Запреты и преследования

Запреты и преследования

В статье «Только не воспоминания…» Маяковский писал о «Мистерии»:

«В нетопленных коридорах и фойе Первого театра РСФСР шли бесконечные репетиции.

В конце всех репетиций пришла бумага – «ввиду огромных затрат и вредоносности пьесы, таковую прекратить»».

Театр тут же (30 января) организовал диспут на тему «Надо ли ставить «Мистерию-буфф»?». Маяковский выступил со вступительным словом. Знакомя собравшихся с историей постановки пьесы, он сказал:

«… я предпринял объезд районов, где читал рабочим мою пьесу. При голосовании в аудитории Рогожско – Симоновского района против пьесы подняли руки 5 человек, а за пьесу – все остальные, то есть около 640 человек рабочих и красноармейцев. Но этих товарищей недостаточно, и если сегодня мы вызвали сюда представителей всей Москвы, РКП, Рабкрина, Всерабиса и прочих организаций, если мы сегодня найдём эту пьесу заслуживающей внимания, то я льщу себя надеждой, что уже более не выступит какой-нибудь Воробейников от имени пролетариата и не будет требовать снятия пьесы с репертуара.

Мне хождения по мукам в течение трёх лет страшно надоели».

И Маяковский приступил к чтению пьесы. Было холодно, поэтому собравшиеся сидели, не раздеваясь.

Статья «Только не воспоминания…»:

«Я читал „Мистерию“ с подъёмом, с которым обязан читать тот, кому надо не только разогреть аудиторию, но и разогреться самому, чтоб не замёрзнуть.

Дошло.

Под конец чтения один из присутствующих работников Моссовета (почему-то он сидел со скрипкой) заиграл «Интернационал», и замёрзший театр пел без всякого праздника.

Результат «закрытия» был самый неожиданный – собрание приняло резолюцию, требующую постановки "Мистерии-буфф " в Большом театре».

1 февраля газета «Известия» написала об этом диспуте:

«При голосовании оказалось, что резолюция принимается единогласно и всеми присутствующими коммунистами (которых было 85) и всем залом».

Вот эта резолюция:

«Мы, собравшиеся 30 января в Театре РСФСР Первом, прослушав талантливую и истинно пролетарскую пьесу Вл. Маяковского „Мистерия-буфф“ и обсудив её достоинства как агитационного и революционного произведения, требуем настоятельно постановки её во всех театрах Республики и напечатания её в возможно большем количестве экземпляров».

Было предложено поставить «Мистерию-буфф» к X съезду партии. 31 января Борис Малкин разговаривал об этом с Лениным и написал Мейерхольду:

«Необходимо поставить (мы заинтересовали большую группу партийных товарищей) Мистерию для партсъезда.

Я говорил с Лениным о Маяковском и о Мистерии – мы с ним условились, что он прослушает пьесу (в чтении автора). Но теперь уж лучше подождать постановки».

Однако ставилась пьеса с большим трудом. Режиссёр Валерий Михайлович Бебутов, работавший над постановкой спектакля вместе с Мейерхольдом, вспоминал:

«Трудно представить себе всю сложность этой работы труппы с взыскательным автором, которому приходилось с голоса учить профессиональных актёров. Маяковский был зачастую раздражителен, нетерпелив и старательно мчал „к результату“. Большинство труппы было увлечено им и работало с любовной горячностью, но и среди этого большинства зачастую возникали бунтарские настроения:

– Владимир Владимирович! Я это понял, я это донесу, но дайте же мне это пережить по-своему.

– Но вы же калечите мой стих! – басит, сдерживая раздражение, поэт. – Вы не понимаете, какого труда мне стоило найти эту рифму, а у вас она вчистую пропала, как будто её и не было.

Он настойчиво требовал от актёров не только отношения к изображаемому лицу, но и своеобразного декламирования стиха, его как бы импровизационного рождения.

– У моего стиха своя жизнь, – говорил он, – ваша правдёнка здесь не нужна».

Тем временем летучий корпус под командованием Владимира Нестеровича в течение двадцати четырёх суток неотступно следовал за отрядом батьки Махно, проделав путь в 1200 километров. Одиннадцать раз красноармейцы вступали в бой, но разбить махновцев им так и не удалось.

4 февраля корпус сменила 2-я кавалерийская дивизия, продолжившая преследование анархистского атамана. А Нестор Иванович продолжал складывать стихотворение, в котором объяснял, за кого он сражается:

«За тебя, угнетённое братство,

За обманутый властью народ.

Ненавидел я чванство и барство,

Был со мной заодно пулемёт.

И тачанка, летящая пулей,

Сабли блеск ошалелый подвысь.

Почему ж от меня отвернулись

Вы, кому я отдал свою жизнь?»

6 февраля 1921 года Всеволод Мейерхольд был отставлен от должности заведующего театральным отделом Наркомпроса – Луначарский вдруг обнаружил, что Всеволод Эмильевич плохой администратор, и даже назвал его «заблудившимся искателем». И Мейерхольд всецело переключился на постановку «Мистерии-буфф».

А в Дальневосточной республике комфуты в это время поддержки уже не находили. Даже сподвижник Маяковского Николай Асеев опубликовал 12 февраля в газете «Дальневосточная трибуна» статью, в которой говорилось не о Маяковском, а о Есенине:

«… всюду озлобление и жестокие голодные глаза. Всюду ненависть и недоверие одних – защищающих старое, и сухое недовольно-схематическое (о, чтобы не сойти с ума!) расчётливое (1/4 ф<унта> хлеба в день на человека) "военное положение " других. Что же делать среди этого кошмара реальности поэту? Удалиться ли в мнимые, романтические <сны> о более «гуманных временах»? Или опроститься до рычания звериного, выжимаемого из горла, перехваченного рукою жизни? Если нет песни – пусть будет хрип; нет молитвы – пусть будет лай».

И Асеев приводил второе четверостишие есенинского «Пантократора»:

«Тысячи лет те же звёзды славятся,

Тем же мёдом струится плоть.

Не молиться меня, а лаяться

Научил ты меня, господь…

Но и этот хрип, и этот лай, обвеенные внутренней певучей верой в жизнь и её радуги, в жизнь, к которой ближе и ближе нас тащит "красный конь " зари – одно из лучших стихотворений сборника…»

Сам Сергей Есенин 19 февраля написал заявление о разводе с Зинаидой Райх.

И тут в кафе «Стойло Пегаса» появились нежданные посетители. Об этом – Матвей Ройзман:

«В „Стойло“ входили друзья Есенина: П. Орешин, С.Клычков, А.Ганин…По совести, теперь все они, как их называл Маяковский, „мужиковствующие“, завидовали Сергею: и тому, что он пишет прекрасные стихи, и что его слава всё растёт и растёт, и что он живёт безбедно. Их довольно частые посещения „Стойла“ имели несколько причин: во-первых, они пытались доказать Есенину, что ему не по пути с имажинистами, и предлагали организовать новую поэтическую группу с крестьянским уклоном, во главе которой он встал бы сам…во-вторых, эти три поэта всегда приносили водку и приглашали Есенина выпить с ними: „Наше вино, твоя закуска!“

Сергей, no-существу добрый, отзывчивый человек, не мог отказать им».