Телеграфное Агентство

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Телеграфное Агентство

В самом конце лета 1919 года Владимир Маяковский увидел плакат, который был вывешен неподалёку от его дома в Лубянском проезде – в витрине бывшего магазина Абрикосова. Плакат поэта заинтересовал. И привёл в Российское Телеграфное Агентство (РОСТА), которым руководил его знакомец по работе в газете «Новая жизнь» – Платон Михайлович Лебедев, подписывавший свои статьи партийным псевдонимом Керженцев. О том, как всё это происходило, сам Владимир Владимирович рассказывал так:

«… я увидел на углу Кузнецкого и Петровки… первый вывешенный двухметровый плакат. Немедленно обратился к заву РОСТОЙ, тов. Керженцеву, который свёл меня с М.М. Черемных, одним из лучших работников этого дела.

Второе окно мы делали вместе».

Виктор Шкловский:

«Художник Черемных умел настраивать башенные часы.

Он наладил кремлёвские куранты.

Вот этот художник начал делать от руки окна РОСТА.

Наступал Деникин. Нужно было, чтобы улица не молчала. Окна магазинов были слепы и пусты. В них надо было вытаращить мысль. Первое «Окно сатиры» было вывешено на Тверской улице в августе 1919 года. Через месяц работать начал Маяковский».

Так о приобщении Маяковского к РОСТА писали практически все маяковсковеды. Но не будем забывать, что финансовым директором Российского телеграфного агентства (а пост этот весьма солидный) был тогда Лев Гринкруг, давний приятель Лили Брик, Осипа Брика и Владимира Маяковского. Наверняка именно он и порекомендовал безработному поэту (и художнику) попробовать себя в «Окнах сатиры» в качестве рисовальщика. И представил своего друга Керженцеву. Вот почему Маяковского сразу же подключили к художнику Черемныху.

Сам Михаил Михайлович Черемных (он был старше Маяковского всего на полгода) писал:

«Знакомство моё с Маяковским произошло в Школе живописи, ваяния и зодчества в фигурном классе…

Вторично познакомился я с Маяковским в 1919 году… потому что Маяковский меня не узнал».

Сатирические плакаты, по словам Черемныха, делались следующим образом:

«Приходили телеграммы, их приносили Маяковскому, он выбирал самые нужные, намечал темы, писал текст, раздавал работу нам. Готовые "Окна "утверждал лично Керженцев (зав. РОСТА)».

Лили Брик:

«… вместо одного фельетона или стихотворения и иллюстраций к ним, как делали раньше, стали делать на каждом плакате по нескольку рисунков и с подписями.

Производство разрасталось… За два с половиной года открыли отделения во многих городах».

Маяковский в РОСТА. Москва, 1919 г. Слева направо, стоят: М.М. Черемных, И А. Малютин, Соколовский; сидит: В.В. Маяковский.

Производство плакатов РОСТА (рисунки и подписи к ним) было налажено очень быстро. Наступавший на Москву Деникин сразу же был высмеян двустишием из «Советской азбуки» Маяковского, подкреплённым соответствующим шаржем:

«Деникин было взял Воронеж.

Дяденька, брось, а то уронишь».

Другой плакат о Деникине:

«ГРАЖДАНЕ / самых отдалённейших мест! слушайте широковещательный Деникинский / МАНИФЕСТ»

Далее шли якобы произнесённые Деникиным фразы, которые сопровождались карикатурами. Завершалось «Окно» иллюстрированным четверостишием:

«Хорошо поёт собака!

А ж прошиб холодный пот.

На конце штыка, однако,

Так ли пташка попоёт?

На плакате Маяковского слово «слушайте» (начинавшее фразу) было написано с маленькой буквы, а словечко «аж» разделено надвое. Грамотность поэта (да и Платона Керженцева, утверждавшего плакаты) была, как видим, совсем некудышной.

