ЛЕВ ЯШИН
ЛЕВ ЯШИН
Журналист и поэт Сергей Шмитько вспоминал, как долго он расспрашивал врача сборной СССР Савелия Мышалова о характерных яшинских словечках, неизвестных эпизодах. Мышалов отнекивался. И вдруг…
«Однажды раздался у меня телефонный звонок. „Вспомнил! — восклицает Мышалов и рассказывает: — Играла наша сборная с кем-то, и я стоял за воротами Яшина, он время от времени ко мне оборачивался: ‘Доктор, соды!’ Его мучила язва желудка. А если наши забивали ‘лишний’ гол и счет становился, скажем, 3:1, он тоже оборачивался и довольный восклицал: ‘Доктор, им трындец!“’.
Тут уж я взмолился: „Савелий Евсеевич, редактор не пропустит. Не напечатает. Во-первых, получается, что лучший вратарь мира — язвенник, и, во-вторых, словечки…“ Огорчился доктор: „Жаль. Ведь так всё и было на самом деле. А словечки я еще смягчил. Для печати“».
* * *
Лев Иванович Яшин — уникальная личность в истории отечественного да и мирового футбола. Он, вне всяких сомнений, считается сильнейшим вратарем всех времен не только у нас в стране. Единственный вратарь, получивший «Золотой мяч» — приз лучшему футболисту Европы, — Лев Яшин. Человек, с которым ассоциируется наш футбол, — Лев Яшин. Образец игры вратаря — также Лев Яшин.
В нашем футболе Лев Иванович — вратарь номер один, и, наверное, таким он и останется навсегда. Он провел более двадцати сезонов на высшем уровне и все время оставался верен одной команде — московскому «Динамо». С Яшиным в воротах сборная СССР выиграла олимпийское золото Мельбурна, стала победителем первого Кубка Европы и финалистом второго розыгрыша, дошла до полуфинала мирового первенства. В послужном списке Льва Ивановича нет побед в европейских кубках, но в этом нет ничего удивительного. Ведь наши клубы стали участвовать в европейских клубных турнирах в 1966 году, когда Яшину было уже 37 лет.
«Вратарь, о котором можно только мечтать», — писал о Яшине Михаил Якушин. Действительно, Лев Иванович был хорош и на линии ворот, и на перехватах, и при выходах один на один. Он хозяйничал не только у себя в штрафной площадке, но и смело покидал ее пределы при необходимости. Он быстро вводил мяч в игру как рукой, так и ногой, начиная атаки своей команды. Яшин играл просто, рационально, без всякого желания сорвать аплодисменты, и при этом красиво. Лев Иванович не стеснялся руководить обороной, и защитники всегда ему подчинялись. Он обладал огромной психологической устойчивостью, не ломался при неудачах, как многие его коллеги. А еще он был очень добрым, простым и в высшей степени порядочным человеком.
Лев Яшин стал величайшим вратарем не только благодаря отпущенному природой дару, но в первую очередь за счет своего трудолюбия на тренировках и желанию учиться. Он не стеснялся перенимать у своих коллег всё лучшее, доводя эти приемы до совершенства. У Евгения Фокина Яшин научился смело бросаться в ноги соперникам, у Алексея Хомича — отчаянным полетам за мячом. От Вальтера Саная перенял манеру двигаться по всей штрафной площадке и выходить за ее пределы, а у Анатолия Акимова позаимствовал быстрые и точные броски мяча рукой на половину поля соперника. Яшин не только учился сам, но и учил своих напарников, среди которых были замечательные вратари. И Владимир Беляев, и Александр Ракитский, и Владимир Пильгуй считали, что им повезло тренироваться вместе с Яшиным.
Первая награда
Лев Яшин появился на свет 22 октября 1929 года на окраине Москвы, на улице Миллионной. Отец Иван Петрович работал шлифовальщиком на авиазаводе в Тушине, мать Анна Митрофановна вела домашние дела. Лев рано — в семь лет — лишился матери. После смерти Анны Митрофановны Иван Яшин довольно быстро женился. Новая жена отца Александра Петровна менее всего походила на хрестоматийный образ мачехи. К Леве она относилась как к родному, и Лев Иванович называл ее мамой и всегда с теплотой вспоминал о ней. В 1939 году родился младший брат Льва — Борис.
«Придя из школы и бросив в угол портфель, я мчался во двор. Обыкновенный и вместе с тем удивительный двор, где всегда тебя ждало что-то новое и неизведанное. В одном из сараев была оборудована голубятня, где мы с отцом держали голубей.
Двор вообще был заполнен сараями. В них мы устраивали тайные совещания перед началом военных действий с соседними домами, в них кое-кто покуривал в рукав. В них мы делали маленькие железные пистончики, которые потом подкладывали на трамвайные рельсы. Пистоны взрывались под колесами автоматной очередью, разъяренный вожатый выскакивал из кабины, а мы, спрыгнув с подножек, мчались врассыпную. Надо было только добежать до ближайших ворот. Уж там, в лабиринте богородских проходных дворов, мы были неуловимы.
Зимой покатые крыши сараев служили нам трамплинами, с которых мы прыгали на лыжах. Падали, ушибались, набивали огромные синячищи, но зато учились крепко держаться на ногах, не бояться высоты, владеть своим телом.
