Канва жизни Иосифа Бродского Даты. События. Комменты

Канва жизни Иосифа Бродского

Даты. События. Комменты

Скорее даже не канва, а компендиум жизни ИБ, но в отличие от официальных и академических хронологий сделан упор на значительные и знаковые явления – опять-таки скорее судьбы, чем жизни Бродского. Отдельные параграфы прокомментированы или проиллюстрированы в соответствии с драйвом и концепцией книги, конспектом которой эта «канва жизни» является, а потому даны ссылки не только на тексты ИБ, но и на соответствующие главы этого издания. Личный элемент в отборе фактов и их трактовке неизбежен: жизнь ИБ дана глазами его питерских друзей Владимира Соловьева и Елены Клепиковой. Тот же, к примеру, турнир поэтов – Бродского, Евтушенко и Кушнера – в нашей ленинградской квартире, единственное, а потому историческое совместное выступление трех этих поэтов (вместе с его гипотетическими последствиями) представляется автору куда более важным, чем указываемые в хронологиях присвоение почетных званий, случайные знакомства, встречи и совместные выступления ИБ с другими поэтами. Зато сведены к минимуму перечисления полученных Бродским наград, премий, званий. Кто знает, может такая субъективная точка отсчета – plane of regard, как говорил покойник – приближает нас к объективному абреже его жизненного маршрута, который в его случае оказался судьбоносным.

24 мая 1940. В Ленинграде в клинике профессора Тура на Выборгской стороне родился Иосиф Бродский, единственный ребенок в мещанской еврейской семье фотографа Александра Ивановича Бродского (1903–1984) и бухгалтера Марии Моисеевны Бродской (в девичестве Вольперт, 1905–1983). Несмотря на то что прадед по отцовской линии был из кантонистов, ребенок был по настоянию матери тайком обрезан и также тайком крещен приходящей няней – по нулям. Или как писал поэт-искровец Дмитрий Минаев, хотя совсем по другому поводу:

«…вдвойне убийственный обряд: как христиан их здесь крестят и как евреев обрезают». Назван Иосифом в честь Сталина, портрет которого висел над его детской кроваткой до самой смерти вождя. До восьми лет рос без отца, пока тот служил в армии с начала войны до 1948. После его возвращения отношения между отцом и сыном не сложились, сплошь конфликты: чуть что, старший Бродский хватался за ремень. «…чья речь уже давным-давно чуждается любых глубин духовных», – напишет ИБ об отце в неоконченном стихе. Отношения с матерью – на сугубо физиологически-кулинарном уровне. Безлюбая и бездуховная семейная атмосфера травматически действовала на ИБ и способствовала его нервическим приступам и фобиям, когда, его словами, «психика садится».

И вослед Акутагаве Рюноскэ повторял: «У меня нет принципов – одни нервы». В детстве его преследовал страх одиночества, на которое он был обречен пожизненно при всей многолюдности его «взрослого» окружения. Позднейшая – не скажу идеализация – скорее мифологизация родаков, особенно post mortem, когда они с разницей в год умерли в Ленинграде, так и не свидевшись с единственным сыном после его вынужденной эмиграции – это, конечно же, типа некролатрии, тоски по родительской любви, которой у него никогда не было. См. стихотворения «Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга…» (1985), «Памяти отца: Австралия» (1989) и эссе «Полторы комнаты» (1985). Измена любимой, но не любящей его женщины, предательство близкого друга, непризнание его поэтического таланта, а потом зависть коллегоднокорытников и прочие схожие факторы усугубили детскую эту фрустрацию и сформировали из ИБ отъявленного анахорета и мизантропа:

«Кровь моя холодна. Холод ее лютей реки, промерзшей до дна. Я не люблю людей». С малолетства ИБ привык полагаться только на самого себя. См. главу «Апофеоз одиночества» в этом издании.

21 мая 1942. Мария Моисеевна Бродская с двухлетним сыном эвакуируется на транспортном самолете из блокадного Ленинграда в Череповец.

1944. Возвращение из эвакуации в Ленинград.

1 сентября 1947. Ося Бродский поступил в школу № 203 на улице Салтыкова-Щедрина (Кирочной). После третьего класса перешел в школу № 196 на Моховой улице, а спустя еще несколько лет пошел в школу № 181 в Соляном переулке в седьмой класс, в котором остался на второй год из-за четырех двоек – по точным наукам и по английскому. Перешел в школу № 286 на Обводном канале, а потом – в школу № 289 на Нарвском проспекте, которую бросил, уйдя из восьмого класса. В школе рутинно сталкивается с антисемитизмом, что усугубляло его одиночество и изгойство. «Когда меня спрашивали про мою национальность, я, разумеется, отвечал, что я еврей. Меня и спрашивать не надо, я “р” не выговариваю». Оскорбляли самыми разными способами – от бессмысленной дразнилки «Жид, жид, кровожид, по веревочке бежит, а веревка лопнула и жида прихлопнула» до скороговорки «На горе Арарат растет крупный виноград», которую Осе ну никак было не повторить из-за картавости. Не тогда ли возникло у него обостренное, болезненное отношение к своему еврейству, когда он обвинял в антисемитизме родителей его возлюбленной Марины Басмановой, своего соперника Диму Бобышева и даже Мишу Шемякина – вот уж без вины виноватый? «Я – еврей по крови, русский поэт и американский гражданин», – определял ИБ координаты своей личности. См. главу «Плохой хороший еврей». За восемь с небольшим лет сменил пять школ. На этом его формальное обучение заканчивается. Во всем остальном – самоучка. Образовывался, как он сам говорил, by osmosis (осмотически). Включая секс: с уходом из школы в 1955 году совпало его первое соитие – в 15-летнем возрасте.