В это время Яков Блюмкин объявился на Южном фронте. Он начал служить в Красной армии инструктором по разведывательно-террористической деятельности, ему поручили организовать покушение на генерала Деникина и создать партизанские отряды в тылу Белой армии.

А поэта-футуриста Николая Бурлюка вновь мобилизовали в Белую гвардию. За то, что он служил в Красной армии, его разжаловали в рядовые и направили простым телеграфистом в подразделение, воевавшее против Нестора Махно. Как подходят к этой ситуации строки, написанные Николаем несколько лет назад:

«О берег плещется вода,

А я устал и изнемог,

Вот, вот настанут холода,

А я и пламень не сберёг».

18 августа 1919 года газета «Красный меч» (орган Политотдела Особого Корпуса войск В.У.Ч.К.) открывалась передовицей, написанной руководителем Всеукраинской ЧК Мартыном Лацисом. Уже её название нагоняло страх:

«ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ – ЧАСОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ, ОСОБЫЙ КОРПУС – ЕЁ КРАСНЫЙ МЕЧ»

Содержание устрашало ещё больше:

«Меч революции опускается тяжко и сокрушительно.

Рука, которой вверен этот меч, твёрдо и уверенно погружает отточенный клинок в тысячеголовую гидру революции.

Этой гидре нужно рубить головы с таким расчётом, чтобы не вырастали новые: у буржуазной змеи должно быть с корнем вырвано жало, а если нужно, и распорота жадная пасть, вспорота жирная утроба.

У саботирующей, лгущей, предательски прикидывающейся сочувствующей, внеклассовой, интеллигентской спекулянтщины и спекулянтской интеллигентщины должна быть сорвана маска…

Нам всё разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч не во имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения от гнёта и рабства всех…

Кровь? Пусть кровь, если только ею можно выкрасить в алый цвет серо-бело-чёрный штандарт старого разбойного мира».

О латышах-чекистах Мартыне Лацисе и Якове Петерсе Борис Бажанов, познакомившись с ними поближе, чуть позднее написал:

«Это были те самые Лацис и Петерс, на совести которых были жестокие массовые расстрелы на Украине и других местах гражданской войны – число их жертв исчислялось сотнями тысяч. Я ожидал встретить исступлённых, мрачных фанатиков – убийц. К моему великому удивлению эти два латыша были самой обыкновенной мразью, заискивающими и угодливыми маленькими прихвостнями, старающимися предупредить желания партийного начальства».

Но в статье Лациса были не пустые слова – большевикам, в самом деле, повсюду виделись «буржуазные гидры», которым надо было «рубить головы». Так, к примеру, в Революционной повстанческой армии Украины появились свои деньги (с портретом батьки Махно, пришлёпнутым серпом и молотом красного цвета), а сам Нестор Иванович озвучил программу действий, составленную при участии Гроссмана– Рощина и других сподвижников атамана. В программе говорилось о создании самостоятельной крестьянской республики в тылу деникинских войск, об отмене диктатуры пролетариата, о необходимости свержения режима большевиков, установления народной власти и ликвидации эксплуатации крестьянства, а также о защите деревни от голода и политики военного коммунизма.

Махновская программа действий была вызовом советской власти. И большевики отдали приказ: «рубить головы!». Тотчас были арестованы и расстреляны несколько ближайших сподвижников Нестора Махно, в том числе и начальник штаба Гуляйпольской повстанческой армии.

Анархисты тут же заявили, что подобные расстрелы без ответа не останутся, и ответ этот будет жесточайшим.

В книге Галины Пржиборовской «Лариса Рейснер» есть эпизод, в котором говорится о том, как работавший в политотделе Волжской флотилии Дмитрий Усов как-то спросил у Ларисы, что бы она сделала, если бы расстрел грозил поэту Гумилёву. Рейснер ответила:

«– Топить я бы его не стала, но палец о палец не ударила бы для его освобождения».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.