МЫСЛИ ПО ПОВОДУ ДОРОГОВИЗНЫ НА ХЛЕБ И МЯСО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МЫСЛИ ПО ПОВОДУ ДОРОГОВИЗНЫ НА ХЛЕБ И МЯСО

Все наши рынки, большие и малые, в городах и селах, объяты необычной дороговизной на первые потребности жизни; все наши порты также объяты обычной деятельностью по отправке хлебов за границу.

При существующей на рынках дороговизне на хлеб и мясо стоимость содержания рабочих, составляет такую сумму, которую они, в большинстве случаев, заработать не могут; вследствие этого положение большинства трудящихся людей делается невыносимым, разорительным. А при таких условиях остается один шаг до сокращения действий фабрик и заводов и до общего затруднения торговли и промышленности, наклонность к чему уже обнаруживается в ходе дел на нижегородской ярмарке.

На содержание рабочего, при существующей цене на хлеб и мясо в столичных губерниях, необходимо не менее 100 руб.[ 23 ] в год. Основания этого расчета следующие: на 3 фунта хлеба в день 10 коп., фунт мяса 14 коп., на квас, соль и горсть крупы в похлебку 2,5 коп. - всего в день 26,5 коп., в год 96 руб. 72 коп., не говоря о расходах на обувь, одежду и содержание семьи. Такая стоимость пропитания, выражает собою дороговизну, равносильную недостатку в продовольствии и ставит одних в необходимость обратиться к испрашиванию милостыни, чтобы снискать себе средства к существованию, других - прибегать к дерзким способам добывания себе пропитания. При этом не следует упускать из вида того обстоятельства, что к концу зимы придется кормить огромное количество людей, лишенных средств пропитывать себя при существующих ценах на хлеб и мясо, при совершенном неимении в некоторых местностях того и другого.

Все эти затруднения, не говоря об их последствиях, побуждают сделать подробный обзор причин, породивших дороговизну, и изыскать средства к ее устранению. Пределы настоящей статьи заставляют меня ограничиться только общими из собранного по этому вопросу материала выводами, основанными как на подробных расчетах, так и на указаниях житейского опыта.

Дороговизна на хлеб и мясо у нас главнейше происходит оттого, что в 15 северных губерниях нет благоустроенного сельского хозяйства. Что такое хозяйство по почвенным и климатическим условиям в этих местностях возможно - доказательством служат: Остзейские губернии и Финляндия; но так как никакое улучшение в хозяйстве немыслимо без удобрения, а для последнего необходим скот, на откармливание которого требуется барда, то рассмотрим, как велики в этом отношении средства наших северных губерний, сравнительно с Остзейскими? Для примера возьмем губернию С.-Петербургскую и из Остзейских самую скудную по почве - Эстляндскую. При существующих условиях винокурения в С.-Петербургской губернии, выкуривается 82.000 ведер вина[ 24 ], по расчету 40-градусной крепости с употреблением 100.000 пудов картофеля. Между тем Эстляндская губерния выкуривает 5 млн. ведер вина в год, с употреблением 4,5 млн. пудов картофеля; следовательно, в то время как Петербургская губерния, по размерам своего винокурения, может выкормить на барде 900 быков, Эстляндская губерния выкармливает 60.000 быков. Неудивительно поэтому, что хозяйство в Эстляндской губернии, имеющее средства для продовольствия столь значительного количества скота и получения через то удобрения, стоит неизмеримо выше, чем в С.-Петербургской губернии. При этом нельзя упускать из вида то обстоятельство, что количество барды, получаемой от винокурения, приобретает тем большее значение, чем больше число мест ее производства; следовательно, чем меньше будут размеры винокуренных заводов, чем больше число их, тем более представится удобств для удобрения более обширной площади, предназначенной для сельскохозяйственной обработки, что в действительности и встречается в Эстляндской губернии. Сомневающимся в этих выводах представляем доказательства: при возвышении цены на мясо в С.-Петербурге на скотопригонный двор явились, как видно из сведений С.-Петербургской думы, ливонские быки из Остзейских губерний. В апреле и мае их пригнано 8.800 голов. Представьте положение дела наоборот, т.е. мясной недостаток в Ревеле, и тогда что же бы могли три соседние губернии - С.-Петербургская, Новгородская и Псковская - прислать в Ревель? Ровно ничего. Итак, для улучшения хозяйства в северных губерниях необходимо поставить их в такое положение, при котором они могли бы выкуривать все необходимое количество вина для местного употребления и выкуривать на возможно большем числе заводов. В таком только случае представится возможность завести скот и иметь удобрение для полей.

