Глава X. Пребывание в Китае

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава X. Пребывание в Китае

Переход «Надежды» в Типу. – Приезд на оную китайского компрадора. – Получение известий, что «Нева» в Китай еще не приходила. – Приключившиеся от того неприятности. Объяснение с китайским начальством о нашем приходе и пребывании в Макао. – Стесненное в Макао состояние португальцев. – Обхождение с ними китайцев. – Ненадежное положение макаоских губернаторов. – Вероятность приближающейся потери владения Макао. – Величайшее различие в образе жизни англичан и португальцев. – Прибытие «Невы» с богатым грузом, состоявшим в мехах звериных. – Воспрещение китайцев в приходе «Надежды» в Вампу. – Отбытие мое на «Неве» в Кантон для испрошения позволения на приход туда «Надежды». – Прибытие «Надежды» в Вампу. – Оказавшиеся затруднения в производстве торга в Кантоне. – Продажа груза «Невы» ходатайством одного английского дома. – Приготовление к отплытию из Кантона. – Неожиданное повеление кантонского наместника к задероканию «Невы» и «Надежды». – Учиненные по сему обстоятельству представления. – Последовавшее, наконец, повеление к отходу кораблей наших.

В 8 часов поутру усмотрели мы гребное судно, вышедшее из Макао.

Ветер дул еще крепкий; и мы отдалены были от берега не менее 5 миль, но, невзирая на то, судно сие пришло к нам. Это был китайский компрадор[148], предлагавший нам свои услуги. Ответ на первый вопрос наш, что «Нева» еще не приходила, удивил нас немало. По учиненному предположению при отправлении нашем долженствовала «Нева» притти в Китай от Кадьяка около октября месяца с грузом мехов звериных для того, чтобы по продаже оных купить китайских товаров и погрузить на обоих кораблях. Почему я, не имев никакого для китайцев груза, выключая некоторые малости, приведен был через сие в немалое беспокойство и принужденным нашелся решиться ожидать «Невы» в Макао, хотя строгая во всем точность китайцев и причинила после затруднения.

С компрадором приехал к нам также лоцман, предлагавший свою готовность отвести «Надежду» в Типу[149]. Оставаться на открытом Макаоском рейде было опасно как ради морских разбойников, так и ради времени года. Итак, я, отправив за час прежде лейтенанта Левенштерна в Макао для извещения губернатора о нашем прибытии и намерении итти в Типу, приказал поднять стеньги и реи и сняться с якоря. В два часа пополудни остановились мы на якоре в Типе, куда пришел с нами вместе английский бриг об 18 пушках. Как скоро убрали мы паруса, то приехал к нам офицер с сего брига и другой с малого португальского военного судна о 12 пушках. Португальский офицер, быв приведен ко мне в каюту, потребовал женевского вина.

Я не знал, что делать: досадовать ли на его наглость, или оной смеяться, однако, при всем том велел тотчас подать ему стакан горячего вина, которое хотя было к худо, но португалец хвалил его много. Оказанная нами ему холодность в приеме скоро побудила его нас оставить. От посещения английского офицера, напротив того, чувствовали мы большое удовольствие. Сей рассказал нам, что бриг, на коем он служил, посылай был за несколько недель только назад в Вампу командором находящейся в здешних водах эскадры[150] для того, чтобы требовать от наместника провинции 80000 фунтов стерлингов за взятое им в приз близ Манилы испанское судно, которое во время жестокого шторма разбилось у южных берегов Китая и ограблено жителями.

Известно, что китайские законы запрещают военному судну входить в устье Тигриса (Bocca Tigris). Оные нарушены в первый раз[151]. Бриг нашел вход в Вампу без лоцмана. Начальник оного явился в Кантон с 12 вооруженными солдатами, чтобы вынудить требованную сумму. Сия дерзость привела наместника в удивление, но, вероятно также и устрашила его. Если бы китайцы не были крайне робки, то, конечно, отмстили бы за сию обиду. Они оказали, по оставлении уже отважным англичанином Кантона, свое мщение, но только особливым, свойственным им, образом.

