Об американском Vogue Глава XII, в которой Грейс входит в курс дела, стараясь не скатиться в китч

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Об американском Vogue

Глава XII,

в которой Грейс входит в курс дела, стараясь не скатиться в китч

В тот день, когда я должна была вступить в должность фэшн-директора американского Vogue, я позвонила Габе, помощнице Анны, и предложила ей пойти на работу вместе, потому что слишком нервничала. В черных брюках, белой рубашке (все от Calvin Klein) и двухслойном, цвета фуксии, кашемировом кардигане, завязанном на талии (я думала, что так выгляжу стройнее), я вошла в здание по адресу Мэдисон-авеню, 350, где находилась штаб-квартира Cond? Nast – еще до переезда в нынешний небоскреб на Таймс-сквер. Мне казалось, что я всем своим видом излучаю уверенность и силу – как и положено американскому Vogue. Во всяком случае, так мы это себе представляли в Англии, поголовно одеваясь в скучный, хотя и модный черный цвет.

Анна позвала всех без исключения в зал совещаний, чтобы обсудить, куда она собирается вести свой храбрый новый Vogue. Она объяснила, что хочет видеть журнал помолодевшим, доступным и энергичным, а затем предложила задавать вопросы. Много спрашивали о режиме работы, будем ли фотографировать дизайнерские образы целиком и изменится ли структура журнала.

Команда подобралась смешанная. Некоторые редакторы работали в журнале годами, кто-то был новичком, но в одном мы были похожи: каждый считал себя элитой модного мира и, как и положено элите, обладал яркой индивидуальностью и сильным характером.

В то время как британский Vogue трудился в «диккенсовских» декорациях, редакторам американского издания были выделены просторные офисы с собственными гардеробными, где хранилась одежда для съемок. В редакционный штат, помимо меня, входили француженка Карлин Серф де Дадзили, бывший редактор модного журнала Elle и новая любимица Анны; Полли Меллен, старожил со времен легендарной Дианы Вриланд; и немка Дженни Кэпитейн, в прошлом модель, присутствующая на некоторых фривольных фотографиях Хельмута Ньютона (на одной из них она позирует в чем мать родила, если не считать ошейника). Теперь она отвечала за рынок «молодых дизайнеров». Залом аксессуаров железной рукой управляла редактор Кэнди Праттс Прайс. Прежде Кэнди занималась оформлением витрин в универмаге Bloomingdale и под руководством директора моды Кэла Руттенштайна продвигала молодые таланты. Филлис Позник была исполнительным редактором моды и координировала работу редакции, стараясь, чтобы всем нам жилось легче. В то время она не участвовала в фотосессиях, но позже стала работать над созданием образов для рубрики «Красота».

Лори Шехтер, которую Анна переманила из журнала New York, отвечала за фотосъемки для «передовиц» с новостями и сплетнями. Эта идея полностью принадлежала Анне, и она упорно работала над ее воплощением, стараясь насытить страницы интересными репортажами, закулисными фотографиями, эксклюзивными снимками симпатичных девушек, модниц и завсегдатаев ключевых вечеринок. При помощи Vogue Анна создавала собственную модель светского общества, в центре которого блистала it-girl.

Мое первое задание для американского Vogue было связано с белой рубашкой. У меня было всего полтора дня на то, чтобы придумать концепцию; в Англии на это обычно уходил месяц.

– Про что будет твоя первая история? – спросила Анна.

Слегка запаниковав, я ответила:

– Э-э, про белые рубашки.

(За полтора года я не видела ни одной модной коллекции, если не считать Кельвина.) Не успела я и глазом моргнуть, как передо мной выстроились ряды вешалок с однотипными белыми рубашками. Я разнообразила их аксессуарами в виде сотен маленьких крестиков, очень деликатных и очень в моем вкусе – то, что в наши дни политкорректности недопустимо, поскольку любая религиозная символика в Vogue под запретом.

