Глава 6 Прощай, Москва?
Глава 6
Прощай, Москва?
И вы мундиры голубые…
С тяжелым сердцем скопировал я завершающие заметку слова в её название…
Нашей машине перегородили дорогу два автомобиля, обычный и патрульный: они стояли так, чтобы заблокировать возможность проезда. Возле гражданской легковушки топтались две девушки, очевидно составлявшие компанию милицейским, один из которых неторопливо направился к нашему джипу, помахивая у бедра полосатой палочкой.
Случилось это часов в 10 вечера в тёмной аллейке лесопарка, ведущей из американского городка в Покровском-Стрешневе к Волоколамскому шоссе, откуда рукой подать до Ленинградского проспекта, куда мы и направлялись. Мы, естественно, остановились, милицейский подошел к дверце водителя, Алексей, сидевший за рулем, опустил стекло. Дальше последовал такой диалог:
— Предъявите документы — права, путевой лист.
— Пожалуйста! Вот они…
Сержант помусолив бумаги с минуту в руках:
— А где право на проезд по этой аллее?
— Какое? Вот путевка, вот маршрут…
— Вы что, не знаете, что эта аллея находится в ведомстве префектуры Орехово-Зуево? За проезд без разрешения положен штраф до 7 тысяч рублей.
— Так я же всегда здесь езжу и никогда никто не требовал специального разрешения!.. Может пропустите?
— Нет!
Документы водителя оставались в руках сержанта, его напарник, продолжавший непринужденно беседовать с девушками, только изредка поглядывал в нашу сторону. Ситуация начинала проясняться.
— Сколько? 500 рублей хватит? — Алексей потянулся за кошельком.
Сержант кивнул. Документы Алексея вернулись в его руку, освободившуюся от пятисотрублевой бумажки. Милицейская машина проехала несколько метров, открыв проезд по аллее.
— Сволочи! — бурчал Алексей, — нет на них управы: сколько газеты не пишут — всё без изменения, как грабили, так и грабят.
— Алеша, не огорчайся, давай я дам тебе эти 500 р.? У них же зарплата, говорят, мизерная, вот и подрабатывают…
— На всех не напасетесь, вот меня только за эту неделю тормознули второй раз… И каждый раз — плати!
Этот сюжет вспомнился мне, когда я готовил заметки к новой книге Льва Бердникова «Щеголи и вертопрахи». Причем тут это? Да вот причем: связь униформы и нравов российской старины оказалась столь прочна, что сохраняется она и поныне, спустя три столетия… Ну вот — не пришло же водителю в голову спорить с лихоимцем в милицейской форме, или даже просто просить у него квитанцию.
И, чтобы завершить тему, добавлю только это: по исследованиям, обнародованым на днях, первое место в России по степени корумпированности традиционно занимают люди в мундирах — сотрудники милиции, от постовых, призванных контролировать уличное движение, до генералов, руководящих службами в центральном аппарате МВД.
Дела…
А еще — такое. Пустяк, забыть бы…
Покупая новую «сим-карту» к мобильному телефону, я замешкался у стойки, уточняя новый «план» телефонных разговоров — на минуту, ну две, не больше. «Да сколько можно!.. И торчит, и торчит!..», — слышу за спиной. Звучало так, что, дай им волю — мне бы, думаю, точно несдобровать, отметелили бы по первому разряду.
— Люди, — обращаюсь я к ним, покидая палатку, — ну откуда в вас столько злобы?!.. — и, не оглядываясь, притворил за собой дверь.
А ещё…
Рядом с Домом кино пытаюсь разменять сотню долларов в «обменнике», пристроенном к парадному входу в соседний дом: «Разменяйте, пожалуйста, — ведь ещё пять минут до вашего перерыва, верно?» — обращаюсь к беседующей по телефону девице за стеклом. Вот же оно, расписание, на стене. Пытаюсь протянуть ей банкноту в окошечко — резко опускается заслонка, едва не задев мне руку. Всё…
Да надо ли вспоминать эти мелкие, даже вовсе пустяковые мои досады и огорчения, когда у одного близкого мне человека едва не отняли помещение его театра, где за десятки лет он поставил не счесть сколько спектаклей. А у другого — созданный им на пустом месте в центре столицы процветающий ночной клуб-ресторан, о чём я еще расскажу других главах. Оба, кажется, в тот раз отбились…
Это — о тех, кто на виду, и кто успешен. А сколько их, других, чьи жизни так же неотделимы от нынешних реалий российского бытия и ими определяются — разве что масштаб не тот.