Сентябрь 1955. Бродские переезжают в дом Мурузи на улице Пестеля (Пантелеймоновская) – д. 27, кв. 28 на втором этаже – «полторы комнаты» в большой коммунальной квартире, где у Оси появляется искусственно огороженное пространство – его «берлога». Здесь он прожил без малого 17 лет, вплоть до своей эмиграции, о чем сообщает установленная на здании мемориальная доска. О встречах ВС и ЕК с ИБ в его «берлоге» см. главы «Бродский – это я!» и «Сравнительные жизнеописания не по Плутарху» Владимира Соловьева и «Возвращение к Бродскому» Елены Клепиковой.

1956. Поступает фрезеровщиком на завод № 671 (бывший «Арсенал»). Как в школах, меняя одну на другую, так и в своей трудовой деятельности ИБ был «летуном», переходя с работы на работу, его трудовая книжка пестрит штампами: санитар в больнице, а потом помощник прозектора в морге (анатомировал трупы), кочегар в бане, истопник в котельной, матрос на маяке и проч. С 1956 по 1963 год ИБ сменил 13 рабочих мест, что и ставилось ему в вину на суде по обвинению в тунеядстве. Как и то, что за эти восемь лет он проработал всего 32 месяца.

1957. Поздний поэтический дебют – первые опыты стихосложения в 17 лет.

Лето 1957, 1958, 1959, 1961 и 1962 – сезонная работа в геологических экспедициях. Первые два года – в Архангельской области, куда будет позднее сослан, как тунеядец, на принудительные работы, а также в Южной Якутии, где покупает том стихов Баратынского, ставшего его любимым поэтом, в Восточной Сибири, в Северном Казахстане, в каспийских степях, на Дальнем Востоке.

1959–1960. Знакомство с Евгением Рейном, Дмитрием Бобышевым, Владимиром Уфляндом, Булатом Окуджавой и композитором Борисом Тищенко, у которого позже (январь 1962) ИБ уведет невесту – художницу Марину Басманову.

14 февраля 1960. Выступление молодых поэтов в ДК им. Горького на пл. Стачек у Нарвских ворот. Скандал после чтения Бродским «Еврейского кладбища». Первые вызовы в КГБ с профилактическими беседами.

Апрель 1960. Знакомство с Борисом Слуцким, который из современных русских поэтов оказал на ИБ самое сильное влияние. Ему близка его поэтика и тематика, особенно еврейская.

Лето 1960. Путешествие на Тянь-Шань, где дважды тонул – переходя горную речку и пытаясь пройти под скалой.

Конец декабря 1960. Самарканд. Недоосуществленный план угона самолета в Иран.

7 августа 1961. Совместная с Рейном поездка в Комарово, где ИБ знакомится с Ахматовой в ее «будке». Начало дружбы ИБ с Ахматовой и формирование вокруг нее «волшебного хора»: Бобышев, Бродский, Найман, Рейн. «Младший Ося», называют его АА и Надежда Яковлевна Мандельштам. См. главу «Анна, Иосиф и сэр Исайя».

Осень 1961. Работа лаборантом на кафедре кристаллографии Ленинградского университета.

2 января 1962. Борис Тищенко знакомит ИБ с художницей Мариной (Марианной) Басмановой, двумя годами его старше. Возлюбленная и муза Бродского, будущая мать его сына Андрея, такого же непутевого в смысле школьной прилежности (Марина возила его в школу на такси – а что ей оставалось?), но без гения его отца, т. е. без никакого возмещения. Ну да, на детях гениев природа отдыхает. Их неистовый роман, на измор, с изменами, расставаниями, скандалами, вспышками и затиханием страсти, продлится шесть лет: «Ты – ветер, дружок, я – твой лес…». Амок: единственная в жизни Бродского любовь, адресат его прекрасной любовной лирики – М.Б., которой ИБ выдал пропуск в вечность своими стихами. См. его книгу «Новые стансы к Августе» и главу «Хроническая любовь. Реконструкция на четыре голоса» в этом издании.

29 января 1962. Арест и два дня во внутренней тюрьме КГБ.

10 мая 1962. Очередной скандал на выступлении ИБ – на этот раз после чтения поэмы «Зофья» в Красной гостиной Дома писателей.

29 ноября 1963. Фельетон «Окололитературный трутень» в «Вечернем Ленинграде», где Бродскому приписано авторство двух стихотворений Бобышева – сигнал к травле ИБ.