Нас уверяли, что наместник в наказание дерзости английского капитана наложил на Когонг[152] великую денежную пеню, хотя дело сие нимало до него не касалось. Принятие таковых мер чиновниками китайского правительства, по крайней мере в Кантоне, весьма нередко. Сии насилия, может быть, скоро причинят бедственные последствия. Морские разбойники, наводящие теперь страх на южную страну Китая, а особливо в Кантоне и Макао, суть не что иное, как жители южных провинций сего государства, которые, быв доведены угнетениями самовластвующих мандаринов до крайности, прибегли к сему последнему средству для облегчения своего жалостного положения.

Пополудни в 3 часа возвратился лейтенант Левенштерн от губернатора, который приняв его весьма ласково, не упустил обнаружить, что он, будучи с китайцами не в добром согласии, приведен прибытием нашим в некое беспокойство, а потому и желает, сколько возможно скорее, увидеться со мною. Китайцы требовали от губернатора немедленного извещения: военный ли корабль наш? Ибо в одном только сем случае можно оставаться в Типе. Если бы корабль был купеческий и мы не имели бы намерения итти в Вампу, тогда не позволили бы нам стоять на якоре в Типе. Одни только португальские купеческие корабли пользуются сим правом.

В следующее утро отправился я к губернатору и объяснил ему, что «Надежда» есть корабль военный, но что я имею повеление в пользу Американской компании погрузить в оном часть китайских товаров, для коих на «Неве» не достанет места, и что я пошел бы в Вампу, если бы «Нева» уже здесь находилась, но теперь должен дожидаться ее прихода. Сии обстоятельства привели как губернатора, так и меня в немалое недоумение. На вопрос, учиненный мне самому китайцами об определительности нашего плавания, принужденным нашелся я отвечать, что мы не пойдем в Вампу, и что пробудем в Типе около трех недель только, чтобы запастись здесь водою и провизией для обратного плавания в Европу.

На таковой ответ решился я потому более, что губернатор и Бахман, сочлен голландской фактории, оказавший нам много приязни, меня уверили, что как скоро придет «Нева», тогда очень удобно будет испросить позволение на приход в Вампу, ибо выгода от приходящих туда кораблей для чиновников правительства и купечества столь велика, что они не сделают в том никакого затруднения. Губернатор данным мною китайцам ответом освобожден был от беспокойства, ибо в противном случае надлежало бы ему дать нам позволение оставить рейд Типу дней через несколько, в продолжение коих принужден бы я был взять к себе на корабль множество китайских таможенных чиновников, которые удобно могли бы подать повод к неприятным последствиям.

Положение португальцев в Макао стеснено чрезмерно, наипаче же обременительно положение губернатора по причине частых его сношений с китайским правительством. Хотя губернаторы и поступают с величайшею во всем предосторожностью, однако, случаются иногда происшествия, в коих они, без крайней потери уважения к своей нации, мало чтимой и теперь китайцами, не смеют соглашаться на требования. За несколько месяцев перед приходом нашим последовало приключение, доказывающее то очевидно. Один, живший в Макао португалец, заколол китайца. Убийца, быв богат, предлагал родственникам умерщвленного некую сумму денег, дабы, скрыв происшедшее, не объявляли о том правитель-ству. Родственники согласились и получили 4000 пиастров.

Но едва выданы были только деньги, вдруг донесено о смертоубийстве китайскому начальству, которое потребовало от губернатора немедленной выдачи виновного. Губернатор в том отказывает и объявляет, что убийство учинено в Макао, что он португальца предаст суду и что, если обличен будет в злодеянии, осудит его по законам португальским. Китайцы, не быв довольны сим ответом, приказывают вдруг запереть все лавки и запрещают доставление жизненных потребностей в Макао. Губернатор, имевший в запасе провизии для гарнизона своего на два года, не устрашается угроз сих и не выдает китайцам преступника. Суд между тем производят; убийца обличается и предается смертной казни. Китайцы, собравшись, отваживаются на покушение овладеть насильственно преступником в то время, когда поведут его на казнь. Губернатор повелевает собраться войску, зарядить на батареях пушки ядрами и картечью и ожидает нападения китайцев. Сии, устрашившись настоятельного принятия мер губернатором, не отваживаются на исполнение своего предприятия и возвращаются обратно под предлогом, что они наказанием преступника совершенно довольны, и доброе согласие опять восстанавливается.