В середине двора была у нас довольно большая вытоптанная сотнями ног площадка. Летом она служила нам футбольным полем, зимой — катком. Мы делали каток сами. Приносили из дому саночки, доставали из сарая деревянную кадушку и возили от колонки, что стояла на другой стороне улицы, воду. Каток, понятно, получался плохонький, но коньки кое-как скользили, и ладно».
Детство Льва Яшина можно назвать типичным для ребят с московских рабочих окраин — учеба, работа по дому и игры во дворе со сверстниками — футбол, хоккей, лапта и многое другое. Примечательно, что Лева чаще играл в нападении, нежели в воротах. В первый раз в ворота он встал уже в Ульяновске, куда семья Яшиных была эвакуирована грозной осенью 1941-го.
Когда началась Великая Отечественная война, авиазавод, где работал Иван Петрович, был вывезен в тыл. Иван Яшин как один из лучших специалистов в своем деле получил бронь и отправился на берега Волги со своим предприятием. Но очень многих других все-таки призвали в армию, и их место заняли совсем еще молодые ребята, часто школьники. Так, Иван Петрович привел на завод и поставил к станку своего тринадцатилетнего сына. Вскоре Лева работал наравне со взрослыми по две смены, стал слесарем третьего разряда. При этом учился в школе. Но даже при столь сложном распорядке дня оставалось время для занятий спортом.
На этом же заводе работал молодой механик Михаил Овсянкин, который после работы совершенно бескорыстно занимался с детьми. Организовал спортивную команду. Летом играли в футбол, зимой в хоккей с мячом. Михаил Ильич и посоветовал Льву попробовать себя в воротах. Еще рано было говорить об окончательном выборе подростка, но именно Овсянкин первым разглядел в Яшине задатки вратаря.
В 43-м завод вернулся в Москву. Лев ходил на работу вместе с отцом, но путь из Богородского в Тушино занимал много времени — приходилось добираться с пересадками. Поэтому семья очень радовалась, когда завод выделил им новую жилплощадь — в Тушине. В 1945 году Лев Иванович получил свою первую награду, которую ценил более всех других, — медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
В 1944 году тренер Владимир Чечеров организовал при заводе футбольную команду, куда он пригласил и молодого Льва Яшина. Дядя Володя, как называли Чечерова ребята, определил Льва в ворота. «Мы, две дюжины подростков, выстроились у футбольного поля заводского стадиона неровной шеренгой — тощие, масластые, нескладные ребята. На стадион пришли прямо с работы, кто в чем — в пиджачках, курточках, спецовках, в тапочках, сапогах, разбитых тупоносых ботинках, что выдавали ремесленникам, в сатиновых шароварах, лыжных фланелевых штанах, потертых коротких брючках. Ходивший вдоль этого странного строя человек измерял каждого из нас коротким взглядом и тут же называл его место в команде. Когда очередь дошла до меня, человек сказал:
— Будешь стоять в воротах.
Может, надо было поспорить или хоть спросить, чем это я ему не понравился. Может, надо было сказать ему, что еще в довоенном дворе, когда мы резались в футбол, я всегда играл впереди и котировался как приличный бомбардир.
Но я не стал ни объяснять, ни спрашивать, ни спорить. В ворота так в ворота. Главное — поиграю. А начнешь объяснять — глядишь, прогонят…
За годы войны забыл об играх, и когда в одно прекрасное послевоенное весеннее утро увидал в заводской проходной большое объявление: „Желающие играть в футбол, записывайтесь в секцию у Владимира Чечерова“, — глазам своим не поверил.
Я сразу пошел искать указанную в объявлении комнату, а уже вечером стоял в строю своих нескладных сверстников у кромки футбольного поля. Как состоялось мое посвящение во вратарский сан, вам уже известно. Не знаю, как к другим его „крестникам“, но по отношению ко мне у Чечерова, которого мы все любили и, хоть был он не стар, называли „дядя Володя“, оказалась легкая рука».
Лев тренировался с огромной охотой. И с еще бо?льшим желанием выходил на футбольное поле. Но при этом пока даже и не думал о том, чтобы стать игроком команды мастеров. Футбол был для молодого человека праздником, отдушиной в тяжелой послевоенной жизни.
«Каждая неделя кончалась для нас праздником — игровым днем. Утром мы собирались с чемоданчиками у заводской проходной, садились в открытый кузов полуторки и отправлялись на городской стадион. Предстояла очередная встреча на первенство Тушина. На стадион я входил уже не с одним, а с двумя чемоданчиками. Второй принадлежал Алексею Гусеву — вратарю взрослой команды. Носить его вслед за хозяином была моя обязанность, непременная и приятная. Раз тебе сам главный вратарь завода доверил свой чемодан — значит, ты уже чего-то стоишь! Сначала играли мы, юноши, а Гусев стоял за моей спиной и прямо здесь же, как мог, учил уму-разуму. Вслед за юношескими на поле выходили мужские команды, и тогда мы менялись местами: Гусев вставал в ворота, я занимал место по другую сторону сетки. Играл и тренировался я ежевечерне. Наши окна выходили на стадион, и я, умывшись и переодевшись, выскакивал на поле прямо из комнаты».