Конец декабря 1963. Во избежание ареста бегство в Москву, Новый год встречает в психбольнице им. Кащенко, чтобы получить свидетельство о психической неустойчивости, откуда на следующий день сбегает в Ленинград, узнав, что его девушка Марина Басманова путается с его другом Димой Бобышевым, которому он поручил ее пасти в его отсутствие, и встречала с ним Новый год на даче в Зеленогорске, где подожгла занавески. Символическая метафора, наподобие сжигания мостов, да?

4 января 1964. Объяснение между Бобышевым и Бродским. Попытка самоубийства – ИБ режет себе вены.

8 января 1964. Подборка писем в «Вечернем Ленинграде» с требованием суда над «тунеядцем Бродским».

13 февраля 1964. Арест ИБ на улице, сопровождаемый антисемитской бранью милиционеров, что действует на Бродского сильнее, чем арест. На следующий день в камере у него случился первый сердечный приступ.

18 февраля 1964. Первое заседание суда, который по неадекватной просьбе адвоката направляет ИБ на трехнедельное обследование в психушку на Пряжке. Три дня – в отделении для буйно помешанных.

«Мне делали жуткие уколы транквилизаторов. Глубокой ночью будили, погружали в ледяную ванну, заворачивали в мокрую простыню и помещали рядом с батареей. От жара батарей простыня высыхала и врезалась в тело».

13 марта 1964. На втором заседании суд приговорил ИБ к пяти годам принудительных работ. Спустя 10 дней, после отсидки в «Крестах» (вблизи от «Арсенала», где ИБ вкалывал), он этапирован под стражей в «столыпине», тюремном вагоне, в Архангельскую область, где селится в деревне Норенская Коношского района в бревенчатой избе в одну 12-метровую комнату с крошечным окошком и без никаких удобств: ни газа, ни электричества, ни водопровода, а уборной не было даже во дворе. Тем не менее: «Один из лучших периодов в моей жизни. Бывали и не хуже. Но лучше, пожалуй, не было».

Знаменитые слова Ахматовой в связи с арестом – судом – ссылкой Бродского «Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он кого-то нарочно нанял», – говорит его старший друг с очевидным оттенком зависти, а АА завидовала даже похоронам Пастернака.

1964–1965. Работает разнорабочим, бондарем, кровельщиком, возницей, грузчиком и пастухом. Несколько побывок в Ленинграде. Самообразование Бродского в ссылке, включая знакомство с английской поэзией с ее формирующим влиянием на его стихи. В Норенской его навещают родители и друзья, однако самым знаковым в его судьбе стал приезд Марины Басмановой, а вслед за ней Димы Бобышева. Бурный скандал и совместный их отъезд из Норенской.

1964–1965. Коллективные письма в защиту Бродского и в опровержение его хулителей. Среди подписантов – автор этой книги. В защите ИБ участвуют такие столпы советской культуры, как Шостакович, Маршак, Чуковский, Паустовский, Твардовский, Юрий Герман. Письму Жана Поля Сартра председателю Верховного Совета Анастасу Микояну от 17 августа 1965 года суждено было сыграть решающую роль в освобождении ИБ. Сделанная Фридой Вигдоровой запись суда печатается в престижных иностранных газетах и журналах, по ней ставится радиоспектакль на Би-би-си. К Бродскому приходит международная слава, которую ему предстоит еще отработать: стихами.

1965. – В Нью-Йорке без ведома автора вышла первая книга Бродского «Стихотворения и поэмы», сделанная по неавторизованным самиздатным спискам.

23 сентября 1965. Официальное освобождение ИБ, однако он едет сначала не в Ленинград, а в Москву, где живет у своего друга Андрея Сергеева, а Евгений Евтушенко устраивает ему выступление в МГУ.

Октябрь 1965. Прибыв в Ленинград, ИБ первым делом явился к Ахматовой и, по чистой случайности, мы с ним там встретились: он открыл мне дверь, а пришел я за сигнальным экземпляром «Бега времени» с рисунком Модильяни на обложке. Мы обнялись с Осей, хотя тогда еще друзьями не были. Он поблагодарил меня за то, что я подписывал письма в его защиту, но как-то, мне показалось, Бродский отнесся ко мне ревниво. Было это за полгода до смерти АА. См. главу «Анна, Иосиф и сэр Исайя» в этом издании.

26 октября 1965. Иосиф Бродский и Владимир Соловьев приняты в так называемую «профгруппу» при ленинградском отделении Союза писателей, что позволяет его членам не работать и при этом не быть обвиненными в тунеядстве. Начало тесных отношений между нами – отчасти благодаря регулярному общению в этом жидовском предбанничке для писательского молодняка. Помню, нас мобилизовали на выборы: чтобы поторапливать нерадивых избирателей, дабы те, не мешкая, проголосова ли за блок коммунистов и беспартийных, демонстрируя гражданскую свою активность. У каждого из нас был свой участок, свои пять-шесть домов, и в штабе висела диаграмма, которая, намекая на не объявленное соревнование между нами, должна была поторапливать уже нас, агитаторов, и я помню необычайную Осину активность, словно он демонстрировал советской власти, на что он способен, и его дом? проголосовали первыми, Бродский их мобилизовал, уговорил, сагитировал – и гордый своей победой первым покинул избирательный участок. См. главу «Три поэта» в этом издании.

