Документальное кино

Документальное кино

Впервые о документальном кино я услышал во Дворце культуры ЗИЛ, куда приезжал знаменитый документалист Роман Кармен после поездки в Индию. Он очень много рассказывал: что видел, что снимал, чем восторгался, чему удивлялся, об удивительной природе экзотической страны, о людях, их традициях, религии, нравах и обрядах… О многом.

Потом к нам приезжал с киногруппой оператор Владимир Комаров, снимал нас, художественную самодеятельность, я тогда уже работал во Дворце руководителем театрального коллектива. Камера, свет, атмосфера съемок снова всколыхнули во мне щемящее, жгучее желание работать в кино. Что-то загорелось, запульсировало, охватило вихрем энергии, энтузиазма. Возможно, эта сумятица чувств как-то отразилась на моем лице – не знаю, но Комаров обратил на меня внимание, выделил из общей массы. Мы разговорились. И я понял, что не только интересно, сложно, но и доступно для меня работать в кинематографе!

Комаров рассказал, как найти киностудию, и назвал адрес: Лихов переулок, дом 6. Адрес отпечатался в моем мозгу на всю жизнь.

Я не спал всю ночь и рано утром пешком пошлепал по набережной до Москворецкого моста, потом по Петровке… Волнующие, будоражащие мысли не давали мне покоя. Шел и не замечал, где иду…

Перед студией суетилась группа молодежи, выезжающая на съемки. Я помог им вынести аппаратуру, благодаря чему мне удалось пройти внутрь без пропуска. И что интересно: успокоившись, познакомившись с ребятами, я осмотрелся и узнал, узнал студию! Здесь раньше помещался «Союздетфильм»! До войны мой папа работал на фабрике «Союзфото», а она и «Союздетфильм» имели один общий пионерлагерь (я, кажется, рассказывал об этом). Отсюда, из этого здания, мы уезжали в лагерь и сюда же возвращались; тогда я учился в пятом классе. Во мне всколыхнулось какое-то трогательно-теплое отношение ко всему: к зданию, как знакомому, к людям, беспокойно снующим по вестибюлю; спускающимся по лестницам, спешащим к лифту.

Я осмелел. Вспомнилось, как здесь, перед войной, уезжая в лагерь, я снова встретил Тыртова Костю, увидел и узнал исполнителя главной роли в фильме «Ошибка инженера Кочина» (он спускался по левой лестнице), узнал многих других артистов. В фойе было очень много людей: кто-то курил, кто-то разговаривал, смеялся, делился впечатлениями и мыслями в ожидании, пока освободится просмотровый зал или начнется худсовет. Кто-то просто отдыхал, сидя на стульях, выставленных рядами вдоль стен. В общем, в этой бурлящей массе людей я не потерялся; как-то – слово за слово познакомился с Трошкиным Владленом Павловичем. Рассказал ему о своих мытарствах. Удивительно, как мне везло в тот день на хороших людей! Владлен Павлович был очень деликатен и внимателен, тактично задавал наводящие вопросы и, убедившись в моем непреклонном желании начать новую жизнь с работы на студии, посоветовал подняться на второй этаж, во второе производственно-творческое объединение (ПТО), к директору Бессмертному.

– Это объединение, – объяснил мне Трошкин, – занимается не событийными фильмами и журналами, как, скажем, первое творческое объединение, специализирующееся, в основном, на выпуске журнала «Новости дня». Второе объединение создает фильмы публицистические, обзорные, фильмы-портреты, что, как мне кажется, ближе вам по вашим творческим данным. Беритесь за любую работу, – он улыбнулся, пожимая мне руку. – Буду рад встретиться с вами в одной съемочной группе. Думаю, с вашей решимостью и рвением дело быстро пойдет на лад…

Бессмертному я так прямо и заявил:

– Хочу работать на студии в любом качестве! Согласен – ассистентом оператора. (А зарплата у ассистентов была 40 рублей.)

После основательного разговора Михаил Самсонович Бессмертный, человек очень мягкий, мудрый, сказал мне:

– Ассистентом я вас взять не могу. Это таскать аппаратуру, заряжать кассеты. А вы человек взрослый, наверное, даже семейный. А вот администратором с зарплатой 60 рублей я вас возьму! Я тоже начинал с администратора. Это работа в съемочной группе, ответственная и интересная. А ассистентами оператора у нас работают мальчишки…

Я согласился и тут же отправился в отдел кадров.

Так началась моя работа в кино – новая ступень, освоение новых высот. Я с головой бросился в организационные заботы, и не было, казалось, поручений, которые я не смог бы выполнить, не было обстоятельств, которые я не ухитрился бы преодолеть! Любые! На самом высоком уровне. Я шел на любое задание, в любую инстанцию без малейших сомнений, уверенный в себе. Еще бы, это ведь необходимо, чтобы не сорвались съемки! Я руководствовался главным и единственным – «надо»!

