Подсказано жизнью

Подсказано жизнью

Подводя итоги летного дня в полку, я вынужден был написать приказ, выдержанный отнюдь не в розовых тонах. Общий налет оказался позорно мизерным. На двух самолетах были выявлены дефекты перед самым стартом. Машины, не сделавшие ни одного вылета, пришлось отбуксировать на стоянку.

Мы провели партийное собрание и на нем обсудили меры по улучшению организации летного дня. Коммунисты в один голос утверждали, что за шесть часов стартового времени они могут налетать в три раза больше, чем сейчас за целый день. Нужно только сократить перерывы между вылетами. А это можно сделать. В плановой таблице необходимо точно указывать время взлета каждого самолета. И если он по вине техника или летчика не вылетит в срок, отставлять его от полетов. Собрание затянулось до позднего вечера. Люди с интересом обсуждали все вопросы и вносили ценные предложения.

 — Эти предложения родились у нас не сегодня, — сказал Соколов после собрания. — Но для того чтобы уплотнить плановую таблицу, надо было кому-то взять на себя ответственность. Сами знаете: в авиации всякое бывает. Случись что-либо, пусть даже не по нашей вине, и поверяющие сразу же уцепятся за это «новшество». А тогда уж несдобровать.

Что ж, теперь было кому брать на себя ответственность. На другой день мы составили новую плановую таблицу. Еще один день Соколов затратил на то, чтобы довести ее до личного состава, и на организацию предстоящих полетов. Люди с интересом отнеслись к новшеству и по-боевому настроились на выполнение поставленных задач.

Полеты планировалось начать в шесть часов утра и закончить в двенадцать дня. Получалось, что завтра, пробыв на аэродроме не более восьми часов, люди придут домой после обеда. Кто же станет возражать против такого уплотнения рабочего дня? Поэтому каждый стремился заранее продумать свои действия, чтобы потом не потерять ни минуты и доказать возможность выполнения плана с большим налетом в короткое время.

Еще до восхода солнца мы с Соколовым заглянули на метеостанцию. Метеоролог доложил, что изменений погоды не ожидается. Соколов взглянул на часы, потом на стоянку и, размышляя вслух, сказал:

 — Вот-вот начнут прибывать техники и механики.

 — Пойдем, будем смотреть, как с самого начала дела пойдут, — сказал я командиру полка. — Если хорошо начнем, то не хуже и закончим.

В назначенное время к стоянке строем подошел технический состав. Из автопарка выезжали автомашины.

Послышалась команда инженера:

 — Надеть комбинезоны!

Соколов смотрел на все это с чуть заметной улыбкой удовлетворения.

Экипажи разошлись по самолетам, и механики стали «раздевать» машины, скатывая чехлы в аккуратные рулоны. Включились в работу автотягачи. Пока они вытаскивали самолеты со стоянки, дежурный проинструктировал стартовый наряд, а руководитель полетов осмотрел взлетно-посадочную полосу.

Но вот все подготовительные работы закончились. Два наиболее подготовленных летчика, получив указания командира полка, вылетают на разведку погоды. А остальные поэскадрильно уточняют полетные задания.

Особенно тщательно идет подготовка к контрольным полетам на выполнение штопора. На самолете со стреловидным крылом, а тем более на «спарке» делать ее трудно и небезопасно. Были случаи, когда введенная в штопор машина не подчинялась воле человека. Летчики неохотно выполняли эту фигуру, поскольку она не входила в боевой комплекс. И все-таки надо было им потренироваться, чтобы они в случае необходимости могли легко выйти из штопора.

В назначенный срок вернулись разведчики погоды. Летчики построились, чтобы выслушать последние указания командира, метеоролога и штурмана. Это заняло двадцать минут.

В шесть часов над стартовым командным пунктом взвился авиационный флаг — полеты начались. Самолеты ежеминутно взлетают и садятся, тягачи едва успевают буксировать их на заправку.

 — Вот это работа! — кричит Скрипник. — Настоящая, боевая!

Полеты шли строго по плану. Было видно, что мы не ошиблись в расчетах.