1966 – до самой эмиграции. Регулярные наезды в столицу. В июне 1966 года Евтушенко приглашает ИБ читать стихи вместе с ним, Ахмадулиной и Окуджавой в МГУ, а также в ФБОНе (Фундаментальной библиотеке общественных наук) и на переводческой секции Союза писателей. Успеха его выступления не имеют, а одно кончается полным провалом.

1967. Лондонское издание неавторизированного сборника переводов «Joseph Brodsky. Elegy to John Donne and Other Poems. Tr. by Nicholas Bethell».

8 октября 1967. Рождение у ИБ и МБ Андрея Басманова, неудачная попытка совместного семейного житья (у художника Эдика Кочергина) и спустя несколько месяцев, в начале января следующего года окончательный разрыв шестилетних отношений.

Осень 1968. ИБ читает Елене Клепиковой и Владимиру Соловьеву «Письмо в бутылке», произведя на нас сильнейшее впечатление. Еще через несколько дней знакомит с рукописью «Остановки в пустыне».

Собственно, с этого времени наше с ним приятельство переходит в дружбу с регулярными встречами.

Передача в Америку книги «Остановка в пустыне» через переводчика Джорджа Клайна. Книга выходит в 1970 году в Нью-Йорке в издательстве им. Чехова, возобновленном бизнесменом Эдвардом Клайном.

Декабрь 1968. Очередная попытка фиктивного брака для отвала за кордон – на этот раз с британкой Фейт Вигзел.

Сентябрь 1969 – май 1972. С самого основания молодежного журнала «Аврора» до отъезда из России ИБ регулярно посещал редакцию, благо она находилась в десяти минутах от его дома. Кабинет редактора отдела прозы Лены Клепиковой – место схода молодых писателей Андрея Битова, Иосифа Бродского, Виктора Голявкина, Сережи Довлатова, Жени Евтушенко, Саши Кушнера, Владимира Соловьева, Бориса Стругацкого и др. Лена Клепикова дает Бродскому «для прокорма» рукопись на внутреннюю рецензию. Попытка напечатать в журнале подборку его стихов, предпринятая по инициативе главреда и при поддержке властей, кончается неудачей: подборка зарублена редколлегией.

См. об этом главу Елены Клепиковой «Бродский – там и здесь».

1968–1972, 20–25 февраля. Совместные дни рождения Елены Клепиковой и Владимира Соловьева, на которых представлен цвет молодой ленинградской интеллигенции, за что ИБ прозвал наш дом «оазисом в пустыне». Бродский всегда приходил без подарка, но лучшим подарком был он сам, когда читал стихи. На один из таких наших дней рождения он преподнес нам поздравительное стихотворение, одно из лучших у него в жанре «стихов на случай».

Конец сентября 1970. Ночь в доме Мурузи. После банкета в первую годовщину журнала «Аврора», заполночь, Владимир Соловьев, пусть в подпитии, но остро переживая отсутствие на этой литературной мишпухе Бродского, требует от Лены Клепиковой и Саши Кушнера, чтобы они вели его «к Осе», паче он живет рядом. Нагрянув нежданно-негаданно «к поэту в гости», мы проводим у него целую ночь в разговорах, до рассвета. Бродский читает свое новое большое стихотворение «Post Aetatem Nostram», начиная с первой строки «Империя – страна для дураков». См. стилизованный рисунок Сергея Винника «Иосиф Бродский и Владимир Соловьев в „Авроре“» и мемуар Елены Клепиковой «Возвращение к Бродскому».

Весна 1971. Когда именно – точно не помню, у нас дома состоялся этот турнир поэтов – Евтушенко, Кушнер, Бродский. Никогда до и после эти три поэта не встречались. Победителем из него, само собой, вышел ИБ. Благожелательный и по натуре добрый Женя Евтушенко отнесся к его победе легко, зато Саша Кушнер воспринял как свое поражение и затаил обиду, и она при нем пребудет до могилы. Подробности наших «квартирников» описаны в главе «Три поэта».

Июнь и ноябрь 1971. С подозрением на злокачественную опухоль в больнице на Охте у Финляндского вокзала и операция геморроя (а не грыжи, как ошибочно указано в его био) в больнице в Сестрорецке, когда ИБ под наркозом уполз с операционного стола: сознание отключено, а страх нет. Ложась в больницу, он пришел к Лене Клепиковой прощаться навсегда: «До встречи… на кладбище». Когда я пришел к нему в сестрорецкую больницу, ИБ упрекнул меня, что я прихожу к нему только, когда ему плохо, что было не так. См. главы «Бродский – это я!» и «Сравнительные жизнеописания не по Плутарху» в этой книге.

31 марта 1972. Рождение Анастасии Кузнецовой, дочери ИБ и балерины Марии Кузнецовой.

