Христофор Колумб. Дневник первого путешествия[47]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Христофор Колумб. Дневник первого путешествия[47]

Пролог

Это первое путешествие – и путь и дорога, что прошел Христофор Колумб, когда открыл Индии, – изложено в сжатой форме, если не считать пролога, написанного для королей, который здесь приводится слово в слово и начинается так: «In nomine domini nostri Ihesu Christi» (во имя господа нашего Иисуса Христа).

После того как ваши высочества, христианнейшие, высочайшие, светлейшие и всемогущие государи – король и королева Испании и островов моря, наши повелители в нынешнем 1492 году положили конец войне с маврами, которые царствовали в Европе, и завершили войну в великом городе Гранаде, где в этом же году, во второй день января, я видел сам, как силой оружия водружены были королевские стяги ваших высочеств на башнях Альхамбры[48], цитадели Гранады, и как король мавров вышел из городских ворот, дабы поцеловать царственные длани ваших высочеств и государя, моего повелителя[49], в этом же месяце, я осведомил ваши высочества о землях Индий и об одном государе, который зовется «великий хан», что означает на нашем языке «царь царей»[50].

Этот государь и предки его много раз отправляли послов в Рим с просьбой направить к ним людей, сведущих в делах веры (doctores en nuestra sancta fе?), дабы они наставляли в ней; святой же отец [папа] никогда не удовлетворял [эти просьбы] и много народов [поэтому] впало в ничтожество и приобщилось к гибельным вероучениям и обратилось к идолопоклонству.

И поэтому ваши высочества, как католики-христиане и государи, почитающие святую христианскую веру и споспешествующие ее распространению и как враги секты Магомета и всяческого идолопоклонства и ересей, решили отправить меня, Христофора Колумба, в указанные земли Индий, с тем, чтобы повидал я этих государей и эти народы и дознался бы о состоянии этих земель и также о том, каким образом окажется возможным обратить их в нашу веру. И повелели [ваши высочества], чтобы я направился туда не сушей, следуя на восток, как обычно ходят в ту сторону, но западным путем, каковым, насколько мы это достоверно знаем, не проходил еще никто.

И таким образом, после того как были изгнаны все евреи из ваших королевств и сеньорий, в том же месяце январе[51], ваши высочества повелели мне отправиться с достаточной флотилией в упомянутые части Индий. Ради того даровали они мне великие милости, возвысив мой род (у me enoblecieron) и позволив отныне и впредь именоваться «доном» и быть главным адмиралом моря-океана, а также бессменным вице-королем и правителем всех островов и материковых земель, которые я открою и обрету и которые отныне и впредь будут открыты и обретены в море-океане, и положили, что преемником моим будет мой старший сын, и так из поколения в поколение во веки веков[52].

И я отправился из города Гранады в субботу 12 мая того же 1492 года и прибыл в город Палос[53], морской порт, где я снарядил три весьма подходящих для подобного предприятия корабля. Я вышел из этой гавани хорошо снабженный всякого рода припасами и с большим количеством моряков в пятницу, в третий день августа того же года, за полчаса до восхода солнца и взял путь на принадлежащие вашим высочествам Канарские острова[54], что лежат в том же море-океане, чтобы оттуда идти моим направлением и плыть до тех пор, пока не прибуду я в Индии. А прибыв на место, отправить от имени ваших высочеств послов к тем государям и выполнить все, что мне было велено.

Того ради вознамерился я описать это путешествие самым подробным образом, изо дня в день, отмечая все, что бы я ни совершил и что бы со мной ни происходило, как то видно будет из дальнейшего.

Равным образом, я решил, государи-повелители, каждую ночь описывать то, что случилось за день, а днем отмечать случившееся при плавании ночью, имея в виду составить новую морскую карту, на которой, на надлежащих местах, были бы показаны под их ветром все моря и земли моря-океана, и еще завести книгу и в ней помещать все подобным же образом в рисунках с пометками экваториальной широты и западной долготы. И настолько обременил я себя всем этим, что позабыл о сне; и многое испытал я в плаванье, выполняя предначертанное, и совершение всего потребовало великих трудов».

[Путь к Канарским островам]

Пятница, 3 августа. «Мы отправились в пятницу, 3 августа, от отмели Сальтес[55] в 8 часов утра и до захода солнца прошли 60 миль, или 15 лиг, в южном направлении при сильном бризе (virazon). Затем взяли курс на юго-восток и на юг, четверть к юго-западу, т. е. по направлению к Канарским островам[56].

Суббота, 4 августа. Шли на юго-восток, четверть к югу.

Воскресенье, 5 августа. За день и ночь прошли, продолжая путь, свыше 40 лиг.

Понедельник, 6 августа. Сломался или сорвался с крепления руль на каравелле «Пинта», которой командует Мартин Алонсо Пинсон, и полагают и подозревают, что все это случилось из-за козней Гомеса Раскона и Кристоваля Кинтеро[57], которым принадлежала каравелла, потому что они не желали выйти в это плаванье. И адмирал говорит, что перед выходом в море было замечено, что эти люди строят козни и ковы[58].

Видя это, адмирал был крайне встревожен, по той причине, что он не мог оказать этой каравелле помощь, не подвергая себя опасности. Но он говорит, что успокоился совсем, сознавая, что Мартин Алонсо Пинсон был человек сильный духом и разумом. За день и ночь прошли 29 лиг.

Вторник, 7 августа. Снова сломался руль на «Пинте». Исправив повреждение, двинулись по направлению к острову Лансаро?те, одному из Канарских островов, и за день и ночь прошли 25 лиг.

Среда, 8 августа. Пилоты всех трех каравелл высказывали различные мнения относительно местонахождения флотилии. Но суждение адмирала оказалось наиболее верным. Он намерен был идти к острову Гран-Канария, дабы там оставить каравеллу «Пинта»; она плохо слушалась руля и давала течь. Адмирал имел в виду взять на острове Гран-Канария другой корабль, если только таковой там найдется. В этот день не удалось это сделать.

