О новых горизонтах Глава XV, в которой Грейс находит свежие идеи, ныряет в кроличью нору и сталкивается с Мадонной
О новых горизонтах
Глава XV,
в которой Грейс находит свежие идеи, ныряет в кроличью нору и сталкивается с Мадонной
Является ли мода искусством? Да, в ней бывает много креатива, но все же я не назвала бы моду искусством – это было бы преувеличением… Не считаю я искусством и фэшн-фотографию. Конечно, есть снимки, которые стремятся стать искусством, но это уже другая история. В модной фотографии чрезвычайно важно сделать снимки красивыми и лиричными либо провокационными и интеллектуальными… Но при этом главным в них всегда будет одежда.
Безусловно, я люблю ломать стереотипы, ведь самое интересное – переступать черту. Но я никогда не забываю о том, что должна показать одежду, причем так, чтобы не изменить ее до неузнаваемости. Согласитесь, представить платье тем, чем оно не является, – нечестно по отношению к читателю.
Между тем я счастлива, что мне не стыдно вставить в рамку и повесить на стену некоторые фэшн-фотографии. Съемка 2003 года с Энни Лейбовиц по мотивам «Алисы в Стране чудес» была задумана так, чтобы максимально приблизиться к оригинальным иллюстрациям книги. После того как Анна предложила представить дизайнеров в роли известных персонажей сказки, она больше не вмешивалась в процесс, и дальше мне уже самой пришлось ломать голову над тем, как совместить моду с картинкой. Но даже если мы и не творили искусство, искусством стал сам процесс съемки.
Мы с Энни решили, что дизайнер Кристиан Лакруа будет Мартовским Зайцем, а шляпник Стивен Джонс, само собой, сыграет Болванщика, Шляпных дел мастера. Жан-Поль Готье, сидящий на дереве в своей фирменной тельняшке, был идеальным выбором на роль Чеширского Кота. А русская модель Наталья Водянова с ее невинными, широко распахнутыми глазами напоминала Алису. Привлечь дизайнеров Виктора и Рольфа в качестве близнецов Траляля и Труляля было моей идеей: я вспомнила, что в финале шоу они всегда выходят на поклон в одинаковых костюмах. Они вели себя несколько жеманно и не разрешали никому поправлять оборки на своей одежде, которую сами же сшили для съемки. Оборки стали проблемой и для Николя Гескьера – тогда еще новичка в мире моды, – который оставался самим собой и позировал на картинке из продолжения книги, где Алиса уходит в Зазеркалье. Беда в том, что платье, которое смастерил Николя, имело ассиметричный ряд оборок, и они приходились как раз на другой бок, скрытый от камеры. К моему ужасу, Энни предложила или надеть платье задом наперед, или перешить его. Николя и его портниха безропотно подчинились, сделав из платья его зеркальное отражение.
Также в съемке приняли участие Донателла Версаче и ее близкий друг Руперт Эверетт – как Грифон и Черепаха Квази; дизайнер Оливье Тискенс в роли Льюиса Кэрролла; и Джон Гальяно в женском платье в качестве Красной Королевы, в сопровождении своего друга Алексиса в роли Короля. Они иллюстрировали ту часть книги, где персонажи играют в крокет, используя вместо молотков фламинго. Конечно, фламинго были не настоящие, а чучела, хотя Энни всерьез рассматривала возможность использования живых птиц. Но, во-первых, их было не достать, а во-вторых, нам бы все равно не разрешили играть ими в крокет.
Масштабная фотосессия растянулась на четыре дня. Съемки проходили в Париже и в полутора часах езды от него, в сказочных лесах вокруг замка Шато де Корбей-Серф. Первой же головной болью Энни стала обильная растительность на лице Марка Джейкобса, которому была отведена роль Гусеницы, сидящей на грибе и пускающей из кальяна клубы дыма. Из-за этого он выглядел грубым, и, хотя Энни, как правило, нравится некоторая грубоватость, тут был явный перебор. Энни обрушилась на парикмахера Жюльена Д’Иса, и Марк грудью встал на его защиту. Разразился жаркий трехсторонний спор.
Только страсти улеглись, как накалилась ситуация вокруг Белого Кролика. Я хотела, чтобы этого персонажа сыграл Карл Лагерфельд: у меня перед глазами так и стояла его фотография в белом костюме. Мне казалось, что это идеальное попадание в образ. Однако Энни была не в восторге от Карла, поскольку в последнее время не раз становилась объектом его убийственного сарказма. Она почему-то видела его Герцогиней, у которой в книге лицо настолько мрачное, что может потопить линкор, а ребенок в ее руках превращается в свинью.