Май 1972. Вызов из Израиля, вызов в ОВИР, получение выездной визы.

2 июня 1972. Прощальная, со слезами «бесслезного» Бродского, встреча Владимира Соловьева и Елены Клепиковой с ИБ, который знакомит нас с открытым письмом Брежневу, хотя оно датировано днем отлета из России: «От зла, от гнева, от ненависти – пусть именуемыми праведными – никто не выигрывает. Мы все приговорены к одному и тому же: к смерти. Умру я, пишущий эти строки, умрете вы, их читающий. Останутся наши дела, но и они подвергнутся разрушению. Поэтому никто не должен мешать друг другу делать его дело. Условия существования слишком тяжелы, чтобы их еще усложнять». Подробности в помещенных в этом издании главе 9 из «Трех евреев» Владимира Соловьева и в главе «Возвращение к Бродскому» Елены Клепиковой.

4 июня 1972 года. Прилет в транзитную для советских эмигрантов Вену, откуда они отправлялись в разные концы света.

6 июня 1972. Встреча с Уистаном Оденом в Кирхштеттене, недалеко от Вены. Формальный характер встречи: не только здоровье, но и личность Одена разрушена алкоголем, жить ему осталось чуть больше года, а разговорный английский Бродского был тогда на нуле. Тем не менее, этот разговор глухонемых произвел на Бродского сильнейшее впечатление.

19 июня 1972. Встреча в клубе «Атенеум» в Лондоне с сэром Исайей Берлином, другом Пастернака, любовником Ахматовой и покровителем Бродского. См. главу «Анна, Иосиф и сэр Исайя».

21–23 июня 1972. Участие в Poetry International, Международном поэтическом фестивале в Лондоне.

9 июля 1972–1996. Прибытие в Детройт. США. С тех пор многочисленные интервью, творческие встречи с читателями, поэтические фестивали, литературные конференции, симпозиумы, коллоквиумы, путешествия по Америке и Европе.

Осень 1972–1996. – Семинар русской поэзии и курс поэтики в Мичиганском университете, Энн-Арбор, куда его устраивает Карл Проффер в качестве Poet-in-Residence с годовой зарплатой $12 000.

(Столько же, к слову, мы с Леной Клепиковой получим через пять лет от Куинс-колледжа вскоре по приезде в Америку – в качестве ScholarsinResidence.) С тех пор и до самой смерти ИБ не прекращает преподавательскую деятельность – в Куинс-колледже, Нью-йоркском и Колумбийском университетах, в консорциуме Пяти колледжей, расположенных по соседству в Массачусетсе, где ежегодно вел весенний семестр до конца жизни, в Кембридже по приглашению сэра Исайи и проч. Основной источник его относительного материального благополучия. Отзывы о Бродском на кафедре противоречивые, в основном отрицательные. См. главу «Голова профессора ИБ» в этом издании.

25 декабря 1972. Первая поездка на Рождество в вымечтанную с питерской юности Венецию. «И я поклялся, что если смогу выбраться из родной империи, то первым делом поеду в Венецию, сниму комнату на первом этаже какого-нибудь палаццо, чтобы волны от проходящих лодок плескали в окно, напишу пару элегий, туша сигареты о сырой каменный пол, буду кашлять и пить, и на исходе денег вместо билета на поезд куплю маленький браунинг и не сходя с места вышибу себе мозги, не сумев умереть в Венеции от естественных причин». Joseph Brodsky. Fondamenta degli Incurabili («Набережная неисце лимых»).

1974. Знакомство с Либерманами. Алекс, знаменитый художник, скульптор, фотограф, глава (почти полвека) медиаимперии «Conde Nast Publications», куда входят такие престижные издания, как «Вэнити Фэр», «Мадемуазель», «Вог», «Травелер», «Хаус энд Гарден» с их миллионными тиражами. Татьяна – б. Яковлева – да, та самая последняя любовь Маяковского и адресат его предсмертной любовной лирики.

А уж Либерманы перезнакомили ИБ с «everybody who was anybody».

Одним словом, страна Либермания. «Помяните мое слово, этот мальчик получит Нобелевскую премию», – предсказала Татьяна при первом знакомстве, услышав его стихи. К этому следует добавить, что Либерманы немало поспособствовали, чтобы Бродский ее получил. Как и другие випы нью-йоркского истеблишмента – такие, как писатель и публицист Сьюзен Зонтаг и издатель Роджер Страус, друзья ИБ.

12 мая 1976. Избрание в Американскую академию наук и искусств.

13 декабря 1976. Обширный инфаркт. Новый год проводит в больнице.

Январь 1977. Выход в «Ардисе», Энн Арбор, двух книг – «Конец прекрасной эпохи» и «Часть речи».

Июнь 1977. Переезд в дом № 44 на Мортон-стрит, Гринич-Виллидж, основное место его пребывания в Нью-Йорке, вплоть до 1993-го.