Четверг, 9 августа[59] Адмиралу удалось прибыть на Гомеру только лишь в ночь на воскресенье, Мартин Алонсо [Пинсон], по его распоряжению, остался на берегу Гран-Канарии, потому что не мог продолжать плавание.

Затем адмирал вернулся на Канарию. Там трудами и усердием адмирала, Мартина Алонсо и всех прочих починили «Пинту» и в конце концов пришли на Гомеру. На острове Тенериф, над цепью гор, видели дым и огонь. Горы же эти были чрезвычайно высоки[60]. Сменили парусное вооружение на «Нинье» – вместо латинских парусов поставили прямые[61]. На Гомеру прибыли в воскресенье 2 сентября с уже исправленной «Пинтой».

Адмирал говорит, что многие почтенные испанцы, жители острова Иерро, находившиеся на Гомере с доньей Инесой Пераса, матерью Гильема Пераса, который был затем первым графом Гомеры, клятвенно утверждали, что из года в год они видели к западу от Канарских островов землю и лежала, следовательно, эта земля в направлении солнечного заката. Другие жители Гомеры также подтверждали это клятвенно.

Адмирал припоминает, что в 1484 г. в то время, когда он находился в Португалии, к королю явился некто с острова Мадейры и просил короля дать ему каравеллу, чтобы отправиться к этой земле. Он клятвенно заверял, что эту землю замечают из года в год и вид ее остается всякий раз одним и тем же[62].

Адмирал также вспоминает, что то же самое говорят на Азорских островах, причем все одинаковым образом отмечают направление, в котором лежит земля, ее местоположение и размеры.

В четверг, на шестой день сентября, запасшись водой, дровами, мясом и всем остальным, что заготовили люди, оставленные для этой цели адмиралом на Гомере на то время, пока он был на острове Канарии, и отремонтировав «Пинту», пустились все три каравеллы в путь, покинув Гомеру.

Четверг, 6 сентября. В этот день, утром, вышли из гавани Гомеры в путь, чтобы следовать своим направлением. Адмирал узнал от людей с одной каравеллы, которая прибыла с острова Иерро, что к Канарским островам вышли три португальские каравеллы, желая его [адмирала] захватить. Это, должно быть, объясняется завистью, которую испытывает король Португалии при мысли, что адмирал ушел [от него] в Кастилию[63].

Шли весь день и ночь при тихой погоде и утром находились между Гомерой и Тенерифом.

Пятница, 7 сентября. В пятницу и до трех часов ночи субботнего дня удерживалось безветрие.

[Первый переход через Атлантический океан]

Суббота, 8 сентября. В субботу, в три часа ночи, подул ветер с северо-востока. Адмирал пошел своим путем на запад. На море было волнение от носа, что препятствовало ходу, и поэтому за день и за ночь прошли только 9 лиг.

Воскресенье, 9 сентября. Прошли за день 15 лиг. Адмирал принял решение отсчитывать доли пути меньшие, чем проходили в действительности, в том случае, если плаванье оказалось бы длительным, чтобы людьми не овладели бы страх и растерянность.

Ночью прошли 120 миль, или 30 лиг, делая по 10 миль в час. Матросы плохо управляли рулем и отклонились более чем на четверть к северо-востоку. Отошли от курса почти на полветра. За это адмирал многократно выговаривал им.

Понедельник, 10 сентября. За день и ночь пройдено было 60 лиг – по 10 миль, или 2 ? лиги в час, но чтобы в случае долгого пути не наводить на людей страх, если путь окажется долгим, исчислили пройденное расстояние в 48 лиг.

Вторник, 11 сентября. Плыли весь день своим путем, т. е. на запад, и прошли более 20 лиг. Видели обломок мачты с 120-бочечного корабля, но не смогли выловить его[64]. Ночью прошли около 20 лиг, но по указанной уже причине отмечено было только 16.

Среда, 12 сентября. Продолжая идти тем же путем, прошли за день и ночь 33 лиги, засчитав по той же причине меньшее число лиг.

Четверг, 13 сентября. За день и ночь прошли тем же путем на запад 33 лиги, исчислили тремя или четырьмя лигами меньше. Течения были противные. В этот день игла компаса отклонилась к северо-западу[65], и то же повторилось на следующее утро.

Пятница, 14 сентября. Плыли день и ночь своим путем на запад и прошли 20 лиг, исчислив несколько меньше. Люди с каравеллы «Нинья» говорили, что видели чайку (garxao) и рабо де хунко[66]. Птицы же эти никогда не удаляются от земли более чем на 25 лиг.

Суббота, 15 сентября. За ночь и день прошли 27 лиг и даже более тем же путем на запад. Ночью, в ее начале, видно было, как с неба упала в море в 4–5 лигах от корабля дивная огненная ветвь.

Воскресенье, 16 сентября. Днем и ночью плыли тем же путем на запад. Прошли 39 лиг, отметили только 36. Днем было облачно, моросило.

Адмирал здесь отмечает, что в этот день на всем пути удерживалась такая удивительно мягкая погода, что прелесть утренних часов доставляла огромное наслаждение, и казалось, что не хватает лишь соловьиного пения. Он говорит: «погода была, как в Андалусии в апреле».

Здесь начали замечать множество пучков зеленой травы[67], и, как можно было судить по ее виду, трава эта лишь недавно была оторвана от земли. Поэтому все полагали, что корабли находятся вблизи какого-то острова, и, по мнению адмирала, это был именно остров, а не материк. Он говорит: «самый материк лежит еще дальше».