Карл, конечно же, читавший книгу, хотел играть самого себя (причем непременно в темных очках), а не какого-то выдуманного персонажа. Не горя желанием сниматься, он намеренно назначил свою фотосессию на невозможно ранний час – пять утра – в маленькой роще в пригороде Парижа. А это означало, что вся съемочная группа должна была встать в два ночи. Между тем поросенок уже был заказан и спрятан в лесу, чтобы не визжал под ухом; его цифровое изображение намеревались вставить в фотографию после отъезда Карла.
В назначенное время Карла привезли на площадку, он вышел из машины и встал рядом с Натальей. Через пять минут после начала съемки Энни попросила его снять темные очки. Он отказался, фыркнул: «С меня довольно», вернулся к машине и укатил обратно в Париж. Поросенка, который визжал не переставая, вручили Наталье, поскольку она стояла ближе всех к тому месту, где потом, стараниями фотошопа, должен был появиться Карл. И поросенок – о чудо! – разом замолк. «Его нужно прижать к сердцу, чтобы он слышал биение, – мило объяснила Наталья. – Так он думает, что я его мама».
Том Форд согласился спасти ситуацию в связи с бегством Белого Кролика. Вообще-то он с самого начала хотел получить эту роль, так как считал ее по-настоящему сексуальной. Он примчался на съемочную площадку, как всегда, безупречный: каждая пуговица, запонка, платок в нагрудном кармане – все было продумано и к месту. Только вот ему сообщили, что фотографировать его будут при падении в кроличью нору. Кусок черного бархата наспех уложили на склон. Ассистент Энни, Рикки, безо всякого предупреждения оторвал Тома от земли, перевернул вверх ногами и уложил на спину. Ошеломленный Том все-таки сумел сохранить присутствие духа, пока Энни быстро щелкала фотоаппаратом, и попросил меня поправить галстук, который свистал ему прямо на лицо, и проверить, не выглядывают ли у него носки из-под брюк. Но все уже было отснято.
Вскоре после того, как он уехал, мы узнали, что Том всю неделю вел трудные переговоры о своем будущем в компании Gucci. В результате он подал в отставку на следующий день после нашей съемки.
Рано или поздно это должно было случиться: мне предстояло работать со скандальным персонажем из моего прошлого. Конечно же, речь шла о Мадонне. Шел 2005 год. Теперь она была замужем за режиссером Гаем Риччи и наслаждалась благопристойной английской жизнью в Лондоне и за городом. Обычно ядовитые таблоиды разливали елей, ласково называя ее «Мадж» по примеру нынешнего мужа, и посвящали целые полосы умиленным репортажам о том, как она носит твидовые костюмы, учится верховой езде и изредка наведывается в местный паб. Ехидные насмешки над увлечением каббалой сменились одобрительными статьями о том, как преобразило ее это учение, превратив в элегантную даму с приятным английским акцентом.
Мы договорились о съемке в ее загородном поместье Эшкомб, которое некогда принадлежало многогранному английскому художнику, фотографу и писателю Сесилу Битону – я работала с ним до последних дней его жизни. Фотографом был выбран Тим Уолкер, ностальгирующий художник, чьи работы словно пришли из детских сказок.
Тим заранее съездил в Уилшир, чтобы обсудить с Мадонной свои идеи, которые обычно воплощает в рисунках. Они встретились в пабе, и, когда я с остальной командой приехала днем позже, он с восторгом доложил, что Мадонна полностью приняла его замысел. Признаюсь, меня это удивило, поскольку некоторые его задумки были довольно экстравагантными.
Первая съемка проходила в гостиной. Мадонна позировала в брюках для верховой езды; все складывалось неплохо. Правда, ее насторожило, когда Тим стал прикалывать розы к ее одежде и стулу, на котором она сидела. Потом мы должны были сфотографировать ее в платье с очень широкой юбкой. Она заколебалась, сказав: «Так я похожа на дебютантку начала пятидесятых», – чего мы, собственно, и добивались.
Еще два плана были сняты безо всяких накладок. На одной фотографии она лежала в постели с детьми, читая газеты; блестящая ассистентка Тима, Шона, полностью изменила декор спальни, оклеив стены газетными страницами. Затем мы снимали Мадонну с Гаем на прогулке верхом. Возвращаясь в конюшню, она не могла не заметить, что мы уже отходим от пасторальных картинок. Она занервничала.
