Глава VII. Диковинные обычаи удивительного народа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава VII. Диковинные обычаи удивительного народа

Жизненный путь эскимоса труден и суров, и конец его пути так же неумолимо жесток. Всю жизнь вынужден он бороться с враждебными силами природы северного края, да и смерть настигает его не в постели. Старость не страшит эскимоса, ибо он редко до нее доживает. Как правило, он умирает за работой – тонет в опрокинувшемся каяке, его погибает под снежной лавиной или оползнем, бывает раздавлен отколовшимся от айсберга ледяным осколком. Редко эскимосу удается прожить дольше шестидесяти лет.

Строго говоря, в нашем понимании религии у эскимосов нет. Но они верят в загробную жизнь и в существование духов, особенно злых. Возможно, именно вследствие беззащитности перед лицом суровой природы и связанных с этим тягот жизни для их веры характерно отсутствие понятия о милосердном Боге, зато постоянно чувствуется влияние враждебные сил злых духов. У них не возникла мысль о едином благодатном божественном начале, может быть, потому что они не получают той особой благодати, за которую мы благодарим Создателя, но в большой степени сталкиваются с угрозами внешнего мира – темнотой, жестоким холодом, свирепыми ветрами, вечными мучениями голода. Все это привело к тому, что эскимосы живут со стойким ощущением того, что мир вокруг них полон невидимых врагов. Добрые духи для них – это духи их предков (еще одно напоминание о Востоке); в то же время у них целый легион зловредных духов во главе с Торнарсуком – великим дьяволом.

Эскимосы постоянно стараются умилостивить его с помощью заклинаний, а убив дичь, обязательно приносят ему жертву. Предполагается, что Торнарсук должен благосклонно принимать эти лакомства. Покидая снежное иглу, они предусмотрительно разрушают переднюю часть дома, выбивая опоры, чтобы злой дух не смог найти здесь приют, а выбрасывая изношенную одежду, никогда на оставляют ее целой – рвут в клочья, чтобы дьявол смог набросить ее на себя и согреться. Видимо, согревшийся дьявол опаснее, чем дрожащий от холода. Внезапный, ничем необъяснимый лай или завывание собак указывают на незримое присутствие Торнарсука, и тогда мужчины выбегают из дома и щелкают кнутами или палят из ружей, чтобы прогнать незваного гостя. Так что, когда меня внезапно будил звук ружейных выстрелов во время зимней стоянки на «Рузвельте», я уже знал: это не бунт на корабле – просто где-то поблизости вместе с ветром носится Торнарсук!

Если льды возьмут корабль в тиски, норовя раздавить, как щепку, эскимос будет взывать к духу своего отца, прося отвести эту напасть; если ветер задует не в меру сильно, эскимос опять станет обратиться за помощью к духам предков. Порой, проезжая мимо скалы на санной упряжке, кто-нибудь из мужчин-эскимосов останавливался, прислушивался и спрашивал: «Слышал, что только что сказал дьявол?» Я обычно просил повторить мне слова сидящего на вершине скалы Торнарсука; мне и в голову не приходило смеяться над моими преданными друзьями. В такие моменты я всегда серьезно и с уважением относился к сообщениям Торнарсука.

У этого народа нет ни вождей, ни лидеров; есть, правда, шаманы-знахари, которые пользуются некоторым влиянием. Ангакок (шаман) обычно не пользуется любовью: он предупреждает о том, что, по его словам, должно случиться, но всегда лишь о неприятном. Он обычно занимается тем, что входит в транс и протяжно выкрикивает заклинания, поскольку лекарств у него нет. Если человек болен, он может предписать ему воздерживаться от какой-то еды в течение нескольких месяцев, например, не есть мяса тюленя или оленя, питаясь свежей рыбой или моржовым мясом. Монотонные заклинания заменяют наши лекарства. Выступление опытного шамана – зрелище впечатляющее, если, конечно, вам не приходилось наблюдать за его работой раньше. Монотонное пение, или, скорее, подвывание, сопровождается конвульсивными подергиваниями тела и звуками примитивного бубна, изготовленного из гортани моржа, натянутой на изогнутую кость. Ритм отбивается ударами кости о край бубна. Эскимосы признают только такой вид музыкального сопровождения. Считается, что и некоторые женщины наделены способностями ангакока – сложным даром провидца, знатока человеческих душ, лекаря и псалмопевца, если перевести это на наш язык.

Как-то, много лет назад, шаман по имени Киоападо, нагоняя страх на мой маленький смуглолицый народ, беспрестанно грозил им грядущими смертями и в конце концов переполнил чашу их терпения, был заманен на охоту, где и свершилось его предсказание. Однако случаи наказания крайне в среде этой миролюбивого общества.

Не лишены интереса их погребальные традиции. Когда умирает эскимос, его хоронят как можно быстрее. Покойника одевают, если он был раздет, и заворачивают в шкуры, на которых умерший спал, а также добавляют еще комплект одежды, чтобы задобрить духа. Затем тело обвязывают прочной веревкой и вытаскивают, обязательно головой вперед, из шатра или иглу; тащат его, по-прежнему головой вперед, по снегу или по земле до ближайшего места, где достанет камней, чтобы его накрыть. Эскимосы не любят прикасаться к мертвому телу, именно поэтому покойника и тянут, как нарты. Прибыв на выбранное для могилы место, соплеменники заваливают тело камнями, чтобы защитить его от собак, лис и воронов. На этом обряд погребения заканчивается.

