Год 1340

Год 1340

Строительство церкви и кельи. Поход братьев в Москву. Освящение церкви. Посещение Петра. Стефан покидает пустыню. Беседа Варфоломея с игуменом Митрофаном о жизни в пустыне. Бесовские угрозы, видения.

В конце февраля на Маковице установилась благоприятная погода. По ночам ещё держались морозы, но днём они ослабевали под яркими солнечными лучами. Дни стали длиннее. Работа ускорилась. За прошедшие месяцы братья напилили и ошкурили достаточно брёвен, по две сажени для кельи, по три — для церкви, и сложили их между пней, оставшихся на поляне. Уже наполовину сложена келья.

Вечерело. Приладив на сруб очередное бревно, братья отошли в сторону. Воткнув топор в пень, Стефан присел на бревно:

— На сегодня хватит, да и пора на вечернюю молитву.

Варфоломей сел рядом:

— Медленно мы работаем. Келью ставим, а церковь ещё не начинали. Вот уж и весна скоро.

— Скоро, скоро, брат… Потом непременно лето придёт, — задумчиво произнёс Стефан.

— Давай сделаем так, — Варфоломей внимательно посмотрел на брата. — Начнём завтра ставить церковь, а келью летом сладим. Пока нам и землянки хватит, ведь морозы мы в ней пережили, а летом хорошо там будет, прохладно.

Стефан задумался, почесал затылок:

— Разумное дело предлагаешь. Сперва поставим дом Господа нашего, а уж потом для себя, как придётся.

— Спасибо тебе, брат дорогой, я знал, что ты поймёшь меня.

— Моя вина, что мы не сразу так начали, — с огорчением сказал Стефан.

— Не казни себя, оба виноваты. Прости нас, Господи, за ошибку нашу. — Варфоломей перекрестился.

— Пойдём, помолимся, поедим, да и отдохнуть надо. — Стефан встал и, прихватив топор, пошёл к землянке.

К середине апреля весь снег растаял. На поляне заметно уменьшилось количество заготовленных брёвен. Рядом с недостроенной кельей возвышался полностью собранный сруб церкви. Братья начали устанавливать крышу. Внизу Стефан отёсывал очередное бревно, готовя его к подъёму на сруб. Варфоломей работал наверху. Закрепив укосину, он выпрямился, посмотрел на Стефана, хотел его поторопить, но, услышав журавлиный клёкот, взглянул на небо. Высоко над зелёными вершинами сосен, выстроившись клином и степенно размахивая крыльями, плыли журавли. Зачарованный красотой полёта птиц, Варфоломей не заметил, что Стефан поднёс и уже подаёт бревно.

— Эй, о чём мечтается, братец? — прервал его задумчивость окрик брата. — Работай, не отвлекайся.

— Стефан, зима кончилась, самое трудное время мы с Божией помощью пережили, — восторженно откликнулся Варфоломей. — Теперь уж совсем весна, дни вон какие длинные стали. Скоро церковку закончим.

— Если так будешь работать, мы и к осени не закончим. Хватит отдыхать, давай работать.

Варфоломей принял бревно, стал прилаживать его. Стефан готовил следующее.

В мае месяце, когда деревья покрылись листочками, а на лужайках проросла трава, строительство церкви было в основном закончено. Церковь получилась небольшая, продолговатой формы, по образу Ноева ковчега, ведущего нас по морю жизни к тихой пристани в Царстве Небесном. Дальняя от входа часть помещения несколько возвышалась над передней и заканчивалась вверху главкой, на которой был установлен крест во славу главы Церкви — Иисуса Христа. В боковых стенах были сделаны проёмы для окон. Осталось только вставить стёкла и навесить дверь. Рядом с церковью стояла так и недостроенная келья и шалаш, сооружённый братьями ещё осенью. Возле шалаша в качестве скамьи на двух пнях лежало бревно.

Братья тесали доски для двери. Стефан, закончив очередную, положил её рядом с несколькими уже готовыми, воткнул топор в пень.

— Доску закончишь — на дверь как раз хватит, — сказал он Варфоломею и сел на бревно.

Через некоторое время и Варфоломей, положив готовую доску вместе с другими, воткнул топор рядом с топором брата, отошёл в сторону и с удовлетворением стал разглядывать дело рук своих.

— Слава тебе, Господи, дом Божий заканчиваем, — не отрывая взгляда от церкви, тихо сказал Варфоломей и перекрестился.

— Ныне тепло, дни долгие, теперь и келью быстро сработаем, — отозвался Стефан.

Варфоломей обошёл церковь, рассматривая её со всех сторон, и остановился у входа. Постояв некоторое время молча, он обратился к Стефану. Привыкший жить в послушании воле родителей, Варфоломей спросил:

— По плоти ты мне старший брат, а по духу — вместо отца. Теперь скажи мне, во имя какого святого следует освятить нашу церковь? Какой будет её престольный праздник?

Стефан задумался. Он понимал, что сам он здесь только потому, что не смог оставить младшего брата одного в момент перехода его от размеренной жизни в семье родителей к жизни отшельника, полной невзгод и неожиданностей. В душе его таилась тревога, что сам он не долго сможет выдержать одинокую, трудную жизнь в удалённой от мира пустыне. Он принял решение: раз Варфоломей сам избрал для себя жизнь для Бога и путь отшельника, сам нашёл место сие, тогда пусть он и назовёт имя святого, во имя которого желает освятить возведённую ими церковь. Чтобы не стеснять волю брата, Стефан ответил:

— Вот как закончим церковь, пойдём к святителю просить благословения на её освящение. — Немного помолчал и, внимательно глядя на Варфоломея, спросил: — Скажи сам, во имя какого святого ты желал бы освятить нашу церковь?

Варфоломей тихо ответил:

— Зачем спрашиваешь о том, что сам лучше меня знаешь? Ради послушания я вопрошал тебя, не хотелось мне иметь в сем волю свою, и вот Господь не лишил меня желания сердца моего! — подошёл к брату и продолжил: — Ты, конечно, помнишь, как покойные родители наши не раз говорили, что я трижды возгласил во чреве матери во время литургии?

— Помню, — ответил Стефан. — И отец Михаил, тебя крестивший, и чудный старец, посетивший нас, говорили, что это трикратное возглашение твоё предзнаменовало, что ты будешь учеником Пресвятой Троицы.

