Человек при ящике

Человек при ящике

…Говорят, это произошло во время шефского концерта артистов Большого театра — что называется, «в рабочий полдень». К Мстиславу Ростроповичу, исполнявшему концерт Дворжака, непосредственно на сцену зашел здоровенный детина из числа невольных слушателей и добром попросил:

— Уйди.

По другой версии, никто на сцену не выходил, просто крикнули из зала:

— Эй, Лысый, кончай пилить ящик!

У этой истории есть и третья версия, более подробная.

Случилось все это якобы в тот момент, когда Мстислава Леопольдовича выдвинули на Государственную премию: вот и пришлось ему временно оставить в покое Европу и отработать некоторое количество трудодней на Госконцерт.

И слепая судьба привела его пилить этот свой ящик в каком-то чуть ли не клубе, причем пианино (подозреваю, что это было именно пианино, а не рояль, и не «Стенвей», а какая-нибудь «Лирика»), — так вот, пианино оказалось попросту запертым на ключ, и ключа этого в тех краях давно никто не видел.

И тогда в аккомпаниаторы Ростроповичу нашли местного баяниста.

Пришла публика. Началось. И на каком-то повороте виолончельного концерта московского гостя попросили из зала:

— Э, ты, потише, дай послушать баян!

Если хоть что-то из этого правда, удивительно, как Мстислав Леопольдович не эмигрировал сразу.

А в другой «рабочий полдень» к неким трудящимся приехал струнный квартет. На свою голову, музыканты решили побаловать рабочий класс одним малоизвестным произведением Вивальди, в котором итальянский композитор, ничего не знавший о рабочем полдне, предусмотрел несколько ложных финалов.

То есть тема как бы заканчивается, а потом начинается снова.

Первый финал, случившийся очень вскоре после начала, трудящиеся восприняли с энтузиазмом — и бурно зааплодировали, полагая, что теперь их отпустят восвояси и дадут спокойно покурить или забить «козла». Но после небольшой паузы музыканты начали играть снова.

Трудящиеся решили, что музыканты их неправильно поняли и играют «на бис», поэтому, когда Вивальди закончилось вторично, похлопали гораздо тише, явно из вежливости, боясь спровоцировать дальнейший приступ музыкальности.

Но струнные завели свою пластинку опять.

На шестой раз трудящиеся поняли, что над ними издеваются. В зале начался стихийный бунт. На сцену полетели мелкие предметы — бумажки, монетки, спичечные коробки, гайки. Музыканты, съежившись, продолжали искушать судьбу. Корректировать партитуру Вивальди им не позволяло призвание.

Но пришлось.

Не доиграв несколько проведений темы, струнный квартет упаковал свои гварнери-страдивари — и бежал с завода, избежав линчевания в последнюю минуту.

Антонио Вивальди был хороший композитор, но чувства меры в рабочий полдень не знал совершенно.

Семейное предание из начала семидесятых. Мои родители поймали такси:

— На улицу Герцена!

Таксист смилостивился, и они поехали. Через пару минут, сопоставив адрес с внешним видом пассажиров и временем посадки, таксист не спросил, а уточнил как бы:

— В консерваторию. — Да.

— Угу…

Проехали еще немного.

— И что там, в консерватории? — поинтересовался служитель баранки.

— Леонид Коган, — честно ответил отец.

— Скрипка, — пояснила мама.

Повисла пауза, завершившаяся грандиозным афоризмом советского гегемона.

— Работать никто не хочет, все хотят на скрипочках играть!