Для выяснения того, сколько вообще теряет наше хозяйство от превращения заводов из заведений сельскохозяйственных в фабрично-промышленные, могут служить следующие соображения. Во всей России употребляется ежедневно хлеба на затор для выкурки вина, включительно с картофелем (считая 3 пуда последнего равные одному пуду муки), 220 тыс. пудов и каждый пуд затора дает барду для прокормления одного быка. Откармливание требует трехмесячного срока, а как винокурение продолжается от 9 до 10 месяцев, то откормить бардой можно 660 тыс. быков. Для Петербурга перегоняется черкасских быков 175 тыс. голов в год[ 25 ]; если такое же число необходимо нужно и для Москвы, то остается еще 300 тыс. быков; но в действительности их нет, потому что выкормить бардою 660 тыс. голов скота можно только при условии сельскохозяйственного винокурения на небольших заводах, когда ни одно ведро барды не миновало бы бычачьего желудка. А как главное винокурение у нас существует в губерниях: Тамбовской, Воронежской, Пензенской и других черноземных, заводы которых устроены для выкуривания в год от 100 до 500 тыс. ведер, то по невозможности употребить всю барду для быков, так как такого количества их нет в этой местности, да и самое помещение их представляется невозможным, то остальную часть барды спускают в овраги - таким образом не только непроизводительно утрачивается полезный материал, но и хозяйство, лишаясь удобрения, не может извлечь всей пользы из земли.

Для поднятия и устройства хозяйства в 15 северных губерниях необходимо предоставить им способы производить выкурку вина для местного употребления на заводах, имеющих сельскохозяйственное значение, т. е. небольших размеров. Винокурение, по нашему мнению, должно быть рассматриваемо как вожатый (поводырь) сельского хозяйства. Если поводырь слепого отклоняется в стороны и слепой падает в яму, то то же самое при уклонении винокурения с правильного пути случается и с сельским хозяйством. Но для того, чтобы в северном хозяйстве могло возникнуть винокурение, которого теперь в количестве, потребном для удобрения земли, нет, необходимо интересы этого винокурения оградить от подрыва, причиняемого вином, выкуриваемым в черноземной полосе России. Винокурение в северных губерниях необходимо поставить в такие условия, при которых занимающиеся им были бы не только гарантированы в целости затраченного капитала, но получили бы уверенность в возможности приобретения известной прибыли; поэтому ограждение интересов северного винокурения могло бы выразиться в установлении добавочного акциза до 2 коп. с градуса, взимаемого с каждого ведра вина, перевозимого из губерний черноземных в северные.

Упрочение винокурения в северных губерниях, составляя не более как одну из мер сельскохозяйственной политики, не может одно послужить к поднятию упавшего хозяйства. Для этого необходим целый ряд мероприятий, но прежде всего дешевый долгосрочный кредит и облегчение переселения.