В 17 лет Лев, такой серьезный и ответственный, вдруг ушел из дома и поселился у приятеля. И это еще не всё. Он перестал ходить на работу, и над ним нависла угроза увольнения за прогулы. А там и до статьи «за тунеядство» рукой подать. Что же произошло? Вот как обрисовал ситуацию сам Лев Иванович в своей биографии «Записки вратаря»:
«Моя жизнь складывалась безоблачно, и время летело незаметно. Работа, учение, футбол, хоккей (в него я играл не в воротах, в нападении) — всюду дело клеилось. Одолел семилетку. В свои неполные восемнадцать лет был уже и слесарем, и строгальщиком, и шлифовальщиком, имел приличный рабочий стаж и правительственную награду — медаль „За доблестный труд в Великой Отечественной войне“.
А потом накопившаяся за годы усталость начала давать о себе знать. Что-то во мне вдруг надломилось. Никогда не слыл я человеком с тяжелым или вздорным нравом. А тут ходил какой-то весь издерганный, все меня на работе и дома стало раздражать, мог вспыхнуть по любому пустяку. После одной такой вспышки я собрал свои вещички, хлопнул дверью и ушел из дому. Ходить на завод тоже перестал.
Как назвать мое тогдашнее состояние? Хандра? Депрессия? Не знаю. Знаю только, что посетило оно меня единственный раз в жизни и достигло в этот единственный раз таких размеров, что справиться с ним я долго не мог. Ничего не ощущал, кроме опустошенности.
Положение становилось с каждым днем все безвыходнее. По всем законам я был не кто иной, как прогульщик, и на меня распространялись соответствующие указы об уголовной ответственности. Надо было что-то делать. Но что?
Выручил меня советом кто-то из игроков взрослой нашей команды:
— Надо тебе идти добровольцем на военную службу. За это многое тебе может проститься. Да и дисциплина воинская сейчас для тебя — спасение».
Аркадий Чернышев
Яшин отправился в военкомат и вскоре был призван во внутренние войска. О любимом футболе пришлось забыть на несколько месяцев — подъемы, построения, строевая подготовка, стрельбы, изучение уставов, чистка оружия, тактические занятия, наряды, караульная служба, политучеба, отбой — примерно так проходила жизнь новобранца. Но однажды во время вечерней поверки командир приказал футболистам сделать шаг вперед. Так Яшин оказался в спортивной роте.
Жизнь спортсменов мало чем отличалась от жизни остальных бойцов. Они наравне со всеми несли службу. Плюс добавились тренировки и игры на первенство городского совета «Динамо». Яшин играл за третью команду. Потом получил травму голкипер второй команды, и Льва в срочном порядке вызвали на его место. Дебют выдался неудачным: уже на десятой минуте юный вратарь пропустил несложный мяч и сразу же подвергся критике со стороны новых товарищей по команде.
Но именно эта, не самая успешная игра стала тем счастливым случаем в жизни Льва Ивановича, благодаря которому он вырос в выдающегося вратаря. Молодого спортсмена увидел и запомнил знаменитый тренер Аркадий Чернышев.
«Летом сорок девятого года, после очередного игрового дня, меня прямо на стадионе остановил какой-то человек — высокий, подтянутый, с чуть пробивающейся сединой в аккуратной — волосок к волоску — прическе.
— Хочешь играть в молодежной команде „Динамо“?
— Еще бы!
— Тогда приезжай на тренировку. — И он назвал день и час.
Как мог я, солдат, распоряжаться своим временем?
— Не беспокойся, это я беру на себя, — развеял он мое недоумение.
Честно признаться, я не слишком надеялся, что незнакомый мне человек выполнит обещание, но он выполнил. Через несколько дней командир с некоторым удивлением показал мне запрос и приказал отправляться на стадион. Там меня ждал незнакомец, — как выяснилось, тренер молодежной команды „Динамо“.
Я спросил у ребят, как его фамилия. Мне ответили: „Чернышев“.
Да, подвел меня к порогу большого футбола Аркадий Иванович Чернышев — прекрасный тренер и обаятельный человек. Чем больше лет, — а теперь уже и десятилетий — минуло со дня нашего знакомства, тем более я благодарен ему за это.
Так я оказался в молодежной команде „Динамо“. Мы успешно выступали в чемпионате и Кубке Москвы, я неизменно играл в основном составе. И однажды нам довелось даже победить в розыгрыше Кубка столицы мужскую динамовскую команду, в которой играли несколько известных футболистов и среди них сам Чернышев. А когда в марте сорок девятого года команда мастеров „Динамо“ отправилась на тренировки в Гагру, я был включен в ее состав в качестве третьего вратаря, дублера Алексея Хомича и Вальтера Саная».
Начало карьеры Яшина выдалось катастрофическим. На предсезонном сборе в Гаграх ему забил вратарь сталинградского «Трактора» Василий Ермасов. Лев слишком далеко вышел из ворот, и оппонент, выбивая мяч с рук, перебросил молодого динамовца. «Не трудно представить мое состояние. Как нашкодивший и стыдящийся поднять глаза мальчишка, я исподтишка оглядел трибуну. То, что я увидал, добило меня окончательно. Игроки нашей основной команды — Василий Карцев, Константин Бесков, Сергей Соловьев, Александр Малявкин, Всеволод Блинков, Леонид Соловьев — покатывались со смеху. Бывалые и всё на свете повидавшие футбольные волки, они ничего подобного в своей жизни не видели.
Не помню, как доиграл я первый тайм. В раздевалке я швырнул в угол перчатки, за ними полетели бутсы. Не в силах сдержать слезы, я стал стаскивать свитер. Мне еще не сказали, что моя футбольная карьера окончена, но я был уверен: сейчас скажут. А если и не скажут, разве я сам этого не понимаю?