Хотя английский Ост-Индский флот и не приходил еще из Европы, однако сочлены фактории оставили Макао уже за несколько недель и дожидались его в Кантоне. Итак, мне невозможно было увидеться с Друммондом, президентом английской фактории, с которым я познакомился в первую мою в Кантоне бытность 1798 г. Но я не упустил уведомить его о прибытии моем в Макао. Друммонд, по получении известия, что я пробуду здесь недель несколько, поспешил оказать нам своя услуги, уступя мне собственный свой дом, который красивым положением и великолепным во внутренности убранством отличается перед всеми другими домами, наипаче же перед португальскими[153]. Услужливость Друммонда сим не ограничилась. Он приказал очистить и другой дом, принадлежащий Ост-Индской компании, для офицеров корабля нашего, желавших здесь на берегу пожить. Горнер, Тилезиус и майор Фридерици пользовались оным во все время бытности нашей в Макао.

Из сочленов английской фактории оставался здесь до прибытия Ост-Индского флота только Меткаф. Жена его была одна только европейская женщина в сем месте. Для нее, яко образованной женщины, пребывание в Макао, конечно, тягостно, а особливо в отсутствии мужа, разлучающегося с нею каждую зиму. Но она, предусматривая, что тамошняя уединенная ее жизнь продлится и еще, может быть, около 15 лет, умела облегчать свое положение. Г-жа Меткаф имеет кроме отменных душевных свойств и сведения в таких науках, которые будучи редко приобретаемы прекрасным полом, тем более возбуждали наше внимание, что она ими ни мало не тщеславилась. Дом Меткаф открыт был всем офицерам «Надежды».

Я находил в нем приятнейшее препровождение свободного времени. Губернатор дон Кастано де Суза не говорил ни на каком другом языке, кроме португальского. Я сожалел о том очень потому более, что и он служил во флоте. Он был капитаном и за два года только сделался губернатором в Макао. Через год (срок здешнего губернаторства положен три года) надеялся он быть переведен губернатором в Гоа. Важнейшая особа по губернаторе в Макао есть дезембаргадор или верховный судья, от коего и сам губернатор несколько зависит. Он, яко глава сената, имеет великое участие во всех делах сего малого правительства. Сказывали, что согласие между сими двумя начальниками по военной и гражданской части не велико. Может быть в сем состояло преднамерение такого учреждения. Верховным судьей был при нас в Макао дон Михель Арриага Бруно де Сильвера. Человек молодой, хорошо воспитанный и со многими сведениями.

Макао представляет вид упадшего величия. Обширные здания на пространных местах, окружаемые великими дворами и садами, по большей части пусты. Число живущих здесь португальцев весьма уменьшилось. Лучшие дома частных людей принадлежат сочленам факторий голландцев и англичан. Пребывание здесь последних продолжается обыкновенно 15 и 18 лет, почему они и стараются не только иметь лучшие дома, но и устрояют оные по своему вкусу. Знатные доходы живущих здесь англичан подают им удобные средства к удовлетворению наклонности своей к роскошной и приятной жизни, которою они и перед богатыми португальцами особенно отличаются.

В Макао считается от 12 до 15 тысяч жителей, из коих большую часть составляют китайцы, умножившиеся в сем городе столько, что, выключая монахов и монахинь, редко увидеть можно европейца на улице. «У нас более монахов, нежели воинов», – сказал мне один из здешних граждан, и сие было совершенно справедливо. Число здешних солдат не превосходит 150, между коими нет ни одного европейца. Все вообще макаоские и гоаские мулаты, даже и офицеры не все из европейцев. С таким малым гарнизоном трудно защищать четыре великие крепости.