Перед каждой съемкой устраивалось совещание. Редактор приходил с полароидными снимками одежды и с трепетом раскладывал их на столе, за которым восседали Анна, всесильный мистер Либерман, арт-директор Дерек Анлесс и иногда – назначенный фотограф, которого следовало посвятить в тонкости замысла. Я хотела провести фотосессию на улице, при естественном освещении, и предложила сделать это в Хэмптоне неподалеку от дома Патрика Демаршелье, который и должен был фотографировать. Но у мистера Либермана были другие соображения.

– Я считаю, что надо снять этих шестерых девушек в студии. Тогда качество освещения будет гарантировано.

Я опешила. Мне даже в голову не приходило фотографировать эту историю как-то иначе, ведь я уже продумала все до мелочей. Но после совещания Анна сказала мне:

– Иди и снимай, как хочешь. Все будет хорошо. Не беспокойся. Нам просто нужно было выслушать мнение Алекса.

Мы провели фотосессию в точности так, как я задумала, и Анна пришла в восторг. Кстати, мистер Либерман тоже.

Мне казалось, что я целыми днями только и делаю, что снимаю, снимаю, снимаю. В британском Vogue у меня выходил один сюжет в месяц, и это считалось напряженным графиком. А тут, помимо фотосессий, еще шли бесконечные «прогоны» и встречи с маркетинговыми редакторами. Это был новый для меня опыт, потому что я никогда не работала и даже не консультировалась с маркетинговым редактором, который обязан знать все вещи из коллекции и вовремя доставлять их редакторам моды, не забывая о привлечении как можно большего числа спонсоров. Поскольку швейная промышленность в Америке – это грандиозная индустрия, от четкой работы маркетологов зависит очень многое.

Между мной и коллегами всегда возникало немало споров по поводу одежды для съемок. Слайды с дефиле последних коллекций циркулировали по редакциям, и мы должны были проставлять свои инициалы на образцах, которые хотели получить для фотосессий. Находясь за границей, мы бегали с одного показа на другой, а по ночам разбирали полароидные снимки приглянувшихся нарядов или разглядывали их под лупой на негативах.

Но, как бы мы ни старались, Карлин всегда все получала первой. Не помню ни одного исключения. Скажем, Маноло Бланик присылал для всех редакторов образцы обуви из своей последней коллекции. Но, как правило, они оказывались припрятанными в гардеробной Карлин. Когда мы выезжали на показы, она любила подшутить. У Полли Меллен была привычка заглядывать в чужие записи, и Карлин нарочно зарисовывала что-нибудь уродливое – например, цветастую купальную шапочку. Полли приходилось смириться.

Полли царствовала в журнале, когда им руководила Грейс Мирабелла, предшественница Анны, а свою карьеру в американском Vogue начала еще раньше. В шестидесятые и семидесятые годы она организовала памятные сессии с фотографом Ричардом Аведоном. Но фавориткой стала Карлин, и для Полли наступили нелегкие времена. Теперь ей приходилось доказывать свою актуальность и быть суперсовременной. Для этого она обвешивала моделей десятками наручных часов, как это уже лихо проделала Карлин, продвигая спортивный стиль во французском Elle. Или как теперь делала я, создавая «секси-образ» Наоми Кэмпбелл за рулем автомобиля в окружении далматинцев. Для меня это был шанс выделиться. Жиль Дюфур из Chanel присылал мне яркие фирменные пиджаки, которые первыми начали носить Анна и Карлин – и со временем я тоже стала их поклонницей (хотя для меня они были слишком смелыми), потому что, как и все, добивалась одобрения Анны и хотела ей соответствовать.

Между тем в фаворитки стремилась еще и Дженни Кэпитейн, которая старалась быть первой во всем. Впрочем, Карлин могла не беспокоиться насчет конкуренции – она уже получила все привилегии. Если из Парижа прибывала коллекция Аззедина, она сразу же исчезала в ее шкафах. Также Карлин была очень близким другом – хотя день на день не приходился – Андре Леона Талли, которого Анна назначила креативным директором.