Как-то, по-моему, к концу второго года работы ко мне пришла целая делегация от студийного комитета ВЛКСМ и сообщила, что готовит «Летопись ЦСДФ», куда войдут главы о лучших фильмах, созданных на студии, лучших творческих работниках и т. п. И каково же было мое удивление, когда мне сообщили, что в «лучшие директоры картины» выдвинут и я. Меня это озадачило, если не сказать испугало… Я работал по своему графику, параллельно на нескольких картинах; времени было в обрез. А работать еще для «Летописи» – это значит кого-то подвести!.. Но все мои отнекивания и ссылки на крайнюю занятость ни к чему не привели. Комсомольцы попросили меня рассказать всего лишь о трех эпизодах, которые «удалось снять исключительно благодаря моим организационным способностям» (и кто только им раззвонил об этом?!). Это кадры с горящими среди бела дня факелами на Ростральных колоннах в Ленинграде, (а их зажигают только по распоряжению председателя Ленгорисполкома, и исключительно – по праздникам и в темное время суток), эпизод, снятый на участке железной дороги Москва – Петербург с предоставленной в наше распоряжение (бесплатно!) платформы с паровозом времен революции, который таскал эту платформу и шикарный классный вагон, прицепленный для обогрева съемочной группы туда-сюда – по желанию оператора. И наконец, кадры подъема и спуска государственного флага над кремлевским куполом… Ну что тут поделаешь? Рассказал… Хотя так и не знаю – успели они создать эту «Летопись» или нет. Студия, прославленная Центральная ордена Красного Знамени студия документальных фильмов, «приказала долго жить» в конце девяностых! Нет детища, созданного фронтовыми операторами, снимавшими под пулями, в любой точке земного шара – в экстремальных условиях. Нет кинопроизводства. Нет кинолетописи жизни великой страны…

Как я добивался успеха в организации съемок, не знаю… Знаю только одно: с любым руководителем, даже самого высокого ранга, я разговаривал, пытаясь вовлечь его в творческий замысел картины, заставить проникнуться важностью идеи и, наконец, крайней необходимостью такого фильма – для страны и народа. Сегодня! Сейчас… Размышляя о том периоде, я склонен думать, что добивался успеха не директорскими методами, а скорее – режиссерскими. Я старался приобщить человека к нашему делу, заставить его почувствовать ответственность, ощутить себя членом съемочной группы, сотворцом, для которого радость, великое удовлетворение воплотить в жизнь задуманное. Не буду утомлять подробностями, поясню чуть-чуть трудности организации только последнего эпизода – с флагом.

Когда возникла необходимость договариваться с комендатурой Кремля о съемках подъема государственного флага над куполом Дома правительства, все руководство ЦСДФ буквально встало на дыбы:

– Вы что, с ума все посходили?! Кто позволит на глазах людей всего города, столицы державы(!) спускать государственный флаг?! «Голос Америки» завтра же сообщит, что в СССР «пало правительство» или еще что-нибудь – похуже! Это же международный скандал!..

Дело в том, что, организуя съемки в каком-либо ведомстве, студия, как правило, обращалась туда с письмом: «Центральная студия документальных фильмов работает над фильмом… Для решения эпизода… необходимо и т. д.».

Так вот это письмо в комендатуру Кремля отказалось подписывать все руководство – все! И всё!.. И тогда, на свой страх и риск, используя служебное удостоверение, где на красном сафьяне золотыми буквами тиснение: «Совет Министров СССР. Государственный комитет по кинематографии», а внутри текст: «Все государственные, партийные, профсоюзные организации обязаны оказывать содействие в проведении съемок», я обратился напрямую в комендатуру Кремля. Ходил по кабинетам, объяснял, уговаривал, вдохновлял, увлекал… Подъем флага над куполом необходимо было снять для эпизода «Переезд столицы Советской России из Петербурга в Москву» (фильм режиссера Л. Кристи «Три весны Ленина»).

И что вы думаете?.. В конце концов я вышел на человека, который назначил день и час, когда мы сможем все снять.

В назначенное время мы с оператором Арцеуловым были у Спасских ворот. Работник Кремля нас встретил – с небольшим узелком под мышкой – и провел на площадку, где предстояло произвести съемку.

Этот человек, помнится, гражданский, наклонившись к ящику с механикой, нажал какие-то кнопки и… спустил государственный флаг! Тишина… Он ждет. Просто, буднично:

– Все у вас? – даже закурил.

– Сейчас-сейчас, – по-моему, у оператора дрожали руки. – Поднимайте!..

Отбросив сигарету, работник Кремля стал поднимать флаг… Оператор снял. И осторожно, можно сказать, даже заискивающе попросил:

– А можно еще?.. Я не совсем уверен, да и крупность другую возьму…

– Пожалуйста!..

Сняли. Довольны все! Такое дело провернули! Стали складываться… А работник Кремля вдруг начал спускать полотнище… (?!) Снял старое, прикрепил новое – яркое, шелковое, – и начал поднимать!..

– Стой!.. – оператор так выкрикнул это слово, что работник Кремля с тревогой обернулся.

Арцеулов сам растерялся. Ноги подкосились, в бессилии он опустился на кофр…

Оказалось, что спуск и подъем полотнища государственного флага – это не только не «международный скандал», а обычная каждодневная акция! Работник Кремля с милой улыбочкой поднимал и опускал новый алый стяг для нас раза три. Выяснилось, его обязанность следить и, когда надо, заменять на флагштоке полотнище государственного флага, если его порвет ветром или оно слишком выгорит на солнце. Вот и всё.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.