Очень гордился своим двухкомнатным полуподвальчиком с выходом в личный садик и тяжело переживал вынужденный женитьбой и семейными обстоятельствами переезд в Бруклин. Мортон-стрит через пару кварталов упирается в набережную Гудзона, куда через несколько дней после нашего приезда и привел автора этой книги Бродский полюбоваться видом. См. иллюстрации.

Сентябрь 1977 года. Сразу после приезда Владимира Соловьева и Елены Клепиковой на ПМЖ в Америку, ИБ приходит к нам в отель «Люцерн» на Манхэттене, рядом с Центральным парком, дарит свои новые книжки «Конец прекрасной эпохи» и «Часть речи», ведет в ресторан, читает стихотворение «Пятая годовщина» – ровно столько лет прошло со времени его отвала из СССР и, по совпадению, те же пять лет отделяют наш отъезд от его отъезда (см. и ср. две выездные визы среди иллюстраций). Жалуется на боли в сердце и говорит, что в следующем месяце принесет клятву, как натурализованный гражданин США (11 октября в Детройте).

Декабрь 1977. На Рождество Бродский снова приезжает в Венецию, на этот раз со своей подругой Сьюзен Зонтаг, не только знаменитой писательницей, но и влиятельной фигурой нью-йоркского истеблишмента. Они наносят визит вдове Эзры Паунда Ольге Радж, которая пытается убедить их, что ее покойный муж стал фашистом, потому что был италофилом, но никогда не был антисемитом, в чем американские посетители сильно сомневаются. Зацикленный на еврейском вопросе с детства (понять его можно!), ИБ полагает, что никакого суда над Эзрой не было, если бы он ограничился радиопризывами к американским солдатам сдаваться в плен, и применяет к нему формулу Одена: «Сначала дать Нобелевскую премию за стихи, а потом на электрический стул за предательство». С другой стороны, именно американские писатели, по преимуществу евреи, добились более снисходительного приговора для Эзры: вместо смертной казни – заточение в монастырь.

Знал бы ИБ, что вечность он будет делить рядышком с антисемитом: могила Бродского на Сан-Микеле в изножии могилы Эзры Паунда!

Подробности в главе «Два Бродских» в этой книге.

Начало декабря 1978. Операция на сердце – шунтирование.

23 мая 1979. Избран членом еще одной Американской академии – American Academy and Institute of Arts and Letters.

1979. Ежегодные, общим числом с дюжину, приглашения родителям, вместе или по отдельности, приехать на побывку к сыну в Америку, но на этот раз просьба ИБ поддержана письмом 53 конгрессменов США. Увы, тщетно. Активное участие в громком международном скандале в связи с решением танцора Большого театра Александра Годунова стать невозвращенцем. Тяжело переживает, что за весь год не написал ни одного стихотворения.

1980. Окончательный переезд из Энн-Арбора в Нью-Йорк, откуда он каждый год сбегает в Саут-Хэдли, Массачусетс, где с 1982 года до конца жизни преподает по весенним семестрам в колледже Маунт-Холиок.

Осень 1981. Присуждение «премии гениев» – стипендии Фонда Макартуров: $40 тысяч ежегодно в течение пяти лет. Среди премиантов этого года еще один «эмигре» математик Гриша Чудновский и поэт Дерек Уолкотт, друг Бродского.

10 ноября 1982. На смерть Брежнева ИБ откликнулся сочувственно-ироническим четверостишием «Epitaph for a Tyrant»:

He could have killed more than he could have fed

but chose to do neither. By falling dead

he leaves a vacuum and the black Rolls-Royce

to one of the boys who will make the choice.

1983. Новые стансы к Августе. Книга любовной лирики, посвященная М.Б. Энн Арбор: Ардис.

17 марта 1983. В Ленинграде в возрасте 78 лет умерла Мария Моисеевна Бродская.

29 апреля 1983. В Ленинграде в возрасте 80 лет умер Александр Иванович Бродский.

13 декабря 1985. Второй инфаркт.

27 декабря 1985. Третий инфаркт и вторая операция на сердце. Неудачная. Сердечные приступы учащаются, врачи поговаривают о третьей операции и даже о трансплантации сердца, но предупреждают ИБ, что сопряжено с риском летального исхода.

Январь 1987. Книга эссе «Less Th an One» отмечена престижной литературной премией Th e National Book Critics Circle’s Award.

21 января 1987. Выход из Американской академии искусств в знак протеста, что в нее почетным иностранным членом принят Евгений Евтушенко. Подробности конфликта двух русских поэтов на американской земле см. в главе «Как поссорились Иосиф Александрович с Евгением Александровичем».

Март 1887. Коронарная ангиопластика.

1987. Урания. Энн Арбор: Ардис.

22 октября 1987. Во время ленча с Джоном Ле Карре в китайском ресторане в Лондоне узнает о присуждении ему долгожданной Нобелевской премии по литературе. «Ее получила русская литература, и ее получил гражданин Америки», – с ходу заявляет ИБ.

10 декабря 1987. Вручение Нобелевской премии королем Швеции Карлом Густавом XVI и нобелевская речь, вызвавшая неоднозначную реакцию в мире. Критике подвергся постулат ИБ о моральной стороне чтения.