Высоченный, огромный, внушительный, темнокожий – для человека такой мощи и стати, как Андре, можно подобрать массу эпитетов. Его невозможно представить просыпающимся в плохом настроении или помятым – он всегда безупречен. Некоторое время проработав в журнале Энди Уорхола Interview, он сделал себе имя в парижском филиале Women’s Wear Daily, затем стал личным помощником Дианы Вриланд в бытность ее директором Института костюма музея Метрополитен и, наконец, обосновался в Vogue. В последние годы жизни Вриланд он навещал ее и читал книги вслух.

Одинаково волевые и упрямые, Андре и Карлин были то неразлучны, то на ножах; то ворковали, уединившись в кабинете, а то вылетали оттуда, театрально хлопая дверями. На модных показах они часто спорили, дулись или объявляли друг другу бойкот. Если мне случалось сесть между ними, я чувствовала себя неуютно, будто над головой сгущались тучи.

Андре очень серьезно относился к своей роли посла Vogue. Он экстравагантно одевался и путешествовал по высшему разряду; приезжая в Париж на показы, он нередко переделывал интерьер своего номера в Ritz, дополняя его личными вещами, которые хранил в подвале отеля. Фотосессии Андре проводил редко, но если уж брался, они становились «гвоздем» номера, поскольку в них фигурировали только выдающиеся личности. Я помню, как он руководил съемками «звезд» вроде Мадонны; помню и обложку, для которой он героически пытался слепить из Иваны Трамп вторую Брижит Бардо. Его фигура неизменно возвышалась на всех модных показах, олицетворяя иерархию власти в Vogue. О степени влияния человека можно было судить по тому, насколько близко он сидел рядом с Анной. (Если ты на задворках – значит, не в фаворе.) Я часто подкидывала ему идеи, которые особенно хотела воплотить, и он преподносил их Анне. Именно он решал, во что мы должны одеться для особых мероприятий или вечеринок Vogue, и ему страшно не нравилось, что я постоянно ношу обувь на плоской подошве.

Андре всегда вплывал в редакцию с ворохом бумаг, в которых были перечислены самые важные и неотложные, по его мнению, материалы для публикации. Он докладывал Анне лично или, если был в отъезде, заваливал ее драматическими факсами, непременно написанными заглавными буквами и испещренными восклицательными знаками.

В те дни Анна почти никуда не ездила без Андре. Он был для нее ближе, чем муж, и их связь длилась намного дольше, чем большинство браков (особенно моих!). Именно ему на одном из совещаний пришла в голову идея «платья для красной дорожки», которая обернулась всеобщим помешательством – теперь все только и делают, что носятся вдоль этой дорожки, выслеживая «звезд». Андре даже приглашали сопровождать знаменитостей – Сильвестра Сталлоне, Сандру Бернхард и Рене Зельвегер – во время Парижских недель моды.

В 1995 году, когда Андре перебрался в Париж в качестве редактора Vogue с неограниченными полномочиями, я унаследовала его титул. Главная разница между ним как креативным директором и мною в той же должности заключалась в том, что я сначала общалась с другими редакторами, мы обсуждали их идеи с точки зрения стиля, а потом я докладывала Анне. Я была своего рода посредником, прислушивалась к мнениям коллег и в некоторых случаях утихомиривала их. Андре в этом смысле не баловал нас вниманием. Он разговаривал только с Анной, и уже она передавала его распоряжения остальным. Они вместе составляли списки гостей для вечеринок, которые устраивал для нее Карл в Париже; потом Андре относил их на утверждение Карлу, с которым они были особенно близки.

Иногда, посещая Европу, Андре и Анна делали короткую остановку в Лондоне, чтобы наверстать упущенное на последних вернисажах Брит-арта или встретиться с молодыми талантами вроде Александра Маккуина, которого им представила его муза Изабелла Блоу – бывшая ассистентка Анны в американском Vogue, а ныне заметная фигура в британской моде.