– Я собираюсь снять ее в бокале мартини, – с энтузиазмом сказал мне Тим, пока Мадонна переодевалась наверху. Я спросила, уверен ли он в ее согласии, ведь одно неосторожное слово или движение – и съемка окажется под угрозой.
– Разумеется, – ответил он.
Мадонна спустилась к нам, выглянула в окно и увидела на лужайке огромный стеклянный бокал для мартини с гигантской вишенкой. Сбоку была приставлена лестница, по которой ей следовало залезть в бокал.
– Я не стану этого делать. Ни за что, – мрачно сказала Мадонна. Но Тим впился в свою идею, как собака в кость. Он заупрямился и никак не хотел уступать. Однако Мадонна оставалась непреклонна – а ведь она, в конечном счете, была хозяйкой положения. Идея с бокалом была решительно отвергнута. Когда Тим предложил следующий образ, где Мадонна должна была позировать в шляпе, напоминающей кремовый торт, она разозлилась еще больше.
Наконец она немного смягчилась, когда мы стали готовить съемку по мотивам фотографии Брюса Вебера, на которой Дебо, герцогиня Девонширская, кормит цыплят в своем загородном поместье Чатсуорт. Но и после этого, хотя у нас оставался еще один день, ее настроение не позволило продолжать съемки – как мы ни старались вернуть ей хорошее расположение духа. Печально, но жертвой оказалось потрясающее платье с огромным кринолином, которое Джон Гальяно создал специально для этой фотосессии. Мадонна в нем выглядела такой угрюмой, что снимок так и не попал в журнал. Впрочем, несмотря ни на что, нам удалось запечатлеть ее очаровательную английскую идиллию.
Для меня успех съемки – это воплощение замысла, который родился в моей голове. Его невозможно добиться без правильного фотографа. За последние десять лет узкий круг тех, с кем я работаю, расширился. В него вошли молодые и более авангардные фотографы: Стивен Кляйн, англичане Дэвид Симс и Крейг Макдин, турецко-валлийский дуэт Мерт и Маркус. Конечно, со мной по-прежнему и старые друзья – Брюс Вебер, Стивен Майзел, Артур Элгорт, Питер Линдберг, Марио Тестино и Тим Уолкер, каждый из которых дарит фотографиям свою индивидуальность и шарм.
Мерт и Маркус – очень забавные ребята. Они часто фотографируют по очереди, в азарте выхватывая друг у друга камеру. На съемочной площадке они напоминают мне знаменитую пару Лорела и Харди[46]. «М и М», как их еще называют, живут на Ибице и категорически не хотят откуда вылезать, что несколько затрудняет фотосессии. Правда, в последнее время они стали более легкими на подъем. При всем моем скептическом отношении к цифровой фотографии у меня нет сомнения в гениальности этой «сладкой парочки», которой удается, манипулируя формами и красками, создавать ослепительно гламурные фотографии. У них свой подход, не похожий на почерк остальных фотографов: виртуозно владея цифровой техникой, они выдают изображение сразу, снимая «здесь и сейчас», а не улучшают его потом, как это делают другие. В этом смысле их стиль можно назвать шлифовкой фэшн-фотографии эпохи цифровых технологий. Если камера когда-нибудь заменит косметическую хирургию, их подход станет самым популярным в мире.
Столь же своеобразный Дэвид Симс живет в Корнуолле, сходит с ума по серфингу и предпочитает работать недалеко от дома. Даже если он появляется на званом ужине в Париже или на балу Метрополитен в Нью-Йорке, его волосы все равно пахнут соломой. Дэвид, как никто, умеет наполнить фотографию светом. Он дотошен во всем, настоящий перфекционист до мозга костей; работа с ним – это не просто счастливый случай. Он может три часа рассуждать о том, какой оттенок серого хочет сделать фоном.
Крейг Макдин – мастер придумывать нестандартные ракурсы. На его фотографиях все неустойчиво – того и гляди потеряет равновесие. Он находится в вечном поиске движений и жестов, каких еще никто не видел. «Сделай вот так», – говорит он модели, изображая богомола или подпрыгивая боком. Он получает удовольствие, воплощая свои фантазии, и определенно не скучает.