— Посему пусть церковь наша будет посвящена пресвятому имени Живоначальной Троицы, — спокойно и уверенно сказал Варфоломей. — Это будет не наше желание, но изволение Божие. Пусть прославляется здесь имя Господне отныне и во веки веков.

— Согласен я, братец мой, — глядя на Варфоломея и улыбаясь, ответил Стефан и, вставая, добавил: — А чтоб сие исполнено было, примемся за работу.

Братья подошли к доскам и стали складывать из них дверь.

В начале июня церковь была построена, только, за неимением стекол, за которыми надо было сходить в Радонеж, окна были прикрыты деревянными щитами. Келью тоже почти закончили, за исключением окон и входной двери, которую братья ещё накануне собрали и теперь устанавливали в проём сруба. Работа подходила к концу. Варфоломей, попробовав, как закрывается дверь, немного подтесал её топором. Стефан, отойдя в сторону, посмотрел на келью и, довольный результатом, торжественно произнёс:

— Ну, всё. Стены есть, пол и крыша есть, лежанки есть, дверь поставили, теперь и жить можно.

Варфоломей, убедившись, что дверь закрывается хорошо, повернулся к Стефану:

— Жить можно, а чем зимой греться будем?

— До зимы успеем и очаг сложить, и дрова заготовить, — не отрывая взгляда от кельи, ответил Стефан.

— До зимы церковь ещё надо освятить, — напомнил Варфоломей.

Стефан повернулся к брату:

— Дело молвишь, только осталось нам стол сработать да навес над ним, затем очистить двор от мусора. Как всё сие закончим, так и пойдём на Москву просить благословения святителя на освящение церкви.

— Ещё надо собраться в дорогу, путь дальний, дорога трудная, неизвестная.

— Пойдём тропами звериными до Радонежа. У Петра переночуем, запасёмся пропитанием, а оттуда на Москву. Там уже есть добрая дорога.

— А всё-таки много мы сделали, — удовлетворённо сказал Варфоломей, глядя на церковь.

— Много, брат, много, — ответил Стефан, обводя взором поляну.

Только теперь, когда самая трудная и неотложная работа была выполнена, они как будто заново увидели всё вокруг. Густой лес окружал поляну со всех сторон. Вековые деревья широкими, мохнатыми лапами нависали над церковью и кельей, осеняя их и шумя вершинами.

Закончив намеченные работы, Стефан и Варфоломей с котомками за плечами и посохами в руках отправились в Москву. На третий день они вышли из леса на широкое поле. Солнце подвигалось к зениту. В воздухе стоял зной, дождя давно не было. Разбитая конскими копытами и повозками дорога пылила, потому братья шли по самой её кромке, задевая покрытую пылью, ещё не примятую траву. Дорожная пыль была везде — и на чёрном подряснике Стефана, и на серой холщовой рубахе Варфоломея, и на сапогах. По сторонам от дороги лежали никогда не кошенные луга, ещё зелёные, с пятнами ярких цветов. Слева луг уходил вниз по склону, скрываясь в ложбине, на краю которой стоял лиственный лес; справа луг простирался до соснового бора. Дорога поднималась на небольшой холм, взойдя на который, братья встретили путника, идущего им навстречу. Был он средних лет, коренастый, крепкого сложения. Войлочная шапка едва прикрывала копну русых волос, борода и усы аккуратно разглажены. Одет в длинную холщовую рубаху, подпоясанную бечёвкой, и такие же порты. На ногах лапти, за спиной котомка, в руке посох — обязательная принадлежность каждого странствующего.

Поравнявшись с путником, братья поклонились ему.

— И вам здоровым быть, — ответил путник с поклоном. — Далеко ли путь держите?

— На Москву, к митрополиту, — ответил Варфоломей. — Скажи, добрый человек, много ль нам идти ещё?

— Да вон она, Москва-то, — путник повернулся назад и указал посохом, — с дороги не собьётесь, да и мимо митрополичьих хором не пройдёте, они самые высокие, на холме у реки.

Братья посмотрели, куда указывал путник, и увидели едва заметные крыши домов и главы церквей.

— Благодарствуем. Спаси и сохрани тебя Господь, — сказал Стефан.

Братья поклонились путнику, тот ответил им тем же и удалился в сторону леса.

— Скоро уж в Москве будем, — бодрым голосом произнёс Стефан.

Варфоломей кивнул в ответ, затем, осмотрев одежду свою и брата, заметил:

— Но мы не можем в таком виде явиться к митрополиту.

Стефан тоже посмотрел на свою одежду:

— Ты же слышал, его дом стоит на берегу реки, там и почистимся.

И братья быстрым шагом пошли в сторону Москвы.

Солнце уже садилось, когда они подошли к палатам митрополита. Все строения были обнесены высоким частоколом, собранным из заострённых брёвен. У ворот их остановил монах.

— Какая нужда привела вас сюда, странники Божии?

— Идём из Радонежа, — ответил Стефан с поклоном. — Есть у нас дело к митрополиту, хотим просить благословения на освящение церкви.

— Проводи их, — обратился монах к проходившему мимо брату.

— Идите за мной, — сказал тот и повёл через двор к лестнице, ведущей в покои митрополита.

Двор был просторный, выложен тёсом. Напротив ворот стояла церковь с высокой колокольней, рядом двухэтажные палаты митрополита, за ними хозяйственные постройки. Строения добротные, сложены из толстых брёвен, крыты лемехом. Во дворе трудились монахи, завершая дневные дела.

Стефан и Варфоломей остановились перед церковью, перекрестившись, низко поклонились.

Следуя за монахом, братья поднялись на второй этаж, прошли по крытой галерее, вошли в небольшую комнату. У окошка, едва пропускавшего тусклый дневной свет, за столом работал старец. Свеча в деревянном подсвечнике освещала его сосредоточенное лицо, скрытое седой бородой. Скудную обстановку в комнате дополняла длинная скамья у стены, над дверью в смежную комнату висела икона Христа.

Старец, не взглянув на вошедших, продолжал работать. Сопровождавший братьев монах что-то тихо сказал ему и вышел из комнаты.

— Ждите, — промолвил старец, не отрываясь от письма.

Братья терпеливо стояли у двери.