Понедельник, 17 сентября. Адмирал плыл своим путем на запад и прошел за день и ночь более 50 лиг. Отмечено, однако, было всего лишь 47. Помогало течение. Видели часто траву, и ее было очень много. Это была та трава, что растет на скалах, и приносилась она с запада. Моряки рассудили, что находятся вблизи земли. Пилоты взяли север[68] и обнаружили, что иглы [компасов] отклоняются к северо-востоку на большую четверть. Моряков охватили страх и печаль, и нельзя было узнать тому причину.

Когда адмирал узнал обо всем этом, он велел поутру снова взять север; выяснилось, что стрелки показывали верно. Причина же заключалась в том, что казалось, будто движется сама звезда, а не иглы [компаса].

После того как рассвело, в тот же понедельник, увидели еще больше травы, и оказалась она речной. Среди трав нашли живого рака, которого адмирал сохранил. Адмирал отмечает, что все это были верные признаки земли и что корабли находятся от нее не далее чем в 80 лигах. Обнаружено было, что со времени отплытия от Канарских островов не было еще столь малосоленой воды в море и столь тихой погоды. Все повеселели, и каждый корабль ускорял ход насколько возможно, чтобы первым увидеть землю. Видели много дельфинов, а люди с «Ниньи» одного убили.

Адмирал отмечает при этом, что все это – признаки западной стороны. – «Уповаю на всевышнего, от коего зависит все, и надеюсь, что очень скоро даст он нам узреть землю».

Утром, как он отмечает, видели белую птицу, которая называется «рабо де хунко». Птица эта не спит над морем.

Вторник, 18 сентября. Шли день и ночь, пройдя более 55 лиг, но показали только 48. Море все эти дни было очень спокойное, совсем как река в Севилье. Мартин Алонсо (Пинсон) на «Пинте», корабле весьма быстроходном, пошел вперед, не дожидаясь остальных каравелл. Он сообщил со своей каравеллы адмиралу, что видел множество птиц, летящих к западу, почему и надеялся этой же ночью увидеть землю; по этой причине он шел так быстро.

На севере показалась большая туча – верный признак близости земли[69].

Среда, 19 сентября. Плыли своим путем, и так как погода была тихая, за день и ночь прошли 25 лиг, записали же 22. В этот день, в 10 часов, на корабль залетел глупыш, вечером видели еще одного. Птицы же эти обычно не удаляются более чем на 20 лиг от земли. Порой шел дождь, но ветра не было – верный признак земли.

Адмирал не хотел задерживаться, плавая против ветра (barloventeando), чтобы удостовериться, есть ли близко земля, хотя он считал, что и к северу и к югу обязательно должны быть какие-то острова, как в действительности и было, и он шел между ними, потому что его желанием было следовать дальше до самых Индий; «…И погода благоприятная, поэтому, уповая на господа, на обратном пути все это смогу я осмотреть…» – таковы его слова.

Здесь пилоты показали свои морские карты. По исчислениям пилота «Ниньи», флотилия оказалась в 440 лигах от Канарских островов, пилота «Пинты» – в 420 и пилота адмиральского корабля – точно в 400 лигах от этих островов[70].

Четверг, 20 сентября. Плыли в этот день на запад, четверть к северо-западу, так как ветры неоднократно сменялись затишьем. Прошли 7 или 8 лиг. На корабль прилетело два глупыша, а затем еще один – верный признак близости земли. Видели много травы, хотя минувшим днем ее не было заметно. Поймали руками птицу, похожую на чайку. То была речная, а не морская птица, и лапки у нее такие, как у чайки.

Незадолго до восхода солнца с пением залетели на корабль две или три птицы из тех, что водятся на земле, но они исчезли, как только солнце взошло. Затем прилетел с западо-северо-запада глупыш, а летел он к юго-востоку – признак того, что он оставил за собой землю к западо-северо-западу, потому что спят эти птицы на суше, а по утрам вылетают в море в поисках пищи и от земли они не удаляются более чем на 20 лиг.

Пятница, 21 сентября. Большую часть дня было затишье, затем подул несильный ветер. За день и ночь, продвигаясь вперед то в своем направлении, то другим курсом, прошли около 13 лиг. На рассвете увидели столько травы, что, казалось, все море кишело ею, и шла она с запада. Видели глупыша; море было гладко, как река, погода же, какой лучше и быть не может. Видели кита – признак близости земли, – потому что киты плавают неподалеку от берега.

Суббота, 22 сентября. Плыли к западо-северо-западу, порой несколько отклонялись то в ту, то в иную сторону, и прошли 30 лиг. Трава почти не попадалась. Видели несколько «pа?rdelas»[71] и других птиц.

Адмирал при этом пишет: «Мне пришелся кстати этот противный ветер, потому что мои люди очень тревожатся, решив, что в этих морях не дуют ветры [благоприятные] для возвращения в Испанию».

Некоторое время трава не попадалась, а затем появилась – и очень густая.

Воскресенье, 23 сентября. Плыли к северо-западу, порой отклоняясь на четверть к северу, а иногда и своим путем, т. е. на запад. Прошли 22 лиги. Видели голубя, глупыша, еще одну речную птицу и белых птиц. Травы попадалось много, и в ней найдены были раки. Так как море было тихое и гладкое, люди стали роптать, говоря, что море тут странное и никогда не подуют ветры, которые помогли бы им возвратиться в Испанию[72].

Но вскоре началось сильное волнение при безветрии, что всех немало удивило. Адмирал же по этому поводу отмечал: «Большую пользу принесло мне это бурное море и подобного, пожалуй, не случалось со времен иудейских, когда евреи роптали на Моисея за то, что он освободил их из плена».

Понедельник, 24 сентября. Плыли своим путем на запад, днем и ночью и прошли 14,5 лиг. На корабль залетел один глупыш. Видели много «pа?rdelas».

Вторник, 25 сентября. Большую часть дня стояло затишье, затем подул ветер, и до ночи шли своим путем на запад.