Мне не дали снять свитер. Меня заставили натянуть на ноги бутсы, а на руки — перчатки. Я вновь появился на поле. Я доиграл этот злосчастный матч, свой первый матч в команде мастеров. Тренер, работавший тогда с динамовскими дублерами, Иван Иванович Станкевич, человек мягкий и интеллигентный, нашел нужные слова. Он сумел объяснить мне, что все происшедшее не более чем несчастный случай, что ни он, ни старший тренер Михаил Иосифович Якушин во мне не разуверились, что в будущем надо быть осмотрительнее и видеть не только мяч, но и обстановку на поле. На следующий матч меня снова поставили, на следующий — тоже. Я закрепился в дублирующем составе, но мяча, забитого мне вратарем „Трактора“, забыть не мог».
Дубль и шайба
Дебют Яшина в основном составе «бело-голубых» состоялся в 1950 году. Приболел Вальтер Саная, и в заявку на матч со «Спартаком» был включен в качестве запасного Лев Яшин. При счете 1:0 в пользу «Динамо» травму получил Алексей Хомич. Пришлось молодому вратарю становиться в ворота. И первое же игровое действие с участием Льва обернулось голом в динамовские ворота. В борьбе за верховой мяч Яшин столкнулся со своим же защитником Константином Блинковым. Мяч отскочил к спартаковцу Николаю Паршину, который и поразил незащищенные ворота.
В следующем матче — с тбилисским «Динамо» — Яшин вышел с самого начала. Москвичи уверенно контролировали ход встречи, и к 65-й минуте выигрывали 4:1. Но потом южане сумели провести три гола за пять минут. Яшин команду не выручил. Тренер Виктор Дубинин решил не испытывать судьбу и выпустил еще не оправившегося как следует от болезни Саная. В оставшееся время Константин Бесков забил пятый мяч в ворота тбилисцев и принес победу москвичам.
Казалось, что после такого дебюта Льву ничего не светит. Во всяком случае, в московском «Динамо». Но в клубе не стали ставить крест на молодом вратаре. Предложения набраться опыта в другом клубе, а потом вернуться были, но Лев Иванович их отверг. Два года он играл за дубль, а зимой защищал ворота хоккейного «Динамо». Да так здорово, что выиграл Кубок страны и взял бронзу всесоюзного первенства. Яшину предлагали полностью перейти в хоккей. Но любовь к футболу оказалась сильнее.
«В те же годы я начал играть в хоккей. К этой игре меня тоже привлек Аркадий Иванович Чернышев. Как-то глубокой осенью встретил он меня на стадионе и спрашивает:
— Хочешь в хоккей поиграть?
— Да что вы, — отвечаю. — Я эту шайбу и в глаза не видел. В хоккей с мячом играл в заводской команде, а что такое хоккей с шайбой — не представляю.
— Это не беда. Приходи. Научу.
До чего же неловко чувствовал я себя первое время в маленьких хоккейных воротах! Длинный, в тяжелых и громоздких доспехах, я никак не мог справиться с маленькой шайбой. По футбольной привычке я всё пытался ее ловить. Как ее поймаешь? Ведь в те годы вратарские рукавицы не имели „ловушек“, какими снабжены они теперь. И я, бросаясь навстречу летящей шайбе, откидывал в сторону клюшку и норовил ухватить ее, словно мяч, двумя руками. А она упрямо вырывалась из рук, довольно часто отлетая прямо в сетку ворот. Чернышев терпеливо повторял: „Ты ее не лови, ты ее отбивай“. Но прошло немало времени, и немало синяков я себе наставил, и немало шайб пропустил в свои ворота, пока усвоил эту элементарную вратарскую истину.
Хоккей я полюбил. Да и успехи тут пришли ко мне куда раньше, чем в футболе. Я и мастером спорта сначала стал в хоккее, и медали мои первые — серебряная и бронзовая — хоккейные, и первый раз в жизни Кубок СССР выиграл в составе хоккейной, а не футбольной команды.
В хоккей я играл до 53-го года. Еще через год нашим хоккеистам предстояло впервые выступать в чемпионате мира. Меня назвали среди кандидатов в сборную. Не знаю, как сложилась бы моя хоккейная судьба дальше, но приблизительно в то же время я стал кандидатом в футбольную сборную. Надо было выбирать. Я выбрал футбол!»
Номер 1
В середине чемпионата 1953 года тренер «Динамо» Михаил Семичастный доверил ворота Льву Яшину. И Лев Иванович оправдал доверие. Спокойный, уверенный в себе, безупречный в игре, он быстро завоевал место в динамовских воротах, которые ему будет суждено защищать 18 лет. Осенью 53-го «Динамо» вместе с Яшиным выиграло Кубок СССР, а в следующем году вернуло себе чемпионский титул. Всего Лев Иванович выиграл с родным клубом пять золотых медалей и три Кубка — и это превосходный результат в условиях конкуренции, существовавшей в союзном первенстве.
«Тренировался я много, не признавая никаких норм. Для меня как-то сразу стало обязательным делать на занятиях всё, что делают полевые игроки: вместе с ними мерить круги по стадиону, бегать кроссы, совершать многочисленные рывки, преодолевать барьеры, прыгать, играть в больших и малых „квадратах“, бить по воротам, отрабатывать удары головой, пасовать. А сверх того оставалась в полном объеме вратарская работа, изнуряющая необходимостью овладеть каждым приемом так, чтобы он выполнялся без участия сознания, автоматически.