Поставив на листе точку, старец пошёл в палату митрополита. Вскоре он вышел и с лёгким поклоном пригласил:

— Митрополит Феогност ждёт вас.

— Благодарствуем, — дружно с поклоном ответили братья.

Перекрестившись перед входом, они вошли в палату и осмотрелись. Увидев иконы Христа и Богородицы, перед которыми теплилась лампада, братья снова перекрестились и низко поклонились.

В углах палаты стояли высокие кованые подсвечники с горевшими на них восковыми свечами. На аналое лежала открытая книга. У стены — длинная скамья с резной спинкой, над ней — три окна с цветными стёклами. Одна стена закрыта полками с книгами в кожаных и деревянных переплётах, здесь же нашли место свитки разных размеров, перевязанные лентами, пожелтевшие от времени и потрёпанные от частого чтения, и совершенно новые бесценные носители мудрости человеческой. Убранство покоев Варфоломей рассмотрел мгновенно; взгляд его остановился, когда он увидел митрополита, сидевшего в кресле, похожем на трон. По обе его стороны стояли два пожилых монаха. Стефан и Варфоломей опустились перед митрополитом на колени, склонившись в земном поклоне.

— Прости нас, отче, за дерзость, — произнёс Стефан, не поднимая головы, — дозволь обратиться с просьбой великой.

— Встаньте, дети мои, — ласково сказал Феогност.

Стефан и Варфоломей поднялись. Перед ними в кресле сидел уставший седой человек с окладистой бородой, длинными, аккуратно причёсанными волосами. Из-под косматых бровей на братьев смотрели внимательные глаза.

— Поведайте мне, кто вы, откуда и какова просьба ваша, — тихим голосом спросил митрополит.

Стефан, имея опыт монастырской жизни, взял на себя инициативу. Взглянув мельком на Варфоломея, он понял, что тот его одобряет. Варфоломей же, будучи весьма образованным в основах Православной веры, но не имея опыта общения с иерархами церкви, робел и потому был за это благодарен брату.

— Я, отче, инок Покровского монастыря, что в Хотькове, а это брат мой меньшой Варфоломей. Прошлой осенью, по велению души, имея желание посвятить свою жизнь служению Богу, мы с братом, по благословению настоятеля нашего монастыря игумена Митрофана, удалились в пустыню в лесах за Радонежем. Там провели мы зиму. За время то своими трудами поставили малую церковь и келью.

Феогност выслушал Стефана внимательно, с интересом и затем сказал:

— Похвально дело сие, совершаемое во славу Господа. Чего же вы теперь хотите?

— Теперь, отче святый, — продолжал Стефан, — просим мы твоего благословения на освящение храма сего, чтоб, живя в пустыне, могли мы молиться во славу Господа Бога нашего.

— И вы желаете вернуться в пустыню и продолжить тяжкий труд отшельников? — спросил Феогност с некоторым любопытством.

— Так, отче, — уверенно ответил Стефан.

Немного помолчав, Феогност по-отцовски спокойно и назидательно произнёс:

— Пустынножительство — дело тяжёлое и опасное. Не каждый может выстоять в поединке с силами зла, неизбежном при высочайшем подвиге отшельничества. Такой уединённый подвиг выдерживают только иноки, предварительно закалённые долгим пребыванием в монастыре, да и то не все. Ты уже в возрасте, имеешь жизненный опыт, облачён в иноческий образ. А что брат твой? Ведь он совсем молод. Давно ль он покинул отчий дом? Хватит ли ему сил и мужества?

— Ему, отче, уж двадцать один год. Всю жизнь свою пребывал он в послушании праведным родителям нашим, кои скончались прошлой осенью. Жизнь Варфоломея в родительском доме мало чем отличалась от монастырской. Молитва и пост, послушание и труд — всё, как в обители.

Феогност внимательно посмотрел на Варфоломея:

— Но для монашеского звания ему не хватает иноческого обета-клятвы отречься от мирских благ и всецело посвятить себя Всевышнему.

— Такую клятву, отче, я давно принёс в сердце своём, — ответил Варфоломей уверенно, глядя митрополиту в глаза, и поклонился.

— Иноческий постриг, сын мой, важен бесповоротностью, неотменяемостью, — произнёс митрополит тоном, каким увещевают детей.

Стефан пришёл на помощь Варфоломею:

— Отче, Варфоломей не по букве, но по духу был истинным монахом с младенчества, ещё во чреве праведной матери, воспринявшей подвиг молитвы и поста ради благодатного ребёнка. Отшельничество наше в сию зиму сразу показалось Варфоломею по плечу только потому, что домашняя обитель заменила для него житие среди иноческой братии.

— Сын мой, — обратился Феогност к Варфоломею, — хватит ли тебе сил продолжить столь трудный путь? В Евангелии от Матфея сказано: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».

Вы избрали трудный путь, дети мои, не всякий сможет его осилить, по слову апостола: «много званых, а мало избранных».

— Я твёрд на своём пути, отче, — тихо, но уверенно произнёс Варфоломей, не отводя глаз под взглядом митрополита.

— Надеюсь на упорство твоё, — так же тихо и твёрдо сказал Феогност.

Ободрённый словами митрополита, Варфоломей перехватил инициативу у Стефана:

— Отче, ещё сердечно просим освятить церковь нашу во имя Живоначальной Троицы.

— Хорошо, — согласился Феогност, — будет храм сей обителью Пресвятой Троицы. Благословляю вас, дети мои, на подвиг иноческий. Господь поможет вам и направит на путь истинный.

Митрополит встал и осенил братьев крестным знамением, потом повернулся к стоявшему рядом монаху:

— Отец Макарий, отправь с просителями священнослужителей, пусть возьмут с собой антиминс с мощами святых мучеников и всё потребное для освящения храма. По пути пусть зайдут в монастырь в Хотькове. Разумею я, игумену Митрофану надо идти с ними. А пока накормите гостей и устройте на ночлег.

— Всё выполним, отче, — ответил отец Макарий с лёгким поклоном.

Феогност посмотрел на Стефана, затем на Варфоломея и увидел в нём решительного, уверенного в своей правоте и в то же время мягкого человека. Задержав взгляд на лице юноши, Феогност ласково сказал:

— Спаси вас Бог, дети мои. Идите с миром.

