Глава 6 Прощай, Москва?
Глава 6
Прощай, Москва?
И вы мундиры голубые…
С тяжелым сердцем скопировал я завершающие заметку слова в её название…
Нашей машине перегородили дорогу два автомобиля, обычный и патрульный: они стояли так, чтобы заблокировать возможность проезда. Возле гражданской легковушки топтались две девушки, очевидно составлявшие компанию милицейским, один из которых неторопливо направился к нашему джипу, помахивая у бедра полосатой палочкой.
Случилось это часов в 10 вечера в тёмной аллейке лесопарка, ведущей из американского городка в Покровском-Стрешневе к Волоколамскому шоссе, откуда рукой подать до Ленинградского проспекта, куда мы и направлялись. Мы, естественно, остановились, милицейский подошел к дверце водителя, Алексей, сидевший за рулем, опустил стекло. Дальше последовал такой диалог:
— Предъявите документы — права, путевой лист.
— Пожалуйста! Вот они…
Сержант помусолив бумаги с минуту в руках:
— А где право на проезд по этой аллее?
— Какое? Вот путевка, вот маршрут…
— Вы что, не знаете, что эта аллея находится в ведомстве префектуры Орехово-Зуево? За проезд без разрешения положен штраф до 7 тысяч рублей.
— Так я же всегда здесь езжу и никогда никто не требовал специального разрешения!.. Может пропустите?
— Нет!
Документы водителя оставались в руках сержанта, его напарник, продолжавший непринужденно беседовать с девушками, только изредка поглядывал в нашу сторону. Ситуация начинала проясняться.
— Сколько? 500 рублей хватит? — Алексей потянулся за кошельком.
Сержант кивнул. Документы Алексея вернулись в его руку, освободившуюся от пятисотрублевой бумажки. Милицейская машина проехала несколько метров, открыв проезд по аллее.
— Сволочи! — бурчал Алексей, — нет на них управы: сколько газеты не пишут — всё без изменения, как грабили, так и грабят.
— Алеша, не огорчайся, давай я дам тебе эти 500 р.? У них же зарплата, говорят, мизерная, вот и подрабатывают…
— На всех не напасетесь, вот меня только за эту неделю тормознули второй раз… И каждый раз — плати!
Этот сюжет вспомнился мне, когда я готовил заметки к новой книге Льва Бердникова «Щеголи и вертопрахи». Причем тут это? Да вот причем: связь униформы и нравов российской старины оказалась столь прочна, что сохраняется она и поныне, спустя три столетия… Ну вот — не пришло же водителю в голову спорить с лихоимцем в милицейской форме, или даже просто просить у него квитанцию.
И, чтобы завершить тему, добавлю только это: по исследованиям, обнародованым на днях, первое место в России по степени корумпированности традиционно занимают люди в мундирах — сотрудники милиции, от постовых, призванных контролировать уличное движение, до генералов, руководящих службами в центральном аппарате МВД.
Дела…
А еще — такое. Пустяк, забыть бы…
Покупая новую «сим-карту» к мобильному телефону, я замешкался у стойки, уточняя новый «план» телефонных разговоров — на минуту, ну две, не больше. «Да сколько можно!.. И торчит, и торчит!..», — слышу за спиной. Звучало так, что, дай им волю — мне бы, думаю, точно несдобровать, отметелили бы по первому разряду.
— Люди, — обращаюсь я к ним, покидая палатку, — ну откуда в вас столько злобы?!.. — и, не оглядываясь, притворил за собой дверь.