Декабря 3-го, когда корабль наш приготовлен был уже совсем к отплытию в Европу, пришла, наконец, «Нева» в Макао[154]. Лисянский уведомил меня, что привезенный им с Кадьяка и Ситки груз мягкой рухляди столько знатен, что за оный, по мнению его, можно наполнить оба наши корабля китайскими товарами. Сие побудило меня итти с «Надеждою» также в Вампу; почему я и потребовал нужного для того паспорта и лоцмана, но пребывающий в Макао мандарин отказал мне в том, как и ожидать следовало, по той причине, что я по приходе моем объявил, что не пойдем мы в Вампу.

Для скорейшего отвращения сих препятствий решился я отправиться на «Неве» сам в Кантон. Итак, сдав начальство над кораблем своим Ратманову, прибыл в Вампу декабря 8 дня, а оттуда поехал в Кантон. Хотя здесь и представились некоторые затруднения в рассуждении корабля моего, однако, когда я согласился заплатить таможенные и другие обыкновенные расходы корабля купеческого, то через несколько дней и получил позволение на приход «Надежды» в Вампу. Между тем, посланы были из Кантона нарочные в Макло для осмотрения корабля нашего, не находится ли на нем более пушек и людей, нежели сколько мною показано. По учинении сего прислан был на корабль лоцман, и «Надежда», пришед потом в Вампу, стала на якорь декабря 25 дня.

Дабы продать привезенные нами пушные товары и купить китайские, что исполнить без посредства кантонского купца было для нас, не имеющих здесь своей фактории, затруднительно, обратился я к английской конторе, Бил, Шанк и Маниак, из коих с двумя первыми имел я уже случай познакомиться в прежнюю мою в Кантоне бытность. Я имел причину быть сим выбором своим гораздо довольнее, нежели Бил и Маниак моим поручением, ибо исполнение нашей комиссии, по многим обстоятельствам, сопрягалось с большими неудобствами, нежели как то обыкновенно происходит с другими кораблями.

Нам не причиняли в открытии торга в Кантоне ни малейшего препятствия; однако, невзирая на то, нельзя было найти охотника из сообщества Гонг, который купил бы наш груз и согласился бы отвечать за все по торговым делам. Старейшие из купцов опасались иметь с нами дело, ибо им было не неизвестно, что Россия сопредельна Китаю и что находится с ним в некоторых торговых связях. Они, зная хорошо дух своего правительства, не могли не бояться притом неприятных последствий, которые ожидать надлежало потому, что россияне в первый раз еще появились в Кантоне.

Старания Биля найти для нас надежного купца из старейших сочленов Гонга, чего ему очень хотелось, оказались безуспешными. Из сих никто не согласился приступить к новому делу. Наконец, удалось ему, при подкреплении собственным своим кредитом, склонить младшего из сочленов Гонга, купца Лукква, отважившегося принять на себя поручительство за оба наши корабля. Груз «Невы» продан был ему за 178000. «Надежды» же[155] за 12000 пиастров. Самые дорогие морские бобры взяты при сем нами обратно, потому что за один не давали более 20 пиастров, а в Москве стоит таковой от двух до трех сот рублей. Из 190000 пиастров получены нами 100000 наличными, за 90000 же доставлено купцом чаю. Перевозив в Кантон с поспешностью мягкую рухлядь, начали через несколько дней после грузить чай и другие купленные товары.

В половине января кончена была почти вся работа, и я назначил 25 число к отходу из Кантона, а 27 или 28 из Вампу, но вдруг пронесся слух, что наместник хочет задержать корабли наши до тех пор, пока не получит из Пекина определительного в рассуждении нас повеления. Чтобы увериться, справедлив ли слух сей, потребовал я немедленно судно для перевозу на корабль последних вещей, но в сем было отказано и объявлено, что к кораблям нашим послан уже и караул китайский. Прибывшая стража, остановившись близ корабля, не допускала к нам ни одного китайца, ни даже компрадора с ежедневною провизиею. Сие привело меня в великое удивление. Это были меры неприязненности, долженствовавшей, по моему мнению, иметь начало свое в Пекине.

Я изъявил подозрение мое на китайцев Друммонду, который уверив, что таковые своевольные, насильственные поведения здешнего правительства бывают нередки, некоторым образом через то меня успокоил. Между тем, послали мы немедленно купца своего Луккву к Гоппу или тамошнему начальнику с жалобой на поступок, означающий явную неприязненность. Мы требовали, чтобы присланные караульные суда были сняты, ибо в противном случае невозможно будет предостеречь, чтобы на кораблях не произошли приключения, могущие причинить для обеих сторон неприятные последствия. Сие представление возымело свою силу. В следующий день дано повеление снять караулы, и свободное сообщение опять восстановилось.

