ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОВАЛЫ ПО ВОСПОМИНАНИЯМ С 1837 г. (ЗАКЛЮЧЕНИЕ)

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОВАЛЫ ПО ВОСПОМИНАНИЯМ С 1837 г. (ЗАКЛЮЧЕНИЕ)

Недели через три после напечатания "Экономических провалов" я приступил к прочтению их с самым напряженным вниманием. Мысли мои перенеслись в давно минувшее время, потом смешались с настоящими событиями и затем невольным образом устремились в будущую непроглядную даль. Из всего этого вышло целое наслоение критических взглядов на свой собственный труд: то обвинительных, то оправдательных, то отрицающих всякую надежду на выход из окружающих нас экономических затруднений, то имеющих слабое упование на освобождение русской жизни от накопившихся, в течение 50 лет бедственных угнетений.

Не скрою того, что написание "провалов" потребовало гораздо больших усилий, чем я предполагал, потому что мне не раз приходилось вытягивать из себя за 50 лет уснувшие воспоминания, и если читатели найдут мое повествование в некоторых местах довольно непоследовательным, то это едва ли можно отнести к прямой моей вине, потому что за давно прошедшим временем самые мысли и думы не могли быть стройными и поневоле являлись смешанно и сбивчиво.

Кроме того, в определении минувших действий властных лиц встречаются противоречия: одно и то же лицо то одобряется, то порицается, но в действительности это так и было, и избежать этого противоречия невозможно, не исказив верность современных взглядов и мнений, которые одобряли, например, сооружение железных дорог и порицали самый способ сооружения и делавшиеся для постройки заграничные займы. Точно так же, в знаменательное время уничтожения крепостной зависимости, в общих взглядах существовало полнейшее противоречие: все одобряли освобождение крестьян с землею, и в то же время все порицали равнодушие правительства к положению лично помещиков и угнетение землевладения уничтожением опекунских советов, без замены их новым кредитным учреждением с дешевым и доступным кредитом.

Вместо заключения представляю благосклонным читателям простой отчет в тех мыслях, которые роились у меня в голове после прочтения "Экономических провалов", излагая их совершенно в том порядке, в каком они появлялись в моем воображении, так что очерк мыслей составляет, так сказать, стенографию разговора, происходившего с самим собою, под диктовку внутреннего голоса. Вот первое наслоение мыслей.

После калейдоскопного появления в моем воображении бывших событий, после неясных и смешанных воспоминаний, сам не знаю почему, по прочтении "Экономических провалов", я остановился на слове: безумный! безумный! Затем из этого слова стало развиваться дальнейшее мышление. Зачем ты, безумный, наделал себе изданием в печать "провалов" огромную массу врагов? Вникни.

Затронув интересы бумагопрядильных и ткацких фабрикантов (провал третий), ты образуешь в них враждебное настроение.

Говоря о повороте чайной торговли на Кяхту для оживления Сибирского тракта и для уменьшения выпуска монеты за границу, затрагиваешь (провал четвертый) интересы всех чайных торговцев, основавших свою деятельность на распродаже чаев, привозимых из-за границы.

Выясняя вредоносность Главного общества железных дорог (провал пятый), задеваешь учреждение, имеющее почти полугосударственное значение.

Выводя наружу причину всех бедствий, созданных фирмою они, забываешь, что значение этой фирмы непомерно сильно: к ней принадлежит множество влиятельных лиц, и ее принципы укоренились не только в мыслях этих лиц, но даже вошли в штукатурку тех присутственных кабинетов, где заседают члены могущественной фирмы они. Подумал ли ты, безрассудный, о том, какая нужна вентиляция, чтобы освежить и проветрить штукатурку?

В седьмом, восьмом и девятом провалах ты восстановляешь против себя все многочисленное и многозначащее акцизное ведомство, ставя ему в вину уничтожение мелких винокурен и увеличение пьянства, и затем касаешься устроенных для помещиков мышеловок, т.е. земельных банков.

В десятом провале, говоря о неудовлетворении готовности русского народа кредитовать правительство своим трудом, осмеливаешься скорбеть о допущении злополучных займов на счет народа без его ведома, совершенно забывая, что займы эти проектированы и одобрены современными финансовыми светилами.

В одиннадцатом и двенадцатом провалах доказываешь, что все наше сибирское золото ушло за границу, вследствие предательских тарифов и широкого проживания денег за границей. Тут уже чувствительно задеваешь самую интеллигентную часть общества, потому что проживатели денег за границей считаются, так сказать, сливками общества, и если они портят наш баланс и обесценивают наш денежный курс (не считая прожитка больных и учащихся) на 10-20 млн. в год, то это, из вежливости к Европе, следует переносить безропотно.

Тринадцатый провал единственный, где ты никого не задеваешь, говоря о беседе с князем Барятинским. Тут главнейше соприкасаются этому вопросу одни молчаливые могилы на высотах Шипки и в оврагах Плевны.

Четырнадцатый провал также никого не оскорбляет: в нем идет речь о разрушении мареноводства в Дагестане и солеварения в Пермской и Вологодской губерниях, следовательно дело касается только рабочих тружеников, значит, и недовольных из интеллигентной сферы быть не может.

Пятнадцатый провал говорит о вредных для развития и упрочения торговли последствиях от болезни чинобесия, выражающейся переходом купцов в чиновные классы. Очевидно, что это замечание делает недовольными всех тех, до кого оно касается.

Действительно, я поступил опрометчиво, выведя наружу все то, что за 50 лет во мне скопилось. Ведь можно бы было поговорить кое о чем, так себе, кругленько и жиденько, пошевеливая пером без всякого участия сердца, следовательно и не задевая никого, вроде того, как пишут в канцеляриях: с одной стороны, мы видим недостижение цели, а с другой стороны, если взять во внимание бывшие обстоятельства, то нельзя не сожалеть, что они (эти обстоятельства) упорно противодействовали осуществлению других, более полезных мер и т. п. Наконец, какая цель идти на неприятность при полном убеждении, что стену равнодушия к общей пользе ничем пробить нельзя. Другое дело, если бы самопожертвование своим спокойствием привело, хотя бы частью, к поправлению бедствий, принесенных "провалами"; тогда бы не стоило обращать внимания на вред, приносимый самому себе; а теперь остается повторить то, что сказано вначале: безумный! безумный!