Обед у коммунистов в Царском Селе

Обед у коммунистов в Царском Селе

К вечеру мы оказались в Царском Селе. Нас поместили в общежитии для приезжающих коммунистов. Это было большое здание с совершенно запущенными помещениями и нелепыми порядками. Стояли железные полусломанные кровати, на них лежали загрязненные матрасы, не было ни одеял, ни белья. Стало голодно, несведенные продукты, «царский подарок», остались в Петрограде. Но вот сообщают, что обед приготовлен в другом здании, и предупреждают, что столовые приборы надо взять с собой. Собственной ложки у меня не было. Я хотел взять ложку, лежавшую на моем столе в этом помещении. Однако заведующая испуганно закричала, что этого никак нельзя сделать, потому что ложка, мягко выражаясь, взята кем-то из столовой, и если там меня увидят с ней, у нее, как у заведующей, могут быть большие неприятности. Я понял так, что вначале ложки были и в общей столовой, но их просто растащили «товарищи», так же как и все остальное. Все-таки спасибо ей, она выдала деревянную ложку, и я отправился в коммунистическую столовую. Как и все остальные, я был голоден. Рядом со мной сидел пожилой человек с большой бородой и жадно глотал суп. Со стороны могло показаться, что он ест какое-то очень вкусное блюдо, и я с нетерпением ждал, когда подадут и мне. Увы, как только я сделал первый глоток, пришлось бросить ложку и с негодованием отодвинуть тарелку, такой суп есть совсем невозможно. Это просто сваренная мерзлая картошка. Сосед, увидев мою отодвинутую тарелку, обратился ко мне с просьбой: «А может быть, вы разрешите мне взять этот суп?» – «Пожалуйста». И подвигаю ему свою тарелку, не без брезгливости глядя, как мой сосед жадно набрасывается на эту отвратительную еду. Потом подают с виду будто приличные котлеты. Пробую, и снова с отвращением и негодованием отодвигаю и это блюдо. Опять мерзлая картошка, только с мукой. Опять слышу голос соседа: «Можно взять вашу котлету?» – «Берите», – отвечаю и с досадой встаю. Мельком бросаю взгляд на человека с большой бородой и вижу, как он с аппетитом пожирает мою котлету. «Голод не тетка», и натерпевшиеся люди готовы есть все, что дают, мириться и с этим отвратительным обедом.

Недовольный и голодный, я возвращаюсь из коммунистической столовой. Ко мне подходит какой-то комиссаришка и довольно ехидно спрашивает: «Ну, что же, пообедали?» – «Как вы смеете подобную гадость называть обедом?! – воскликнул я. – Вы над нами издеваетесь и морите нас голодом. В Москве со мной обращались иначе. Я протестую против подобного обращения и питания». Комиссаришка опешил, растерялся, стал извиняться, и через два часа я получил прекрасно приготовленную мясную солянку, чай, к нему сахар, и я успокоился. Невольно с улыбкой вспомнил один из революционных лозунгов: «В борьбе обретешь ты право свое».

На другой день после полудня поезд отходил на Псков. Времени было много, и я решил осмотреть находящийся поблизости великолепный дворец. Часть помещения была закрыта, или, может быть, туда не хотели пустить меня, и я ограничился частичным осмотром. Ничего особенно интересного я не нашел. Было ясно, все ценное оттуда уже вывезено, остались лишь громоздкие предметы. На первый взгляд они могли представлять интерес, но на самом деле все эти вещи были попросту хламом.

Я отправился на вокзал, где меня уже ждали с вещами два моих спутника, товарищи по несчастью. Мы поместились в вагон и, о ужас, попали к тифозным солдатам. Вши ползали по их шинелям, вселяя ужас. Мы хорошо знали, что значит укус тифозных вшей, через четырнадцать дней после этого неизбежно должно обнаружиться тифозное заболевание. Я вышел на платформу, снял шубу, подробно ее осмотрел в поисках этих ужасных тварей и так простоял на холодной платформе до самого Пскова. Здесь у военных властей надо было получить разрешение на проход через пограничную линию. Только поздно вечером я попал в латвийское село. Тамошние военные приняли меня радушно, угостили хорошим ужином, появилась даже музыка, играл какой-то оркестр. Наконец-то мы дома, какое счастье!