Адмирал имел беседу с Мартином Алонсо Пинсоном, капитаном каравеллы «Пинта», относительно одной карты, которую три дня назад [адмирал] отослал на каравеллу и на которую, как оказалось потом, адмирал нанес некоторые острова в этом море, а Мартин Алонсо сказал, что находятся они не в этих местах.

Адмирал ответил, что и ему тоже так кажется, а если им не встретились острова, то это объясняется действием течений, которые постоянно относили корабли к северо-востоку. Поэтому пройденное на самом деле расстояние должно быть меньше указанного пилотами. Держась этого убеждения, адмирал заявил, чтобы ему переслали упомянутую карту, и, когда ее передали, адмирал начал прокладывать на карте курс совместно со своим пилотом и моряками.

На заходе солнца Мартин Алонсо Пинсон показался на корме своего корабля и с радостным видом вызвал адмирала, поздравляя его, ибо увидел он землю. Услыхав столь твердое заявление Пинсона, он, по его словам, бросился на колени и возблагодарил господа нашего, а Мартин Алонсо и люди его возгласили: «Слава в вышних богу» (Gloria in excelsis Deo); также поступил и экипаж его, а те, что находились на «Нинье», взобрались на мачты и на снасти и все в один голос утверждали, что [видна] земля.

Так казалось и адмиралу, который считал, что он находится в 25 лигах от нее. До ночи все были убеждены, что земля лежит где-то поблизости. Адмирал приказал всем кораблям отклониться от обычного пути на запад и идти всем кораблям к юго-западу, в том направлении, где показалась земля.

Днем проплыли на запад 4,5 лиги, ночью на юго-запад 17 лиг, людям же сказано было, что пройдено 13 лиг, потому что постоянно притворно им заявляли, будто прошли меньший путь, чтобы [истинный] путь не показался им длинным. Таким образом, велись два счета расстояния, пройденного в этом плавании: меньший счет был ложный, больший же – истинный. Шли по тихому морю, и поэтому многие бросались в воду и купались [у кораблей]. Видели много «дорадос»[73] и других рыб.

Среда, 26 сентября. Адмирал плыл своим путем на запад до полудня, затем направился на юго-запад до тех пор, пока не убедился, что то, что вчера все принимали за землю, было небом. За день и ночь прошли 31 лигу, людям же сказали, что проплыли только 24 лиги. Море было словно река, погода приятная и мягкая.

Четверг, 27 сентября. Плыли своим путем на запад. За день и ночь прошли 24 лиги, людям же насчитали только 20 лиг. Видели много «дорадос», одну убили. Заметили рабо де хунко.

Пятница, 28 сентября. Плыли своим путем на запад. При затишье за день и ночь прошли 14 лиг, объявили же людям, что проплыли 13 лиг.

Встретили немного травы, поймали двух «дорадос». На других кораблях выловили больше.

Суббота, 29 сентября. Плыли своим путем на запад. Прошли 24 лиги, людям же насчитали 21 лигу. Было затишье, поэтому за день и ночь прошли немного. Видели птицу вилохвостку (rabiforcado)[74]. Эти птицы вынуждают глупышей извергать проглоченную рыбу, а затем съедают ее и только этим и кормятся. Вилохвостка – птица морская.

Но она не живет над морем и не удаляется от земли больше чем на 20 лиг. Их очень много на островах Зеленого мыса. Затем видели двух глупышей. Погода была мягкая и приятная, именно такая, о которой говорят, что не хватает только соловьиного пения, море же было гладкое, как река. Трижды появлялись глупыши и один раз вилохвостка. Видели много травы.

Воскресенье, 30 сентября. Плыли своим путем на запад, прошли за день и ночь, при затишье, 14 лиг, показали же только 11. На корабль залетали четыре рабо де хунко – важный признак близости земли, потому что, когда появляются вместе несколько птиц одной породы, можно с уверенностью сказать, что то не отбившиеся от стаи и не потерявшие свой путь птицы. Дважды видели четырех глупышей и много травы.

Отмечено было, что звезды, которые зовут «Стражницами» (Guardas), вечером были у правой руки, с западной стороны, а на рассвете – на одну линию ниже левой руки, к северо-востоку. Таким образом, за ночь они прошли не более трех линий, что соответствует девяти часам[75]. И так, говорит адмирал, бывает каждую ночь. Также было замечено, что, когда стемнело, иглы [компаса] отклонились на четверть к северо-западу, а на рассвете они показали точно в направлении Звезды [Полярной]. Поэтому возможно, что Звезда, как и прочие звезды, движется, тогда как иглы [компаса] всегда показывают верно.

Понедельник, 1 октября. Плыли своим путем на запад. Прошли 25 лиг. Людям объявили 20. Был великий ливень.

Пилот адмирала сегодня на рассвете отметил, что от острова Иерро до этого места пройдено 578 лиг на запад. Согласно же меньшему счету расстояний, который адмирал показывал людям, – отмечено только 584 лиги[76]. Но по правде, так как о том судит и полагает адмирал, пройдено уже 707 лиг.

Вторник, 2 октября. Плыли своим путем на запад, за день и ночь прошли 39 лиг – людям сообщено было, что сделано 30 лиг. Море неизменно спокойное и доброе. Господу должно вознести много благодарений, говорит здесь адмирал. Трава вопреки обыкновению шла с востока на запад. Появилось много рыб. Поймали одну. Видели белую птицу, возможно, то была чайка.

Среда, 3 октября. Плыли обычным путем. Прошли 47 лиг. Людям насчитали 40 лиг. Появились «pа?rdelas» и много трав, некоторые увядшие, иные же свежие и с чем-то похожим на плоды. Не видели никаких птиц, и адмирал полагает, что острова, которые отмечены на его карте, остались позади.