Анна обожала Андре. Я помню ее подарок на его пятидесятилетний юбилей, доставленный прямо на банкет в Chez Georges – любимый парижский ресторан американского Vogue. Это была огромная ярко-оранжевая коробка, перевязанная коричневыми лентами. В ней оказался велосипед Herm?s. Не думаю, чтобы его когда-нибудь оттуда доставали. Позже эту красоту снова упаковали и отгрузили в дом Андре в Нью-Йорке, где велосипед так и стоял в коробке, словно трофей.

Переезд Андре в Париж совпал с получением им солидного аванса для написания полной биографии Ива Сен-Лорана. К сожалению, дизайнер был не в лучшей форме, и пресса уже пестрела критическими отзывами. Некоторые рецензенты не стеснялись в выражениях и открыто говорили, что мэтр находится в глубоком творческом кризисе. Сьюзи Менкес из International Herald Tribune сравнила его коллекцию с ассортиментом дешевой сувенирной лавки в Каире. Анна, которая и так никогда не была фанаткой Сен-Лорана, начала потихоньку вытеснять его со страниц Vogue.

Для такой легенды парижской моды, как Ив, овации, которыми зрители стоя приветствовали его в финале дефиле, были само собой разумеющимися – и неважно, насколько удачным было шоу. Но теперь Анна упорно не двигалась с места, и, видя это, мы тоже были вынуждены сидеть. Этот молчаливый ряд упрямых американских редакторов, выбивающийся из толпы ликующих зрителей, вызвал скандал во французской прессе и ярость президента компании YSL Пьера Берже. Американский Vogue был вычеркнут из списка клиентов Ива Сен-Лорана, и Андре оказался в щекотливой ситуации. В результате книга о Сен-Лоране так и не была завершена – возможно, потому, что о великом кутюрье и так уже было немало написано, или Андре перекрыли доступ к информации. Как бы там ни было, публика вскоре забыла об этой вражде – тем более что эпицентр сплетен сместился в сторону Джорджио Армани, который выразил недовольство Cond? Nast за недостаток внимания к его одежде.

Между тем в редакции принялись устанавливать стенды с утвержденными Анной полароидными снимками одежды для предстоящих фотосессий. Как-то раз я спросила у Габе: «Почему я не могу просто сказать Анне, что хочу снимать?» – и сразу же сообразила, насколько глупо звучит мой вопрос. Когда все было оформлено документально, невозможно было ничего протащить в кадр без ее ведома. Если только ты не Карлин, конечно. Закрепленные за ней «Полароиды» не имели ничего общего с тем, что она снимала. Или же она вообще обходила правила и требовала доставить нужную ей одежду непосредственно в студию, где работала.

Жаловаться Анне: «Она украла мое платье!» было бесполезно. Ответ был предсказуем: «Здесь вам не пансион благородных девиц. Разбирайтесь сами». Возможно, для непосвященных Vogue и оставался храмом моды и стиля, но временами очень напоминал девичий пансион с его истериками, слезами и интригами.

По окончании сезонных показов редакторов приглашали на итоговое совещание, где мы обменивались идеями. Это было похоже на экзамен. Мы все ждали его с ужасом. Иногда мероприятие проходило вечером, во время ужина (как правило, это бывало на парижских показах), и обычно в Salon d’Et? – роскошном, утопающем в позолоте обеденном зале отеля Ritz. Стараниями Фионы Дарин на большом овальном столе выставлялись самые изысканные блюда и вина. Эта невозмутимая дама, глава парижского бюро Vogue, не покладая рук работала над тем, чтобы удовлетворять все капризы американского Vogue, десант которого высаживался в ее городе. Но этот ужин приходилось отрабатывать – вставать перед строгими экзаменаторами и излагать свои идеи, даже если ими не хотелось делиться со всеми. Хуже было, когда редакторы заранее передавали свои предложения в письменном виде и эти листки лежали перед Анной уже с ее пометками. Она с жалостью во взгляде говорила: «Я ознакомилась с вашими идеями, вы все хотите делать одно и то же: крапинки и полоски» – после чего с явным облегчением передавала слово более красноречивым сотрудникам художественного департамента, которые должны были донести до нас ее мысли.