И после каждой встречи я отмечаю перемены в друзьях, отдаляющие нас — всё дальше и дальше. Другие они… да и могло ли быть иначе? Не их вина в этом. И не моя. Потому что они живут там, а я, вот уже четвертый десяток — нет. Грустно всё это.
А еще…
Аптека. Небольшая очередь к прилавку, у стоящих — в руках рецепты. Передо мной старушка в потертом жакете, она протягивает в окошко бумажку — там перечислены названия лекарств: «Сколько стоит… а это?.. а это?.. А дешевле «от средца» нет?» — «Нет, ничего нет!»
Старушка свертывает бумажку, кладет в карман и, немного потоптавшись у витрины с лекарствами, ссутулившись, медленно идет к выходу. Моя очередь, оставляю рецепт на какое-то снадобье: привезу его в Штаты для знакомых — не впрок им пожилым, россиянам в недалеком прошлом, американские лекарства. Прошла минута, не больше, оборачиваюсь к дверям — вижу удалявшуюся спину старушки. Догнать?
Вернуть?.. Ну почему не хватило у меня духа предложить заплатить за нее, пока она стояла рядом! — ведь копейки какие-то… Деликатность помешала, что ли?
Я долго вспоминаю потом этот эпизод, коря себя за нерешительность. А сколько их, таких старушек…
Или — еще это сохраняется в памяти. Нужны цветы — без них навестить вдову близкого товарища неловко, прошу водителя остановить машину у метро: здесь перед входом расположились тётеньки с цветами, аккуратно уложенными в плетеные корзины и хозяйственные сумки. Выбираю подходящий случаю букет, достаю деньги, передаю женщине — она поднимает глаза: «Спасибо большое!»
Мы улыбаемся друг другу, опрятная, подобранная со вкусом, далеко не новая одежда смотрится на ней, я бы сказал, элегантно, выделяя из проходящих в метро, из группы расположившихся рядом женщин с корзинами. Взгляд интеллигентного человека — кто она, учительница?.. научный сотрудник?.. бухгалтер?.. Протягивая мне букет, она добавляет смущенно, как бы извиняясь: «Вот, вырастила — куплю собачке чего-нибудь вкусненького, побалую её». Собачке ли?..
Итак, прощай, Москва — Ленинградка, Шереметьево… Таможня с тщательным «шмоном» чемоданов, благополучно пройдена. Почти благополучно: я везу с собой несколько десятков книг — своих, это вместо гонорара, на что московское издательство охотно согласилось, еще бы!..
— Перевес! — торжествующе, как мне показалось, отмечает на выходе к границе таможенник (…или — кто?), оформляющий багаж и билеты. Пытаюсь объяснить: это не коммерческий груз, и не просто багаж — показываю книгу со своим портретом на обложке. Господи, ну хоть бы улыбнулся! — молча выписывает квитанцию, оставляя чемодан рядом с лентой-транспортером. Бегу к кассе, выстаиваю небольшую очередь, — но и всё же, времени-то до отлета остается совсем немного.
Уф… кажется, успеваю. Граница: молодая женщина в форме пограничника рассматривает мой паспорт:
— А, так вы живете в Америке? — Поздоровался-то я с ней по-русски, она поднимает глаза. — Ну и как там?
— Что — как?…
— Ну, наши как там устраиваются. Как живут?
— Да по-разному, — отвечаю ей, — как и здесь: кто-то лучше, кто-то хуже.
То, что я услышал от нее в ответ, меня совершенно ошарашивает. Мне — не знакомому ей, неизвестно кому, она шепчет сдавленным голосом:
— Не говорите! — Не поднимая головы, шлёпает печать на паспорт, кладет его на отделяющий нас барьерчик, и договаривает. — Здесь… — опустили нас ниже плинтуса!
Я и выражения такого не слышал.