В кредите нуждаются не одни крупные землевладельцы, он настоятельно нужен крестьянам, как способ к приобретению земель. А для облегчения всем желающим жить трудом от сельского хозяйства, для облегчения способов, к достижению этого, необходимо сделать доступным пользование казенными пустопорожними землями, удобными для пашни, и чем больше будет спрос на эти земли, тем охотнее следует их раздавать. Спрос этот лучше всего будет выражать наш поворот к благоустройству, без которого невозможно прочное и мирное развитие. Нельзя отрицать, что мы имеем огромное число рук, которые "дело не делают и от дела не бегают" - а между тем объедают других. Таких людей наберется примерно до 2 млн.; они могли бы добывать из земли хлеб не только для себя, но и для других миллионов, не занимающихся сельским хозяйством. Эти люди - нравственны, честны, жаждут труда, а между тем, составляя собою избыток населения, существующий в малоземельных губерниях: Курской, Полтавской, Орловской, Тульской и др., они поставлены в такие условия, что отягощают своих односельчан и могут, при дальнейшей неустановленности их быта, обратиться в тунеядцев. Этот избыток населения, не имея возможности работать во всю мочь, так как нет земли, по необходимости стесняет и объедает своих односельчан, поэтому следует немедленно привести в известность всех малоземельных крестьян и организовать скорое и обеспеченное всеми удобствами переселение их в те благодатные местности, которые лежат у нас впусте и ждут пахаря, который где-то бедствует, не находя земли и не зная, к чему приложить свой труд. Таким образом, при избытке пустопорожних плодородных земель и рук, жаждущих земледельческого труда, мы ухитрились создать в России сельскую бедность. Бедность эта, конечно, исчезает, когда пахарь будет знать, где ему есть что пахать.

Устанавливая меры к поднятию хозяйства, необходимо обратить внимание на столь частые в последнее время случаи хищнического обращения с землею, с целью единовременного извлечения возможно большего дохода, хотя бы последствием этого было совершенное истощение почвы. Достаточно указать на то, что такой обильный край, как Самарский, приведен к нищете посредством так называемых коммерческих посевов; а равно усовершенствовать существующее теперь обязательное страхование сельских строений от огня и учредить обязательное страхование скота - от падежей, полей - от градобития.

Придавая особенное значение примерам усовершенствованного хозяйства, как наглядно доказывающим крестьянам пользу улучшенных способов ведения его, мы полагаем, что хозяйство сельского духовенства следует возвести, на счет правительства, на высшую степень совершенства, дабы это хозяйство изображало светящиеся точки сельского благоустройства, сообщающие народной массе свет полезных знаний. Затрата эта была бы вполне производительна и повела бы к усовершенствованию способов добывания из земли большого количества произведений посредством улучшения почвы и употребления других приемов и орудий для обработки земли.

Дополним еще тем, что в каждом уезде, сообразно его обширности, должны быть образованы 3-4 пункта, в которых бы землевладелец и земледелец находили: сельскохозяйственную мастерскую, дешевую соль, зерновые семена, плуги, железные бороны и т. п., и производителей для рогатого скота, и лошадей, т. е. жеребцов и быков. При этом заметим, что выгон на пастбища с молодыми кобылицами и телушками жеребцов и быков должен быть воспрещен законом подобно тому, как воспрещена стрельба дичи до 15 июля.

Если все изложенное могло бы быть усвоено для русской жизни, тогда мы сами не только приобрели бы дешевое и изобильное питание, но и Европу завалили бы нашими избытками, не опасаясь конкуренции Америки. Тогда, забывая тяжелое время дороговизны и неизменно сопутствующей ей бедности, мы, все до единого, исполненные благоговейного умиления к Всемогущему Промыслу и благодарности к Державному Вождю и обновителю России, - восторженно возглашали бы стих царя Давида: "В скорби нашей распространил нас ecu и исполнил веселия сердца наши от плода пшеницы".

Для того чтобы вожделенное время, когда сердца наши возрадуются от плода пшеницы, не осталось недостижимым идеалом, нам необходимо оставить то ложное представление, которое укоренилось так прочно, что Россия составляет житницу Европы; и, признав, что Россия сама нуждается в хлебном довольствии, обратиться к усиленному труду на поприще сельского хозяйства. Не может быть сомнения в том, что Россия, выйдя на широкую и правильную дорогу сельского хозяйства, может, при имеющемся у нас избытке плодородных, нетронутых земель, снабжать Европу хлебом в громадном количестве; но в том положении, которое ныне существует, она не имеет никакого права на вывоз хлебов, если не желает принять на себя тягость всех грустных последствий голода.

