«Бухарский гамбит»
«Бухарский гамбит»
– Нет! И ещё раз нет! – категорично отрезала мать, когда я, окончательно приняв решение жениться, задумал пригласить свою будущую жену к себе, в Бухару.
– Только потому, что она – русская?! – вскипел я.
– Причем тут «русская»: ты ведь, прекрасно знаешь, что прецедент был создан ещё твоим братом? – невозмутимо парировала моя бедная матушка и горько добавила, как бы про себя:
– Уж, тут-то мы «план», похоже, перевыполнили…
Хоть и смутно, но я догадывался, о том, какие мысли терзали маму: «И за что это меня так наказал Аллах? Ну почему они находят своих невест за тысячу верст от Бухары, когда и тут своих полным-полно? И неужели мне не суждено будет, увидеть келин (невестку) в национальном наряде?!»
– Ну, мамочка, ну пожалуйста… У вас с папой есть ещё и третий сын: вот он уж, точно женится на «нашей» – продолжал я скулить, вымаливая благословение.
– Нет! Я уже тебе всё сказала – спокойно, но твёрдо ответила мать.
– Ах, так?! В таком случае, я поеду к ней!
– Езжай! Хоть на все четыре стороны…
– Ну, мамочка… Я, ведь, люблю её…
– Пропади она пропадом, эта любовь! И кто её только выдумал? Можешь даже меня не уговаривать: я своего решения не изменю!
Так я очутился в Ленинграде…
Я стоял в зале прибытия аэропорта «Пулково» с одной-единственной спортивной сумкой, не имея совершенно никакого представления о том, что меня ждёт впереди. И – был счастлив…
Уже потом, значительно позже, когда у нас родится двойня и наши отношения с супругой обострятся настолько, что я начну подумывать о разводе, именно в этот момент передо мной вновь возникнет мать, которая, сунув мне под нос кукиш, категорически заявит:
– Ну, уж нет, этого я тебе не позволю! Кто тебе дал право делать несчастным единственную дочь, которую растили, любили и связывали с ней свои надежды? В чём виноваты эти два малыша? Как они будут расти без отца? И потом, кто это кричал мне: «Я люблю её!», а? Так что запомни: свой выбор ты сделал сам, никто тебя силком не волок, а потому тебе этот крест и тащить до конца своих дней! Если ты только посмеешь это совершить, знай, что ты пошёл против воли своей матери! Не видать тебе удачи!
«Боже мой! Я попал в какую-то западню! Ну, полный цугцванг! Когда же, на каком ходу я допустил ошибку – думалось мне тогда, – и как же всё это начиналось?»
И я всё вспомнил…
«Завтра утром буду Ленинграде тчк Еду братом тчк Встречай поезд 28 тчк Вагон 7 тчк До скорой встречи Галиб тчк»
Эта срочная телеграмма была отправлена с Ленинградского вокзала Москвы в город на Неве, моей знакомой, к которой, собственно говоря, я и ехал, совершенно не подозревая, какой очередной фортель выкинет, мне на сей раз, непредсказуемая Фортуна…
Знакомую звали Наташа. Увлекшись живописью и рисованием, в один из отпусков, она примет решение – непременно поехать в Среднюю Азию, чтобы сделать там серию набросков и этюдов для давно намечавшегося «восточного цикла».
Свободно и беззаботно наслаждаясь пестротой восточных базаров, ярким солнцем и не виданным ранее богатством различных оттенков, она с восторгом взирала на многочисленные древние памятники архитектуры, с их ослепительно блестящими голубыми куполами мечетей и медресе; выбирала тот или иной понравившийся ей ансамбль, устанавливала свой затертый походный этюдник и жадно впившись в оригинал, целыми днями с упоением перекладывала увиденное на подготовленный холст, привнося в палитру красок свои собственные ощущения и переживания, испытываемые ею во время творческого акта.
Так, однажды, совершенно случайно Наташа остановилась возле медресе Улугбека – памятника архитектуры XV-го века – расположенного как раз напротив другого «собрата» – Абдулазиз-хана – в котором для многочисленных туристов от ВАО «Интурист» был открыт бар, где я и работал за стойкой.
Вообще-то, я и раньше неровно дышал к искусству, тем более, что мне самому довелось заканчивать художественно-графический факультет. Так что, кое в чем разбирался. Не то, чтобы очень шибко, но пейзаж, там, какой-нибудь, голую бабу, например, деньги или «остаповского сеятеля» могу сварганить и сейчас.
Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что в упомянутую пору, художественную кисть, которую в последний раз я держал во время дипломной работы, мне давным-давно пришлось сменить на бокал, с которым не расставался ни на минуту.
Словом, это был тот самый «золотой период» моей молодости, когда кровь в жилах играет и бурлит от избытка энергии, заставляя бросаться на всё живое, что только шевелится и движется в радиусе досягаемости. Благо, в деньгах я тогда недостатка не испытывал…
И вот теперь, уже я, в свою очередь, получив законный отпуск и уговорив своего младшего брата, отправился навстречу своим приключениям. Навстречу своей судьбе.
– Ну, и где же твоя хваленая подруга? – уставился на меня мой брат, едва лишь мы сошли на перрон Московского вокзала северной столицы. – Пионеров и цветов что-то не видно…
Приученному к обязательности и пунктуальности, мне и в голову не могло прийти, что кто-то может поступить в отношении меня как-то иначе. Однако факт был, что называется, налицо: Наташа не пришла, а мы, как два обосранных оленя, стояли недалеко от пыхтящего локомотива, сиротливо прижимаясь к зданию железнодорожного вокзала.
худ. Луис Эрнест Мейсонье
Это уже потом, когда мы возвратимся домой, где меня будет ждать письмо, я узнАю, что телеграмма опоздает на три часа, и что Наташа все эти три дня будет дежурить у телефона, ожидая моего звонка, не выходя из дому. А тогда…
Тогда я выглядел этаким красавцем-джигитом, гордым орлом, которого очень сильно обидели, кинув как самого последнего лоха.
Проникнувшись любовью и симпатией к шахматам, я привык многие события, происходящие со мною наяву, пропускать сквозь шахматную призму. Вот и на сей раз, образно сравнивая сложившуюся ситуацию с положением фигур на доске, я расстроено констатировал: «Да-а… с дебютом у меня вышло неважно. Вся надежда на миттельшпиль: там-то уж, я сумею замутить воду…»
Тяжело сопя себе под нос и стараясь не смотреть на брата, я достал из внутреннего кармана пиджака свой толстенький «талмудик» – записную книжку, от начала до конца испещренную всевозможными адресами – и стал нервно листать странички.
– Может позвонить ей? – робко обратился ко мне Шухрат, – Мало ли, что?
– Не надо! – гордо отрезал я. – Не переживай, со мной не пропадёшь. – И, помахав перед самым его носом своей книжкой, хвастливо заверил брата: – Не ссы – прорвёмся: без крыши над головой мы с тобой не останемся!
И в следующую минуту, опустив в телефонный автомат двухкопеечную монету, стал набирать первый же попавшийся под руку номер.
– Кто это? – поинтересовался брат. Ты хоть, её помнишь?
– Откуда ж, мне помнить: их столько прошло через бар. – откровенно пришлось мне сознаться. – Зато они меня, уж, точно должны были запомнить: я-то, ведь, был один! – логично заключил я.
Учитывая горький опыт, мною было принято решение – основательно подстраховаться. Я выбрал наугад два телефонных номера и попал на двух Лен. Первая, узнав, что мы пока нигде ещё не остановились, попросила нас перезвонить через пару часов: ей необходимо было предварительно переговорить со своими родителями. Судя по адресу, проживала она где-то в районе «Веселого поселка».
«Та-ак, – протянул я про себя, – на королевском фланге пока не совсем ясно. Попробуем всковырнуть на ферзевом».
Её «тёзка», напротив, вскрикнув от радости, велела нам с братом стоять как вкопанным на месте, не двигаясь никуда: сейчас она за нами приедет, мы разопьём бутылочку коньяка и… поедем знакомиться с её родителями.
Подобный сценарий развития сюжета в мои планы не входил, вдохновляя меня менее всего, а потому я благоразумно предложил ей повременить со столь лестным и заманчивым предложением, поскольку мы, якобы, обязаны нанести предварительный визит моему другу Николаю, который нас ждет в «Веселом поселке».
– Ой! – радостно воскликнула моя потенциальная невеста, – А на какой улице живет ваш товарищ? Дело в том, что мы тоже живем как раз в этом же самом районе!
«Вот те на! Так недолго и на „вилку“ наткнуться, а то и под „связку“ попасть! Необходимо, что-то срочно предпринять. Решай, болван, скорей решай!»
