«Завтрак у Тиффани» Визитная карточка

«Завтрак у Тиффани»

Визитная карточка

Я не хотела сниматься, я хотела быть просто мамой и женой. У меня был дом, была семья, и не хотелось ничего другого. Казалось, теперь наше счастье с Мелом просто обеспечено, ведь Феррер тоже так радовался Шону!

Но обязательства перед «Парамаунтом» никуда не делись, я была должна студии еще три фильма. Отвергая один сценарий за другим, честно говоря, надеялась, что чиновникам надоест и они оставят меня в покое хотя бы на время. Но не тут-то было! Имя Одри Хепберн еще было у всех на устах, к тому же коммерческий успех «Истории монахини» подкрепили репортажи о моем героическом материнстве – газеты на все лады расхваливали тоненькую маму, сумевшую выносить и родить такого богатыря! Упускать полезную и ничего не стоившую рекламу и мою популярность студия не собиралась, резонно полагая, что за пару лет, что я желала побыть мамой, Одри Хепберн могут и подзабыть.

Очередной предложенный Куртом Фрингсом сценарий отклонить было просто невозможно. За 750 000 долларов мне предлагалось сыграть главную героиню фильма по повести Трумена Капоте «Завтрак у Тиффани» – Холи Голайтли.

«Завтрак у Тиффани» был в Америке тех лет одним из популярнейших произведений, а его автор Трумен Капоте – популярнейшим писателем. Роль в таком фильме означала непременный успех, а для меня – постепенный переход от ролей принцесс и святых к новым образам, которые все чаще мелькали на экранах Америки и отнюдь не были похожи на чистых и наивных девочек, которых я играла до сих пор. Я понимала, что это необходимо, но мне так не хотелось лететь в Лос-Анджелес, оставив Шона на чье-то попечение!

Но у Мела тоже нашлись дела в Америке, и мы решили отправиться туда все вместе, а Шону с собой пригласить няню, которая будет заниматься малышом, пока его мамаша станет дефилировать в образе проститутки. Правда, Эдвардс обещал, что роль будет очищена самим стилем фильма. Оставалось спросить, согласен ли с этим Капоте, явно ведь нет.

Этими съемками решалось сразу несколько вопросов – деньги, новая, не вполне привычная роль, один из трех фильмов, которые я должна, возможность поработать с теми, кто очень популярен в Америке. Но я все тянула с согласием.

Мел не понимал, почему я не спешу соглашаться играть Холи Голайтли, тем более автор книги Трумен Капоте будет участвовать в съемках и книга мне понравилась. Правда, Трумен считал, что Холи должна играть его обожаемая Мэрилин Монро. Плохо, когда автор произведения видит в твоей роли кого-то другого, но я не торопилась соглашаться не поэтому. Сомневалась, вспоминая самого Трумена Капоте. Гениальный, неповторимый, с необычной внешностью, широко посаженными голубыми глазами, он был своеобразным дьяволом-искусителем. Нет, я ни на мгновение не боялась поддаться его чарам, как изумительная Бейб Палей или Мэрилин Монро, я не входила в список его «лебедушек», как Капоте называл покоренных им женщин. С этим непостижимым человеком нас связывали просто хорошие отношения, но не более.

Для тех, кто незнаком с Труменом Капоте: даже в зрелом возрасте он выглядел совершенным ребенком и, кажется, состоял из одних контрастов. Ниже меня на полголовы, раньше по-мальчишечьи щуплый, Капоте уже начал полнеть, но при первой встрече всех поражал не его маленький рост, а контраст широко посаженных голубых глаз и тонкого голоса с тем, что этот голос произносил и что эти глаза выражали. Блестящий психолог, он говорил всегда то, что люди хотели услышать, особенно это впечатляло женщин. Однако, как и ум, его речь была весьма едкой, хотя и подслащенной сладкой пилюлей сочувствия.

