Рижское турне

Рижское турне

В один из октябрьских дней 1921 года на Виндавском (ныне Рижском) вокзале столицы готовился к отправлению поезд Москва-Рига. Среди толпы провожающих находилась и молоденькая девушка – Лиза Зиберт, приехавшая в Москву из Башкирии. Внимание юной провинциалки привлёк высокий представительный молодой человек, лицо которого показалось ей знакомым. Рядом с ним была женщина, чьи «холодные жестокие глаза» Лизочку поразили. Как выяснилось впоследствии, это были известный поэт-футурист Владимир Маяковский и его гражданская жена Лили Брик, которую он пришёл проводить.

Расстанемся на время со случайной свидетельницей этих проводов. Встреча с нею нам ещё предстоит (и встреча невероятно интересная). А мы поищем, нет ли на перроне кого-либо ещё, кто мог бы заинтересовать нас.

Есть! Молодой мужчина привлекательной наружности. Он тоже направлялся в Ригу, причём в том же вагоне, что и Лили Брик. Звали его Лев Гилярович Эльберт, и Маяковский был с ним знаком.

Кто он – этот попутчик Лили Юрьевны?

Аркадий Ваксберг:

«По общепринятой версии он работал в Главном политическом управлении наркомата путей сообщения („Главполитпутъ“) и заказывал Маяковскому плакаты для своего ведомства (такие плакаты действительно существуют). Маяковский узнал, что его работодатель неожиданно стал дипломатом, работает в Наркоминделе и направляется в Ригу по служебным делам».

Бенгт Янгфельдт:

«… благодаря своему географическому положению Латвия служила важной базой для операций ЧК в Западной Европе. <…> Учитывая место работы Осипа, вполне можно допустить, что об истинной цели поездки Эльберта тот знал, но знала ли о ней Лили? Может быть, они даже сотрудничали? Или он использовал Лили для того, чтобы получить пропуск в те круги, в которых она вращалась, и в которых вращалась русские эмигранты?

Ответов на эти вопросы нет, но задать их необходимо…»

Эти вопросы одним из первых начал задавать журналист Валентин Скорятин. От многократного повторения они со временем потеряли свою вопросительность и приобрели утвердительный оттенок. Найдя и опубликовав немало весьма любопытных архивных документов, Валентин Скорятин узнал, что настоящая фамилия Льва Гиляровича Эльберта была Эльберейн, и что родился он в Харькове в ноябре 1898 года (был на пять лет моложе Маяковского). Гимназию окончил в Москве, учился в Варшавском университете. Служил в Красной армии, был начальником минского угрозыска. После тяжёлого ранения работал в ЦК профсоюза транспортников и в политпросвете. А в 1921 году перешёл работать в ВЧК и стал заместителем начальника информационного отдела и особоуполномоченным иностранного отдела (ИНО ВЧК).

Аркадий Ваксберг:

«Отдел этот создан в последних числах 1920 года с одной исключительной целью: развернуть шпионскую работу и „профессионально“ заниматься международным террором, уничтожая за границей неугодных режиму лиц. Естественно, человек, избравший для себя это поприще, не мог назвать своё истинное место работы и свою должность – дипломатия в таких случаях служила (и служит) лучшим прикрытием».

Валентин Скорятин:

«У меня складывается <…> впечатление, что Л.Г.Эльберт и Л.Брик тогда отправились в Ригу для выполнения обычного задания ГПУ».

Напомним, что ГПУ тогда ещё не существовало, а была ВЧК, и добавим, что «обычными» Скорятин называл…

«… чекистские операции, направленные на Западную Европу».

Ваксберг, с сожалением заметив, что «для такого вывода сам Скорятин не привёл никаких обоснований», тем не менее, заявил, что Лубянка облюбовала Латвию…

«… как самый удобный трамплин для проникновения в "глубины " Европы, где вскоре советские агенты, которыми она была наводнена, чувствовали себя поистине как дома».