Декабрь 1987. Первая советская публикация стихотворной подборки в декабрьской книжке «Нового мира». По настоянию Кушнера, из подборки изъята посвященная ему стихотворная диатриба «Письмо в оазис».

Конец 1987. Конференция, посвященная литературе изгнания, в

Вашингтоне под эгидой журнала «Нью-Репаблик». С участием ИБ, Фазиля Искандера, Александра Кушнера, Юнны Мориц, которая так описывает Бродского в письме Владимиру Соловьеву и Елене Клепиковой уже из Москвы: «Иосиф необычайно красив, хоть и взял одежду напрокат у героев Чаплина: это его старит, всасывает в старческий обмен веществ; ритм скелетный и мышечный, а также сосудистый – лет на 60… Но он, к сожалению, охотно дает питерской братии примерять тайком свою королевскую мантию, свою премию и крошить свой триумф, как рыбий корм в аквариуме… Иосифа спешат они сделать своим “крестным отцом”, загнать в могилу (чтобы не взял свои слова назад!) и усыпать её цветуечками».

7 марта 1988. Чтение стихов в Куинс-колледже, в непосредственной близости от района, где мы с Довлатовым тогда жили. Вот мы с Сережей вдвоем и отправились на этот вечер поэзии.

«На сцену вышел старый лысый еврей, лет 65, хотя ему всего 47. Какое он имеет отношение к тому ИБ, которого я любил? Тень тени. Как встреча с любимой женщиной спустя полвека. Но тут всего несколько лет, как видел его последний раз, не участвуя в борьбе за “доступ к телу” и сохранив благодаря этому его питерский образ. Не ходил на его вечера, хотя всякий раз боялся, зная о его неладах с сердцем, что это последний, никогда больше не увижу. Что сделало с ним время! Долго не протянет, увы.

Читал, однако, с прежней мощью, особенно “Winter” по-английски и „Вороненный зрачок конвоя“ по-русски. Часто сбивался, но это ничего. По-английски страшно заикается и эти бесконечные „Э…э…э…“

Даже картавость по-английски как-то заметнее. Очень переживал за него. Английская неадекватность его русскому. В самом деле, как перевести ту же „жидопись“? Курит непрерывно. Выкурив положенную ему на день или на этот вечер норму, стал стрелять в зале. Около него толпился люд, я пробился и обнял его, что-то мелькнуло в нем родное, близкое, но встреча была как будто уже за чертой горизонта, на том свете». Из главы «Два Бродских».

16–17 мая 1988. Участие в Лиссабонской конференции писателей, где происходит столкновение ИБ с восточноевропейскими писателями – венгром Георги Конрадом, югославом Данило Кишем и поляком Чеславом Милошем и др., которые обвиняют ИБ в имперских амбициях. По природе своей ИБ монологист, а потому жанр полемики ему противопоказан. Плюс, конечно, политика, в которую его занесло – это его хобби и одновременно ахиллесова пята: слишком прямолинеен, поверхностен, что особенно заметно по контрасту с его сложной, разветвленной культурологической концепцией. Другой пример – его спор с Кундерой в «New York Times Book Review» тремя годами раньше.

Даже ближайшие друзья ИБ, типа Сьюзен Зонтаг, осудили его за высокомерный тон и великодержавное пренебрежение малыми нациями.

На мое предложение напечатать в книге его статей эту полемику с Кундерой «Еще чего!» – воскликнул ИБ, но художественно продолжал настаивать на своей точке зрения: пьеса «Демократия» и «Ода на независимость Украины». А с той лиссабонской конференции сохранился портрет Довлатова, рисованный Бродским с перерисованным Сережей носом – несмотря на пиетет перед гением. Из чрезвычайных происшествий на этой конференции следует отметить поведение Довлатова.

Он метался между восточноевропейским «коллективом» и своим покровителем, который привез его и еще нескольких русских на эту конференцию в качестве кордебалета. Не выдержав метаний, Сережа ударился в запой и прибыл в Нью-Йорк в непотребном состоянии. Оклемавшись, он гордо сообщил мне, что к трапу его волокли два нобелевских лауреата – Бродский и Милош. См. главу «Два Бродских».

Осень 1988. Вместе с Михаилом Барышниковым и Романом Капланом ИБ становится совладельцем ресторана «Русский самовар» на 52-й улице на Манхэттене.

11 января 1990. Во время своего выступления в колледже Ecole Normale 49-летний ИБ знакомится с 20-летней студенткой Марией Соццани итальянско-русского происхождения (мать – Берсенева-Трубец кая), будущей женой Бродского и матерью его дочери.

24 мая 1990. «Новое русское слово» (Нью-Йорк) печатает большое юбилейное эссе Владимира Соловьева к 50-летию ИБ под названием «Апофеоз одиночества». Одновременно в издательстве «Слово – Word» выходит мой исповедальный «Роман с эпиграфами», посвященный Бродскому. Позднее многократно переиздается в России под названием «Три еврея», каждый раз вызывая литературный скандал.

1990. Примечания папортника. Bromma, Sweden: Hylaea.