Вкупе с тонким детским голоском и голубыми глазами создавалось впечатление, что перед тобой умудренный жизнью старик с внешностью ребенка. Думаю, так и было. Дам такое сочетание покоряло мгновенно, тем более что Трумен прекрасный собеседник, умеющий слушать, что само по себе редкость.

Тогда Капоте еще не пил много и не вел себя как стареющая кинодива, а его гомосексуальные скандалы после знакомства с прекрасной Бейб Палей стихли. Само по себе внимание американской иконы стиля к столь занятному человеку невиданно подняло его авторитет, Бейб не могла выбрать плохое! Палей действительно была красавица, обладающая просто идеальным вкусом во всем. К сожалению, вынуждена написать «была», потому что она погибла от рака легких в расцвете лет и красоты. Сам Трумен готов был спать у ее ног на коврике, свернувшись калачиком, Бейб того стоила. Монро метко сказала, что рядом с ней чувствует себя просто халдой. Я согласна, эта женщина словно создана для того, чтобы показать остальным их несовершенство.

Их дружба закончилась очень некрасиво незадолго до болезни Бейб, когда Капоте разом испортил отношения со всеми, выпустив роман, в котором изложил все услышанные от «лебедушек» секреты, в том числе рассказав об измене мужа Бейб, о чем та поведала писателю, как близкому другу семьи.

Но когда режиссер Бегейк Эдвардс вознамерился ставить «Завтрак у Тиффани», отношения Трумена с «лебедушками» еще были в самом расцвете, его обожали, он указывал, как жить, и купался во всеобщей славе и аплодисментах.

Что же напугало меня?

Прошло немало лет, прежде чем я осознала то, что тогда почувствовала интуитивно. Нет, я не боялась соперничества с Мэрилин Монро, мы слишком разные, не боялась недоверия Трумена Капоте, в конце концов, сценарий относительно самого романа довольно существенно изменен, я интуитивно боялась чего-то другого. «Завтрак у Тиффани» был снят, прошел весьма успешно, стал моей визитной карточкой, хотя я предпочла бы другую, и через много лет, став уже старше и мудрее, я поняла, что именно пугало.

А ведь могла бы понять раньше, ведь еще в начале съемок на насмешливый вопрос Капоте, что я думаю о своей героине, я ответила так, чтобы слышал только сам Трумен:

– Вы писали ее с себя…

Ответный взгляд Капоте был странным, в нем мгновенное бешенство явно сменилось интересом, но я поспешила отойти, я была счастливой матерью, и мне ни к чему груз чужих душевных метаний.

После этого Трумен перестал делать мне замечания на площадке, а если и делал, то так, что я их не слышала. Капоте потратил очень много слов, чтобы объяснить всему миру, как я «испортила» его Холи Голайтли, как «не увидела главного в книге», ведь героиня «настоящая, у нее сильный характер, совсем не похожий на Одри Хепберн».

Гениальный Капоте не понял: я не портила его Холи Голайтли, я играла свою, у моей Холи хищническая натура не больше чем маска, средство защиты от окружающей жизни, и Капоте ничего с этим поделать не мог! Интуитивно осознав, что, ввязавшись в спор с автором, попаду в зависимость от его больной, мятущейся души, я так же инстинктивно стала играть свое. К сожалению, душа у Трумена оказалась действительно больна, перессорившись со всеми, он в конце концов принял смертельную дозу барбитуратов…

По книге Холи Голайтли – дамочка без малейших предрассудков, хищница под оболочкой ласковой кошечки, свободная от любых обязательств, попросту обдирающая своих поклонников и имеющая покровителем гангстера, сидящего в тюрьме. Ей наплевать на любые правила и мнения, а ее единственный друг – рыжий кот, подобранный на улице и не имеющий даже имени.

Но за шумным, вызывающим фасадом прячется неуверенная в себе девушка, хотя Трумен Капоте называл ее сильной. Я увидела в ней не силу, а растерянность, которую она всеми силами старается спрятать не только от окружающих, но и от самой себя. Холи не остается ничего, кроме как притворяться сильной, а еще хищной. Ведь ее требование списка пятидесяти богатейших людей Бразилии просто наивно, девушка, у которой денег всего-то на булочку и кофе из пластикового стаканчика, намерена покорить очередного миллионера и выйти за него замуж. И эта наивность оправдывает саму Холи.