Футбол занимал не только почти все мое время, но и целиком все мысли. К каждому игровому эпизоду с моим участием я возвращался мысленным взором снова и снова. Атаку, которая заканчивалась голом в мои ворота, память расчленяла на мельчайшие детали.
Мне и в голову не приходило убеждать себя в том, что вратарь в силах дотянуться до мяча, сильно пущенного вблизи в угол ворот. Ну а если бы я заранее вышел навстречу удару? Или, сумев предугадать, откуда этот удар последует, сместился поближе к тому углу? Или неожиданно для противника встретил бы его у передней границы штрафной площадки? Или вовремя крикнул защитникам, кому и куда надо бежать, чтобы перекрыть все пути атаки? Этих „если бы“ находились десятки…
Пройдут годы, и за мной закрепится репутация человека, совершившего едва ли не переворот в привычных, устоявшихся представлениях о зоне действия вратаря и принципах его игры. Появятся статьи о том, что я раздвинул эту зону за границу штрафной площадки и что в моей интерпретации вратарь превратился в дополнительного защитника. Так ли это? Судить не берусь. Никогда не относил себя к числу теоретиков, никогда не делал обобщений, которые бы шли дальше анализа своих и чужих ошибок. Играл, как игралось, выбирал те позиции и предпринимал те шаги, которые, казалось мне, вернее обеспечат безопасность ворот. А выходил ли далеко вперед или оставался во вратарской площадке, отбивал ли мяч ногой или ловил его руками — это уж смотря по обстоятельствам. Если же и верно то, что стали приписывать мне с годами, думаю, помогли мне здесь две вещи. Во-первых, привычка выполнять на тренировках всё, что делали полевые игроки, отчего я не уступал им в выносливости. Второе — постоянное стремление раскрывать собственные просчеты, винить в каждом голе сначала себя, а уж после других. При всем многообразии футбола есть в нем ситуации, которые повторяются неизменно. И если ты докопался однажды до собственной ошибки, то другой раз ее не повторишь».
Все, кто видел Льва Яшина в игре, отмечают, что он действовал предельно просто, безо всяких внешних эффектов. Ибо знал, что главная задача вратаря — спасти ворота, а не сорвать зрительские аплодисменты. При этом Яшин играл красиво — его броски были расчетливы и смелы. Он безупречно выбирал позицию и обладал превосходной реакцией. Кроме того, Лев Иванович намертво фиксировал мяч в своих огромных ладонях. Соперники даже пытались разгадать секрет яшинских перчаток, рассуждали: не намазаны ли они каким-либо специальным клеем? Нет, не намазаны. А секрет мастерства крылся в работе на тренировках. Да и учителя у Яшина были хорошие.
Правда, один трюк в арсенале у Льва Ивановича всё же имелся — а именно фокус с кепкой. В пятидесятые почти все вратари, в том числе и Яшин, выступали в кепках. Но мало кто до Яшина далеко выходил из ворот, а уж игра голкипера головой и вовсе выглядела диковинкой. Тем более что в головном уборе бить по мячу головой сложно. Яшин при своих рейдах снимал кепку, отбивал мяч, а затем снова надевал.
Год 1954-й стал невероятно успешным для Льва Ивановича. «Динамо» после пятилетнего перерыва стало чемпионом страны, во многом благодаря блистательной игре своего вратаря. Была воссоздана сборная СССР, которая провела несколько товарищеских матчей. Сборная Швеции была разгромлена со счетом 7:0, а матч с венгерской командой — одной из сильнейших, если не сильнейшей в мире — завершился вничью 1:1. Ворота нашей сборной защищал 24-летний Лев Яшин, чья игра получила международное признание. Ну и главное событие в жизни Льва Ивановича — его свадьба с Валентиной Тимофеевной Шашковой.
«Познакомились мы на танцах. Всю жизнь помимо футбола он увлекался рыбалкой — до самозабвения. О том, что он неплохо играет за дубль московского „Динамо“, я знала от брата, страстного болельщика, и его друзей. Однажды ребята предупредили: „Сегодня Яшин к нам приедет, можем познакомить“. Вечером появился, этаким забавным басом представился: „Лев“. Длинный, тощий, но симпатичный и, главное, вежливый. До свадьбы мы лет шесть, наверное, встречались. Поженились как раз под Новый, 1955 год. Вот за эти годы и до последних своих дней Лев не миллион алых роз, а явно поболее мне преподнес. Свежие цветы его заботами в нашем доме вообще никогда не переводились», — вспоминала Валентина Тимофеевна.
Этому браку суждено было стать долгим и счастливым. Лев Иванович и Валентина Тимофеевна прожили вместе 35 лет, воспитали двух дочерей, Елену и Ирину. В быту Лев Иванович был скромным, мягким и нетребовательным человеком.
Ворота страны
В 1954 году Лев Яшин занял место в воротах сборной СССР. Через два года советские футболисты выиграли золотые медали на Олимпиаде в Мельбурне. Через четыре года советская сборная дебютировала на чемпионате мира, где выступила очень достойно — дошла до четвертьфинала, сыграв с очень сильными соперниками — австрийцами, англичанами (дважды), бразильцами и хозяевами турнира, шведами. Во всех пяти встречах в воротах играл Яшин, и его игра получила высочайшую оценку. В 1960 году советская команда стала сильнейшей в Европе. И снова ее ворота защищал Лев Иванович.