– Э-э… я адреса, к сожалению, не знаю: он нам должен ещё позвонить. Я обязательно тебе сообщу, как только выясню – заверил я Лену и, положив тяжелую черную трубку аппарата, вытер со лба выступившие капельки пота.
Вскоре выяснится, что родители первой Лены дали добро, и мы, условившись с нашей новой знакомой о встрече, отправились в магазин за гостинцами.
Встреча произошла на станции метро «Маяковская, у выхода на улицу Марата. Лена показалась мне несколько замкнутой и немногословной. Мы сдержанно поздоровались. Естественно, я её не помнил. Тем не менее, постарался улыбнуться настолько широко, насколько позволял мне рот, всем своим видом давая понять, что прекрасно её помню и рад нашей встрече. Перебрасываясь легкими дежурными фразами, я старался всячески избегать упоминания деталей, связанных с обстоятельствами, при которых могло произойти наше самое первое знакомство. Ну, во-первых, потому, что я и в самом деле не имел об этом ни малейшего понятия.
Лена, похоже, очень быстро «раскусила» меня, но, будучи тактичной девушкой, предпочла более не пытать меня, а лишь ограничившись какой-то странной улыбкой, предложила поехать домой.
Её родители с первых же минут буквально покорили нас своей доброжелательностью и простотой общения. Вскоре, мы уже сидели за празднично накрытым столом, раскованно и весело смеясь и беседуя о восточных нравах, обычаях и так далее. За короткое время, у нас создалось такое ощущение, словно мы находились в кругу своих старых знакомых. Одним словом, мы почувствовали себя дома.
Элементарная порядочность, однако, требовала перезвонить предыдущей Лене.
– Можно, позвонить от вас… товарищу… Николаю? – пришлось соврать мне теперь уже здесь.
– Конечно, звоните! – согласилась ничего не подозревавшая «тёзка» и, препроводив меня с братом в следующую комнату, оставила нас одних, прикрыв за собою дверь.
Так, – обратился я к Шухрату, набирая нужный номер и передавая ему трубку – говорить с ней будешь ты!
– С чего, это вдруг, я? – удивился брат. – Сам заварил эту кашу – сам и расхлёбывай!
– Ну, я тебя прошу! Я слабохарактерный и не умею произносить слова «нет». Скажи, что мы с Николаем неизвестно куда уехали и неизвестно когда возвратимся. Ну, в общем, я тебя прошу! – взмолился я.
– Вот так всегда! – раздраженно произнес мой брат, нехотя взяв трубку, из которой уже неслось исступлённое:
– Алё, алё!! Кто это?!
Я трусливо попятился к двери и выскочил в коридор.
Минут через пять ко мне вышел Шухрат. Лицо его было мрачным.
– Они уже накрыли стол и ждут – сообщил он мне и добавил:
– Она сказала, чтобы я немедленно приезжал к ним домой.
– Вот и хорошо! – вырвалось у меня. – Вот и поезжай: немного прогуляешься…
Выяснилось, что ехать никуда не надо. По иронии судьбы, обе Лены жили совсем рядом: нужно было только перейти дорогу. «Надо же, как мир тесен» – подумалось мне.
Когда поздним вечером Шухрат возвратился, на него невозможно было смотреть без сострадания. Всё, что удалось мне прочитать на его лице, это – злоба и усталость.
– Чтобы я, когда-нибудь… ещё раз… – зашипел он на меня с порога.
Я благоразумно прошмыгнул в любезно предоставленную добродушными хозяевами нашу комнату.
худ. Джозеф Кларк
Чуть позже, немного отойдя от полученного стресса, брат смягчится, поведав в красках живописную историю. О том, как его встретила огромная компания подруг и родственников Лены; как они все очень быстро перепились на радостях; как весь вечер Шухрат чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку являлся «братом жениха». Как, потом, они всей оравой вывалились на улицу и, взявшись дружно за руки, длинной шеренгой брели по бульвару, распугивая редких прохожих и горланя во всё горло народные песни. Громче всех орала Лена:
– Парня молодого полюбила я!..