Адмирал говорит, что он не желал на прошлой неделе и на этих днях идти против ветра, видя столько признаков земли и имея сведения об определенных островах в этой стране, чтобы не задерживаться, так как цель его – пройти к Индиям, и что поэтому, как говорит он, неразумно было бы, если бы такая задержка была допущена.

Четверг, 4 октября. Плыли своим путем на запад, прошли за день и ночь 63 лиги, людям насчитали 46 лиг. Видели у корабля стаю более чем в 50 «pа?rdelas» и двух глупышей, и в одного из них угодил камнем корабельный мальчик (mo?o de la carabela). На корабль залетела белая птица, похожая на чайку.

Пятница, 5 октября. Плыли своим путем. Шли 11 миль в час, за день и ночь проделали 57 лиг, потому что ночью ветер немного ослаб. Насчитали людям 45 лиг. Море спокойное и тихое. Адмирал говорит: «Господу надо воздать великую хвалу». Травы нет никакой, много птиц, особенно «pа?rdelas» и рыб-жаворонков (golondrinas). Летающие рыбы во множестве проносились над кораблем.

Суббота, 6 октября. Плыли своим путем, на запад. Прошли 40 лиг за день и ночь. Людям насчитали 33 лиги. Этой ночью Мартин Алонсо сказал, что лучше было бы плыть на запад, четверть к юго-западу. Адмиралу показалось, что Мартин Алонсо, говоря это, имеет в виду не остров Сипанго[77]. И адмирал рассудил, что, если этот остров пропустили, то не смогут достаточно скоро достичь земли и что поэтому лучше сперва идти к материковой земле, а затем к островам.

Воскресенье, 7 октября. Плыли своим путем к западу. Сперва проходили по 12 миль, а затем по 8 миль в час. Прошли до захода солнца 23 лиги, людям насчитали 18 лиг.

Днем, на восходе солнца, каравелла «Нинья», которая шла впереди, так как она ходкая (и кроме того все стараются идти возможно быстрее, чтобы первыми увидеть землю и воспользоваться наградой, которую обещали тому, кто первый увидит землю), подняла на вершине мачты знамя и разрядила ломбарду[78], что было условным сигналом [который должен даваться] при виде земли, согласно распоряжению адмирала. Было приказано также, чтобы на восходе и на заходе солнца все корабли присоединялись к адмиральскому, так как в эти часы воздух особенно чист, и можно обозревать все на значительном расстоянии.

Вечером не нашли земли, которую будто бы видели люди на «Нинье». Пролетело великое множество птиц с северной стороны к юго-западу: судя по этому, можно было полагать, что они летят, чтобы ночевать на суше, или же, быть может, бегут от зимы, которая в тех землях, откуда они вылетели, должна была уже наступить (адмирал знал, что большинство островов, которыми владеют португальцы, были открыты благодаря птицам). Поэтому адмирал решил оставить путь к западу и направился на западо-юго-запад с тем, чтобы в течение двух дней идти этим путем. Это случилось за час до захода солнца.

За ночь прошли 5 лиг и за день 23 лиги. Всего же прошли 28 лиг за ночь и день.

Понедельник, 8 октября. Плыли к западо-юго-западу и прошли за день и ночь 11,5 или 12 лиг, и порой казалось, что ночью делали по 15 миль в час, если только запись эта не ошибочна. Море же было, как река в Севилье.

«Благодарение господу, – говорит адмирал, – воздух очень мягкий, как в апреле в Севилье, и одно наслаждение дышать им. Такой он душистый». Появилась очень свежая трава, и показалось много полевых птиц (одну из них поймали). Летели же они на юго-запад. То были чайки и утки. Видели одного глупыша.

Вторник, 9 октября. Плыли к юго-западу. Прошли 5 лиг. Ветер переменился, и [корабли] приняли направление на запад, четверть к северо-западу и так прошли еще четыре лиги. Всего же за день сделали 11 лиг, а за ночь 20,5. Людям насчитали 17. Всю ночь слышали, как пели птицы.

Среда, 10 октября. Плыли к западо-юго-западу, шли по 10, а порой по 12 и по 7 миль в час, и за день и ночь прошли 59 лиг. Насчитали людям не более 44 лиг. Люди теперь уже не могли больше терпеть, жалуясь на долгое плаванье. Но адмирал ободрял их как нельзя лучше, вселив в них добрые надежды на большие выгоды в будущем. Он добавил, что тщетно было бы жаловаться, так как он уже прибыл к Индиям и следует продолжать путь до тех пор, пока Индии не будут, с помощью господа нашего, найдены.

[Первые открытия новых островов]

Четверг, 11 октября. Плыли на запад-юго-запад. За все время плаванья еще не было такого волненья на море. Видели «pа?rdelas» и зеленый камыш у самого корабля. Люди с каравеллы «Пинта» заметили тростинку и сук и выловили обтесанную, возможно железом, палочку и обломок тростинки и прочие травы, что родятся на земле, и одну дощечку. Люди на каравелле «Нинья» видели другие приметы земли и веточку, усеянную ягодами шиповника. Все воодушевились и обрадовались, видя эти приметы.

До захода солнца прошли в этот день 27 лиг. После захода солнца плыли своим путем на запад со скоростью 12 миль в час и к двум часам пополуночи прошли 90 миль, или 22,5 лиги. И так как каравелла «Пинта» была более быстроходной и шла впереди адмирала, то нашла она землю и дала сигналы, предписанные адмиралом. Эту землю увидел первым матрос, которого звали Родриго де Триана.

Также и адмирал, находясь на кормовой площадке (castillo de popa), видел в 10 часов вечера свет, но свет был так неясен, что, не желая утверждать, что [впереди] земля, адмирал вызвал Перо Гутьереса, королевского постельничего (repostrero d’estrados del rey), и сказал ему, что он видел свет и попросил его всмотреться [вдаль]. Тот, исполнив просьбу, также увидел свет.

