Последняя болезнь и смерть

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Последняя болезнь и смерть

До самой весны 1749 года у Баха не было совершенно никаких признаков болезни, жертвой которой он стал в следующем году. Но в начале лета здоровье его внезапно настолько пошатнулось, что в Лейпциге появились уже претенденты на его должность. Всесильный министр дрезденского двора граф Генрих фон Брюль требовал эту должность для своего капельмейстера Готтлоба Харрера.

«8 июня 1749 года по распоряжению городского муниципалитета, большинство членов которого лично явилось в большой концертный зал „Трех лебедей“, капельмейстер его превосходительства тайного советника и премьер-министра графа фон Брюля Готтлоб Харрер с большим успехом играл на пробу с той целью, чтобы получить должность кантора в церкви св. Фомы, если капельмейстер и кантор господин Себастьян Бах скончается».

Однако Бах вновь выздоровел. Казалось, вернулась его былая сила и даже прежнее воинственное настроение. На этот раз он ввязался в распрю, в центре которой стоял один из лучших его учеников, фрейбергский кантор Иоганн Фридрих Долес.

Фрейбергский ректор Бидерман, который, по всей вероятности, ревниво относился к успехам своего кантора, яростно боролся против значительной роли музыки в академическом учебном плане. Он утверждал, что музыка оказывает плохое влияние на характер и приводил в пример Катона, Калигулу и Нерона. Известный критик Маттесон счел своей обязанностью защитить музыкальное искусство от «провозглашающего ошибочные учения преподавателя, мрачного мизантропа и безбожного пасквилянта». Бах увидел, что среди нового поколения имеются те же разногласия, что были в свое время у него с ректором Эрнести. Он обратился к Готлибу Шрётеру с просьбой защитить оклеветанное музыкальное искусство. Шрётер написал достойный ответ и послал его Баху, который так отозвался о нем:

«Рецензия Шрётера хорошо написана и соответствует моему мнению; скоро она будет опубликована в печати… Если появится еще несколько таких опровержений, в чем я уверен, то, несомненно, мы основательно прочистим грязные уши автора (Бидермана), чтобы они научились лучше воспринимать музыку».

Выражение «грязные уши», однако, не понравилось Маттесону, он даже упрекает за него Баха, считая, что оно: «Безвскусное, низкопробное выражение, недостойное капельмейстера, жалкий намек на слово „ректор“[1]». Статья Шрётера была опубликована в этом же году, но в измененной форме. Шрётер думал, что в этом виноват Бах, что в конце концов еще привело к неприятному конфликту между ними.

«Некролог» пишет о болезни Баха: «У него было слабое от природы зрение, которое следствие неслыханного воодушевления, с которым он учился, особенно в молодые годы, когда бодрствовал целыми ночами, все ухудшалось, и в последние годы эта слабость зрения превратилась в болезнь глаз. Бах хотел было избавиться от своей болезни путем операции. Движимый отчасти желанием всеми своими оставшимися, и еще очень свежими, духовными и телесными силами служить богу и своим ближним, отчасти следуя совету некоторых своих друзей, возлагавших большие надежды на одного глазного врача, прибывшего в то время в Лейпциг, Бах решил избавиться от болезни путем операции. Однако операция, несмотря на то, что ее пришлось проделать дважды, не удалась. Он не только потерял зрение, но вследствие операции и оказавших вредное действие лекарств, разрушился весь его до того совершенно здоровый организм, так что целые полгода он был почти постоянно болен. За десять дней до смерти казалось, что зрение его поправляется, так что как-то утром он снова начал видеть и даже мог выносить свет. Но через несколько часов после этого с ним случился апоплексический удар, затем резко поднялась температура и, несмотря на все старания двух самых лучших врачей Лейпцига вернуть его к жизни

28 июля 1750 года

в четверть девятого на шестьдесят шестом году жизни он тихо отошел в другой мир».

Известный английский глазной врач шевалье Джон Тейлор, который позже лечил и Генделя, в своих мемуарах «История путешествий и приключений глазного врача шевалье Тейлора, написанная им самим» рассказывает, кстати, довольно неточно, историю лечения Баха: «Я видел множество удивительных животных, дромадеров, верблюдов и др., особенно в Лейпциге, где я возвратил зрение одному знаменитому музыканту, которому шел уже 88-ой год (sic!). С ним вместе вначале воспитывался Гендель».

Бах, даже в последние дни своей жизни, когда только глаза позволяли ему, просматривал свои произведения для органа. Еще прежде, чем он полностью ослеп, он энергичной рукой переписал свои 15 хоральных прелюдий, но потом болезнь вернулась с новой силой. Во время болезни он очень дорожил обществом своей дочери Лизген и зятя Альтниколя, который записывал на бумагу последние мысли композитора: XVI и XVII прелюдии. В начале июля он продиктовал еще заключительную пьесу серии, XVIII прелюдию «Когда мы в самой тяжкой беде». Но потом он попросил Альтниколя изменить заголовок согласно тексту другого хорала, который поют на ту же мелодию (Припадаю к трону твоему), первую и последнюю строфу которого он даже тихонько продекламировал.

На середине двадцать шестого такта рукопись обрывается. 28 июля в состоянии больного, казалось, наступило неожиданное улучшение, но уже через несколько часов оно снова стало критическим.

28 июля 1750 года

во вторник, «в сумерках длинного летнего вечера он испустил свой последний вздох».

В лейпцигском Бюро регистрации смертей была сделана следующая запись:

«Иоганн Себастьян Бах, шестидесяти семи лет, капельмейстер и кантор церкви св. Фомы, был похоронен 30 июля 1750 года с катафалком».