Стефан и Варфоломей ещё раз поклонились митрополиту и вышли из покоев вслед за отцом Макарием.

Через несколько дней Стефан и Варфоломей в сопровождении двух монахов-священнослужителей покинули Москву. По дороге на Маковицу зашли в Хотьково за отцом

Митрофаном, и теперь впятером подходили к пустыньке. Солнце клонилось к горизонту. Впереди, выбирая дорогу, шёл Варфоломей, немного отстав от него, игумен Митрофан, за ними, один за другим, посланники митрополита. Шествие замыкал Стефан, сгибаясь под тяжестью объёмистой котомки. Варфоломей иногда останавливался у деревьев, выискивая зарубки, ждал спутников и шёл дальше. Еле заметная звериная тропа, петляя между деревьями по невысокому обрывистому берегу речки, вышла на поляну, от неё вверх по склону уходил густой лес. Здесь Варфоломей нашёл очередную зарубку и, ожидая спутников, осмотрелся. Это было то место, на котором они с братом купались, когда впервые пришли сюда, только тогда пылала золотая осень и стояла тишина, а теперь бушевало зелёное лето, звенели птичьи голоса.

Наконец спутники догнали Варфоломея, и он, указав рукой в сторону холма, сказал:

— Нам туда.

Увидев, что тропа ведёт вверх, игумен Митрофан остановился, опершись двумя руками на посох. Варфоломей внимательно посмотрел на него.

— Отче, ты не устал? — спросил он, кивнув в сторону поваленного дерева. — Может, присядешь, отдохнёшь немного?

— Скажи, сын мой, ещё долго идти нам? — спросил игумен.

— Нет, отче, осталось только подняться на этот холм, и там наша пустынь.

— Тогда я присяду, пожалуй, — старец вопросительно глянул на спутников. — Вы не возражаете?

— Нет, отче, — вразнобой заговорили монахи, — отдохнём немного. Да и столь прекрасной природой полюбуемся.

Игумен сел на поваленное дерево. Пользуясь случаем, стал расспрашивать пустынника:

— Скажи, сын мой, как ты находишь дорогу в таком дремучем лесу?

— На деревьях зарубки есть, — ответил Варфоломей, указывая на ствол дерева. — Их делал Стефан, когда ходил зимой в Радонеж.

— Ты тоже ходил с ним?

— Нет. Зарубки Стефан мне показал, когда мы в Москву шли.

— Когда, сын мой, поживёшь в лесу, научишься находить в нём дорогу без всяких зарубок.

Между тем оба монаха, зачарованные дивными картинами природы, не могли оторвать от них глаз.

— Красота-то какая! — с восторгом произнёс один из них. — Кругом лес дремучий, ни души, только зверушки да птички — твари Божии. Вот тебе и рай земной, только не библейский, а наш, русский.

— Да, всё-таки библейский рай списан с Русской земли, — задумчиво добавил другой.

Игумен посмотрел на них и тихо произнёс:

— Только Творец Всевышний способен создать такую красоту. И повелел Он нам хранить её и оберегать от врагов наших.

Немного посидев, игумен встал:

— Ну, малость отдохнули, пойдём дальше.

Варфоломей медленно двинулся вперёд на холм, иногда останавливаясь, чтобы дать передышку идущему за ним игумену.

Путники вышли на поляну.

— Вот, отче, место нашего уединения, — торжественно произнёс Варфоломей, указывая рукой на церковь и келью.

Он скинул свою котомку, помог Стефану и монахам снять их ноши. Всю поклажу сложил на пни, посохи поставил возле кельи. Схватил вёдра и побежал к реке.

— Пока присядьте, отдохните с дороги, — обратился Стефан к гостям, указывая на скамьи под навесом. — А я трапезу изготовлю.

Он принёс из кельи кремень, кресало, сухой мох, развёл костёр. Достал котёл и кружки, вынул из своей котомки сушёную рыбу, хлеб, зелень.

Вернулся Варфоломей. Налил воды в котёл и повесил его над огнём. Посмотрел на сгорбленные спины гостей, на их лежавшие на коленях натруженные руки и предложил:

— Отче, и вы, братья, пойдём, я солью вам свеженькой водички. — Взял второе ведро и кружку: — Сейчас смоете дорожную пыль, вам полегче будет.

Монахи достали из котомок полотенца, пошли за Варфоломеем. Немного отойдя от поляны, Варфоломей поставил ведро на землю и стал поливать гостям из кружки. Фыркая и отдуваясь, они старательно мыли лицо, шею, мокрыми руками разглаживали бороды. Было видно, как прохладная вода снимает с них усталость, как они приободряются под действием живительной влаги. Закончив умываться, монахи выглядели свежее, повеселели, впервые после окончания пути улыбнулись.

— Благодарим тебя, сын мой, за доброту твою, — молвил игумен, закончив вытирать бороду. — Дай Бог тебе здоровья и долгих лет жизни.

— Благодарствую, отче, — ответил Варфоломей с лёгким поклоном.

Гости повесили на ветки полотенца, подошли к столу. Помолившись, приступили к трапезе. Стефан бросил в кипящую воду пучок мяты. Немного подождав, он поставил перед каждым кружку с горячим и душистым напитком, приговаривая при этом:

— Отведайте заварочки мятной.

— Когда это вы мяту собрать успели? — поинтересовался один из монахов.

— Ещё дома Варфоломей заготовил, когда в пустыню идти собирался, — ответил Стефан. — Без мяты зимой нельзя, она и согреет, и хворь снимет.

Все взяли кружки и, дуя на них, не спеша стали пить обжигающую жидкость. Пили молча, наслаждаясь покоем и отдыхом. Один из монахов прервал молчание:

— Вы говорили, что с морозов тут живёте, как же вы зиму-то пережили? Не мёрзли?

— Нам мёрзнуть некогда было. Много трудились, да так, что пар валил. Огонь у нас в землянке был, тоже грелись, — оторвавшись от кружки, ответил Стефан.

— А чем питались? — полюбопытствовал другой монах.

— А много ль нам надо — краюха хлеба да кружка воды. Иногда рыбкой баловались, что в реке ловили, раза два ходили за пропитанием к брату в Радонеж. Да и лес не даст с голоду погибнуть, коль с ним в дружбе жить.

— Молились усердно, — продолжил Варфоломей, — вот Господь нам и помог совершить дело сие.