Сколь я ни любопытствовал узнать причину такого с нами поступка, однако, не мог изведать ничего достоверного. Сочлены Гонга уверяли, что повеление о задержании нас на некое время есть не что иное, как меры предосторожности наместника, который должен на сих днях смениться, и что, как скоро преемник его вступит в должность, тогда получат корабли позволение к отходу. Быв уверяем так всеми, не имел я уже более в том сомнения и как скоро узнал, что новый наместник вступил в должность, потребовал немедленно, чтобы позволено было доставить на корабли остальные наши вещи.

Последовавший на сие отказ казался мне совершенно удостоверяющим, что новый наместник и предшественник его не отважились дать нам позволения к отходу потому, что ожидали на то разрешения из Пекина. В сих обстоятельствах приготовил я письмо к наместнику на английском языке, представив в оном ясно несправедливость такового с нами поступка и могущие произойти от того последствия. Полагая, что посланник граф Головкин находился тогда уже в Пекине, не упустил я упомянуть и о сем обстоятельстве, присовокупив к тому, что таковые оскорбления не останутся, конечно, без отмщения. С сим письмом отправились мы с капитаном Лисянским к Друммонду.

Друммонд принял участие в нашем деле с величайшим рвением. Главнейшее затруднение состояло в доставлении письма наместнику, чего самому сделать нельзя, аудиенция же позволяется в чрезвычайных только редких случаях. Итак, предлежало доставить письмо наместнику посредством купцов Гонга через Гоппо или таможенного начальника. Перевод оного на китайский язык казался также вещью немаловажною, ибо к тому надобно было употребить природного китайца, от коего не следовало ожидать в том верности. Друммонд положил созвать к себе купцов Гонга и составить из сочленов Английской фактории избраннейший совет (select cimittee), в коем находились Стаунтон, Робертс и Паттель, дабы дело представилось в важнейшем виде, и могло быть действительнейшим.

Присутствие в сем собрании первого Гонга купца Панкиквы было необходимо, ибо он есть орган купечества, и, имея около 6 миллионов пиастров, долженствовал пользоваться особенною благосклонностью начальника своего, таможенного директора, но он, к сожалению, известен был как человек малоумный, тщеславный и ненавидящий всякого европейца. Друммонд опасался не без причины, что Панкиква неохотно примет участие в сем деле, но как важность обстоятельств требовала согласить его на нашу сторону, то Друммонд пошел сам к Панкикве и просил его притти к нему в дом в 3 часа пополудни. Панкиква отвечал качанием головы и обещался быть в собрании, но не сдержал своего слова, извиняясь неважным предлогом.

Друммонд, по объяснении в собрании содержания письма нашего, отдал оное Маукве, второму купцу Гонга, чтобы сей доставил его Гоппо. Мауква, сделавшись по причине отсутствия Панкиквы боязливым, принял письмо неохотно, и в следующее утро, принесши его обратно, объявил, что письма сего поднести Гоппо не можно, потому что оное содержит в себе выражения, каковых китайский государственный чиновник не привык слышать; вместо того приготовил он письмо другое, наполненное уничижительными выражениями, и требовал, чтобы мы его подписали. На сие не могли мы согласиться. Друммонд советовал нам между тем написать письмо самое короткое, в коем, представив вредные для нас следствия, долженствующие произойти от сего задержания, просить о скорейшем к отплытию позволении. Таковое письмо приготовлено было мною немедленно. Оно состояло из немногих строк, и купцы Гонга не могли сделать более противоречия. Итак, по подписании оного мною и Лисянским, вручено купцу Маукве.