Сообщил об этом адмирал Родриго Санчесу де Сеговия, которого король и королева отправили с флотилией в качестве контролера (veedor). Родриго Санчес до этого не видел света, потому что находился в таком месте, откуда нельзя было ничего приметить, но после того как адмирал сказал ему о свете, они стали всматриваться вдвоем и разглядели нечто подобное огоньку восковой свечи, который то поднимался, то опускался.

Немногие сочли это признаком земли, адмирал же считал несомненной ее близость. И поэтому, когда призвали к «Salve»[79] (а молитву эту все моряки приучились повторять и петь на свой манер), и все собрались, адмирал попросил и предуведомил, чтобы хорошо отправляли вахту на носу (castillo del proa) и пристально следили за землей, и обещал тому, кто первый объявит, что видит землю, тотчас же дать шелковый камзол, не говоря уже о других милостях, обещанных королями, – т. е. 10 000 мараведи годовой ренты первому, увидевшему землю[80].

В два часа пополуночи показалась земля, в двух лигах [от кораблей]. Убавили паруса и оставили парус «трео»[81], т. е. большой парус без боннет[82], и легли в дрейф до следующего дня.

Пятница, 12 октября. В пятницу достигли одного островка из [группы] Лукайских, который на языке индейцев назывался Гуанахани. Тут же увидели нагих людей, и адмирал и Мартин Алонсо Пинсон и Висенте Яньес [Пинсон], его брат, капитан «Ниньи», с оружием съехали на берег на лодке. Адмирал захватил с собой королевский стяг, капитаны – два знамени с зелеными крестами. (А знамена эти адмирал держал как вымпел на всех кораблях, и на них были буквы «F» и «Y»[83], и под каждой буквой помещены были короны, одна слева, другая справа от креста.)

Высадившись на землю, они увидели очень зеленые деревья и много воды и различные плоды. Адмирал призвал обоих капитанов и всех прочих, кто сошел на землю, в том числе Родриго д’Эсковедо, эскривано[84] всей флотилии, и Родриго Санчеса де Сеговия и сказал им, чтобы они под присягой засвидетельствовали, что он [адмирал] первый вступил, как оно воистину и было, во владение этим островом от имени короля и королевы, его государей, свершив при этом все формальности, какие требовались; более подробно это отмечено в актах, которые здесь же были составлены в письменном виде. Вскоре на берег пришло множество жителей острова.

То, что следует далее – подлинные слова адмирала в его книге о первом плавании и открытии:

«Поскольку они держали себя дружественно по отношению к нам и поскольку я сознавал, что лучше обратить их в нашу святую веру любовью, а не силой, я дал им красные колпаки и стеклянные четки, что вешают на шею, и много других мало ценных предметов, которые доставили им большое удовольствие. И они так хорошо отнеслись к нам, что это казалось чудом. Они вплавь переправлялись к лодкам, где мы находились, и приносили нам попугаев и хлопковую пряжу в мотках, и дротики, и много других вещей и обменивали все это на другие предметы, которые мы им давали, как, например, на маленькие стеклянные четки и погремушки. С большой охотой отдавали они все, чем владели.

Но мне показалось, что эти люди бедны [и нуждаются] во всем. Все они ходят нагие, в чем мать родила, и женщины тоже, хотя я видел только одну из них, да и та была еще девочкой. И все люди, которых я видел, были еще молоды, никто из них не имел более 30 лет, и сложены они были хорошо, и тела и лица у них были очень красивые, а волосы грубые, совсем как конские, и короткие.

Волосы зачесывают они вниз, на брови, и только небольшая часть волос и притом длинных, никогда не подстригаемых, забрасывается назад. Некоторые разрисовывают себя черной краской (а кожа у них такого цвета, как у жителей Канарских островов, которые не черны и не белы[85]), другие красной краской; иные тем, что попадается под руку, и одни из них разрисовывают лицо, другие же все тело, а есть и такие, у которых разрисованы только глаза или нос.

Они не носят и не знают [железного] оружия: когда я показывал им шпаги, они хватались за лезвия и по неведенью обрезали себе пальцы. Никакого железа у них нет. Их дротики – это палицы без железа. Некоторые дротики имеют на конце рыбьи зубы, у других же наконечники из иного материала.

Они все, без исключения, рослые и хорошо сложенные люди. Черты лица у них правильные, выражение приветливое. У многих я видел рубцы на теле, объясняясь знаками, я спросил их, отчего у них эти рубцы, и они таким же образом растолковали мне, что сюда приходили люди с других, лежащих рядом островов, и хотели эти люди захватить их всех, они же оборонялись. И я думаю, и иные думают, что сюда те люди пришли с материковой земли, чтобы захватить всех живущих здесь в плен.

Они должны быть хорошими и толковыми и сметливыми слугами (servidores) – я заметил, что они очень быстро научились повторять то, что им говорилось; и я полагаю, что они легко станут христианами, так как мне показалось, что нет у них никаких верований (que ningun secta ten?an). И, с божьей помощью, я привезу отсюда для ваших высочеств шесть человек, которых возьму при отправлении [в обратный путь], чтобы научились они говорить [по-испански]. Тварей никаких, кроме попугаев, я на острове не видел».

Все это – слова адмирала.

Суббота, 13 октября. «Как только рассвело, на берег вышло много этих людей – мужчин, и все они, как я уже о том говорил, были рослые и очень красивые. Волосы же у них были не курчавые, но волнистые и грубые, словно конские. И у всех лбы и лица широкие в большей степени, чем у индейцев, которых я встречал раньше. Глаза же у них были красивые и отнюдь не маленькие. Цветом эти люди были не черные, а такие, как жители Канарских островов, и можно ли ожидать иного? Ведь остров этот находится к западу от Иерро, в Канарии, и на одной линии с ним. Ноги у них очень прямые, и все эти люди как будто сотворены одной рукой, не тучны, живот же у них хорошо скроен.