Секретарь комсомольской организации успел побывать на всех ответственных участках и теперь заканчивал выпуск боевого листка. В нем говорилось о положительном опыте и недостатках. Кое-кому придется полюбоваться на свою карикатуру.

Подошло время моего вылета.

 — Товарищ командир, самолет к полету подготовлен, — доложил старшина сверхсрочной службы Ткачук.

Самолет «надраен» до блеска, даже кое-где подкрашен. В такую машину приятно садиться, и летишь в ней будто вдвоем с техником.

Набрасываю лямки парашюта, застегиваю привязные ремни и включаю тумблеры на левой и правой панелях кабины. В наушниках послышались знакомый шумок и команды руководителя полетов. Стрелка настроенного радиокомпаса, сделав оборот, остановилась в направлении дальней приводной радиостанции. Запускаю двигатель. Опытный Ткачук, прильнув к борту кабины, внимательно следит за моими действиями.

Двигатель ровно вышел на обороты, и механик, спрыгнув с плоскости, убрал трап. Закрываю фонарь, герметизирую кабину и, опробовав двигатель, выруливаю на полосу.

Сейчас за моим самолетом следят все, кто находится на аэродроме. Прибавив обороты двигателю, отпускаю тормоза, и машина начинает разбег… Убедившись, что небо над аэродромом свободно, делаю круг, набираю скорость и снижаюсь до бреющего полета. На минимальной высоте прохожу вдоль полосы. В конце ее круто ухожу вверх и начинаю заранее намеченный комплекс пилотажа.

Я знаю, что сейчас за мной следят все, и вкладываю в полет все свое умение, каждую фигуру выполняю с особой тщательностью. От этого будет зависеть мой авторитет и как летчика и как командира.

Посадку произвожу точно в определенное время. Радостный Ткачук бежит меня встречать, показывая жестами путь руления.

 — Разрешите получить замечания о работе матчасти, — обращается он, когда я, выключив двигатель, открыл фонарь кабины.

Намеченный на день план полк выполнил. Когда руководитель спустил флаг и дал сигнальную ракету, возвестившую о прекращении полетов, люди, кажется, не хотели уходить с аэродрома. У них было желание работать еще и еще.

 — Товарищ командир, полеты закончены, план выполнен полностью, — доложил Соколов.

 — Поздравляю. Вот так и будем работать.

 — Теперь пойдет, главное — люди убедились, на что они способны, — заверил Соколов.

А тягачи уже увозили самолеты. Пройдет еще полчаса, и на стоянке останется только часовой.

 — В этом полку теперь все будет в порядке. Соколов — командир способный, на него можно положиться, — уверенно сказал Скрипник.

 — Завтра полечу к Королеву, займемся его хозяйством.

 — Там, наверное, придется потруднее.

 — Если учить с толком, вряд ли Королев станет упираться, — возразил я, — как только он узнает, что сегодня Соколов налетал за шесть часов стартового времени больше, чем за всю прошедшую неделю, он места себе не найдет.

Так оно и получилось. Правда, Королев уверовал в новую организацию не сразу. Когда я прилетел к нему в полк и поставил задачу на подготовку к показательным полетам, он выслушал меня внимательно, но восторга не высказал. Однако, разобравшись во всем пообстоятельней и уловив смысл нового планирования, он осторожно сказал:

 — Разрешите, я сам спланирую, а вы проверите. Этого-то я и добивался.

К вечеру плановая таблица была готова. Намечалось налетать часов больше, чем обычно.

 — Выжал, товарищ командир, все что можно, — торжественно доложил Королев.

Но когда я, проверив план, немного увеличил налет, он тихо сказал:

 — Если мы его выполним, бороду сбрею.

 — Считай, что бороды у тебя уже нет, — ответил я, — твои гвардейцы и на большее способны.

Весь следующий день мы занимались подготовкой к полетам, добиваясь глубокого усвоения задания каждым летчиком, техником и водителем. Опытный инженер полка Журавлев вникал буквально во все подробности, строго контролируя работу каждого специалиста.

Тщательная предварительная подготовка дала отличные результаты. План полетов полк выполнил. Но Королев упросил оставить ему бороду, обещая добиться еще больших успехов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.