Капоте так не считал, по его мнению, Холи сильная натура, которая временно согнулась под грузом проблем. В конце книги Холи улетает в Бразилию искать нового жениха взамен бросившего ее миллионера из Рио, чувствуется, что это никогда не закончится, что у нее до конца жизни будут вот такие разочарования и все новые и новые попытки подцепить богатого мужа.

В фильме Холи находит свое счастье с влюбившимся в нее писателем, от имени которого в книге велся рассказ. Капоте был против, но сценарист Джордж Аксельрод и режиссер Эдвардс настояли на своем, считая, что для экрана такой вариант лучше. И слава богу!

В «моей» Холи Голайтли проявилась моя собственная внутренняя неуверенность. Казалось бы, в чем мне быть неуверенной? Но я не считала и не считаю себя настоящей актрисой, я – балерина, и то несостоявшаяся, меня просто гениальные партнеры каждый по-своему научили играть. Вернее, пытались научить, я все равно старалась проживать свою роль, потому мне легче давались первые несколько дублей и совсем тяжело десятые, я просто теряла естественность.

Капоте был очень недоволен тем, что исчезла горечь, которая так нравилась ему в образе Холи Голайтли, он ворчал, что получилась глупая сентиментальная «валентинка Нью-Йорку». А мне нравилось…

То, как я ела булочку на съемках первых кадров фильма, стало притчей во языцех, причем в зависимости от отношения ко мне самой случай пересказывали в разных тонах – от сочувствия, мол, заставлять Одри есть булочку просто бесчеловечно, до откровенного осуждения: ишь, звезда нашлась, булочку съесть не может! Я действительно не могла, с детства запретив себе есть булочки, потому что папа их осуждал, даже взять в рот кусочек маслянистой слоистой булки была неспособна.

– Бегейк, давайте заменим булочку мороженым?

– Нельзя! Одри, у нас очень мало времени.

Оглянувшись вокруг, я все поняла. На улице, несмотря на столь ранний час, привлеченная происходящим, уже собралась толпа. Съемки нужно закончить до половины восьмого, потому что в восемь пойдут на работу первые служащие, к тому же в этот день в Нью-Йорк с визитом приезжал русский руководитель, и служба безопасности страшно нервничала.

Капоте сидел, насмешливо поглядывая на меня, мол, я же говорил, что ты не справишься. Я подошла к оператору Францу Планеру, своему другу и очень хорошему человеку:

– Франц, ты сможешь все снять за один дубль? Я съем эту чертову булочку!

Франц рассмеялся:

– Я смогу, Одри, можешь не есть ее полностью, только откуси, этого хватит.

Я откусила почти со злорадным удовольствием, словно доказывая Трумену Капоте, что ради роли могу съесть и живого крокодила!

Вообще, эта сцена мне казалась довольно нелепой: рано утром на пустынной улице в центре Нью-Йорка из такси выходит девица в черном вечернем платье с броской прической, дефилирует к витрине ювелирного магазина «Тиффани», достает из пакета пластиковый стаканчик с кофе и ту самую булочку и начинает завтракать, разглядывая бриллианты в витрине. Все в ней было неправдоподобно: вечернее платье на рассвете, нетронутость прически после бурной ночи, какой-то студенческий завтрак у разодетой красотки и бриллианты в витрине, оставленные на ночь. Но жизнь показала, что расчет режиссера Бегейка Эдвардса был точен, этот проход стал едва ли не визитной карточкой фильма и моей тоже.

Кстати, я спрашивала:

– Почему Тиффани?

Капоте не отвечал, а Бегейк посмеялся:

– Помнишь анекдот, в котором моряк мечтает позавтракать у Тиффани, потому что много раз слышал это имя, но не подозревает, что это ювелирная фирма.