К кораблю они приплыли на челноках, изготовленных из древесных стволов и подобных длинной лодке, и каждый челнок сооружен из цельного куска дерева, и отделаны они были на диво по вкусам той земли, и среди них были большие – в одном из таких каноэ прибыло 40–45 человек – были и маленькие, даже такие, в которых помещался лишь один человек.

Они продвигались на лодках с помощью весла, похожего на лопату (которую употребляют пекари, когда сажают в печь хлеб), и шли с большой скоростью; когда же лодка опрокидывалась, все бросались в воду и переворачивали ее, а воду вычерпывали полыми тыквами, которые возили с собой.

Они приносили клубки хлопковой пряжи, попугаев, дротики и другие вещички, которые было бы утомительно описывать, и все давали за любой предмет, какой бы им ни предлагался. Я же был внимателен к ним и упорно дознавался, имеют ли эти люди золото. Я видел, что у некоторых кусочки золота воткнуты в отверстия, которые они для этой цели проделывают в носу. И, объясняясь знаками, я дознался, что, плывя на юг или возвращаясь на этот остров с юга, я встречу в тех местах одного короля, у которого есть большие золотые сосуды, и король этот имеет очень много золота. Я попытался узнать, как пройти туда, но вскоре понял, что они не знают пути в те края.

Я решил остаться здесь до завтрашнего вечера, а затем отправиться на юго-запад, так как из объяснений многих из этих людей выходило, что и на юге и юго-западе и северо-западе есть земля и что люди с северо-запада много раз нападали на местных жителей. Поэтому и решил я идти к юго-западу, в поисках золота и драгоценных камней.

Этот остров (Гуанахани)[86] очень большой и очень ровный, и здесь много зеленых деревьев и воды, а посередине расположено очень большое озеро. Гор же никаких нет. Весь остров так зелен, что приятно глядеть на него, люди же покорного нрава, и охота к приобретению наших вещей у них большая. Имея в виду, что им ничего не дадут без того, чтобы и сами они чего-нибудь не предложили, они, в случае, когда в обмен дать им нечего, хватают все, что плохо лежит и мгновенно бросаются в воду.

Но все то, что у них есть, они отдают за любую вещь, которую им предлагают, даже за осколки битой посуды и стекла. Я видел, как за три португальских мелких монеты, равных по цене одной кастильской бланке (blаnса)[87] они дали 16 мотков хлопковой пряжи.

Подобную мену я запретил и не разрешил что бы то ни было отбирать у них, за исключением предметов, которые предназначались их высочествам, и то, если подлежащее отправке имелось в достаточном количестве. Остров плодороден, но за недостатком времени я не мог обо всем узнать. Есть здесь золото, которое носят жители подвешенным к носу.

Однако, чтобы не терять времени, я желал двинуться дальше в поисках острова Сипанго. С наступлением ночи все индейцы отправились на берег со своими челноками».

Воскресенье, 14 октября. «На рассвете я велел приготовить лодки на своем корабле и на каравеллах и отправился, вдоль острова, в северо-северо-восточном направлении, чтобы осмотреть другую его часть, восточную, а также обследовать селения.

Я видел два или три селения, а также людей, которые выходили на берег, взывая к нам и вознося хвалу богу. Одни приносили нам воду, другие пищу, иные же, заметив, что я не собираюсь выйти на берег, бросались в море и добирались до нас вплавь; и мы поняли, что они спрашивают, не явились ли мы с неба.

И один старик вошел в нашу лодку, все же другие – мужчины и женщины – громко возглашали «идите, смотрите – вот люди, явившиеся с неба, несите им пищу и питье». Пришли многие, и среди них было немало женщин, и все что-нибудь приносили, благодаря бога; бросаясь на землю, они поднимали руки к небу, а затем громкими криками призывали нас на берег.

Но я не решился высадиться: весь остров окружен подводными камнями, и хотя за ними есть глубокие места и гавань, способная вместить корабли всех христианских стран, но вход в нее очень узкий. Правда, за этим поясом [камней] есть отмели, но вода там так же спокойна, как в глубине колодца. Чтобы все это осмотреть, я отправился утром на берег, желая дать обо всем отчет вашим высочествам и выбрать место для сооружения крепости.

Я приметил клочок земли, похожий на остров, хотя то и не был остров; и на нем шесть хижин; за два дня можно отгородить его от [большого] острова, хотя я в том и не вижу нужды: люди здешние очень уж простоваты и не искушены в ратном деле, как в том убедятся их высочества по тем семи индейцам, которых я приказал взять и отправить обучаться нашему языку, с тем, чтобы потом они сюда вернулись. Впрочем, вашим высочествам, быть может, угодно будет повелеть отправить всех индейцев в Кастилию или оставить их на этом острове пленниками, ибо достаточно пятидесяти человек, чтобы держать их всех в покорности и заставить делать все, что угодно.

Затем, на этом острове есть сады с деревьями, самыми прекрасными из тех, какие я только видел на своем веку, и листья у них столь же зелены, как в апреле и мае в Кастилии. И на острове есть также много воды.

Я осмотрел всю гавань, а затем вернулся на корабль, поднял паруса и отправился в путь и видел столько островов, что я не мог даже решить, к какому из них пристать раньше. Люди, захваченные мной, знаками объясняли мне, что этих островов такое множество, что их и счесть невозможно; при этом они называли более сотни островов, и каждый был под своим именем. Поэтому я решил пойти к самому большему из них.

Так я и поступил. Остров этот лежит на расстоянии 5 лиг от острова Сан-Сальвадор, другие же расположены либо ближе, либо дальше. Все они очень ровные, без гор и очень плодородные и населенные, и все воюют друг с другом, хотя жители их очень простодушны и обладают красивым телосложением».