Чемпионат мира 1962 года стал испытанием для Льва Ивановича. Накануне первенства у него обострилась язва желудка, и в Чили Яшин отправился с сильнейшими болями. А тут еще за десять дней до старта турнира в товарищеском матче сломали челюсть Владимиру Маслаченко. Пришлось Яшину забыть о своих проблемах со здоровьем и становиться в ворота.
В игре с сильными югославами — финалистами Кубка Европы — сборная Советского Союза одержала убедительную победу 2:0. Следующему сопернику, колумбийцам, заранее отводилась роль аутсайдеров. Прогноз — легкая победа советской сборной — начал подтверждаться с первых минут матча в Арике. К 13-й минуте наши футболисты вели 3:0. В середине тайма колумбийцы один гол отыграли, но в начале второй половины игры Виктор Понедельник забил четвертый гол.
До конца встречи оставалась 21 минута, когда несогласованность Яшина и Гиви Чохели привела к голу в наши ворота. Яшин скомандовал «мой», Чохели убрал ногу и не стал блокировать мячу дорогу, а тот взял и вкатился в ворота. Потом последовали дальний удар и гол. А за ним — еще один. Матч закончился со счетом 4:4. Выходило, что ошибка Яшина сломала игру сборной. И это при том, что в самом конце встречи Лев Иванович спас советскую сборную от двух верных голов.
Третий матч группового турнира — со сборной Уругвая — наши выиграли 2:1. А в четвертьфинале советским футболистам предстояло сыграть с хозяевами — чилийцами. Наши уступили 1:2. Решающий гол провел чилиец Рохас дальним ударом. Сборная СССР, один из фаворитов турнира, вынуждена была прекратить борьбу за два шага до финала.
Увы, Льву Ивановичу пришлось испить горькую чашу главного виновника неудачи сборной. Как-то быстро были забыты те победы, которым советский футбол был обязан Яшину. 33-летнему вратарю намекали, что его время ушло и пора уступать дорогу.
Лев Иванович стал подумывать об уходе. Друзья и тренер «Динамо» Александр Пономарев уговорили его не спешить, а просто взять некоторую паузу.
Ворота «Динамо» стал чаще защищать Владимир Беляев. Яшин поддерживал форму на тренировках.
«Было грустно, обидно, горько. И мне, и всем. Всем одинаково. Я не выделял себя среди других. Я не знал еще, какую роль сыграет этот неудавшийся матч с чилийцами в моей личной судьбе. Я не знал, что в те минуты, когда мы, переживая поражение, молча сидели в раздевалке, принимали душ, переодевались, в Москву летела кружным путем, через Сант-Яго, телефонограмма: „В проигрыше виноват Яшин, пропустивший два легких мяча и тем самым обрекший команду на поражение“. Ее отстучал один из трех бывших в Арике корреспондентов наших газет, журналист, далекий от спорта, но единственный, кто имел возможность передавать свои репортажи в Москву. Телевидение тогда не знало еще передач на столь далекие расстояния, очевидцы и кинокадры могли помочь восстановить истину лишь много позже. А тогда, по горячим следам матча, приговор, вынесенный журналистом, выглядел бесспорным, окончательным и обжалованию не подлежащим.
Лишь когда мы приземлились дома, я впервые узнал, что чемпионат мира проиграл Яшин. Вот когда мне представился удобный случай в полной мере оценить силу печатного слова. На первом же московском матче едва диктор, перечисляя состав динамовской команды, назвал мое имя, трибуны взорвались оглушительным свистом. Обструкция повторилась, когда я вышел на поле. Злой рокот усилился после того, как мяч попал ко мне в руки, но и это не удовлетворило трибуны, мстившие виновнику поражения сборной. Они свистели неустанно, до конца игры. Я слышал крики: „С поля!“, „На пенсию!“, „Яшин, иди внуков нянчить!“
На следующем матче всё повторилось. На третьем — то же, что на втором. Дома я находил обидные, издевательские письма, на стеклах машины — злобные, оскорбительные надписи. Несколько раз кто-то из самых агрессивных „доброжелателей“ разбивал окна в моей квартире.
Каждый выход на поле стал для меня мукой. Да что выход на поле — каждый шаг по городу! Переносить всё это было выше моих сил. И однажды, вскоре после возвращения из Чили, я сказал нашему тренеру, ныне покойному Александру Семеновичу Пономареву:
— Больше играть не буду, не могу.
А он, человек, сам всё в футболе перевидавший и переживший, меня и не удерживал:
— Поступай, как знаешь, тебе видней. Пока отдыхай, а там видно будет…
Я уложил в багажник ружье и рыболовную снасть и уехал в деревню. Рыбачил, ходил на охоту, по грибы, просто бродил по лесу. Раздумывал о том, как буду жить дальше, а в футбол, решил я твердо, возврата больше нет.
Но чем дальше отодвигало время меня от футбола, тем чаще я тосковал по мячу. И вот стали мне немилы ни лес, ни речка, ни вся с детства любимая подмосковная природа. Виделись мне во сне и наяву футбольное поле и летающий над ним мяч, и я на своем месте чуть впереди ворот — в черном свитере, в старой моей кепочке, побывавшей на всех материках. И слышались мне гулкие удары бутс по мячу и судейские свистки. И ощущал я запах пахнущей городской пылью, помятой шипами травы… Видел, слышал, чувствовал и начинал сознавать: нет мне без этого жизни.