А ещё…
Рядом с Домом кино пытаюсь разменять сотню долларов в «обменнике», пристроенном к парадному входу в соседний дом: «Разменяйте, пожалуйста, — ведь ещё пять минут до вашего перерыва, верно?» — обращаюсь к беседующей по телефону девице за стеклом. Вот же оно, расписание, на стене. Пытаюсь протянуть ей банкноту в окошечко — резко опускается заслонка, едва не задев мне руку. Всё…
Да надо ли вспоминать эти мелкие, даже вовсе пустяковые мои досады и огорчения, когда у одного близкого мне человека едва не отняли помещение его театра, где за десятки лет он поставил не счесть сколько спектаклей. А у другого — созданный им на пустом месте в центре столицы процветающий ночной клуб-ресторан, о чём я еще расскажу других главах. Оба, кажется, в тот раз отбились…
Это — о тех, кто на виду, и кто успешен. А сколько их, других, чьи жизни так же неотделимы от нынешних реалий российского бытия и ими определяются — разве что масштаб не тот.
И после каждой встречи я отмечаю перемены в друзьях, отдаляющие нас — всё дальше и дальше. Другие они… да и могло ли быть иначе? Не их вина в этом. И не моя. Потому что они живут там, а я, вот уже четвертый десяток — нет. Грустно всё это.
А еще…
Аптека. Небольшая очередь к прилавку, у стоящих — в руках рецепты. Передо мной старушка в потертом жакете, она протягивает в окошко бумажку — там перечислены названия лекарств: «Сколько стоит… а это?.. а это?.. А дешевле «от средца» нет?» — «Нет, ничего нет!»
Старушка свертывает бумажку, кладет в карман и, немного потоптавшись у витрины с лекарствами, ссутулившись, медленно идет к выходу. Моя очередь, оставляю рецепт на какое-то снадобье: привезу его в Штаты для знакомых — не впрок им пожилым, россиянам в недалеком прошлом, американские лекарства. Прошла минута, не больше, оборачиваюсь к дверям — вижу удалявшуюся спину старушки. Догнать?
Вернуть?.. Ну почему не хватило у меня духа предложить заплатить за нее, пока она стояла рядом! — ведь копейки какие-то… Деликатность помешала, что ли?
Я долго вспоминаю потом этот эпизод, коря себя за нерешительность. А сколько их, таких старушек…
Или — еще это сохраняется в памяти. Нужны цветы — без них навестить вдову близкого товарища неловко, прошу водителя остановить машину у метро: здесь перед входом расположились тётеньки с цветами, аккуратно уложенными в плетеные корзины и хозяйственные сумки. Выбираю подходящий случаю букет, достаю деньги, передаю женщине — она поднимает глаза: «Спасибо большое!»
Мы улыбаемся друг другу, опрятная, подобранная со вкусом, далеко не новая одежда смотрится на ней, я бы сказал, элегантно, выделяя из проходящих в метро, из группы расположившихся рядом женщин с корзинами. Взгляд интеллигентного человека — кто она, учительница?.. научный сотрудник?.. бухгалтер?.. Протягивая мне букет, она добавляет смущенно, как бы извиняясь: «Вот, вырастила — куплю собачке чего-нибудь вкусненького, побалую её». Собачке ли?..
Итак, прощай, Москва — Ленинградка, Шереметьево… Таможня с тщательным «шмоном» чемоданов, благополучно пройдена. Почти благополучно: я везу с собой несколько десятков книг — своих, это вместо гонорара, на что московское издательство охотно согласилось, еще бы!..
— Перевес! — торжествующе, как мне показалось, отмечает на выходе к границе таможенник (…или — кто?), оформляющий багаж и билеты. Пытаюсь объяснить: это не коммерческий груз, и не просто багаж — показываю книгу со своим портретом на обложке. Господи, ну хоть бы улыбнулся! — молча выписывает квитанцию, оставляя чемодан рядом с лентой-транспортером. Бегу к кассе, выстаиваю небольшую очередь, — но и всё же, времени-то до отлета остается совсем немного.
Уф… кажется, успеваю. Граница: молодая женщина в форме пограничника рассматривает мой паспорт:
— А, так вы живете в Америке? — Поздоровался-то я с ней по-русски, она поднимает глаза. — Ну и как там?
— Что — как?…
— Ну, наши как там устраиваются. Как живут?
— Да по-разному, — отвечаю ей, — как и здесь: кто-то лучше, кто-то хуже.