«Spenersche Zeitung» от 3 августа писала:

«В прошлый вторник, 28 числа предыдущего месяца на шестьдесят шестом году жизни вследствие плохо удавшейся глазной операции, сделанной известным английским глазным врачом, скончался знаменитый музыкант господин Иоганн Себастьян Бах, придворный композитор короля польского и курфюрста саксонского, капельмейстер герцога саксонско-вейсенфельзского и анхалып-кётенского, музыкальной директор и кантор школы св. Фомы. О потере этого неслыханно талантливого и славного человека глубоко скорбит каждый настоящий знаток музыки».

В журнале «Полезные сообщения о работе ученых и прочих событиях в Лейпциге» была опубликована следующая заметка:

«28 июля в 8 часов вечера из мира живых ушел господин Иоганн Себастьян Бах, придворный композитор Его Величества короля польского и Его Высочества курфюрста саксонского, капельмейстер князя анхалып-кётенского и саксонско-вейсефельзского, музыкальный директор и кантор лейпцигской школы св. Фомы. Неудачная операция глаз похитила у нас этого достойного мужа, который своим необыкновенным искусством в музыке заслужил бессмертную славу и который оставил после себя сыновей, также приобретших известность на музыкальном поприще».

31 июля, в пятницу, Баха похоронили. Это был день крестного хода и, чтобы успеть на богослужение, учащимся нужно было пораньше проводить своего кантора на кладбище св. Иоганна. Могила была расположена у южной стены церкви. На могиле Баха не был поставлен надгробный камень и только более чем через сто лет после его смерти отметили мемориальной доской место, где он был похоронен:

В ЭТОЙ ЧАСТИ БЫВШЕГО КЛАДБИЩА СВЯТОГО ИОГАННА 31 ИЮЛЯ 1750 ГОДА ПОХОРОНЕН ИОГАНН СЕБАСТЬЯН БАХ

Позже, в 1894 году, когда были снесены стены старого кладбища, начались более тщательные поиски. В одном дубовом гробу нашли останки мужчины среднего, пропорционального телосложения. Скелет сохранился довольно хорошо; массивный череп, покатый лоб, глубоко посаженные глазницы и энергичный подбородок напоминали портреты Баха. Сравнения с портретами и научная экспертиза позволили предположить, что это останки великого композитора. Их поместили в скромный известняковый саркофаг с надписью

ИОГАНН СЕБАСТЬЯН БАХ

1685 – 1750

Этот саркофаг был установлен под алтарем церкви.

Прах Баха уже почти пятьдесят лет покоился здесь по соседству с прахом известного немецкого поэта Геллера, когда 4 декабря 1943 года церковь св. Иоганна была разрушена прямым попаданием бомбы. Склеп, в котором стояли саркофаги Баха и Геллера, чудом уцелел. В 1950 году по случаю двухсотлетия со дня смерти Баха останки его перенесли туда, где он когда-то работал – в церковь св. Фомы и похоронили в усыпальнице, вделанной в галерею, ведущую на хоры церкви.

7 августа 1750 года происходило заседание лейпцигского муниципалитета; протокол содержит следующую запись:

«Кантор школы св. Фомы или, вернее, капельмейстер Бах умер.

Бургомистр Штиглиц: Школе нужен кантор, а не капельмейстер, но в музыке он должен разбираться».

На этом заседании не прозвучало ни слова признания или сожаления. Преемником Баха избрали Готлоба Харрера, протеже министра Брюля.

Музыкальный мир почтил память великого покойника с несколько большим пониманием и уважением. Телеманн написал сонет на его смерть.

Два наиболее значительных музыкальных критика того времени, Маттесон и Марпург, отозвались на его смерть словами величайшего признания. Музыкальное общество Митцлера посвятило памяти своего умершего члена стихи, в которых содержались следующие «классические» строки:

Великий Бах, который никогда не ленился

Увеличивать славу нашего города,

На которого смотрел весь мир и которого

Мы не можем никем заменить, увы! мертв.

Бах не оставил завещания, поэтому третья часть его наследства досталась его вдове, остальные две трети – девяти его детям. В описи его имущества перечислены следующие музыкальные инструменты:

1 фанерованный клавесин, который, по возможности, должен остаться в семье 80 тл. – кр.

1 клавесин 50 тл. – кр.

1 то же 50 тл. – кр.

1 то же 50 тл. – кр.

1 то – же маленький 20 тл. – кр.

1 лютня-клавицимбал 30 тл. – кр.

1 то же 30 тл. – кр.

1 скрипка Стейнера 8 тл. – кр.

1 скрипка похуже 2 тл. – кр.

1 скрипка пикколо 1 тл. 8 кр.

1 альт 5 тл. – кр.

1 то же 5 тл. – кр.

1 то же – тл. 16 кр.

1 маленькая виолончель в тл. – кр.

1 виолончель 6 тл. – кр.

1 виолончель – тл. 16 кр.

1 виола да гамба 3 тл. – кр.

1 лютня 21 тл. – кр.

1 спинет 3 тл. – кр.

Всего: 371 тл. 16 кр.

По всей вероятности, число музыкальных инструментов, принадлежавших Баху, было гораздо больше, чем это указано в данном списке. Но еще при жизни он роздал многие свои инструменты детям. Например, Иоганн Христиан претендовал на два клавира, ссылаясь на то, что отец еще при жизни подарил их ему.

Полная стоимость всего наследства составила 1122 талера 16 крейцеров, что не представляло собой сколько-нибудь значительного состояния. Вдова Баха вскоре впала в большую нищету. 19 мая 1752 года городской муниципалитет выплатил ей 40 талеров за «несколько музыкальных пьес, учитывая ее стесненное положение». Немногим позже ее поместили в богадельню на Хейн-штрассе, где она и умерла 27 февраля 1760 года.