Теперь услышал…
И ты, послушный им народ…
Да такой уж послушный?
Спустя два года, тот же водитель, Алексей, мне рассказывал:
- Останавливает меня орудовец — проверка документов, права, путевка и все такое прочее… в отличие от прошлых лет, он вооружен портативным устройством, на котором пробивает мое имя и выясняется, что на мне висит неоплаченный штраф — небольшой, надо было оплатить в прошлом месяце, да все откладывал — завтра, послезавтра, так и не собрался.
Обнаружив это, орудовец заметно оживляется: «Так… я должен тебя задержать и отвезти в отделение — а там заплатишь в четверном размере, да еще и продержат неизвестно сколько — может, и до завтра, — и выжидательно смотрит на меня. — Платить будешь сейчас?» — «Не буду — не имеешь права ни задерживать меня, ни штрафовать — только приставы могут», — отвечаю ему.
Напор орудовца заметно снижается: «Ладно, плати часть сейчас — и отпущу». — «Не буду…» — «Ну, хоть сколько нибудь дай… Да ты что, мужик, — уже просящим тоном орудовец, — дай хоть сколько нибудь. Мужик, тебе что, жалко денег?»
Захлопнув дверь кабины, рассказывает Алексей, он, не отвечая, тронулся, оставив орудовца…
Честное слово, я не придумал ничего, не добавил от себя ни слова в этом рассказе водителя.
Надо бы снова в город, дождит… Разве что вызвать такси? Подожду… Глядишь, — сын «подбросит» машину с Алексеем, что надежнее всего. Час, другой у телевизора: приметил в анонсе, вот — надо бы посмотреть… или это… мимо! — целые программы сняты с эфира. А так — официальные новости чередуются с популярными «Хочу жениться» и бандитскими сериалами, к чему и мой приятель, бывший калифорниец, руку приложил — продюссирует нечто милицейское, серия за серией, успеха ему…
Милицейское?.. — пожалуйста! «Петровка 38» — это уже сайт в интернете, открываю рубрику «Новости» — 7383 заголовка: «…Санитарка украла зарплату коллеги… Ограбление почты на востоке столицы… В Парке «Дружба» задержали двух грабителей… Грабитель напал на женщину в подъезде дома… Аферист получил кредит по чужому паспорту… Задержан похититель иконы из храма… Разбой в проезде Стратонавтов… Арестован устроивший стрельбу на юго-востоке столицы… Задержан гражданин, напавший на медсестру с отверткой… Похитили больше 100 тысяч из банкомата… Обезврежена интернациональная преступная группа, напавшая на ювелирный салон…» Это выдержка из сводок за одни сутки, из первой сотни заголовков. Продолжать? Выключаю компьютер.
Пресса: начинаю с «Почты читателя» — пишут вконец отчаявшиеся россияне. И ведь печатают их крик, видно, и газетчикам всё стало «до фонаря», не сажают же. Хотя, бывало, закрывали даже и сами издатели своё детище: «Простите, не досмотрел!..» — как это было с журнальчиком, в рубрике «Сенсации» поместившим текст о вероятной любовной интриге в самых высоких (выше не бывает) эшелонах власти. Нет больше того журнальчика.
Или вот: появилась в интернете заметка, абзац из которой позволю себе здесь процитировать, уж очень по теме…
«Посмотрите вокруг — все ненавидят всех. «Продавщица из Средней Азии обвесила — вон из России! Мерседес с мигалкой проехал на красный свет — сжечь его! Инженеру, работающему в «Доме-2», оторвало руки — так ему и надо, собаке, нечего в «Доме-2» делать!»
Люди вокруг ненавидят узбеков, богачей, бомжей, болельщиков «Спартака» или ЦСКА, депутатов «Единой России», геев. Люди ненавидят власть и ненавидят оппозицию, ненавидят полицию и армию, готовы вцепиться друг в друга в метро из-за места на скамейке или специально затормозить у турникета, чтобы потом подраться с тем, кто попытался пройти следом без билета».
Автор — мой тёзка и даже фамилии отчасти схожи — Александр Поливанов. На другой день хотел вернуться к заметке — нет её. Все остальное того же автора в архиве «Ленты» — пожалуйста! А этой — нет. Стерли — только не из памяти прочитавшего, а тем более — не из сознания там живущего. Не из жизни.