После склонили меня еще сделать в письме перемену, чего, как то говорили, требовал особенно Гоппо. Малозначащая сия перемена обнаруживает свойства и сведения даже и знатнейшего китайца. Друммонд дал купцам Гонга обещание, чтобы, если присланы будут ко мне из Пекина письма, оные принять и отправить в Россию, почему и требовали они, чтобы в письме нашем было сказано, что Англия и Россия производят торг между собою; ибо в противном случае Друммонд, по мнению их, не мог бы принять на себя такое поручение. Помещение сего в письме нашем находили они необходимым и говорили, что если упомянуто будет сверх того для лучшего объяснения наместнику, что Россия лежит далеко к северу, что Балтийское море зимою замерзает и караблеплавание прекращается, а потому нужно крайне поспешное отплытие для прибытия туда прежде зимнего времени, то скоро получим позволение к отходу. Я не затруднился нимало приготовить письмо по их желанию и вручить им для дальнейшего по оному содействию[156].

Шесть дней прошло потом, но нам ответа не доставили. Итак, я просил Друммонда созвать опять купцов Гонга и требовать через них аудиенции у наместника. Друммонд, по благорасположению своему, исполнил мое желание, и купцы Гонга явились все, даже и Панкиква, в назначенное время; избраннейший для того совет английской фактории присутствовал в собрании также. Друммонд, по объявлении им снова несправедливого с нами поступка, требовал решительно, чтобы весь Гонг отправился к Гоппо и представил бы ему настоятельно о нашем положении, до коего доведены мы без всякой причины. Панкиква, под предлогом, что, по введенному обряду, Гоппо и наместник удерживают всякое дело по три дня и тогда уже делают решение, не советовал настаивать в поспешности, а обождать еще несколько дней.

Невзирая, однако, на то, определено, наконец, в собрании, что купцы Гонга, предводимые Панкиквою, должны итти к Гоппо в следующее утро, для испрошения позволения к отходу кораблей наших; если же он будет говорить, что не получил еще от наместника ответа, то итти и к сему, и представить необходимость скорого решения; в случае же его на то несогласия, настоять в испрошении для меня у него аудиенции. Такое решительное определение сопровождалось желанным последствием. Гоппо, по выслушании представлений Гонга, отдал тотчас приказание, чтобы отправить немедленно судно с последними нашими вещами и уверял, что мы в скорости получим и паспорты к отходу. Он приехал даже через несколько дней сам к кораблю «Надежде» и велел обо мне спросить. Я был тогда на берегу, почему Лисянский приехал к нему на судно. При переговоре Лисянского с Гоппо казался последний далее озабоченным о скорейшем выходе нашем из Кантона и обещался прислать нам достоверно через два дня паспорты, которые мы, в назначенный срок, действительно, получили.

Таким образом, дело, могшее подвергнуть нас неприятнейшим последствиям, окончено благоуспешнее и скорее, нежели я ожидал. Смелые и решительные наши требования содействовали много к преклонению наместника отменить данное им повеление, которое, конечно, не получил он из Пекина, ибо в сем последнем случае не помогли бы уже никакие представления, сколько бы сильны ни были. Первое повеление о задержании кораблей наших происходило, как то уже выше упомянуто, от смененного наместника. Он объезжал и осматривал тогда свою провинцию, и в отсутствии своем узнал, что определенный на место его другой находится уже на пути в Кантон. В сие-то время прислал он указ задержать корабли наши до будущего впредь повеления.

Может быть, что наместник получил во время объезда своей губернии известие о приближении нашего посольства к Пекину, убоялся данного им поспешного позволения к производству нами торга, могущего не понравиться его государю, и потому, для поправления некоторым образом своей ошибки, решился дать повеление о задержании на первый случай кораблей наших[157]. По какому случаю смененный наместник навлек на себя немилость своего императора, о том в Кантоне узнать мы не могли. Вследствие первого повеления, привезенного с собою новым наместником, предлежало судить прежнего в Кантоне, для чего и ожидали там нескольких знаменитых чиновников; но за день перед отходом нашим получил новый наместник другое повеление, чтобы отправить предшественника своего через три дня в Пекин.

Подробность описания сего приключения отяготила, может быть, читателя, но я не мог того избежать. Мне надлежало рассказать о всем обстоятельно, как ради собственного оправдания, что с нашей стороны не подано ни малейшего повода к таковому с нами поступку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.