Игумен посмотрел на него:

— Воистину, сын мой, всё в руках Божиих. — Перекрестился и продолжил: — Благодарствуем за угощение, дети мои.

Все встали, прочитали молитву и вышли из-за стола.

— Отче, после пути долгого отдохнуть надо, — обратился Стефан к гостям. — Вам всем в келье устроено, а мы с Варфоломеем в землянке заночуем, так нам привычнее.

— Благодарствуем, сын мой, — ответил игумен с лёгким поклоном.

Проводив гостей, братья убрали со стола, забросали землёй костёр и пошли в землянку. Солнце опустилось по чистому небосклону, предвещая, что завтрашний день будет ясный и тёплый.

На следующее утро, помолившись, совершив утренние дела и закончив трапезу, гости стали готовиться к освящению храма. Взяв всё необходимое для таинства, двое монахов вошли в церковь.

Игумен Митрофан заметил Варфоломею:

— Сын мой, над входом в храм должен находиться образ Христа.

Пошёл в церковь, вынес икону, передал её Варфоломею и вернулся внутрь. Стефан принёс стоявшую у кельи лестницу и поставил её у входа в церковь.

Осторожно поднявшись по лестнице, Варфоломей поцеловал икону и бережно установил её в ковчег, заранее сделанный над дверью, и отнёс лестницу на прежнее место. Все склонились перед иконой в земном поклоне.

Из церкви вышел игумен:

— Войдите, дети мои, начнём обряд освящения храма Божия.

Церковь внутри освещалась дневным светом, проникавшим сквозь пустые проёмы окон, в которые братья пока ещё не успели вставить стёкла. У стен и по углам горели свечи на подсвечниках-треногах, изготовленных из тонких жердей. На полке у стены, где в церкви обычно расположен алтарь, помещались иконы Христа и Богородицы. В центре стоял аналой, сделанный из липового тёса.

Игумен Митрофан совершил обряд освящения церкви. Закончив, он торжественно возгласил:

— Церковь сия наречена во имя Святыя Троицы, основана благодатию Бога Отца, милостию Сына Божия и поспешением Святаго Духа.

Когда все вышли во двор, игумен подошёл к Стефану:

— Исполнили мы дело, нам порученное, пора в путь обратный.

— Отче, дорога дальняя, заночуйте здесь, — предложил Стефан, — а рано утром отправитесь в путь.

Один из монахов, услышав их разговор, подошёл к ним:

— Если отец Митрофан не возражает, мы пойдём теперь. До Хотькова, чай, вёрст десять, до захода солнца, разумею, уж там будем. В монастыре заночуем, а утром отправимся на Москву.

— Дорога домой всегда короче и легче, — молвил игумен, — пойдём сейчас.

— Воля ваша, отче, — Стефан пожал плечами. — Я провожу вас.

Гости и Стефан собирались недолго. Варфоломей помог гостям надеть на плечи котомки, подал посохи и с поклоном обратился к игумену:

— Отче, сердечно прошу, посещай иногда нашу церковь для совершения Божественной литургии. Не оставляй нас без благословения Божия.

Подошёл Стефан с теми же словами:

— Не забывай нашу пустынь, отче.

— Храни вас Бог, дети мои, — ответил братьям игумен и осенил крестным знамением их склонённые головы.

Перекрестившись, путники стали спускаться с холма вниз по тропе. Первым шёл Стефан, за ним игумен Митрофан, следом — монахи.

Когда процессия скрылась за деревьями, Варфоломей подошёл к церкви, опустился на колени перед иконой Христа и стал тихо молиться:

— Господи, Отец наш, какая радость видеть освящённым дом Божий! Теперь осталось мне и самого себя всецело уготовить в жилище Духа Святого, ещё с большей ревностью подвизаться в посте и молитве, в трудах и терпении.

Так была основана Свято-Троицкая Сергиева Лавра, столь прославленная впоследствии трудами и молитвами Преподобного Сергия Радонежского.

Прошло две недели, как Стефан ушёл провожать отца Митрофана. Варфоломей знал, что брат непременно зайдёт в Радонеж к Петру. Там жили его дети, с которыми он так редко встречался, отцовская душа тосковала о них. Варфоломей это понимал, потому не сердился на Стефана за долгое отсутствие и не ждал его скоро.

Заканчивался ещё один день жизни отшельника в одиночестве. Солнце клонилось к закату, его лучи едва пробивались на поляну. Варфоломей сидел за столом под навесом, перед ним лежала открытая книга. Уже который раз он читал Евангелие, стараясь глубже проникнуть в тайну текста. Прочитав очередную страницу, Варфоломей задумался. Услышав чутким ухом, привыкшим к тишине, шорох со стороны тропы, он перекрестился и замер в ожидании. На поляну вышел Стефан, за ним, немного отстав, Пётр. У обоих за плечами увесистые котомки. Едва увидев братьев, Варфоломей понял, что дорога для них была трудной. Стефан, ранее переносивший тяжести на дальние расстояния, выглядел менее усталым, чем Пётр, которому недавно исполнилось всего двадцать лет и для которого такая работа была непривычной.

Варфоломей помог братьям освободиться от их ноши.

— Слава Богу, вижу братца меньшого, вот радость нежданная и великая, — Варфоломей горячо обнял Петра.

— Я рад не меньше твоего, — ответил Пётр и с любопытством стал осматривать поляну.

— Как гости наши добрались? — спросил Варфоломей у Стефана после того, как они обнялись.

— Всё хорошо, — ответил Стефан. — В Хотьково пришли к вечеру, переночевали в монастыре. Утром монахи уехали в Москву, а я решил зайти к Петру. Когда собрался уходить, он стал просить меня взять его с собой.

— Долго пришлось его уговаривать, согласился только после того, как я пригрозил, что один пойду искать вашу пустынь.

— Если бы Стефан не взял тебя с собой, ты действительно пошёл бы искать нас? — Варфоломей с любопытством посмотрел на брата.

— Наверное, пошёл бы, — неуверенно ответил Пётр. — Уж больно хотелось мне посмотреть, как вы устроились в лесу диком. Дети тоже хотели пойти с нами, да не взяли мы их, малы они ещё, пусть подрастут, тогда, может, кто из них сам придёт к вам в ученики.