Согласно представлениям эскимосов, загробный мир вполне материален. Если усопший был охотником, рядом с его могилой оставляют нарты и каяк, оружие и все его снаряжение; его любимых собак запрягают в сани и умерщвляют, чтобы они могли сопровождать покойника в его путешествии в незримый мир. Если умирает женщина, рядом с ее могилой кладут светильник и маленькую деревянную раму, на которой она сушила обувь и варежки для всей семьи. Кроме того, кладут еще немного ворвани и несколько спичек, если они есть, чтобы усопшая могла зажечь светильник и приготовить себе еду в путешествии в загробный мир; еще кладут чашку или миску, чтобы в ней можно было растопить снег и получить воду. Ее иголка, наперсток и другие швейные принадлежности тоже могут пригодиться в последнем путешествии.

Раньше, если у женщины был грудной ребенок, его тоже удушали, чтобы он отправился в потусторонний мир вместе с матерью, но я всячески убеждал моих друзей отказаться от этого обычая, надо сказать, что во время последних двух экспедиций не слышал ни об одном случае удушения младенца. Что же касается эскимосов, участников моей экспедиции, то им я категорически запретил поступать подобным образом и пообещал снабжать родственников умершей достаточным для вскармливания ребенка, оставшегося без матери, количеством сгущенного молока и других продуктов. Если в мое отсутствие они и прибегали к этому варварскому обычаю, то, зная, что я не одобряю его, скрыли бы это от меня.

Если смерть настигает эскимоса в тупике, тогда убирают поддерживающие его шесты и саму шкуру оставляют на земле до тех пор, пока она не сгниет или ее не унесет ветром. Таким тупиком никогда больше не воспользуются. Если эскимос умирает в иглу, семья покидает его, а жилище надолго остается незаселенным. Родственники умершего соблюдают ряд запретов, накладываемых на пищу и одежду; имя умершего никогда не произносится вслух. Если кто-либо из племени носит такое же имя, он должен сменить его на другое и носить до тех пор, пока не родится ребенок, которого можно будет назвать именем усопшего. Это делается для того, чтобы снять проклятие.

Эскимосы и в горе, и в радости проявляют себя как дети. Они несколько дней искренне оплакивают потерю друга, а потом забывают о нем навсегда. Даже мать, которая была безутешна после смерти ребенка, скоро уже смеется и думает совсем о других вещах.

В краю, где много месяцев кряду только звезды украшают небосвод, уделяемое им внимание совсем не удивительно. Эскимосы, конечно, в своих варварских пределах, знатные астрономы. Они прекрасно ориентируются в основных созвездиях северных широт, но по-своему их называют и описывают. Так, в Большой Медведице они видят стадо небесных оленей, плеяды представляются им стаей собак, преследующих одинокого белого медведя, а Близнецы – двумя камнями у входа в иглу. Луну и солнце эскимосы, как и некоторые наши североамериканские индейцы, уподобляют девушке, убегающей от преследующего ее жаркого обожателя.

Конечно, в рамках своих обычаев и традиций эскимос не склонен считать время величайшей ценностью, но поработав бок о бок с белыми людьми и разобравшись в их требованиях, он прекрасно усваивает, насколько важно быть пунктуальным, и выполняет распоряжения с поразительной точностью и быстротой.

Этот народ продемонстрировал недюжинную силу и выносливость в трудных условиях, и, думаю, в этом отношении ему нет равных среди существующих ныне первобытных народов. По нашим меркам эскимосы не отличаются ни высоким ростом, ни монументальностью фигур, тем не менее, я могу назвать нескольких из них, рост которых составляет никак не менее пяти футов и десяти дюймов, а вес – около 185 фунтов. Расхожее мнение о том, что они плохо сложены, также не соответствует действительности. Просто это суждения людей, привыкших одеваться иначе, а одежда эскимосов не имеет никакого отношения к тому, что у нас считается модным силуэтом.

Мне кажется, что умение эскимосов изготавливать охотничье снаряжение и кожаные каяки, лишний раз подчеркивает их изобретательность и смышленость, качества, присущие далеко не всем племенам аборигенов. На легкую основу, изготовленную из огромного количества маленьких кусочков дерева, ловко пригнанных друг к другу и скрепленных ремнями из тюленьей кожи, натягиваются дубленые тюленьи шкуры, которые женщины аккуратно сшивают в одно целое, затем все это пропитывается тюленьим жиром и обрабатывается сажей из светильников и таким образом делается водонепроницаемым. В результате получается не лишенная изящества лодка, которая прекрасно держится на плаву и полностью отвечает своему предназначению – дать охотнику возможность мягко и бесшумно подобраться к морскому котику, моржу или белому киту. Такой каяк, в среднем, имеет ширину 20—4 дюйма и длину 16—8 футов, в зависимости от габаритов его создателя и хозяина, и вмещает только одного человека. Я немного помог эскимосам в усовершенствовании каяка, предоставив им более подходящий материал для основы, но идея его конструкция принадлежит исключительно им.