Чтобы заключение это не представлялось голословным, рассмотрим следующие факты. В Европейской России и Царстве Польском сбор хлебов в 1878 г., за вычетом семян, составлял (Сборник сведений по департаменту землед. вып. II, 1880 г.): пшеницы 24.250.000 четв.; ржи 97.348.000 четв.; овса 68.379.000 четв. и прочего ярового 39.211.000 четв.

Население Европейской России и Царства Польского по народоисчислению 1870 г. составляло 71.731.000 лиц. К означенному количеству населения мы прибавляем примерно 3.269.000 вновь народившихся в течение 10 лет и берем для наших расчетов круглую цифру населения в 75.000.000. Исключая из этого 6 млн. достаточных лиц, весьма мало употребляющих хлеба, будем иметь хлебных едоков 69 млн., из которых 46 млн. взрослых и 23 млн. подростков. Полагая на взрослых для необходимого питания 2 1/4 четверти в год ржи или пшеницы и на подростков 1/2 четверти, получаем цифру необходимой потребности для народного продовольствия 115 млн. четвертей в год.

На винокурение в Европейской России употребляется ржаной муки, как это видно из ежегодника министерства финансов (выпуск IX, 1880 г.), 5 млн. четвертей.

Соединяя вместе цифры потребления хлеба в пищу и на винокурение, общий итог составляет 120 млн., а как чистый годовой сбор с полей пшеницы и ржи выражает 121 1/2 млн., то, очевидно, что у нас остается только 11/2 млн. четвертей для обеспечения себя в случае неурожая и стихийных невзгод. Этот остаток составляет пятидневную потребность народного продовольствия России! Итак, прежде чем помышлять о вывозе, нам надобно озаботиться о том, чтобы остаток за потреблением урожая в пищу составлял, по крайней мере, половину (до 60 млн. четвертей) годовой потребности, а затем можем безупречно вывозить лишь то, что будет превышать этот запас.

Мы не вводим в означенные расчеты сбор овса, потому что этот хлеб неприложим к употреблению в пищу для людей, но если подвергнуть ничтожное количество собираемого с полей овса (68 млн. четвертей) распределению на все количество имеющихся у нас лошадей, то едва ли придется на каждую лошадь по одному фунту к день. Вывод самый печальный и убийственный для сельского хозяйства. А между тем мы дерзаем вывозить и овес до 8 млн. четвертей в год, производя это в явное угнетение и погибель нашего хозяйства.

Затем разных яровых хлебов собирается 39 млн. четвертей, но из этого количества вывозится за границу ячменя, семени льняного и конопляного и прочего до 10 млн. четвертей, а затем в домашнем употреблении главное место занимает ячмень, идущий на пивоварение и на солод для винокурения и домашнего кваса, а потом кукуруза, греча и просо, употребляемые для каши, так что все эти хлеба, не заменяя собою ржи и пшеницы, служат только иногда добавлением к питанию, но не составляют основы продовольствия.

Хотя вышеозначенные цифры доказывают неопровержимо, что у нас нет излишнего хлеба для вывоза за границу, но между тем в 112 номере "Правительственного Вестника" 1880 г. и в сведениях департамента таможенных сборов видно, что отпускная торговля составляла в 1878 г. до 30 млн. четвертей в год по вывозу ржи и пшеницы, так что решительно не понятно, откуда мы взяли эти 30 млн., когда по вышеприведенным расчетам видно, что от урожая 1878 г. у нас осталось только 1 1/2 млн. четвертей. Нам могут сказать, что 30 млн. четвертей мы выпустили из накопившихся запасов, но это возражение опровергается тем, что 7 лет, предшествовавших 1878 г., имели урожай гораздо меньший; так, например, в 1878 г. собрано пшеницы и ржи, за вычетом семян, 121 1/2 млн. четвертей, а средний сбор за восьмилетие, начиная с 1870 г., составляет только 101 млн. четвертей. Из этого очевидно, что от прошлых лет никаких запасов образоваться не могло, и вопрос о том, откуда мы взяли 30 млн. четвертей для вывоза за границу, разрешается просто тем, что мы вывезли то, что самим необходимо нужно, и через это поставили себя в голодающее положение.