То, что я услышал от нее в ответ, меня совершенно ошарашивает. Мне — не знакомому ей, неизвестно кому, она шепчет сдавленным голосом:
— Не говорите! — Не поднимая головы, шлёпает печать на паспорт, кладет его на отделяющий нас барьерчик, и договаривает. — Здесь… — опустили нас ниже плинтуса!
Я и выражения такого не слышал.
Теперь услышал…
И ты, послушный им народ…
Да такой уж послушный?
Спустя два года, тот же водитель, Алексей, мне рассказывал:
- Останавливает меня орудовец — проверка документов, права, путевка и все такое прочее… в отличие от прошлых лет, он вооружен портативным устройством, на котором пробивает мое имя и выясняется, что на мне висит неоплаченный штраф — небольшой, надо было оплатить в прошлом месяце, да все откладывал — завтра, послезавтра, так и не собрался.
Обнаружив это, орудовец заметно оживляется: «Так… я должен тебя задержать и отвезти в отделение — а там заплатишь в четверном размере, да еще и продержат неизвестно сколько — может, и до завтра, — и выжидательно смотрит на меня. — Платить будешь сейчас?» — «Не буду — не имеешь права ни задерживать меня, ни штрафовать — только приставы могут», — отвечаю ему.
Напор орудовца заметно снижается: «Ладно, плати часть сейчас — и отпущу». — «Не буду…» — «Ну, хоть сколько нибудь дай… Да ты что, мужик, — уже просящим тоном орудовец, — дай хоть сколько нибудь. Мужик, тебе что, жалко денег?»
Захлопнув дверь кабины, рассказывает Алексей, он, не отвечая, тронулся, оставив орудовца…
Честное слово, я не придумал ничего, не добавил от себя ни слова в этом рассказе водителя.
Надо бы снова в город, дождит… Разве что вызвать такси? Подожду… Глядишь, — сын «подбросит» машину с Алексеем, что надежнее всего. Час, другой у телевизора: приметил в анонсе, вот — надо бы посмотреть… или это… мимо! — целые программы сняты с эфира. А так — официальные новости чередуются с популярными «Хочу жениться» и бандитскими сериалами, к чему и мой приятель, бывший калифорниец, руку приложил — продюссирует нечто милицейское, серия за серией, успеха ему…
Милицейское?.. — пожалуйста! «Петровка 38» — это уже сайт в интернете, открываю рубрику «Новости» — 7383 заголовка: «…Санитарка украла зарплату коллеги… Ограбление почты на востоке столицы… В Парке «Дружба» задержали двух грабителей… Грабитель напал на женщину в подъезде дома… Аферист получил кредит по чужому паспорту… Задержан похититель иконы из храма… Разбой в проезде Стратонавтов… Арестован устроивший стрельбу на юго-востоке столицы… Задержан гражданин, напавший на медсестру с отверткой… Похитили больше 100 тысяч из банкомата… Обезврежена интернациональная преступная группа, напавшая на ювелирный салон…» Это выдержка из сводок за одни сутки, из первой сотни заголовков. Продолжать? Выключаю компьютер.
Пресса: начинаю с «Почты читателя» — пишут вконец отчаявшиеся россияне. И ведь печатают их крик, видно, и газетчикам всё стало «до фонаря», не сажают же. Хотя, бывало, закрывали даже и сами издатели своё детище: «Простите, не досмотрел!..» — как это было с журнальчиком, в рубрике «Сенсации» поместившим текст о вероятной любовной интриге в самых высоких (выше не бывает) эшелонах власти. Нет больше того журнальчика.
Или вот: появилась в интернете заметка, абзац из которой позволю себе здесь процитировать, уж очень по теме…
«Посмотрите вокруг — все ненавидят всех. «Продавщица из Средней Азии обвесила — вон из России! Мерседес с мигалкой проехал на красный свет — сжечь его! Инженеру, работающему в «Доме-2», оторвало руки — так ему и надо, собаке, нечего в «Доме-2» делать!»