Но осталась в «Живом Журнале» фраза «Ксюши» — Ксении Собчак, девицы неоднозначной репутации, приведу и её: «Придя в ЖЖ, первое, с чем я столкнулась, это потоки всепожирающей тупой, а, главное, совершенно ничем не подкрепленной ненависти…» И дальше: «… В чем-то обиженные и испуганные, необразованные и обобранные, одураченные государством и ближними, поэтому и злые.» Это она о пользователях интернета, но — не только.
Или — вот… Кончаловский: «Ужаснемся самим себе» — назвал Андрон свой блог в интернете. Пересказывать — душа болит. «Я буду говорить об ужасном в русской реальности, — предупреждает он. — Россия приближается к демографической и моральной катастрофе…» И цифры, цифры… Вот некоторые: вымирание населения — 160 место в мире по продолжительности жизни… 154-е — по уровню коррупции… 50 % населения — за чертой бедности… Только не ради этих цифр я обратился здесь к блогу Кончаловского — цифры широко известны. Но вот его фраза: «Я вижу толпы недовольных раздраженных лиц и чужих людей, которые боятся друг друга» — вот зачем я привел сегодня его слова.
Но это — сегодня. А тогда — день за днем…
— Тебе-то что до этого всего? — говорил я себе. Казалось бы, и правда, — что? Ну, приехал, побыл… повидал близких, заглянул в ЦДЛ, на премьеру нового фильма на Васильевской в Доме кино, обнялся там и там с приятелями. Знаю ведь: скоро домой! — так нет…. Приходит тревожащее ощущение, будто вот и ты становишься частицей той жизни, принадлежишь ей — как никогда не уезжал. Сквозь кожу проникает!
И ведь правда — сквозь кожу: знаком мне кто-то, пробывший там год с перерывами, работа позвала — другим он вернулся. Это после почти сорока лет со дня его эмиграции. Кожа, что ли, тоньше оказалась? Хотя, может, и раньше он был другой… Живёт он в другом городе и видимся мы нечасто. Только замечаю: при наших, ставших редкими, встречах перестаю я понимать его в чём-то, очень для меня важном. Наверное, и он — меня: вот и тем общих почти не осталось — совсем, как с друзьями там. Да и виделся ли я с ними?
Но вот… я дома, едва занес чемодан, включаю телевизор — глазам не верю: на центральных улицах города колонны москвичей: «Требуем от власти честных выборов!» Еще где то… еще где-то… И комментарий власти: «…Ну да — таковы издержки демократии». Издержки, значит… Честное слово, грустно это понимать.
На этой мысли можно было бы и остановиться, только не покидает чувство — будто пытаюсь найти сам перед собой оправдание: отчего я, коренной москвич, любивший свой город, как, наверное, не смогу уже полюбить любой другой, — отчего я больше не хочу там быть даже и малое время. Не от того же только, что на улицах грабят (а где — не?), и не из-за того только, что мздоимцы таможенники…
А ведь там дорогие мне люди — друзья, родные. Те, кто пока там: пока — потому что сохранились сегодня не все мои сверстники.
Такая жизнь…
Прощай, Москва?
Лос-Анджелес, 2012 г.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Письмо двадцать седьмое Год 1914. «Прощай, Танюша, прощай, любимая…»
Письмо двадцать седьмое Год 1914. «Прощай, Танюша, прощай, любимая…» Графический объект27 В 4 часа утра я нашла Диму в конюшне, он уже сам заседлал Гнедка и Червонца. Обогнув дом, миновав мостик через Северку, мы пустили лошадей мелкой рысцой по лесной дорожке. Предрассветный
Ante Venezia («Прощай, прощай, Гельвеция…»)[174]
Ante Venezia («Прощай, прощай, Гельвеция…»)[174] Прощай, прощай, Гельвеция, Долой туман и холод! Да здравствует Венеция, Где каждый будет молод! Привет тебе, жемчужина, Восьмое чудо в мире, Стихов, примерно, дюжина Уже звучит на лире! О, tanto di piacere Di far, di far la sua, La sua conoscenza, Venezia! (ma doue) O,
ПРОЩАЙ, МОСКВА!