Я никак не могу понять, что делает фотографии Крейга и Дэвида такими современными. Возможно, секрет в том, что по духу они – экспериментаторы. Дэвид играет с цветом, иногда почти полностью вымывая его из картинки. Энни Лейбовиц тоже так делает, но для нее это скорее технический прием, позволяющий придать снимку большую глубину и насыщенность.
Стивен Кляйн очень упорный. С ним можно заработаться глубоко за полночь, даже если начали в семь утра. Конечно, если повезет с ним сотрудничать. Сегодня ему, как и Энни Лейбовиц, нужен дополнительный световой день на подготовку к съемке, желательно с дублером модели. Все это – издержки жесткого графика, в который мы загоняем фотографов. К нему нас вынуждает ограниченный бюджет и еще более сжатые сроки съемок – особенно если в объективе звездная персона. Работы Стивена наиболее близки к искусству. Его сотрудничество с Филлис Позник рождает удивительные фотопортреты, с которых смотрят красивые и свежие лица.
Для редакторов вроде моей коллеги Тонн Гудман это то, что нужно. Она предпочитает заранее готовить съемку, подбирая все аксессуары до последней шпильки. Каждый наряд она собирает в офисе, потом упаковывает его и уже полностью завершенным отправляет в студию. Именно она отвечает за работу со многими знаменитостями, которые должны появиться на обложке и разворотах, – поэтому ее съемки требуют серьезной подготовки с несколькими примерками. Она проводит бесконечные встречи с фотографами (тем же Стивеном), подробно обсуждает каждую мелочь и лично присутствует на предварительной съемке.
Когда она работала в Harper’s Bazaar, у нее в шкафу хранился манекен, который она наряжала вместе со своим коллегой Полом Кавако, подбирала на нем аксессуары и продумывала все нюансы предстоящей фотосессии. Я предпочитаю больше импровизации. Но в чем не откажешь Тонн – так это в умении оживить и сделать привлекательным любое, даже самое невзрачное пальто или платье. Подогнав здесь, подпоясав там, она может придать вещи стиль и шик. Ей блестяще удаются футуристические истории – взять хоть ее съемку со Стивеном Кляйном для нашего юбилейного сентябрьского выпуска 2012 года в интерьерах аэрокосмической компании Virgin Galactic.
Я приложила немало усилий к тому, чтобы вернуть в журнал фотографа Питера Линдберга, с которым работала еще в британском Vogue и в начале своей карьеры в американском издании. Лиз Тилберис переманила его в Harper’s Bazaar, и он задержался там надолго. Пару лет назад мне наконец повезло. Нашему журналу очень не хватало повествовательного стиля Питера. Без него было бы невозможно создание кинематографических историй по мотивам детских сказок «Красная шапочка» и «Волшебник страны Оз», которыми я занималась в последнее время. Они меня очень повеселили.
Питеру удается сделать так, что женщина, какой бы молодой она ни была, выглядит взрослой и зрелой, – поэтому истории, которые мы разыгрываем с юными моделями в образе классических кинодив, получаются особенно правдоподобно. Он очень хорошо работает и с мужчинами-актерами – например, Аароном Экхартом, которого мы поставили в пару с моделью Ларой Стоун, или Эваном Макгрегором, который снялся в фотосессии с Натальей Водяновой. По сценарию он был ее мужем, брошенным ради смазливого юного официанта (лично я ни за что бы не ушла к такому от Эвана). Сюжеты, связанные с адюльтером, Питер готов повторять бесконечно – хоть я и пытаюсь его сдерживать. Дело в том, что они вызывают некоторую тревогу среди читательниц Vogue, которые считают, что мы не должны представлять на страницах журнала такие аморальные ситуации.
С другой стороны, разве они будут выглядеть жизненно без налета драмы?
На съемках с Дидье в английской глубинке – еще до того, как мы начали встречаться. Кажется, здесь я ему пока не нравлюсь. Фото: Барри Латеган, 1981.
Я и Барбара Денте в окружении моделей в рабочих робах. В первом ряду (слева направо): Говард Фаглер, Дейв Хатчингс, Роуди (собака Брюса) и Тристан. Снято в доме Брюса на Шелтер-Айленд. Фото: Брюс Вебер, 1980.
С Дидье на велосипеде, явно не рассчитанном на двоих. Фото: Брюс Вебер, 2007.
На Ямайке с дочерью фотографа, Ребеккой Форто. Фото: Эллен фон Унверт, 1994.
В первом ряду на показе Chanel. Фото: Бен Костер, 1993.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.