Небольшого росточка, достаточно крупная, если не сказать – полноватая, с небольшой круглой головкой, с короткой стрижкой, она идеально походила на русскую матрешку. Её розовые пухлые щечки, после принятия изрядного количества спиртного, представляли собой две плавильные домны, ярко пылая алым пламенем. Крепко вцепившись в брата и заметно раскачиваясь из стороны в сторону, Лена оглашала своим зычным и мощным голосом всю округу. В коротких перерывах между песнями, она по-родственному прижималась к Шухрату и, ласково заглядывая ему в глаза, страстно шептала:
– Жухрай, ты себе даже не представляешь, как я его люблю!
Видно, всё-таки, что-то родное, своё, шолоховское, улавливала она в исконно восточном имени.
Периодически брат предпринимал робкие попытки избавиться, намекая, что уже поздно и пора идти домой: всё-таки брат волнуется. Но разошедшаяся не на шутку подруга не хотела и слушать. Внезапно её осенило:
– А давай прямо сейчас мы отправимся к Николаю домой, и вытащим оттуда Галиба?! Где вы остановились? А ну, покажи мне ваш дом! – в приказном порядке потребовала Лена.
Брат не на шутку перепугался, мысленно представив себе на мгновенье, как эта пьяная толпа вваливается в приютившую нас квартиру. Тем более что всё это происходило совсем близко: девятиэтажный дом был виден как на ладони и хорошо просматривался с любой точки квартала.
– Нет, нет… это не здесь… это совсем в другой стороне – лепетал брат заплетающимся от страха языком, всячески пытаясь повернуть компанию в противоположную сторону.
«Да-а… – подумал я, – до полного разгрома и мата оставалось совсем немного.»
Наконец, когда, окончательно потерявшую над собой контроль, Лену, подруги взяли с обеих сторон под рученьки, Шухрат попрощался и чуть ли не галопом поскакал прочь от веселой компании.
– Жухрай, постой, не уходи! – неслось ему вослед. – Эх, ты: ничего-то ты не смыслишь в настоящей любви…»
худ. Жером Жан Леон
Мы ещё с недельку пожили в гостеприимной семье, после чего двинулись дальше, по намеченному изначально маршруту. Впереди нас ждали: Таллин, Рига и Вильнюс…
– Я напишу тебе… – коротко бросил я на прощание Лене. Даже здесь я поостерегся обещаний, поскольку привык их сдерживать.
И, всё же, сдержал.
В течение года мы обменивались письмами: она – короткими и лаконичными, а я – длиннющими опусами, с витиеватой восточной недосказанностью, отличающейся загадочным притяжением и… неопределенностью.
Значительно позже, когда к «правилам игры» супруги начинают относиться снисходительно и иронично, как к давно забытой, дурацкой, но милой сердцу игрушке, моя жена признается мне:
– Я полюбила не тебя, а твои письма: в них ты совершенно другой…
Достаточно часто, после попоек на работе, я заходил в стеклянное здание, на котором сверху красовались три слова: «Почта. Телеграф. Телефон». Там, в помещении переговорного пункта, рядом с кабинками, на стене висели два аппарата междугородной связи. Один из них как-то странно глючил: стоило в щель запустить подряд две монеты – одну достоинством в пятнадцать копеек, а вторую – в две – как, что-то там внутри переклинивало и… можно было разговаривать бесконечно, не опуская более монеток. Естественно, я разговаривал с Леной часами.
– Какой богатый… – всякий раз будет изумляться моей щедрости будущая тёща. Со временем я развею этот миф, приехав в Ленинград и рассказав всю правду.
Через год с небольшим, мой житейский челнок прибьёт к берегам Невы…
«Из грязи в князи» – существует довольно известная поговорка, подразумевающая людей, вышедших из низов и добившихся богатства, почестей и славы.
«Из князи в грязи» – так, наверное, можно было сказать про меня, когда я, переехав окончательно в Россию, обосновался в Ленинграде и обзавелся семьей.
Бросив свою работу в «Интуристе», где мне никогда и ни в чем не приходилось испытывать недостатка, я оказался у «разбитого корыта», размышляя – где мне найти работу и что, собственно, я умею делать. Оказалось, что ровным счётом, ни-че-го!
Вскоре, не без помощи жены и тещи, я устроюсь работать в «Ленбытхим», в отдел научно-технической информации, где в качестве художника-оформителя буду целыми днями рисовать наклейки и ярлычки для всякого рода пемоксолей, пемолюксов и прочей дряни.
Единственной отдушиной и приятным развлечением в свободное от работы время, для меня останется посещение городского шахматного клуба, где я буду проводить почти все свои свободные вечера.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.