Неоспоримо, что наше богатство скрывается в земле, но к возделыванию ее надобно приложить руки, а чтобы руки могли направиться на этот труд, нужно усвоить сельскохозяйственному делу интерес, выгоду и тогда угнетающее русскую жизнь праздношатание, служащее источником многих преступлений, обратится к честному и полезному труду. Без этого нам не видать ни радостных дней, озаренных довольством и спокойствием, ни того государственного значения, какое подобает иметь великой русской земле по ее великому объему.

Возвращаясь к мерам выше сего изложенным относительно устройства сельского хозяйства, не можем не сказать, что меры эти не представляют ничего нового. Все, что предложено, уже давно существует, но только в раздробленном виде и с распределением по разным ведомствам, а именно: винокурение - в министерстве финансов, земледелие - в министерстве государственных имуществ, народное продовольствие - в министерстве внутренних дел, страхование и т. п. - в земствах, общее попечение и направление - в сфере случайностей.

Эта разбросанность и составляет ту причину, почему Эстляндия может выкормить ежегодно 60 тыс. быков, а Петербургская губерния - только около одной тысячи. Нет надобности повторять то, что где мало скота, там мало и хлеба. Мы надеемся в отношении мяса на донские и другие степи и бездействуем на севере, вовсе не задавая себе притом труда обдумывать общее устройство нашего экономического положения. Самый громогласный порицатель нашего экономического порядка, относительно винокурения и сельского хозяйства, это - черноморский бык, шагающий 2000 верст с берегов Кубани на берега Невы, чтобы продовольствовать своим мясом петербургских экономистов с предвзятыми теориями. Бык этот может служить верным барометром нашего экономического положения: когда он будет направлять свои шаги с Кубани к черноморским портам для ростбифов в Лондоне, тогда экономический барометр будет выражать перемену к лучшему; но когда и донской бык направится вместо Невы к Черному морю, тогда барометр покажет "ясно" и тогда мы будем, подобно Эстляндии, иметь свое местное мясо. Вне этого барометра не существует никаких доказательств нашего сельского благоустройства, и, как бы мы себя ни превозносили в отчетах и какие бы ни приводили цифры, удостоверяющие наше благополучие, все это будет или ложь, или самообман, если бык своими шагами в обратную сторону, т.е. к Черному морю, не засвидетельствует нашу экономическую зрелость.

Мы неоднократно встречали в литературе известное выражение: "дайте нам хорошую политику, мы вам дадим хорошие финансы". Это неверно и неприменимо к России, да и на каких весах можно взвесить достоинство политики? Позволяем себе вместо этой нерусской фразы привести народную поговорку: "Коли на гумне не густо, так в кармане пусто".

А для того чтобы покрыть гумно России густым слоем хлебных колосьев, необходимо, кроме усиленного труда земледельца, споспешествуемого мероприятиями, ему благоприятствующими, такое учреждение, которое, соединив в себе все элементы, создающие народное продовольствие, приняло бы за правило пользу своих действий измерять не количеством предписаний и всяких бумажных указаний, а барометрическим показанием, основанным на направлении быка из степи к морям и ценами рынка, выражающими удешевление хлеба и мяса.