Доходы у Тиффани после фильма значительно выросли, они даже предложили мне демонстрировать их украшения за очень высокие гонорары, но я отказалась, не хотелось становиться «Мисс Бриллиант», это не для меня, после «Истории монахини» это не для меня.

Особую благодарность я должна выразить Генри Манчини, он сделал для меня лучшее, что было в этом фильме, – песню «Лунная река». Кому-то нравится сцена сумасшедшей вечеринки, кому-то тот самый утренний проход вдоль пустой улицы, кому-то сцена с поисками кота… я люблю одну – песню! Мелодия Манчини не была сложной, он постарался, чтобы моим вокальным данным она оказалась под силу, пара недель уроков игры на гитаре и занятий вокалом позволили мне относительно прилично исполнить создание композитора. Сама мелодия сопровождает мой образ весь фильм.

Это казалось так здорово и органично, что, услышав после предварительного просмотра фильма на студии из уст главы «Парамаунта» Мартина Рэкина безапелляционное: «Эту чертову песню надо выкинуть!», я не сдержалась:

– Только через мой труп!

Песня осталась и стала очень популярной. Трумен тоже не был доволен нашим вокальным изыском:

– Холи просто не могла бы сидеть вот так спокойно и петь!

– Зато я могу!

Нет, дружба с Капоте не сложилась, он не простил мне подмены Холи. А вот зрители простили, радуясь, что на фильм не стыдно сходить всей семьей.

Трумен твердил, что мы прячем главную идею книги: в ней все живут за чужой счет, а моя игра заставляет Холи выглядеть пусть и испорченной, но наивной девушкой, которую хочется не осуждать за ее неразборчивость в достижении жизненных целей, а пожалеть. Пусть так, но я с бо?льшим удовольствием играла особу, потерявшую опору в жизни, но продолжающую притворяться уверенной, скрывая свою растерянность, чем хищницу, прикидывающуюся ласковой кошечкой. Капоте это видел, но поделать ничего не мог, оставалось давать интервью, объясняя, что он вовсе не то имел в виду, когда писал свой роман. Удивительно, но фильм роману не помешал, популярны и тот и другой.

В фильме финальная сцена объяснения в любви между Полом и Холи была столь созвучна моим собственным мыслям, что я ее не просто играла, а проживала дубль за дублем. Пол говорит Холи, что любит ее и хочет, чтобы девушка принадлежала ему.

– Нет, одни люди не могут принадлежать другим! Я не хочу, чтобы меня посадили в клетку!

– Я не намерен сажать тебя в клетку, я хочу любить тебя!

– Это одно и то же.

Я говорила в этой сцене о себе и Меле, я не хотела, чтобы меня сажали в клетку, наверное, это выглядело странно, ведь я мечтала о доме, о том, чтобы сидеть дома, растить сына… Чем не клетка? Но для меня клетка была в другом – в необходимости подчиняться чужой воле, я столько лет это делала, старалась соответствовать сначала маминым требованиям, теперь идеалам Мела. А я хотела своего, хотела просто побыть мамой…

Но у нас не было дома, после съемок «Завтрака у Тиффани» и его премьеры мы вернулись на съемную виллу «Бетания» в Бюргенштоке. В это же время в Швейцарию, окончательно «поссорившись» с Италией, переехали Карло Понти и София Лорен. София отчаянно, но по-хорошему завидовала моему материнству, ей самой никак не удавалось родить. Вот тогда она и приходила ко мне на кухню, чтобы, уложив спать Шона, посидеть, по-женски жалуясь на судьбу.

У нас был один повод для споров: мой обожаемый Живанши «не подходил» Софии, она предпочитала Кристиана Диора, в Доме моделей которого одевалась в Париже даже после его смерти. Карло Понти мог позволить своей любимой все, что угодно, но она и сама была вполне обеспеченной. София успешно снималась, и что это были за фильмы!