ПРОЩАЙ, МОСКВА! Я любил прилетать домой ночью и смотреть, как самолет садится прямо в городские огни. Потом такси везло меня по шоссе из Внуково. Потом московские окраины, слабо и плохо освещенные. Потом сияющий огнями центр.После Тикси, или Хатанги, или Певека улица
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МОСКВА. ПЕТРОГРАД ГЛАВА I. МОСКВА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МОСКВА. ПЕТРОГРАД ГЛАВА I. МОСКВА Когда в конце лета 1914 года мы вновь оказались в Москве, это была уже другая Москва – военная. Шли маршевые роты. В наш дом в Трехпрудном, № 8, где мы родились и выросли, мы никогда не вернулись. Брат вскоре отдал его под лазарет
«Прощай, дом! Прощай, стара я жизнь!»
«Прощай, дом! Прощай, стара я жизнь!» Внутренние процессы большого, решающего для всей жизни значения происходили в душе Антоши. Он очень много читал, много думал. Он был приветливым, веселым товарищем, но глубоко самостоятельным человеком, ревниво оберегавшим от всех свою
ПРОЩАЙ, ДНЕПР, ПРОЩАЙ, УКРАИНА!
ПРОЩАЙ, ДНЕПР, ПРОЩАЙ, УКРАИНА! В тот солнечный майский день, когда поезд должен был увезти Лесю на Кавказ, она незаметно вышла из дому, наняла извозчика до Владимирской горки. Был десятый час утра. От Трехсвятительской улицы широкая аллея вела к круглому деревянному
Глава 17. Москва. Прощай, оружие?
Глава 17. Москва. Прощай, оружие? Имя русского человека держать честно и грозно! Комондор Ивлев, «Россия Молодая» Здравствуй, Москва-матушка! Позади остался грозный, непокорённый Донбасс. «Край степей и терриконов». Символ человеческого трудолюбия, стойкости, упорства и
Глава 6 Прощай, Москва!
Глава 6 Прощай, Москва! К следователю вызвали меня еще два раза. Первый раз он дал подписать протокол допроса и сообщил, что следствие закончилось (для этого должно пройти определенное время — не меньше двух-трех месяцев — и исписаться определенное количество листков
Прощай, Москва!
Прощай, Москва! Я любил прилетать домой ночью и смотреть, как самолет садится прямо в городские огни. Потом такси везло меня по шоссе из Внукова. Потом московские окраины, слабо и плохо освещенные. Потом сияющий огнями центр.После Тикси, или Хатанги, или Певека улица
Глава шестнадцатая Последний год. Москва — Америка — Москва
Глава шестнадцатая Последний год. Москва — Америка — Москва 1В Москве Ковалевского обступила бездна разнообразных дел — все важные, срочные, необходимые.«Ввиду прогула» он должен был уплотнить график университетских занятий и читал по 5 лекций в неделю. «Я крайне
Прощай, Москва!
Прощай, Москва! После совещания в штабе (а было уже около двух часов ночи) мы с Бажановым пошли к ребятам в отряд, который квартировался в четырехэтажном доме военного городка. Там еще никто не спал: ждали нас.— Смир-но! — скомандовал дневальный.— Отставить! — приказал
Глава восьмая МОСКВА — КРАСНОДАР — РОСТОВ-НА-ДОНУ — МОСКВА
Глава восьмая МОСКВА — КРАСНОДАР — РОСТОВ-НА-ДОНУ — МОСКВА Трудности, как известно, людей слабых ломают, а сильных, наоборот, закаляют… Когда Хрущев сменил гнев на милость и решил вернуть Байбакова в столицу (это произошло в марте 1963 года), между ними состоялся
III. «ПРОЩАЙ, ДОМ! ПРОЩАЙ, СТАРА Я ЖИЗНЬ!»
III. «ПРОЩАЙ, ДОМ! ПРОЩАЙ, СТАРА Я ЖИЗНЬ!» Внутренние процессы большого, решающего для всей жизни значения происходили в душе Антоши. Он очень много читал, много думал. Он был приветливым, веселым товарищем, но глубоко самостоятельным человеком, ревниво оберегавшим от всех