При теперешней разбросанности народопродовольственного дела по разным ведомствам, при всей благонамеренности лиц, ведущих это дело, и даже при их примерном трудолюбии будет постоянно выражаться то, что существует, т.е. на гумне не густо, а в кармане пусто. И это пусто, чтобы мы ни придумывали, будет день ото дня пустее и пустев, до того времени, пока народная жизнь не приобретет хлебного довольства и простых (говоря словами Посошкова) "домовных богатств", составляющих единственную основу финансовой и политической силы, проявление которых немыслимо там, где "хлеб не укрепляет сердце человека".

В этом-то укреплении и состоит тот высший экономический закон, который один только силен вложить в наши сердца стремление к общему порядку и убеждение в благотворном влиянии власти на нашу жизнь и на этих началах создать величие государства. Путь к укреплению хлебом чист и ясен; составьте карту России с показанием всех ни кем не владеемых земель, и напишите на них четко глагол, возгремевший в первые дни мироздания: "раститесь и множитесь, наследуйте землю и обладайте ею".

Относительно переустройства винокурения и созидания сельского хозяйства слышим возражение, что это составляет длинный путь. Правда это, но справедливо, конечно, и то, что надобно же когда-нибудь начать этот путь, который, впрочем, при энергии и твердой воле может привести нас к предварительному устройству через 2-3 года. Между тем, независимо от правильного устройства земледелия, является потребность и в другой мере, могущей дать работу многим, а именно: каменщикам, каменотесам, кирпичникам, землекопам, плотникам, столярам, малярам, кузнецам, слесарям, пильщикам, подвозчикам и т. д. Эта мера - постройка правительственной железной дороги в Сибирь.

Говоря о сибирской дороге, нельзя не отнестись с особенной признательностью к мысли, выраженной господином министром финансов по поводу дальнейшего сооружения железных дорог. С.А. Грейг многим лицам, интересовавшимся взглядом правительства на этот вопрос, выразил свое мнение, что доколе не будет устроена ныне существующая сеть железных дорог в отношении снабжения ее полным подвижным составом и нужными дополнительными работами, до того времени сооружение новых дорог предпринимаемо не будет.

Мысль эта вполне верна и сообразна с практическими потребностями промышленности, уже обусловленными существованием устроенных железных дорог. Пятнадцать лет назад необходимо было торопиться с сооружением железных дорог, потому что тогда их вовсе не было и к исполнению этого существовали после крымской войны непреодолимые денежные затруднения внутри и недостаток кредита извне. Финансовое же творчество М.Х. Рейтерна победило все эти затруднения и не только создало обширную сеть железных дорог по всем направлениям Европейской России, но и обеспечило существование их устройством рельсовых и машиностроительных заводов. Это был подвиг, имеющий высокое государственное значение и вековую народную пользу. Воззрение С.А. Грейга на теперешнее состояние железнодорожного дела, заключающееся в желании осмотреться и привести сначала в полное устройство существующие дороги, несомненно имеет за собою также глубокую государственную мысль. Эта приостановка создает на сибирскую дорогу совершенно новый взгляд, сообразный с окружающими нас обстоятельствами проявления дороговизны.

Дороговизна настоятельно требует, чтобы сибирскую дорогу, как нищеснабдительный путь, мы построили как можно скорее, в 2 года; финансовое наше положение также настоятельно требует, чтобы эта дорога стоила как можно дешевле, а экономическое положение России заставляет искать для сибирской линии такого направления, чтобы на ней можно было поселить всех безземельщиков и малоземельщиков, составляющих ныне тягостную для государства массу, ничего не производящую и объедающую других.