Люди вокруг ненавидят узбеков, богачей, бомжей, болельщиков «Спартака» или ЦСКА, депутатов «Единой России», геев. Люди ненавидят власть и ненавидят оппозицию, ненавидят полицию и армию, готовы вцепиться друг в друга в метро из-за места на скамейке или специально затормозить у турникета, чтобы потом подраться с тем, кто попытался пройти следом без билета».
Автор — мой тёзка и даже фамилии отчасти схожи — Александр Поливанов. На другой день хотел вернуться к заметке — нет её. Все остальное того же автора в архиве «Ленты» — пожалуйста! А этой — нет. Стерли — только не из памяти прочитавшего, а тем более — не из сознания там живущего. Не из жизни.
Но осталась в «Живом Журнале» фраза «Ксюши» — Ксении Собчак, девицы неоднозначной репутации, приведу и её: «Придя в ЖЖ, первое, с чем я столкнулась, это потоки всепожирающей тупой, а, главное, совершенно ничем не подкрепленной ненависти…» И дальше: «… В чем-то обиженные и испуганные, необразованные и обобранные, одураченные государством и ближними, поэтому и злые.» Это она о пользователях интернета, но — не только.
Или — вот… Кончаловский: «Ужаснемся самим себе» — назвал Андрон свой блог в интернете. Пересказывать — душа болит. «Я буду говорить об ужасном в русской реальности, — предупреждает он. — Россия приближается к демографической и моральной катастрофе…» И цифры, цифры… Вот некоторые: вымирание населения — 160 место в мире по продолжительности жизни… 154-е — по уровню коррупции… 50 % населения — за чертой бедности… Только не ради этих цифр я обратился здесь к блогу Кончаловского — цифры широко известны. Но вот его фраза: «Я вижу толпы недовольных раздраженных лиц и чужих людей, которые боятся друг друга» — вот зачем я привел сегодня его слова.
Но это — сегодня. А тогда — день за днем…
— Тебе-то что до этого всего? — говорил я себе. Казалось бы, и правда, — что? Ну, приехал, побыл… повидал близких, заглянул в ЦДЛ, на премьеру нового фильма на Васильевской в Доме кино, обнялся там и там с приятелями. Знаю ведь: скоро домой! — так нет…. Приходит тревожащее ощущение, будто вот и ты становишься частицей той жизни, принадлежишь ей — как никогда не уезжал. Сквозь кожу проникает!
И ведь правда — сквозь кожу: знаком мне кто-то, пробывший там год с перерывами, работа позвала — другим он вернулся. Это после почти сорока лет со дня его эмиграции. Кожа, что ли, тоньше оказалась? Хотя, может, и раньше он был другой… Живёт он в другом городе и видимся мы нечасто. Только замечаю: при наших, ставших редкими, встречах перестаю я понимать его в чём-то, очень для меня важном. Наверное, и он — меня: вот и тем общих почти не осталось — совсем, как с друзьями там. Да и виделся ли я с ними?
Но вот… я дома, едва занес чемодан, включаю телевизор — глазам не верю: на центральных улицах города колонны москвичей: «Требуем от власти честных выборов!» Еще где то… еще где-то… И комментарий власти: «…Ну да — таковы издержки демократии». Издержки, значит… Честное слово, грустно это понимать.
На этой мысли можно было бы и остановиться, только не покидает чувство — будто пытаюсь найти сам перед собой оправдание: отчего я, коренной москвич, любивший свой город, как, наверное, не смогу уже полюбить любой другой, — отчего я больше не хочу там быть даже и малое время. Не от того же только, что на улицах грабят (а где — не?), и не из-за того только, что мздоимцы таможенники…
А ведь там дорогие мне люди — друзья, родные. Те, кто пока там: пока — потому что сохранились сегодня не все мои сверстники.
Такая жизнь…
Прощай, Москва?
Лос-Анджелес, 2012 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.