— Милости просим, пусть приходят. Как дома-то?

— Слава Богу, все живы и здоровы. Детки растут, учатся старательно. Екатерина всё по хозяйству хлопочет, прислала вам хлеба и другой снеди. Я книги принёс.

Пётр развязал котомку, достал книги и протянул их Варфоломею. Тот снял с ветки полотенце, вытер руки, смахнул со стола пыль, перекрестился, взял книги, как великое сокровище, поцеловал их и бережно положил на стол. Старший брат, стоявший рядом, посмотрел на Варфоломея, одобрительно кивнул, поднял свою котомку и пошёл в келью.

Варфоломей взял книгу верхнюю в стопке.

— Жития святых, — положил книгу рядом со стопкой, — святоотеческие писания, — положил рядом другую, — летописные сказания.

Посмотрев все книги, Варфоломей, полный благодарности за столь дорогой подарок, не скрывал восторга:

— Пётр, большей радости ты не мог мне доставить.

— Я знал, что потребно тебе более всего, — ответил брат и, как бы извиняясь, добавил: — Только вот больше книг не смог взять.

— От всего сердца благодарю тебя, брат мой любезный, — Варфоломей встал, повернулся к иконе Христа. — Спаси и сохрани его, Господи, — перекрестился и поклонился.

Пётр достал из котомки несколько маленьких мешочков и положил их на стол.

— А это что? — спросил Варфоломей.

— Екатерина передала вам кое-какие семена. Здесь репа, огурцы, капуста и ещё другие. Сами разберётесь, всё подспорье в пропитании будет.

— Передай ей великую благодарность и низкий поклон, добрая у тебя жена. Дай Бог всем вам здоровья и долгих лет жизни, а я буду за вас молиться.

Из кельи вышел Стефан с полотенцем в руках:

— Пётр, пойдём на реку освежимся с дороги.

Пётр вопросительно взглянул на Варфоломея.

— Иди, иди, а я пока трапезу приготовлю. Поедим, потом ты всё расскажешь о жизни вашей.

Братья ушли к реке, а Варфоломей вынес из кельи и положил на стол хлеб и стал разводить костёр, над которым висел котёл с водой.

На следующее утро, когда лучи солнца только слегка касались верхушек сосен, Варфоломей уже успел искупаться в реке и принести воды. Одно ведро он поставил рядом с котлом, стоявшим у кострища, другое понёс в келью. Одев длинную холщовую рубаху, подпоясался бечёвкой и пошёл в церковь.

Двор постепенно наполнялся солнечными лучами, пели птицы, природа просыпалась. Вышли, потягиваясь от сна, Стефан и Пётр.

— А где Варфоломей? — спросил, оглядываясь вокруг, младший брат.

— Наверное, на речку ушёл. Он строго следует учению апостола Павла: «Тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа». Потому каждое утро в любую погоду с ранней весны купаться ходит, а зимой снегом обтирается, закаляя здоровье, укрепляя дух свой и соблюдая чистоту тела.

Стефан подошёл к кострищу, увидел ведро, полное воды:

— На реке он уж был, знать, теперь в церкви на молитве.

— Нам тоже на молитву надо.

— Сперва умоемся да сон стряхнём, — Стефан взял ведро с водой, кружку со стола и пошёл к краю поляны.

— Полотенца возьми, — крикнул он, уходя за деревья.

Закончив утреннюю молитву, Варфоломей сходил в келью за кресалом и развёл костёр. Из-за деревьев вышли братья.

— Ранняя ты птаха, — сказал Варфоломею Пётр, вешая на ветку полотенце.

— Природа просыпается с восходом солнца, и человек должен, помолясь, труд свой начинать с утра раннего. Так Богом устроено. Идите в церковь, помолитесь, а я трапезу приготовлю.

— Идём, братец, идём, — поспешно ответил Пётр, направляясь вслед за Стефаном на молитву.

Когда они вышли из церкви, трапеза была готова, вода в котле кипела. Расправившись с нехитрым угощением, братья прочитали краткую молитву и вышли из-за стола.

— Пора мне домой, — с грустью произнёс Пётр, — жена и дети одни там, и дел много по хозяйству.

— Я провожу тебя, — сказал Стефан, — и покажу зарубки, они тебе пригодятся, коль надумаешь навестить нас. И отец Митрофан обещал быть у нас, по его просьбе я их ещё виднее сделаю.

— Давай обнимемся, брат любезный, когда ещё Бог даст свидеться, — тихо молвил Варфоломей.

Братья обнялись.

— Храни тебя Господь и жену твою, и деток. О нас не беспокойтесь. Первая зима была трудная, потом легче будет. Теперь у нас храм Божий есть, в трудную минуту к Богу ближе обратиться можем.

— И вас пусть хранит Господь и даст вам силы выстоять в испытании вашем.

Пётр и Стефан приладили котомки, взяли посохи и двинулись в путь. Варфоломей вслед осенил их крестным знамением.

Шёл седьмой день с тех пор, как Стефан и Пётр покинули Маковицу. Вечерело. Завершив дневные дела, Варфоломей сидел у костра, вырезал из липового поленца ложку и время от времени смотрел в сторону тропы, ожидая возвращения брата. Стефан пришёл перед самым заходом солнца.

— Проводил? — спросил Варфоломей, не прекращая работы.

— Проводил, — ворчливо ответил Стефан. — Обещал наведывать нас.

Варфоломей не обратил внимания на мрачный тон брата, решив, что он просто устал.

Стефан поставил у кельи посох, подошёл к столу, на котором лежали хлеб, овощи, рыба.

— Поешь, — предложил Варфоломей.

Стефан прочитал молитву, перекрестился, сел за стол.

Варфоломей зачерпнул из котла, висевшего над костром, горячей воды, поставил перед братом.

Стефан съел немного хлеба, попил воды, встал, перекрестился, снова сел в глубокой задумчивости, подперев руками подбородок.

Варфоломей подошёл к столу. Увидев хмурое лицо брата, присел напротив и участливо спросил:

— Что печалит тебя, брат мой?

Стефан, немного помолчав, негромко, сбиваясь, ответил:

— Как мы живём? Пустыня наша больно сурова и неприветлива. Одни труды да лишения. За всю зиму к нам никто не заходил. На далёкое расстояние нет ни сёл, ни дворов, ни пути людского. Кругом непроходимая чаща лесная с дикими зверями.