Ни одного из означенных условий не имеет за собою линия из Нижнего в Тюмень, чрез Казань, Сарапул и Екатеринбург. А как достижение этих условий составляет такую потребность дня, без исполнения которой нет спасения от недостатка в продовольствии, то, по нашему глубокому убеждению, самая целесообразная и дешевая линия была бы из Самары в Тобольск прямо к многоводному Иртышу через Уфу, Челябинск и Шадринск с ветвью из Шадринска налево в Екатеринбург, а направо в Петропавловск. Линия эта, за исключением Петропавловской ветви, будет не длиннее так называемого южного направления через Казань, но она не представляет надобности строить мосты через Волгу и Каму, требующие пятилетнего труда и 15 млн. рублей затраты. Линия самаро-тобольская должна быть от Самары до Челябинска построена и открыта через год, дабы как можно скорей придвинуть на Волгу дешевый зауральский хлеб. Что касается ветви из Шадринска в Петропавловск, то она должна быть обселена вся крестьянами из внутренних малоземельных губерний, так как местность эта заключает в себе все условия земного рая для сельского быта. Вследствие этого, одновременно с сооружением означенной линии, все окружающие ее земли должны быть разделены на участки и обстроены крестьянскими домами, для помещения в них крестьян, переселяемых из малоземельных губерний. Чтобы представить себе вообще будущность Самарско-тобольской дороги и будущность всей местности, где эта дорога пролегает, надобно вообразить следующую картину: Волга, соединенная рельсами с Иртышом, имеющим водяной путь внутрь Сибири на 6000 верст, а между Волгой и Иртышом население крестьян, блаженствующих от избытка щедрой природы, совершенно забывших все бедствия минувшего малоземелья и награждающих свою мать - Россию за попечение об них присылкою массы продовольственных продуктов.

Коснемся теперь средств на сооружение Самарско-тобольской линии. Так как в настоящее время едва ли возможно обременять государственный бюджет новыми расходами, то является необходимая потребность изыскать предмет для обложения его налогом, дабы поступающая от этого налога сумма имела специальное назначение на платеж % и реализацию железнодорожных бумаг вновь строящихся дорог. Быть может, другие укажут более удобный предмет обложения, но я, со своей стороны, не вижу ничего удобнее, как обложение выделки всех изделий из нефти внутренним акцизом в 50 коп. с пуда при соответственном, разумеется, возвышении таможенной пошлины на иностранный керосин и другие нефтяные фабрикаты. Этот акциз даст в год до 5 млн. рублей, и этой суммы будет не только вполне достаточно на уплаты проц. и реализацию бумаг для дороги из Самары в Тобольск, стоящей не дороже 20 тыс. рублей верста, но представится еще большой остаток. На остаток этот надобно строить одновременно с сибирской другую дорогу, от владикавказской линии Петровск (300 верст), идущую по пустопорожним землям, удобным по их растительности для заселения. Заметим притом, что выделка керосина и других фабрикатов достигла у нас до 10 млн. пудов в год и продажная цена на керосин столь низка, что акциз в 50 коп. с пуда нисколько не задержит дальнейшее его развитие. Напротив того, при устройстве железной дороги в Петровск бездействующая зимой торговая каспийская флотилия будет безостановочно во время всей зимы подвозить керосин в Петровск и оттуда по железным дорогам распространять его по всей России, тогда как теперь керосин остается в течение 5 месяцев, по случаю замерзания устьев Волги, запертым в Баку без возможности его продать, отчего усиливается потребность в оборотном капитале, стесняющая самое производство. Кроме того, устройство посредством акциза с керосина и прочих нефтяных фабрикатов двух дорог: Сибирской и Прикаспийской с непременною целью поселения около них всех безземельных и малоземельных людей, раздвинет рынок для сбыта керосина от Волги до Иркутска и притянет к нам сибирское плодородие, тогда как дальнейшее продолжение безземельного состояния крестьян, повергая их в тяжкую бедность, уменьшит сбыт не только керосина, но и всех вообще фабрикации.