Вечеринки устраивались через день. Но для нас эти мероприятия были не развлечением, а тяжелой работой. Анна закатывала целые рауты в Нью-Йорке для продвижения журнала, выбирая какое-нибудь долгожданное новое заведение – обычно от модного ресторатора Брайана Макнелли. В те дни все только и говорили, что об англичанине Брайане и его изящной жене-француженке, тезке Анны и ее ближайшей подруге.

Анна переманила из Англии многих сотрудников, включая Джеймса Трумэна, который, как и я, уже обосновался в Нью-Йорке, но работал в лондонском журнале The Face. Затем он стал редактором Details, а после того как Либерман вышел на пенсию, занял место главного редактора Cond? Nast. Анна пригласила и Хэмиша Боулза, и Камиллу Никерсон из Harpers & Queen, и Плам Сайкс из британского Vogue, тем самым создав журналу репутацию, милую сердцу английского сноба.

В 1989 году я снова начала работать с Брюсом Вебером, сделав с ним сразу две фотосессии. Первая съемка была достаточно простой – мы снимали пляжную одежду в Майами с Талисой Сото, одной из наших любимых моделей, которая недавно устремилась в кинематограф и сразу же получила главную роль в фильме о Джеймсе Бонде. Брюс выбрал ей в пару Риксона Грейси, бразильского чемпиона боевых искусств, чтобы привнести в фотографию необходимую «химию». Вторая съемка была посложнее – нам предстояло фотографировать боксера Майка Тайсона и Наоми Кэмпбелл в разгар их бурного романа с бесконечными расставаниями и воссоединениями.

Брюс очень поддержал меня после переезда в Америку. Мы славно поработали вместе на рекламе у Кельвина Кляйна и до сих пор тесно общались. Дидье тоже работал в его команде. Планируя фотосессию, мы с Брюсом долго и мучительно обсуждали нюансы. Картинка не складывалась.

Наоми и Майк Тайсон познакомились в Париже. Французская пресса с придыханием следила за ухаживаниями боксера. Друзья предупреждали Наоми, что он может быть непредсказуем – и даже опасен. Их роман был вечным боем.

Как-то вечером мы ужинали в ресторане Balzar на бульваре Сен-Мишель с Линдой Евангелистой и фотографом Питером Линдбергом, когда у Линды зазвонил сотовый телефон, и в трубке раздался голос Наоми, которая бормотала что-то про Тайсона.

– Приезжай немедленно, – настояла Линда, главный миротворец среди супермоделей.

Наоми послушно приехала – в облегающем маленьком платье от Аззедина Алайи, растрепанная и в рваных колготках. Судя по всему, она была с Тайсоном, и он опять вышел из-под контроля.

– Мне пришлось ударить его по голове сумкой, – сказала она (сумка, о которой шла речь, была довольно объемной и жесткой). Так их роман снова оборвался. Но ненадолго.

Вернувшись в Нью-Йорк, Брюс не оставил идею сфотографировать боксера, который был в зените славы и тренировался перед решающим боем с Эвандером Холифилдом в Атлантик-Сити. Дидье, давний фанат бокса, тоже сгорал от желания встретиться с кумиром. Переехав в Нью-Йорк, Дидье тут же записался в спортзал Gleason, где тренировались многие известные боксеры, в том числе Роберто Дюран, и регулярно там боксировал. После этого Vogue снова попытался организовать фотосессию с Тайсоном и Наоми. Но Тайсон сказал «нет». Переубедить его смогла только Наоми.

Мы приехали в Атлантик-Сити, где нам заявили, что Тайсон занят – ему бреют голову. Личный парикмахер колдовал над его черепом, выбривая замысловатые молнии в уличном стиле. Мы ждали целую вечность. Наконец он вышел, и мне удалось уговорить его примерить один из костюмов, сшитых специально для него Джанни Версаче. Затем мы отправились на улицу, чтобы сделать репортаж о счастливой паре – разумеется, тут же оказавшись в плотном кольце толпы. После пары снимков Тайсон вдруг исчез на целых два часа. В это время Наоми заметила его соперника Холифилда, который совершал пробежку, и, покачивая бедрами, двинулась навстречу, чтобы поздороваться.