Между прочим, в октябре того же 1921 года в Прибалтику отправился и слушатель Академии Генерального штаба РККА Яков Блюмкин. Ему было поручено разобраться, не ведутся ли хищения в Государственном хранилище ценностей (Гохране), и он поехал в Ревель и Ригу с документами «ювелира» Исаева (деда Блюмкина звали Исаем). Используя разные, но чаще всего явно провокационные действия и приёмы, он принялся выявлять заграничные связи сотрудников Гохрана. Так что у «дипломатических работников» Льва Эльберта и Лили Брик было в Латвии немало «сослуживцев».

Добавим к этому, что именно осенью 1921 года, когда деятельность зарубежных антисоветских организаций резко активизировалась, по рекомендации Владимира Джунковского, продолжавшего консультировать Феликса Дзержинского, ВЧК создала фальшивую организацию антибольшевистского подполья «Монархическое объединение Центральной России» (МОЦР), чтобы с её помощью иметь постоянный контакт с врагами советской власти. Иными словами, началась чекистская операция «Трест», главным куратором которой был Джунковский. И в Прибалтику, где находилось тогда много представительств белого движения, зачастили с визитами чекисты, выдававшие себя за «подпольщиков».

Аркадий Ваксберг:

«У „дипломата“ Элъберта была ещё одна особенность: он беспрестанно „челночил“ из Риги в Москву и обратно, служа мостиком связи между Лилей и Маяковским и, следовательно, таким образом, всё больше сближаясь с поэтом…»

Получалось, что, когда Лев Эльберт уезжал в Москву, Лили оставалась в Риге одна, и какую-то часть чекистской работы ей приходилось выполнять без присмотра своего более опытного коллеги. Возможно, именно так ВЧК готовила её к самостоятельной работе в будущем.

Кроме «челнока» Эльберта у Лили Юрьевны была ещё одна возможность для переписки, о которой упомянул Янгфельдт:

«В чём бы ни заключалась функция Лили при миссии (если таковая была), положение давало ей явные льготы, в частности, возможность пользоваться курьерской почтой. Это было важно не только потому, что обычная почта работала плохо, но и потому, что цензура – как в Латвии, так и в России – перлюстрировала все письма».

Иными словами, письма, посланные обычным путём, вскрывались и прочитывались. Но точно такой же цензуре подвергались и послания, отправленные с дипкурьером. Не случайно Маяковский жаловался Лили Юрьевне:

«Курьерам письма приходится сдавать распечатанными, поэтому ужасно неприятно, чтоб посторонние читали что-нибудь нежное».

Пришлось Маяковскому и Лили Брик основательно менять содержание своих писем. И очень скоро их послания превратились в формальный обмен любезностями, в набор дежурных фраз, который шлют друг другу ревнивые супруги (постоянные объяснения в любви, клятвы верности, а также непременные просьбы не заводить никаких интрижек на стороне). В их письмах правдивой информации нет. Они больше походят на шифровки, которые так и тянет расшифровать, скажем, прикладывая друг к другу вторые или третьи буквы слов.

Как бы там ни было, но письма с курьером, с оказией и по почте летели в Москву одно за другим. Вот отрывок из письма Лили Брик:

«Познакомилась с еврейскими футуристами – славные малые. Бываю у них в еврейском Arbeitheim’е. Один из них – Лившиц – переводит "Человека "на еврейский язык и пишет „о Маяковском“ большую статью. Заставили меня читать им "Флейту "и сошли с ума от восторга; на днях буду читать "облачко "и т. д.».

Узнав, что бюро печати при советской торговой миссии выпускает газету «Новый путь», Лили немедленно оповестила об этом Осипа Максимовича и Владимира Владимировича:

«Присылайте статьи в „Новый путь“ – обязательно! Они платят продовольствием!»

На этот не совсем обычный вид гонорара она обратила внимание не случайно – ведь в Поволжье продолжал бушевать голод, а жизнь в Москве тоже была не сладкой.