Я искренне полюбил этот по-детски наивный и простой народ и оценил многие его замечательные и полезные качества, и в этом нет ничего удивительного. Нельзя забывать, что почти за четверть века нашего сотрудничества я изучил его гораздо лучше, чем любое другое сообщество людей в мире. Нынешнее поколение эскимосов практически выросло и сформировалось под моим присмотром. Каждого члена племени – будь то мужчина, женщина или ребенок, – я знаю по имени и в лицо так же хорошо, как семейный врач знает своих пациентов, да и отношения между нами столь же близки. Связывающие меня с этим народом дружеские узы и накопленные в столь тесном общении знания в итоге оказались бесценными для нашего великого дела и позволили нам добиться успеха.

Возьмем, к примеру, четверку молодых эскимосов, членов санной экспедиции, которая, в конце концов, достигла «девяностой северной», к которой так долго стремилась. Самому старшему из четырех, Ута, 34 года. Этот молодой человек один из самых крепких в племени. Его рост составляет около 5 футов 8 дюймов, прекрасный охотник. Когда я впервые увидел его, он был еще мальчиком.

Эгингве, второму из этой группы, около 26 лет. Это крупный малый, весом около 175 фунтов. Двум остальным, Сиглу и Укеа, 24 и 20 лет соответственно. Все четверо привыкли воспринимать меня как покровителя, защитника и наставника их народа. Я был прекрасно осведомлен о характере, способностях и индивидуальных особенностях каждого из них, и из всего племени именно их выбрал для этого последнего рывка, потому что они лучше всего подходили для предстоящей работы.

Прежде чем вернуться к рассказу о том, как мы двинулись дальше от мыса Йорк, я хочу сказать несколько слов об эскимосских собаках, этих удивительных созданиях, без помощи которых усилия нашей экспедиции никогда бы не увенчались успехом. Это крепкие, великолепные животные. Может быть, встречаются собаки и покрупнее, может быть, встречаются и покрасивее, но я в этом сильно сомневаюсь. Я допускаю, что собаки других пород могут работать так же хорошо или бегать так же быстро и на такие же большие расстояния, если их хорошо кормить; но нет такой собаки на свете, которая могла бы работать так долго при самых низких температурах и практически без еды.

Средний вес самцов этих собак колеблется от 80 до 100 фунтов, правда, у меня была собака, которая весила 125 фунтов. Самки несколько меньше. У них удлиненные морда, большое расстояние между глазами, заостренные уши, очень густая шерсть с толстым мягким подшерстком, крепкие, с мощными мышцами, ноги и пушистые, метелкой, хвосты, похожие на лисьи. Все собаки у эскимосов одной породы, но окраски они могут быть самой разнообразной: черные, белые, серые, рыжие, коричневые и пестрые. Некоторые ученые считают их прямыми потомками арктического волка, но при этом они так же преданы своим хозяевам и послушны, как и наши домашние собаки. Их еда – мясо и только мясо. То, что они не могут жить ни на какой другой пище, я убедился на собственном опыте. Воду им заменяет снег.

Независимо от времени года собаки все время проводят на свежем воздухе; и зимой, и летом их держат на привязи где-нибудь возле тупика или иглу. Собаку никогда не отпустят бродить без присмотра, ибо дорожат ей и не хотят ее потерять. Иногда хозяин может ненадолго взять в иглу своего любимца или самку с маленькими щенками, хотя уже месячные щенки эскимосских собак настолько выносливы, что выдерживают суровые зимние морозы.

Полагаю, я уже рассказал достаточно, чтобы дать читателю представление об этом удивительном народе, который оказал мне ценнейшую помощь при работе в Арктике. Хочу еще раз подчеркнуть, хотя рискую быть неправильно понятым – надеюсь, никто не будет пытаться приобщить их к благам цивилизации. Эти попытки, если они увенчаются успехом, разрушат их первобытный коммунизм, который совершенно необходим для поддержания их существования. Только зароните им идею недвижимости и права личной собственности на дома и продукты питания – они могут превратиться в эгоистов, как большинство цивилизованных существ; тогда как сейчас любая дичь, более крупная, чем тюлень, является общей собственностью племени, и в племени не бывает случаев, чтобы кто-то один голодал, в то время его соседи жируют.

Если у кого-то есть два набора охотничьего снаряжения, он отдает один тому, у кого его нет совсем. Взаимопомощь – это тот механизм, который помогает племени сохраниться в суровых условиях Арктики. Я научил эскимосов основным принципам гигиены и ухода за собой, показал, как лечить простейшие болезни, обрабатывать раны и оказывать помощь при несчастных случаях; но на этом, я думаю, процесс их приобщения к цивилизации нужно остановить. Мое мнение не опирается ни на теоретические выкладки, ни на предрассудки: оно сформировано 18 годами близкого общения с эскимосами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.