– Надеюсь, Майк ничего не узнает, – лукаво хихикнула она, – ведь это все равно что разговаривать с врагом.

Наконец Тайсон вернулся, по ходу дела проведя инструктаж с болельщиками. В какой-то момент он что-то шепнул на ухо Наоми, и та подошла к нам, снова хихикая.

– Майк хочет сделать со мной фото «ню», – сказала она.

– Что? Где? – У меня отвисла челюсть.

– Здесь, – она указала на бульвар, где собралось еще больше зевак.

Конечно, Брюс был обеими руками «за». В следующую секунду Наоми дерзко сорвала с себя топ, Тайсон снял рубашку, и она улеглась лицом вниз на эту гору мышц, в то время как менеджер Тайсона Дон Кинг сдерживал напирающую, улюлюкающую толпу. Потом я набросила Наоми на плечи кашемировый плед, который всегда беру с собой на съемки, чтобы модели не замерзли. Брюс быстро защелкал фотоаппаратом, снимая парочку по дороге к нашему фургону. Тайсон нежно держал ее за руку. Наоми выглядела юной, свежей и трогательной. Это моя самая любимая фотография.

На 1992 год пришелся пик массового китча в моде. Цвета «вырви глаз». Смехотворно короткие и узкие юбки, яркий и броский макияж. Саут-Бич в Майами, штат Флорида, стал местом главных фотосессий глянцевых журналов, потому что гарантировал кричащий неоновый фон и беспроигрышно ясную погоду – если только не было урагана. Впрочем, для меня этот уголок никогда не был райским.

Брюс Вебер приобрел там дом – как и Джанни Версаче с сестрой Донателлой (роскошное палаццо Каса Касуарина на Оушен-Драйв, на ступеньках которого Версаче застрелили пять лет спустя). Модельные агентства росли как грибы после дождя. В почете были пышные прически. Символом этого стиля стал Орбе из Майами – всегда в наполовину расстегнутой рубашке от Версаче и белых джинсах. Аксессуары поражали воображение своими космическими размерами, а девушки – красотой.

Первыми супермоделями стали Кристи Тарлингтон, Линда Евангелиста, Синди Кроуфорд, Клаудиа Шиффер, Наоми Кэмпбелл, Стефани Сеймур, Татьяна Патиц, Эстелль Холидей, Карен Малдер, Надеж, Бриджет Холл и Карла Бруни. Они должны были присутствовать на любой фотографии и любом показе. Обычно Версаче приписывают первенство в том, что он стал платить целое состояние за появление фотомоделей на подиуме. Однако еще в шестидесятые годы, когда я только начинала работать, Мэри Куант приглашала фотомоделей для дефиле – так же, как Кензо и Тьерри Мюглер в семидесятые и восьмидесятые.

Но в девяностые модная публика категорически отказалась смотреть на разгуливающие по подиуму «вешалки». Всем хотелось харизмы. И фотомодели стали демонстрировать не только яркую внешность, но и нестандартную личность (за что и требовали нестандартных гонораров), независимо от того, где появлялись – на подиуме, в журнале или на улице. Поэтому они держались на вершине успеха так долго – кто десять лет, а кто дольше. Затем подросла смена, заявившая, что они никогда не станут такими избалованными, как их предшественницы. Но знаете что? Они стали именно такими. Теперь они даже отказываются от «дублей» (две девушки в одном кадре) и групповых снимков, делая исключение разве что для Стивена Майзела.

Стивен – великий фэшн-фотограф нашего времени. Никто не станет с этим спорить. Он виртуоз и по-настоящему глубоко интересуется модой, не говоря уже о том, что у него блестящая техника. Впервые я встретилась с ним в восьмидесятые, когда работала в британском Vogue. Он пришел к нам в редакцию, еще не занимаясь фотографией всерьез. Но стоило ему взять в руки камеру, как он уже с ней не расставался. До этого он работал профессиональным иллюстратором для таких изданий, как Women’s Wear Daily, а привела его к нам – тощего, одетого во все черное, с тоннами косметики на глазах – старший редактор моды Анна Харви. Помнится, я бросила на нее такой взгляд!

