ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Козьма Прутков — фигура вымышленная, но так основательно утвердившаяся в русской литературе, что ему мог бы позавидовать иной реально существовавший и небезызвестный поэт. И не о всяком поэте есть так много биографических сведений, как о Козьме Пруткове, хотя исследователи с поразительной настойчивостью роются в старых бумагах и чахнут в архивной пыли, собирая по крупице то, что называется историей.

Вымышленное творчество Прутков^ неотделимо от его вымышленной биографии, как неотделимы от них его внешность, черты характера... Он «смотрится» только в целом, неразделенном, виде, таким его воспринимали современники, таким он дожил до наших дней.

Примеров мистификаций и создания литературных масок не счесть. Но все они были обречены на короткую жизнь и в лучшем случае известны лишь литературоведам. Козьма Прутков завоевал народное признание ; многие знают меткие словечки из его стихов и «высказывания», даже не читав их, изустно.

Не раз уже говорилось и писалось об удивительном явлении — уникальном случае, когда вымышленный автор стал в один ряд с реальными писателями. Козьму Пруткова так же издают и переиздают, ищут его неопубликованные произведения и помещают в различных научных изданиях, а потом и в собраниях сочинений, изучают творческое наследие и пишут монографии об истоках его творчества.

Кто же причастен к сотворению этого заслуженного литератора? Кто создатели Козьмы Пруткова?

Называли они себя по разному :

приятели,

друзья,

«ложные друзья»,

клевреты,

опекуны,

приближенные советники,

представители,

участники Козьмы Пруткова.

Иногда они присваивали себе пышные титулы :

«Лица, создавшие и разработавшие литературную личность Козьмы Пруткова».

«Собственники литературной подписи Козьмы Пруткова».

Порой заявления^ одного из них появлялись в печати за подписью: «Непременный член Козьмы Пруткова».

Но все это было уже потом, когда Козьма Петрович Прутков скончался, а слава его не умерла с ним, и появилось множество претендентов на это громкое литературное имя.

А сперва вся затея была всего лишь семейной шуткой, продолжением молодого озорства, перенесенного на страницы литературного журнала, и даже само имя Козьмы Пруткова родилось не сразу...

Шутили Алексей Константинович Толстой и его двоюродные братья Алексей, Владимир и Александр Жемчужниковы. Они были силачи и красавцы, молодые, богатые, образованные и остроумные. Если они и писали стихи, то только для себя и своих знакомых. Если пьесы, то только для домашней сцены.

Алексей Константинович Толстой еще не был тем замечательным поэтом, каким его знали позже. Он еще только начинал писать свои лирические стихи, которые почти все и по многу раз будут положены на музыку, и едва ли не половина — Римским-Корсаковым и Чайковским. Он еще не написал своих сатир, которые в списках будут ходить по всей России. Он еще только начал работать над историческим романом «Князь Серебряный», ставшим любимым чтением подростков. Еще не созрел у него замысел драматической трилогии, которая и в наше время неизменно привлекает зрителей больше, чем их могут вместить театральные залы.

Постановка «Царя Федора Иоанновича» стала началом Художественного театра...

Алексей Михайлович Жемчужников был на четыре года моложе А. К. Толстого. Он тоже стал известным поэтом и даже академиком, но таланта был скромного и основательно забылся. Впрочем, и его лучшие стихи положены на музыку. Хочется привести слова песни, известные многим, не помнящим, однако, кто их сочинил:

Сквозь вечерний туман мне, под небом стемневшим,

Слышен крик журавлей все ясней и ясней...

Сердце к ним понеслось, издалека летевшим,

Из холодной страны, с обнаженных степей.

Вот уж близко они и, все громче рыдая,

Словно скорбную весть мне они принесли...

Из какого же вы неприветного края

Прилетели сюда на ночлег, журавли?..

Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,

Где уж савана ждет, холодея, земля

И где в голых лесах воет ветер унылый,—

То родимый мой край, то отчизна моя,

Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,

Вид угрюмый людей, вид печальный земли...

О, как больно душе, как мне хочется плакать!

Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..

Александр Михайлович Жемчужников в молодости был порядочным озорником, но именно ему выпала честь написать первую басню, положившую начало поэтическому творчеству Козьмы Пруткова. Потом он стал крупным чиновником, но не утратил веселого нрава.

И наконец Владимир Михайлович Жемчужников, самый юный из всех «опекунов» Пруткова, стал организатором и редактором публикаций вымышленного поэта. Это он подготовил «Полное собрание сочинений» директора Пробирной Палатки, да и сама эта должность, а следовательно, львиная часть биографии поэта-сановника, придумана им.

Как-то жаль раскладывать Козьму Пруткова на составные части. Пользуясь сохранившимся архивом Алексея Жемчужникова, где на стихах Козьмы Пруткова есть пометки об их принадлежности, нетрудно было разнести творчество этого поэта по отдельным авторам. Сложнее определить тех, кто написал вещи, не имеющие пометок, а в иных случаях и невозможно, потому что создавались они чаще всего сообща.

3

Многие упрямо стараются превратить Козьму Пруткова в обыкновенного пародиста и отыскали уже немало поэтов и их стихотворений, послуживших ему образцами для «подражаний», но при этом как-то забывается и стирается гениальный образ директора Пробирной Палатки. А ведь это главное.

Да и сами пародии вовсе не «высмеивают» того или иного уважаемого поэта, а чаще оказываются забавным отражением целых литературных течений и явлений, в них косвенным образом воспроизводятся умонастроения общества. Порой они достигают такой силы и универсальности, что теряется ощущение времени — никто и не вспоминает обстоятельств, при которых они написаны, Прутков становится нашим современником.

Редко делались попытки определить сущность и приметы русского юмора. IOmojd вообще с трудом поддается исследованию. Мне доводилось писать в своей книге о югославском юмористе Браниславе Нушиче, как мгновенно исчезает все смешное, лишь только повиснет над бумагой перо исследователя.

Козьма Прутков — одно из воплощений нашего национального юмора. Он настолько своеобразен, так крепко привязан реалиями к родной земле, что при переводе его на другие языки встают порой неодолимые трудности.

Когда-то Козьма Прутков был еще смешнее. Время стерло во многом его злободневность, но остались тонкости языка, высшая культура его, приобретаемая не учением, а рождением в русской среде и крещением в купели русской языковой стихии.

Своим талантом Козьма Прутков обязан прежде всего Алексею Константиновичу Толстому. Известно, что им написаны «Юнкер Шмидт», «Мой портрет», «Эпиграмма № I», «Память прошлого», что другие стихи Пруткова писались им сообща с Алексеем Жемчужниковым. Рифмы Толстого безупречны, поэзии в них — бездна, остроумия — тоже. Существуют серьезные подозрения, что и афоризмы задуманы и, в основном, написаны им же.

Именно талант придал такую весомость имени Козьмы Пруткова. Не так ли бывало и с некоторыми поэтами — несколько действительно талантливых и нашумевших вещей тянут за собой собрание сочинений, в котором заодно снисходительно помещается все остальное, посредственное и серое? Правда, у Козьмы Пруткова серого очень мало — камертон изобличал фальшь очень быстро, да и сам образ неусыпно стерег свою цельность.

В том-то все и дело, повторяю,— в образе. Замечательную находку сразу оценили не только ее авторы. В веселую и умную игру включились и поддержали ее самые талантливые люди того времени, каких бы разнородных взглядов они ни придерживались. Достоевский и Некрасов, Салтыков-Щедрин и Дружинин, Добролюбов и Чернышевский... Это был оглушительный успех!

Правила игры предусматривали достаточную степень свободы толкования их и были пародией на сам процесс творчества.

Создатели Козьмы Пруткова оставили его дела в таком состоянии, что невольно напрашивается их продолжение. В мир и миф Пруткова приглашаются все желающие — бери, используй, фантазируй дальше. Универсальность их юмора, тонкого и одновременно многослойного, не могла не привлекать умнейших людей многих поколений.