Одновременно с моими съемками в «Завтраке…» она снялась в «Чочаре», в английском прокате этот фильм вышел под названием «Две женщины». Фильм потрясающий, о военных годах и трагедии двух женщин – матери и дочери. Светская дама София Лорен, обожающая драгоценности и наряды от Диора, играла простую итальянскую лавочницу, ее не смущала грязь на платье и на лице, растрепанные волосы, она и в таком виде была великолепна!

За роль Чезарии София была номинирована на «Оскара», как и я за Холи Голайтли. Статуэтку отдали Софии, хотя фильм был не на английском языке. Я от души радовалась за подругу, ее настоящая, прочувствованная работа не шла ни в какое сравнение с моей, куда менее весомой. И дело не в растрепанных волосах, София права, проживая свои роли, а не играя их.

Об этой системе во время съемок «Завтрака» мне все время твердил Джордж Пеппард, игравший писателя Пола, он говорил, что это метод Станиславского. Я читала Станиславского и понимала, что это правильно, Феррер твердил другое: только неопытный, с плохой техникой актер проживает все на экране, умелый играет. Жизнь показала, что правы Станиславский и София Лорен, а не Мел Феррер. Фильмы с участием Мела забывали на следующий день после премьеры, а Софию будут помнить, потому что она жила своими ролями, потому что она настоящая.

И мои роли, в которых я не играла, а жила, тоже будут помнить.

Но я все еще находилась под влиянием мужа, хотя все сильнее из-под него выходила. «Зеленые предместья» с треском провалились, о «Войне и мире» никто не вспоминал, а «История монахини» собирала полные залы, «Римские каникулы», «Сабрина», «Забавная мордашка» и теперь «Завтрак у Тиффани» с успехом шли на экранах, причем каждый следующий фильм вызывал всплеск интереса к предыдущим. Жена получалась успешней мужа.

К чести Мела Феррера, надо сказать, что он признавал это первенство, честно говорил, что «Зеленые предместья» не удались и ни на что не годны, что у него самого нет ярких ролей. Но отличие Мела от остальных в том, что он всегда живет будущими проектами, которые обязательно должны стать успешными и принести ему всемирную славу актера, режиссера, продюсера. Думаю, что именно продюсером ему и надо было быть, ведь не снимал же Понти сам фильмы с участием Софии, он их организовывал. Организатор Феррер великолепный, заразить своей идеей, увлечь, заставить поверить в успех, вложить деньги – это у Мела получалось отлично, но он почему-то предпочитал сниматься сам и ставить фильмы как режиссер.

Позже я все же снялась у Феррера в «Подожди до темноты», сыграв слепую девушку, но Мел, на мое счастье, был не режиссером, а именно продюсером, и фильм получился вполне удачным.

А тогда его неудачи на фоне моих успехов казались просто катастрофическими, но Мел не сдавался, он снова и снова брался за разные проекты и все больше отдалялся от меня. Или я от него. Если в первые годы нас сильно тянуло друг к другу, то теперь с такой же силой прочь. Вернее, я хотела быть дома, тетешкать нашего Шона, стать заботливой мамой, хозяйкой, ждать супруга с работы… Денег хватало, прокат «Истории монахини» приносил мне по миллиону в год, кроме того, и остальные фильмы «не обижали». Получив 750 000 долларов за «Завтрак», я, конечно, много заплатила налогов, но существенная сумма оставалась, о средствах на жизнь можно было не беспокоиться, это не те времена, когда Мелу приходилось сниматься в чем угодно, только чтобы кормить меня. Мне казалось разумным, что теперь нас троих будут кормить мои прежние работы, а Мел сможет спокойно выбирать работу… Но не получилось, Феррер не годился на роль не вполне успешного мужа успешной жены, он должен был добиться чего-то сам. Я это понимала, но считала, что он добивается не так. Однако в нашей паре сильной стороной считал себя Феррер, потому прислушиваться к моим советам не находил нужным, продолжая идти своим, не слишком успешным путем.

Наши дороги стремительно расходились в разные стороны, и от распада семью удерживал только Шон.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.