— Мы сами выбрали место сие, — с некоторым удивлением в голосе ответил Варфоломей.

— А с каким трудом мы достаём самое необходимое, — Стефан постепенно распалялся, голос его становился всё громче, он встал и вышел из-за стола. — Не выдерживаю я этих скорбей пустынных. Видно, не подготовлен я к ним своей предшествующей жизнью.

— Но ты был уже монахом в монастыре в Хотькове, — глядя на брата и пытаясь его успокоить и ободрить, сказал Варфоломей. — И здесь мы уже целую зиму прожили в одиночестве. Всё-таки справились.

Стефан действительно немного успокоился или просто не хотел огорчать брата, во всяком случае, голос его стал мягче и спокойнее.

— Утешаясь семейной жизнью, я ведь не думал о монашестве, а более того, о пустынных подвигах. Только тяжкое горе-смерть Анны побудила меня удалиться в обитель как в тихую пристань на море житейском. — Стефан прошёл вдоль стола, вернулся, остановился напротив брата. — Там, быть может, я и окончил бы дни свои, если бы не ты. Только твои усердные просьбы вызвали меня оттуда. — Стефан снова прошёлся вдоль стола. — Не успел я закалиться в иноческом терпении, — сказал он тихо и совсем спокойно.

Некоторое время Варфоломей сидел, поражённый услышанным, и невидящим взглядом смотрел на еду, лежавшую на столе. Всё ещё надеясь отвлечь брата от мрачных мыслей, он наконец произнёс:

— Спасибо тебе, Стефан, без тебя, без твоей поддержки я бы не вынес такого испытания, которому мы подвергались здесь. — Затем, глядя на брата, заговорил пылко, с надеждой в голосе: — Ты опытный, ты сильный, всё пройдёт. Зиму мы пережили, теперь лето. За лето мы окрепнем, приготовимся к новой зиме. Душа твоя успокоится в молитве.

Взгляды братьев встретились. Стефан отвёл взгляд, безнадёжно махнул рукой:

— Не утешай меня, брат мой, не сможешь ты укротить мою тоску. Дух уныния овладел мной. Не могу я больше, уйду отсюда.

— Как же ты оставишь меня одного? — голос Варфоломея дрогнул.

Он был готов ко всему: к любым испытаниям, лишениям и невзгодам, но только не к тому, что родной по крови брат-главный наставник и помощник оставит его одного так неожиданно, в самом начале нелёгкого пути. Варфоломей знал, что избранная им дорога будет трудной, но прошлой зимой он понял, что будет она гораздо труднее, чем он предполагал.

Варфоломей был в смятении. Мысли путались. Только одно в его душе было непоколебимо — никакие силы не свернут его с пути, навсегда избранного ещё в детские годы. Наконец одна чёткая мысль овладела им: он должен принять уход Стефана как ещё одно неизбежное событие в длинной череде предстоящих ему испытаний.

Варфоломей молчал. Стефан продолжал ходить около стола, ожидая ответа брата. Наконец он остановился, посмотрел на Варфоломея, взгляды их встретились. Стефану стало жалко младшего брата, и он сделал попытку подбодрить его.

— Ты и телом, и душой закалён с детства, — сказал Стефан мягким голосом. — Здесь сбывается твоя мечта. За зиму ты прошёл суровое испытание, выдержал его и многому научился. Ты справишься один. Господь тебя не оставит.

Варфоломей решил ещё раз попытаться уговорить Стефана. Он встал и с жаром стал его упрашивать:

— Умоляю тебя, не принимай быстрых решений, подумай ещё. Помолись Богу, Он направит тебя на верный путь.

Стефан почувствовал стыд за свой малодушный поступок, он решил далее не обострять обстановку и примирительно сказал:

— Хорошо, оставим всё до утра. Уже темно, пойдём спать.

Варфоломей собрал со стола еду и отнёс в келью. Стефан затушил костёр. Немного помолчав, братья пошли в церковь и до рассвета молились каждый о своём.

Утром, не возвращаясь к прерванному накануне разговору, братья сделали все необходимые дела, вместе помолились и теперь перед расставанием стояли у кельи.

— Что же ты за всё утро так ничего и не сказал? — тихо спросил Стефан.

— Понял я, что ты всё решил окончательно. Наверное, так надо. На всё воля Божия, — ответил Варфоломей, опустив глаза.

— Прости меня, брат мой любимый, спасибо тебе, — взмолился Стефан, едва сдерживая слёзы. — Прощай. Будь стойким. Верь в божественную силу, которая всегда придёт тебе на помощь в самую трудную минуту. Спаси тебя Господь и сохрани.

— Прощай, брат. Спасибо за поддержку и помощь. Дай знать через Петра, как устроятся дела твои дальше. А может когда и посетишь нашу пустынь.

Некоторое время братья стояли молча со слезами на глазах. Стараясь отдалить минуту расставания, каждый не находил в себе сил сделать это первым. Стефан никак не решался уйти и оставить младшего брата наедине с суровой природой, в то же время считал невозможным остаться. Варфоломей ещё не знал, как будет жить один в пустыне, хватит ли ему сил, но знал твёрдо, что от своей мечты, своего предназначения он никогда не отступит, какие бы препятствия и трудности ни возникли на его пути.

Молчание нарушил Стефан:

— Последний совет тебе: за лето заготовь себе в зиму снеди разной. Насуши трав целебных, грибов, ягод. Места здесь богатые, а что собирать, ты и сам знаешь. Вспомни, как мы ходили в лес с матушкой нашей и в селе под Ростовом, и в Радонеже.

Варфоломей попытался успокоить брата:

— Я всё помню и всё сделаю, не беспокойся обо мне. Если что, я к Петру пойду, — сказал он, чтобы брат о нём не волновался, хотя сам твёрдо знал, что никогда не покинет это место и не вернётся в мир. — А ты, когда будешь в Хотькове, поклонись могилам родителей наших. Ну, давай прощаться.

Братья обнялись, троекратно расцеловались, смахнули набежавшие слёзы. Стефан взял посох и ступил на тропу, возвращающую его к прежней жизни. Варфоломей осенил его вслед крестным знамением и ещё долго смотрел на тропу, которая увела брата в суетный мир.