В один поистине прекрасный день, собрав пожитки, я примчался в Москву, на стадион „Динамо“, к Пономареву:
— Хочу играть!
— Давай, раз хочешь, приступай к тренировкам, — ответил он, не раздумывая.
И я приступил к тренировкам. Я обживал заново каждый сантиметр своей футбольной жилплощади. Постепенно привыкал к воротам. Вновь учился, не глядя на стойки и не касаясь их спиной и руками, ощущать их ширину и высоту. Вновь развивал в себе способность в нужный миг отыскивать свое место в прямоугольниках штрафной и вратарской площадей. Такова уж жизнь, а особенно спортивная жизнь, подчас жестокая и несправедливая, но обладающая такой силой притяжения, что человек, отведающий ее радостей и печалей, не может расстаться с нею добровольно уже никогда. Даже если ему 34 года и приходится все начинать заново».
В 1963 году Лев Иванович стал постепенно обретать былую уверенность. Да и болельщики, еще недавно освистывавшие великого вратаря, изменили свое отношение к нему. А в октябре Льва Ивановича пригласили в Лондон, на матч, посвященный столетию футбола. Играли сборная Англии и сборная мира. Это сейчас матчами сборных мира, более похожими на шоу, никого не удивишь. А тогда подобные встречи были в диковинку и футбол в них был настоящий.
Лев Иванович, по договоренности, сыграл лишь один тайм в воротах сборной мира. Но как сыграл! Огромный стадион «Уэмбли» рукоплескал русскому вратарю. Англичане били и издали, и в упор, и головой, и ногами, но все мячи доставались Яшину. Игра голкипера произвела огромное впечатление и на спортивных журналистов. Не случайно в 1963 году «Франс футбол» вручил Льву Яшину приз «Золотой мяч».
В том же 1963 году Лев Иванович вернулся в сборную Союза. Осенью в отборочном матче второго Кубка Европы со сборной Италии, проходившем в Риме, Яшин отыграл выше всяких похвал, отразив одиннадцатиметровый в исполнении Алессандро Маццолы. Тем самым он помог нашей команде пробиться в финальную часть турнира. В 1966 году Лев Иванович принял участие в третьем для него чемпионате мира, самом успешном для нашей сборной. Советская команда впервые дошла до полуфинала и вернулась из Англии с бронзовыми медалями.
«Последним для меня чемпионатом мира был мексиканский, 1970 года. Последним и самым грустным. Потому, конечно, и самым грустным, что последним. А что последний, не мог я не понимать: к следующему мне должно было исполниться сорок пять. Я и в Мексику приехал уже не совсем в привычной для себя роли запасного вратаря и мог выйти на поле лишь в крайнем случае.
И это тоже был повод для грусти. Два с лишним десятилетия, проведенные в футбольных воротах родной моей динамовской команды, и полтора — в воротах сборной, не утолили моего аппетита к игре. Моя хлопотная должность мне не приелась. Если бы не непреодолимая в спорте возрастная преграда, я, вероятно, так никогда бы добровольно и не подал в отставку. Но годы есть годы. И вот в Мексике я уже запасной. А любой футболист знает, какая это неблагодарная обязанность — быть запасным».
Уроки Яшина
Воспоминаний о Яшине — очень много. Все они интересны. Из них можно составить целую библиотеку, тем более что воспоминания эти не иссякают, продолжаются, копятся. Нам хочется привести здесь отрывок из неопубликованных пока мемуаров вратаря Олега Иванова, одного из тех, кто имел счастье учиться у Льва Ивановича.
«Московские динамовцы встречались с одноклубниками в Киеве. Матчи всегда были жаркие, напряженные. В воротах москвичей — Лев Яшин, у хозяев — Олег Макаров. Киевляне наседают на ворота Яшина, следует одна атака за другой, подряд подает угловые Лобановский. Яшин спокойно ловит эти крученые удары. У киевлян было всё уже отработано: на угловые выходил нападающий Базилевич, высоко выпрыгивающий и хорошо играющий головой. Он всё норовил выбить мяч у Яшина из рук, боднуть его головой, толкнуть корпусом.
Мы, молодые динамовцы, сидим за воротами Яшина и видим, как у того от злости глаза как бы кровью наливаются. И вдруг слышим, как он говорит Жоре Рябову, центральному защитнику „Динамо“ (а Лобановский в это время готовится к подаче очередного углового): „Жора, играй по мячу, а я по Базилевичу“. Идет очередная крученая верховая подача на ворота, Яшин выходит на перехват, в борьбу с ним вступает Базилевич, страхует Яшина, играя в мяч, Рябов. Яшин в воздухе сильно бьет кулаком по мячу, а рука у Яшина тяжелая, пальцы сожмет, кулак будь здоров. Если ударит — мало никому не покажется. Так вот. Удар пришелся как бы вскользь, через мяч, точно по лбу Базилевичу. Действия Яшина были в рамках правил: обоюдная борьба за мяч в воздухе, но Базилевич упал как подкошенный на траву. Был явно в нокдауне. Игра была остановлена. Врачи понемногу привели в чувство Базилевича, он встает, шатаясь, идет к Яшину. Думаем, будет драка. Но киевлянин как-то тихо, даже робко спрашивает Яшина: „Лева, а в чем дело? Не понимаю“, — а Яшин отвечает также тихо: „Олег, не прыгай на меня, когда мяч в руках. Понял?“
До конца игры Базилевича близко не было видно у ворот Яшина.
