему кое-что о Советском Союзе. Я сделал это охотно, но со всей подобавшей в данном случае осторожностью. Выслушав меня, он сказал – теперь уже в несколько доверительном тоне, – что «русская кампания», вне всякого сомнения, оказалась намного труднее, чем кое-кто представлял себе. Календарный план уже полностью сорван. Неожиданно высокими оказались потери. Поначалу, чтобы войти в курс дела, заметил он, мне надо ознакомиться с сообщениями об обстановке на Восточном фронте, публикуемыми западной прессой, и подумать о том, как следовало бы нам реагировать на них в дружественных и нейтральных странах. Затем он вручил мне кипу сообщений и статей из иностранных газет и указал место, где я мог пока устроиться для работы. Он познакомил меня с неким д-ром Шаффарчиком, в кабинете которого находилось мое рабочее место, а затем представил мне фройлейн Ильзу Штёбе, которую, заметил он, я, возможно, помню по работе в Варшаве.