Почти год старший брат делил с младшим все тяготы пустынножительства, нелёгкий труд с раннего утра до позднего вечера, голод и морозы зимой, пекло и мошкару летом. Более других невзгод Стефана одолевала болезненная нехватка общения. И вот теперь, несмотря на горячие просьбы Варфоломея, он оставил его одного в глухом лесу. В то время это было настоящее пустынное место. На далёкое расстояние его окружали густые непроходимые леса, населённые дикими животными, от робкого зайца до злого волка и страшного медведя. Далеко вокруг не было даже отдельных дворов, не то что поселений. К обители едва можно было пробиться еле заметной звериной тропой. В такой глуши кто стал бы посещать пустынника и приносить ему что-нибудь из жизненных припасов? Варфоломею оставалось надеяться только на собственные силы, редкие посещения младшего брата Петра и на молитвы всесильному и милостивому Господу, прося его о помощи и защите.

Так Варфоломей остался один в пустыне без сподвижника, без наставника и без помощника, с единым Богом вездесущим и никогда не оставляющим тех, которые для Него всё оставили.

«Два родных брата, — пишет блаженный Епифаний, — а между тем какая разница в произволении! Оба совещались жить в пустынном уединении, но один из пустыни ушёл в городской монастырь, а другой и самую пустыню обратил в город. Что казалось Стефану тяжким и нестерпимым, то было легко и приятно для Варфоломея, которого душа с детства пылала Божественным огнём. И Господь хранил его Своею благодатию среди пустыни, ограждал его Своими Ангелами на всех путях, и как сердцеведец, видевший его сердечные расположения, уготовлял в нём начальника многочисленной братии и отца многих обителей».

Воистину, Господь даёт каждому по силам его.

В начале сентября стояла тёплая солнечная погода, летела паутина, лето ещё не кончилось. С тех пор, как ушёл Стефан, поляна несколько преобразилась. Рядом с навесом, под которым стоял стол, Варфоломей соорудил навес для дров. На краю поляны лежали ошкуренные брёвна, ветки и щепки были собраны в кучи. Несколько пней он выкорчевал, но два у входа в келью оставил, на них он любил сидеть в редкие минуты отдыха. Над догорающим костром висел котёл с водой. День кончался. Варфоломей сидел и читал Священное Писание. Со стороны тропы послышался хруст веток. Варфоломей замер в тревожном ожидании. На поляну вышел игумен Митрофан. Варфоломей облегчённо вздохнул и быстро, чуть не бегом пошёл ему навстречу.

— День добрый, отче, — радостно воскликнул он и поклонился.

— День добрый, сын мой, — ответил игумен.

Варфоломей принял у гостя котомку и посох.

Несказанная радость переполняла душу Варфоломея, в том числе и оттого, что прервалось его одиночество, к которому он ещё не привык. Из него просто рвалась наружу благодарность к игумену Митрофану.

— Какое счастье, отче, что ты нашёл возможность посетить меня в моем уединении. Трудным ли был путь?

— Не сказать, чтобы уж слишком трудным. Однако зелень-то как разрослась. Едва находил зарубки, что Стефан оставил. Ну да Господь привёл меня к тебе.

Игумен поставил котомку на скамейку у стола. Развязав её, выложил хлеб, рыбу, огурцы, яблоки, зелень, свечи.

— Вот, братья передали тебе гостинцы.

— Благодарствую, отче. Дай Бог им всем здоровья.

Игумен достал из котомки полотенце, Варфоломей

спохватился:

— Сейчас, отче, я воды принесу, — пошёл в келью, вынес ведро с водой, взял со стола кружку. — Пойдём, отче, умываться.

Освежившись, игумен сел за стол.

— Как вода закипит, трапезничать будем, — сказал Варфоломей, подкладывая дрова в костёр.

Игумен, внимательно наблюдавший за Варфоломеем, заметил его радость и понял, что ему одиноко и что явился он вовремя.

— Пришёл я к тебе, сын мой, поддержать дух твой. Одному тебе труднее, чем было вдвоём с братом. Завтра отслужу Литургию, общение с Богом придаст тебе новые силы.

Варфоломей сел напротив игумена, посмотрел на него и робко сказал:

— Благодарствую, отче. Нуждаюсь я в подкреплении духа, особенно после ухода Стефана. — Тоска по брату всё ещё одолевала его. — Где-то он теперь, вспоминает ли меня?

— Стефан, как ушёл с Маковицы, недолго был у Петра в Радонеже, потом пришёл к нам в монастырь. Говорил, что Пётр обещал навестить тебя осенью.

Варфоломей повеселел:

— Так теперь Стефан в вашей обители?

— Нет. Пожил немного, потом покинул нас. Сказывал, что идёт на Москву в Богоявленский монастырь.

Вода в котле закипела. Варфоломей зачерпнул кружкой кипятку, поставил на стол, бросил туда пучок мяты.

— Отче, прошу отведать угощения скромного.

Помолившись, они приступили к трапезе.

На следующий день игумен Митрофан служил Литургию. После службы он пошёл в келью отдыхать — сказывались годы, и оставался там до вечерней молитвы. Варфоломей занимался хозяйственными делами.

После вечерней молитвы и трапезы игумен и Варфоломей сидели за столом. Всё вокруг располагало для душевной беседы. На поляну опускались сумерки, на небе стали появляться звёзды. Природа молчала, даря тишину и покой. Ярко горел костёр, освещая келью, церковь, деревья. От лёгкого ветерка пламя колыхалось, и казалось, что всё вокруг колышется. Проникшись отеческой заботой о судьбе Варфоломея, игумен решил ещё раз попытаться отговорить его от столь тяжкого испытания, которое могло оказаться не по силам молодой и неокрепшей душе. А если Варфоломей действительно твёрд в своих убеждениях, постараться помочь ему, предупредив о трудностях и дав совет, как их преодолеть. Опытный наставник понимал, сколь осторожно и мудро надо беседовать с молодым человеком, только начинающим суровую жизнь отшельника.

Говорил игумен тихо, неспешно, давая Варфоломею возможность воспринять и осмыслить услышанное.

— Хочу спросить тебя, сын мой, не решил ли ты вслед за своим братом покинуть место сие пустынное и возвратиться в мир?

— Нет, отче, — так же тихо, но твёрдо ответил Варфоломей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.