Тайна имени

Тайна имени

Между исследователями Островского идет давний спор: насколько значимы имена, которые драматург дает своим лицам? Вопрос любопытный не только в применении к Островскому и способный пролить свет на психологию творчества вообще.

В. А. Филиппов, Кашин – обращали внимание на обилие у Островского имен и фамилий знаменательных. Их нетрудно было на выборку назвать: Дикой и Кабаниха, Любим и Гордей Торцовы, Гордей – горд, Любим – любим, Дикой – дик и т. п. Бросались в глаза сочетания имен и фамилий, до краев напитанных иронической семантикой: квартальный Тигрий Львович Лютов («Не было ни гроша…»), Ермил Зотыч Ахов, Серапион Мардарьич Градобоев.

Островский будто играл в эти фамилии, яркость которых била в глаза всякому.

Значит ли это, что Островский наследовал традицию классицизма с его Добромыслами, Простаковыми и т. п.? Нет, конечно. Множество фамилий и имен у Островского не имеют как будто никакого смыслового наполнения: Незабудкина, Хорьков… Е. Г. Холодов, один из лучших исследователей Островского, даже вовсе усомнился в том, что у Островского часты случаи значимых фамилий, они казались ему исключением.

Между тем, готовя в издательстве «Художественная литература» трехтомное издание «Сочинений» Островского, я решил проверить это не выборочно, а по всем основным пьесам. Результат был неожиданным: Островский если и не всегда, то гораздо чаще, чем мы думаем, давал своим героям значимые имена и фамилии.

Подбирая имена, он нередко заглядывал в святцы, отмечая латинское или греческое значение имени. Фамилии же выбирал тоже не случайные, но незаметно для слушателя беря некоторые из областного словаря. Известно, что он был увлечен изучением говоров, местных речений, в особенности Тверской губернии (где он путешествовал в молодости) и костромских краев. Из местных диалектов и получили имена многие его герои.

Можно спросить, зачем он это делал – ведь зритель Малого или Александринского театра часто не совмещал фамилию со смыслом ее, который был ему внятен? Но это уже вопрос психологии творчества. Зачем Толстой назвал героев Ростовы (Толстые, Толстовы), а Волконских – Болконскими? Так легче было писать, воображая знакомое лицо, – это как бакен на реке… Метка для воображения. Конечно, не всегда до конца можно определить выбор тех или иных имен – у Островского, как и у любого писателя, возможен тут элемент случайности. Просматривая как-то «Историю московского купечества», я увидел в списке купцов первой гильдии подряд два имени, показавшихся мне чем-то знакомыми – Пустовалов и Кукин. И вдруг сообразил: да так звали двух мужей чеховской «Душечки». Вероятно, когда Чехов работал над рассказом, ему подвернулась под руку – так тоже бывает.