Мы впервые работали вместе со Стивеном, когда выпускали первый под руководством Анны номер британского Vogue, который был сплошь о танце и формах. Вскоре я обнаружила, как увлекательно работать с кем-то, кто осведомлен о моде гораздо больше тебя. Стивен почти каждый вечер смотрит реалити-шоу или заходит на сайты моды и сплетен. Ему интересно, кто сегодня задает тон в моде, что нового в прическах и макияже, есть ли свежие лица. Он по-прежнему фонтанирует самыми невероятными идеями фотосессий. Его интересует даже стиль пожилых женщин. Мать Стивена выросла в Голливуде и всегда была очень элегантна. Когда ему выпадает шанс поработать с культовой моделью вроде Верушки из шестидесятых, он приходит в восторг, потому что она родом из того времени, когда его самого еще не было в мире моды. Но его настоящее призвание – воспитание новых моделей. Если нарисовать генеалогическое дерево, можно заметить, что почти каждая топ-модель начинала с ним. Помимо чудесного преображения Линды Евангелисты, он вывел в свет Кристи Тарлингтон, Кристен Макменами, Карен Элсон, а чуть позже – Дарью Вербову, Коко Роша и многих других, с кем он создавал незабываемые истории для итальянского Vogue. Всякий раз, когда он влюбляется в этих девчонок, можно считать, что их карьеры состоялись.

«Супермодель». Какой-то уродливый термин. Еще в эпоху китча он искалечил многих из них, превратив в капризных и высокомерных особ. Но тут важно помнить, что изменился и мир вокруг этих девушек. Теперь от них требуют слишком многого: эти постоянные перелеты через Атлантику, прямо из самолета – в фотостудию, не тратя времени на душ, и при этом надо выглядеть свежей и счастливой, отработать съемку и назад – в самолет; с рекламных съемок – на подиум, с подиума – не расслабляясь – на ночные примерки платьев… Стоит ли удивляться, что они тянутся к шампанскому и наркотикам?

С другой стороны, «старая гвардия» в лице того же Ива Сен-Лорана предпочитала видеть на подиуме профессиональных манекенщиц. Но если в семидесятые и восьмидесятые годы многие из этих моделей cabine[38] были красивыми и подготовленными (взять хоть прекрасных темнокожих девочек – Мунию, Амалию или Катюшу), в девяностые Ив мог запросто, на потребу публике, заменить их знаменитостью вроде Летиции Касты – французской модели, а ныне киноактрисы. Ее фигура всегда была ближе к Ренуару, чем к Модильяни, и казалось, что еще немного, и платье на ней разойдется. Еще были девочки «по спецзаказу» – например, Карре Отис, к которой я всегда была равнодушна, и Тайра Бэнкс, которая продержалась недолго, но успела получить свою минуту славы после того, как Карл включил ее в показ Chanel. Конечно, эта девушка с необъятным бюстом и невероятно тонкими лодыжками не была создана для высокой моды, и, глядя на нее, сразу можно было понять, что она найдет себя в чем-то другом. Впоследствии она стала хозяйкой телешоу о модельном бизнесе и сейчас пользуется грандиозным успехом.

С приходом в Chanel Карл загорелся идеей поиска новых лиц. Он выбирал модель и делал ее звездой сезона. Сначала это были женщины вроде Инес де ля Фрессанж, олицетворяющие тип девчонки-сорванца. Потом ему стали нравиться девушки, далекие от буржуазного шика Chanel, – Клаудиа Шиффер или внучка герцогини Девонширской бунтарка Стелла Теннант, в юности ходившая с кольцом в носу.

Ах, эти ранние девяностые. Не совсем мое время. Мы, казалось, навечно застряли во Флориде, где снимали с гламурными фотографами вроде Тициано Магни и Санте д’Орацио. Но я послушно плыла по течению – пока не настал мой звездный час.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.