* * *
В донецком „Шахтере“ был нападающий Юрий Ананченко, настырный, бежал по мячу до конца. Динамовцы играли в Донецке. Полный стадион зрителей. Яшин ловит удары, а Ананченко всё время пытается ему помешать, хочет выбить мяч из рук. Лев Иванович большую часть игры терпел, но и всякому терпению приходит конец. В один из моментов Яшин только поймал мяч, Ананченко в который раз грубо пошел на него, опять ткнул ногой в грудь. Яшин зажал пойманный мяч между руками и, крепко ухватив футболиста за ступню, развернул ее так, что хруст суставов был слышен на дальних ярусах трибун. Ананченко в буквальном смысле уполз с поля. Очухавшись, побежал к Яшину извиняться.
* * *
В дубле в конце шестидесятых годов появился нападающий Владимир Ларин, обладавший феноменальным по силе ударом и заигравший затем и в основном составе московского „Динамо“. С Володей, к сожалению, рано ушедшим из жизни, играли мы вместе в юношеской команде „Динамо“, силу его ударов я на себе испытывал постоянно, с детства…
И вот одна из первых его тренировок в команде мастеров на базе в Новогорске. Нападающие тренируют удары по воротам. В воротах Яшин, о силе ударов Ларина он не знал, а тот как назло всё бьет и бьет с близкого расстояния. Яшин поймать мяч не может, и в один из моментов, пробив руки, мяч сильно отскакивает от груди и улетает далеко в поле.
Воцарилась мертвая тишина. Все замерли: наш тренер Константин Бесков, игроки, присутствующие. Яшин говорит мне, а я был на сменке: „Олег, меняемся“.
Становлюсь в ворота, тренировка продолжается. Яшин нервно ходит за воротами, молчит. Новое упражнение. Верховые передачи — нападающие отрабатывают удар головой, для вратарей — борьба с ними за верховой мяч. Вдруг слышу за спиной: „Олег, отдохни“. Ухожу. Яшин становится в ворота. Думаю, что-то будет… Точно. Верховая передача. Ларин идет на мяч, и Яшин тоже идет на мяч, как в лобовую атаку. Верховая борьба, и вот Ларин уже на земле, сидит на пятой точке. Яшин стоит над ним, смотрит в глаза и тихо так, назидательно говорит: „Уважать надо старших, сынок“. — „Понял, Лев Иванович“, — шепотом выдавил из себя Ларин.
* * *
В луганской „Заре“ был нападающий Вячеслав Семенов, всегда прыгавший на вратарей, чтобы добить отскочивший от рук мяч. Идет игра. „Заря“ в атаке, Яшин ловит мяч, а Семенов пытается помешать ему, лезет вперед то ногой, то головой. Смотрим, Яшин понемногу заводится и вот, в очередной атаке луганцев, вместе с мячом ловит и голову Семенова. И… лишь слегка ее придавил. У того от страха глаза на лоб полезли. Сразу все нападки закончились, и нападающий обходил Яшина стороной до самого конца игры.
Яшин в жизни и на футбольном поле мог быть разным: внимательным, чутким, заботливым, но нахалам и зазнайкам спуску не давал нигде и никогда, невзирая на заслуги и авторитеты».
* * *
Лев Иванович выступал в составе «Динамо» до сорока лет. 27 мая 1971 года в переполненных «Лужниках» состоялся его прощальный матч. Сборная «Динамо» играла со сборной мира. После встречи, завершившейся со счетом 2:2, Лев Иванович торжественно передал свои перчатки Владимиру Пильгую.
Послефутбольная жизнь Льва Яшина была не столь насыщенной. Несколько лет он проработал начальником команды, но его «ушли» после трагической гибели нападающего Анатолия Кожемякина. Дескать, недосмотрел. Потом легендарный вратарь трудился в структуре «Динамо». Частенько Лев Иванович выступал в «Футбольном обозрении». Но тренером он, к сожалению, не стал. Что-то помешало. Наш футбол от этого потерял очень много. Лев Иванович мог передать свое мастерство многим ученикам, тем более, как свидетельствуют очевидцы, педагогические способности у Яшина были, его напарники почерпнули очень многое из совместных тренировок.
Осенью 1984 года разнеслась шокирующая новость — Льву Яшину ампутировали левую ногу. Оказывается, у знаменитого вратаря развилась гангрена от закупорки сосудов. Что стало причиной тяжелого недуга — чрезмерные нагрузки во время игровой карьеры или курение (курил Лев Иванович с детства и очень много), точно неизвестно.
Но и без ноги Яшин оставался Яшиным. Вел активную общественную жизнь, старался быть в курсе футбольных событий, выезжал в разные регионы страны, где ему устраивали восторженные приемы. Летом 1989-го в «Лужниках» прошел грандиозный праздник, посвященный шестидесятилетию великого вратаря. Вот только сам юбиляр выглядел каким-то уставшим, невеселым. Уже тогда появились тревожные предчувствия, которым, увы, суждено было сбыться.
В марте 1990 года Льву Ивановичу было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Сюжет о награждении был показан в «Футбольном обозрении». За время, прошедшее с чествования великого вратаря в «Лужниках», Лев Иванович сильно изменился — худое, измученное лицо, слабый голос, усталый взгляд из-под очков. Было видно, что он очень и очень болен. Тяжело болен. А через два дня Льва Ивановича не стало…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.