Прежде чем окончить эту статью, я считаю необходимым привести следующую заметку, найденную мною при разборе своих бумаг (40-х годов): "Граф Канкрин, при всем своем уме, не понимает пользы железных дорог и даже видит в них вред. Просто все его соображения по этому делу, находятся под какой-то пеленой боязни и упрямства. Несколько лиц (в числе их Кузин и Журавлев) в споре с Канкриным высказали ему, что сначала надобно строить дорогу от Москвы к Черному морю, а потом уже между столицами, дабы укрепить нашу мощь на юге России, и что Петербург, имея для подвоза грузов три водяных системы, а для пассажиров шоссе, может 5-7 лет подождать, уступив первую линию замосковскому краю. Граф улыбнулся и сказал: "Вот еще выдумка, строить дорогу там, где за 1000 верст перевозка на волах стоит 10 коп. с пуда". В этих словах выразилось старчество графа и угасающая дальнозоркость". Нельзя не задуматься над означенной заметкой. Ясно, что при существовании дороги в 50-х годах из Москвы к Черному морю не было бы ни высадки в Крыму неприятельских войск, ни севастопольского жертвоприношения с потерею флота, ни образования государственных долгов, порожденных Крымской войной! Кто возьмется исчислить все потери России, исходящие из той минуты, в которую решился вопрос о соединении рельсовым путем столиц, прежде соединения Москвы с югом?... Но перейдем к тому, что у нас на очереди: Казань и Сарапул, будучи соединены с Нижним, Волгой и Камой, могут без всякой потери подождать железной дороги, а если мы начнем строить сибирский путь с мостами, требующими 5-летних работ, и оставим в пренебрежении как скорое привлечение зауральских хлебов, так и проведение дороги по плодородной почве для водворения на ней всех малоземельников, то в смысле экономическом произведем второй Севастополь.

Настоящую статью я считаю только вступлением в вопрос об освобождении русской жизни от дороговизны. Все подробности оставляю до зимы, кроме нижеследующей.

Дороговизну на хлеб и мясо многие относят к понижению ценности нашего кредитного рубля, выражающемуся упадком курса. В отношении хлеба это наполовину справедливо, потому что иностранцы находили расчет платить за хлеб дорого, рассчитываясь с нами уцененным кредитным рублем.

Другое влияние на дороговизну хлебов произошло от неурожая в черноземной полосе. Что касается мяса, то цены на него возвысились единственно от бескормицы минувшей зимы и весны в местностях, изобилующих скотоводством, что доказывается тем, что на петербургский скотопригонный двор в апреле и мае настоящего года пригон черкасских быков против 1879 г. уменьшился на 7600 голов, и если бы нас не поддержал Остзейский край присылкою в эти же месяцы 8800 голов, то дороговизна на мясо была бы гораздо значительнее существующей.

Обращаясь к влиянию курса на дороговизну хлеба, следует остановиться на том, что хлеб есть главный предмет нашей вывозной торговли; но все те предметы, которые не вывозятся за границу, следовательно и не проходят через реторту курса, остались в своей цене, как-то: соль, сахар, дрова и т. п. Предположим, что иностранцы вовсе не имели бы надобности в нашем хлебе, тогда у нас не образовались бы ныне существующие высокие цены; но иностранные рынки производили сильное требование на хлеб, а государство находило полезным для перевеса в торговом балансе не задерживать выпуск, и это образовало дороговизну, выразившуюся в отношении к каждому рабочему в следующей цифре: 2 года назад печеный хлеб продавался 1 1/2 коп. фунт, а теперь 3 коп., дороже на 100%. Для питания рабочего нужно хлеба в день, по крайней мере, 3 фунта; следовательно, рабочий ежедневно переплачивает 4 1/2 коп., что составляет в год 16 руб. Это новая подать, новый налог, упавший не только на работника, но и на стариков, старух и детей, включительно с голодающими и нищими, налог, платимый такими людьми, которые в упадке курса ничем неповинны. Справедливость требует тяжкое влияние этого налога ослабить ускорением заявленного правительством предложения о снятии личных податей и открытием государственных работ для доставления заработков. Заключим наше слово народной пословицей: "Беда дает разум".

Да сбудется над нами это спасительное изречение.

В. Кокорев

7 авг. 1880 г. Ушаки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.