1990. Назидание. Календарное издание стихов ИБ, составленное его другом Владимиром Уфляндом. СПб.: Смарт. Первая ласточка – дальнейшие прижизненные российские издания приведены в библиографии. Всего при жизни Бродского на родном языке было издано 28 книг, из них 17 – на его географической родине.

1 сентября 1990. Бракосочетание ИБ и Марии Соццани в Стокгольме.

14 мая 1991. Избран поэтом-лауреатом США при Библиотеке Конгресса и 1 сентября приступает к своим обязанностям, переехав в Вашингтон (до июня 1992).

Зима 1992. В нью-йоркском сабвее и в автобусах появляется табло «Poetry in Mоtion». В том числе с четверостишием Бродского:

Sir, you are tough, and I am tough.

But who will write whose epitaph?

Декабрь 1992. С сердечным приступом оказывается в нью-йоркской больнице.

Январь 1993. Покупка дома в Бруклине.

9 июня 1993. Рождение у Бродских дочери: Анна Мария Александра.

Январь 1994. Четвертый инфаркт.

8 ноября 1995. Письмо Президенту Куинс-колледжа с кляузой на Евгения Евтушенко, которого берут профессором взамен Барри Рубина, друга ИБ: «You are about to kick out a man who for over three decades studiously sought to bring the American public to a greater understanding of Russian culture and hire an individual who during the same period was systematically spewing poison of the ‘stars on your banner are bullet holes, America’ variety in the Soviet press». См. главу «Как поссорились Иосиф Александрович с Евгением Александровичем».

В ночь с 27 на 28 января 1996. Попрощавшись с гостями, отправляется к себе в кабинет, чтобы собрать вещи: на следующий день ИБ должен отбыть в колледж Маунт-Холиок в Саут-Хэдли, Массачусетс, в полутора часах скорой езды от Нью-Йорка. Найден мертвым под утро, лежащий на пороге своей комнаты, с окровавленным лицом и разбитыми очками. Смерть наступила мгновенно, когда он открывал дверь своей комнаты. «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку», – писал ИБ в самом начале 70-х.

1 февраля 1996. Отпевание Бродского в Епископальной приходской церкви Благодати (Grace Church) в Бруклине.

2 февраля 1996. Обитый металлом гроб с телом Бродского временно положен в склеп на кладбище Св. Троицы (Trinity Church) на 153-й стрит.

8 марта 1996. Поминальная служба в кафедральном соборе Св. Иоанна Богослова в Нью-Йорке с чтением стихов ИБ и исполнением любимой музыки. Как очевидец, свидетельствую: огромный зал был переполнен, яблоку негде упасть.

1996. Посмертное издание подготовленной Бродским книги «Пейзаж с наводнением» (Ann Arbor: Ardis).

21 июня 1997. Перезахоронение праха ИБ на Сан-Микеле.

«Хождения по мукам тела великого поэта на этом не закончились.

Спор, где ему быть захороненным – в Нью-Йорке или в Питере (“На Васильевский остров я приду умирать…”), был решен в пользу Венеции, тем более сам возжелал, чтобы его бренные останки покоились на Сан-Микеле:

Хотя бесчувственному телу

равно повсюду истлевать,

лишенное родимой глины,

оно в аллювии долины

ломбардской гнить не прочь. Понеже

свой континент и черви те же.

Стравинский спит на Сан-Микеле…

Венеции ему пришлось дожидаться 17 месяцев. В конце концов, виза была выдана, пропуск в вечность получен, ИБ отправился в Италию.

Первая неприятность произошла в самолете: гроб раскрылся. А когда, уже в Венеции, его грузили на катафалк, гроб переломился пополам.

Переложенный в другой гроб, ИБ прибыл на гондоле на Сан-Микеле.

Пытались было положить его в русской части кладбища, между могилами Дягилева и Стравинского, но Русская православная церковь разрешения не дала, потому что ИБ не православный. Несколько часов длились переговоры, в конце концов решено было хоронить в евангелистской части – в ногах у Эзры Паунда: два поэта, еврей и антисемит.

Поверх барьеров, так сказать. Вдова, сын, близкие, друзья, роскошный венок из желтых роз от Ельцина и проч. Тут, однако, обнаруживается, что в могиле уже кто-то есть. То есть чьи-то останки. Венецианские могильщики в срочном порядке роют новую, куда и опускают на веревках гроб. Стихи над могилой, комаровские ландыши, кремлевские розы.

Все расходятся. Один из провожавших (не Харон) возвращается и обнаруживает, точнее не обнаруживает гигантского венка от российского президента. Некто уже успел перетащить его на могилу Эзры Паунда.

Если только не сам Эзра. Венок от Бориса Ельцина на могиле Эзры Паунда! Кощунство? Фарс? Игры покойничков? Чтобы сам Эзра спер ельцинский венок? С него станет. Знал бы ИБ, что ждет его за гробом!

Мораль см. выше: бесчувственному телу равно повсюду истлевать.

Без всяких “хотя”». Из главы «Два Бродских».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.