Понедельник, 15 октября. «Этой ночью лежали в дрейфе (av?a temporejeado), остерегаясь приблизиться к берегу раньше наступления утра, так как неизвестно было, свободно ли от мелей море у берега, и лишь на рассвете пошли под парусами. И так как остров оказался более чем в 5 лигах [от Сан-Сальвадора], ибо лежит на расстоянии 7 лиг, и волнение меня задерживало, то только к полудню я прибыл к нему и обнаружил, что течение идет со стороны острова Сан-Сальвадор с севера на юг, на протяжении 5 лиг. Другое течение, которому я следовал, имеет направление с востока на запад и простирается на 10 лиг.

Так как с этого острова я увидел к западу еще больший, я пошел к нему на всех парусах и плыл весь день до ночи, но до западной оконечности этого острова я дойти не смог. Острову этому я дал имя Санта-Мария-де-Консепсьо?н; а почти на закате я высадился близ западного мыса, чтобы узнать, есть ли здесь золото, потому что люди, взятые на острове Сан-Сальвадор, говорили мне, что жители этого острова на руках и на ногах носят очень большие золотые браслеты. Я убежден, что все, что они говорили мне, было ложью – и так поступали они потому, что хотели убежать.

При всем этом моим желанием было не пропустить ни одного острова, не вступив во владение им, так как то, что полагается для этого сделать на одном из них, следует совершать на всех. И сбросив якорь, я оставался здесь вплоть до сего дня, вторника, а утром на рассвете высадился на берег, на лодках. Когда я сошел на берег, жители, а их было много и таких же нагих и такого же вида, как на острове Сан-Сальвадор, пропустили нас вглубь острова и давали нам все, что мы у них просили.

Но так как ветер был благоприятен для плавания, я не пожелал здесь задерживаться и вернулся на корабль. К борту каравеллы «Ниньи» пристал большой челнок, и один из людей с острова Сан-Сальвадор, что были на «Нинье», кинулся в море и взобрался на этот челнок. Накануне же ночью едва не сбежал другой пленник.

Челнок пустился к берегу и с такой скоростью, что на лодке его догнать было невозможно, несмотря на то, что мы имели пред ним преимущество. Беглец и люди, бывшие с ним, вышли на берег, челнок же остался в море. Некоторые матросы, сопровождавшие меня, высадились и пустились вдогонку за беглецом, но настичь его не смогли.

Челнок, что оставили беглецы, мы доставили на борт «Ниньи», а к каравелле, на этот раз с другой стороны, подошел маленький челнок; в нем находился только один человек, который подплыл, желая на что-нибудь променять моток хлопковой пряжи. Несколько матросов бросились в море, так как [гость] не хотел подняться на каравеллу, и поймали его.

Я был в это время на корме корабля, и все видел, и приказал прислать мне пленника, и дал ему красный колпак и несколько маленьких зеленых четок, которые он надел на руку, и две погремушки, которые он нацепил на уши, и велел вернуть ему его челнок, и отослал его на берег.

Затем я приказал поставить паруса, чтобы идти к другому большому острову, который я видел на западе. Я велел отвязать челнок, что влекла за своей кормой «Нинья», и видел, как пристал к берегу челнок другого индейца, того самого, которому я дал все уже упомянутые вещи и у кого я не захотел взять моток пряжи, хоть он и желал мне его дать.

К нему сбежались другие люди и считали большим чудом, что он вернулся; ему казалось, что мы были добрые люди и что тот, кто сбежал от нас, причинил, верно, нам какое-нибудь зло и что поэтому мы забрали его с собой. И именно по этой причине я и велел отпустить челнок и дал [индейцу] указанные вещи. Пусть поддерживается в них уважение к нам, чтобы, когда ваши высочества другой раз сюда отправят [своих людей], не были они дурно встречены.

Те вещи, что я дал им, не стоят и четырех мараведи.

Итак, я отплыл в 10 часов при юго-восточном ветре и взял на юг, чтобы пройти к другому огромному острову, где, судя по указаниям людей, увезенных мной с Сан-Сальвадора, есть много золота. Золото же жители употребляют на браслеты, которые они носят на ногах и руках, и в носу, и в ушах, и на шее. От острова Санта-Мария до этого нового острова 9 лиг на востоко-юго-восток, а берег его в этой части тянется с северо-востока на юго-запад, и, как кажется, будет добрых 20 лиг на этой стороне острова.

Точно так же, как Сан-Сальвадор и Санта-Мария, он очень ровный, без единой горы. У его берегов нет скал, имеются лишь отдельные подводные камни, близ берега, под водой, и надо смотреть в оба, когда бросаешь якорь, и не становиться на якорь очень близко от земли, хотя вода здесь всегда прозрачна и видно дно. А отойдя от берега на расстояние двух выстрелов из ломбарды, можно найти такое глубокое место, где нельзя достать дна.

Эти острова очень зеленые и плодородные, воздух здесь приятен. Можно тут приобрести много вещей, но что на острове этом имеется, я не знаю, ибо у берегов его не задерживался. Желаю продолжать путь и обойти эти земли и проникнуть на многие острова, чтобы найти золото. И так как [пленники] знаками объяснили, что тут носят золотые браслеты на руках и ногах (именно золотые, потому что перед этим разговором я показал им несколько кусочков золота), то я уверен, что с помощью господа нашего найду золото там, где оно родится.

Находясь посередине между этими двумя островами, т. е. между Санта-Марией и новым большим островом, которому я дал имя Фернандина[88], я увидел челнок и в нем человека, который шел от острова Санта-Мария к Фернандине и вез немного хлеба; хлеб же этот был величиной с кулак; и была у него полая тыква с водой и немного красной земли, растертой в порошок и подобной мастике, и сухие листья, которые особенно ценились жителями[89], потому что мне предложили их в подарок на Сан-Сальвадоре.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.