Подарок любимой

Подарок любимой

Новая поэма, которую Владимир Владимирович взялся писать, отодвинув в сторону не законченный «IV Интернационал», называлась «Люблю». Она была стихотворной лирической автобиографией поэта, которая предназначалась в подарок Лили Юрьевне. В этой поэме Маяковский, пожалуй, впервые поведал о том, чем он любил заниматься в подростковом возрасте:

«Я в меру любовью был одарённый.

Но с детства / людьё / трудами муштровано.

А я – / убёг на берег Риона

и шлялся, / ни черта не делая ровно.

Сердилась мама: / «Мальчишка паршивый!»

Грозился папаша поясом выстегать.

А я, /разживясь трёхрублёвкой фальшивой,

играл с солдатами под забором в «три листика»».

Как видим, родителям не нравилось, что их сын прогуливает занятия в гимназии. А в «три листика» юный Володя Маяковский играл не просто «с солдатами». Воинское подразделение прибыло в Кутаис, чтобы подавить бунт, который поднял в местной тюрьме большевик Иосиф Джугашвили. Через полтора десятка лет такой эпизод в поэме грозил бы её автору большими неприятностями. Но на дворе был 1922 год, и далёкое будущее было размыто ещё туманом времени.

О своей московской жизни Маяковский дал очень странную информацию:

«Юношеству занятий масса.

Грамматикам учим дурней и дур мы.

Меня ж / из 5-го вышибли класса.

Пошли швырять в московские тюрьмы».

Как же так? Ведь по воспоминаниям матери и сестры поэта, гимназист-двоечник Маяковский сам попросил забрать из гимназии его документы, чтобы заниматься одной лишь «революционной деятельностью». По стихам же выходит, что Володя Маяковский был толковым учеником (не «дурнем»), но ему просто не повезло. Однако ни в «IV Интернационале», ни в поэме «Люблю» ни о какой подпольной работе Маяковского не говорится. За что же тогда толкового гимназиста стали «швырять в московские тюрьмы»!

Ответ напрашивается один: у Маяковских снимали койки революционно настроенные студенты, за которыми следила охранка, и бедняга-гимназист тоже попался на глаза сыщикам-филёрам. Стало быть, мать будущего поэта была права, когда писала градоначальнику, что её сын ничем противозаконным не занимался, и что арестовали его совершенно случайно?

А ведь как красочно можно было расписать своё боевое большевистское прошлое или хотя бы достаточно подробно рассказать о том, как подростка, полюбившего учение Карла Маркса, три раза арестовывали царские жандармы. А поэт о Бутырской тюрьме всего лишь вспомнил:

«Я вот / в „Бюро похоронных процессий“

влюбился в глазок 103 камеры».

Можно было торжественно заявить о своей готовности отдать всё, если этого потребует партия большевиков, но Владимир Владимирович написал лишь о солнечном зайчике, прыгавшем по стене его камеры:

«… я / за стенного / за жёлтого зайца

отдал тогда бы – всё на свете».

Так что возникают серьёзные сомнения в том, была ли у поэта-футуриста революционная юность – та, о которой так много рассказывали его современники, и на которой мы строили своё повествование в предыдущей книге.

Отдельная главка поэмы названа «Ты» и посвящена Лили Брик:

«Пришла – / деловито, / за рыком, / за ростом,

взглянув, / разглядела просто мальчика.

Взяла, / отобрала сердце / и просто

пошла играть – / как девочка мячиком».

Здесь Маяковский просто повторил то, что было уже сказано Николаем Гумилёвым в его стихотворении «Сирень», написанном в 1917 году:

«И за огненными небесами

Обо мне задумалась она,

Девушка с газельными глазами

Моего любимейшего сна.

Сердце прыгало, как детский мячик…»

Но Гумилёва уже не было в живых, о его творчестве старались не вспоминать, и Маяковский так и остался первооткрывателем поэтического образа: сердце, как детский мячик.

В завершении поэмы давалась клятва:

«Не смоют любовь / ни ссоры, / ни вёрсты.

Продумана, / выверена, / проверена.

Подъемля торжественно стих строкопёстрый,

клянусь – /люблю / неизменно и верно!»

Вот такой стихотворный подарок вручил Маяковский приехавшей Лили Юрьевне.