Как я попал

Как я попал

В январе 1993-го меня приняли в Союз писателей — при весьма поучительных обстоятельствах.

Примерно за год до того Григорий Горин обнаружил, что я в Союзе писателей не состою. Я пытался кокетничать, изображая вольного питомца муз, но был сурово осажен классиком.

— Не валяйте дурака, — сказал Горин, — немедленно вступайте! Состаритесь — будете лечиться в поликлинике… И потом, я же дал вам рекомендацию!

Тут выяснилось интересное. Оказывается, в августе 91-го, буквально на следующий день после победы над тоталитаризмом, в ЦДЛ стихийно собрались пишущие демократы — и назло врагам, чуть ли не одним голосованием, приняли в Союз писателей человек триста либеральной молодежи.

Я под раздачу не попал, но случилось так, что двое, независимо друг от друга, вспомнили о моем существовании и — порекомендовали. Это были Григорий Горин и Леонид Зорин, автор «Покровских ворот» и «Варшавской мелодии».

Рекомендовали, а мне сказать забыли.

Ну, раз такое дело… В общем, пошел я в Московскую писательскую организацию и написал заявление. Мне сказали: позвонят.

Позвонили примерно через год и вместо «здрасьте» довольно раздраженно поинтересовались: я корочку, вообще, забирать собираюсь или нет? И поехал я, питомец муз, за документом.

Приезжаю в писательское учреждение, нахожу, как было велено, дверь с табличкой «Отдел прозы». Там пусто, а в смежной комнатке сидит мужик в бороде и разговаривает по телефону.

— «Макаровы», — говорит мужик, — десять стволов. Новые, в масле…

Я еще раз посмотрел табличку на двери: все правильно, отдел прозы. А в отделе поэзии небось гранатометы ремонтируют. Времена переходные, страна входит в рынок…

— Простите, — говорю, — мне сказали сюда прийти…

— Она отошла, щас будет, — буркнул бородатый и махнул рукой: заходи. Как-то странно на меня посмотрел — и снова завел свою оружейную беседу.

Я зашел. Посидел, послушал через стенку разговор бородатого — всё про какие-то стволы и амуницию; поглядел на разложенные веером книжки: Боков, Белов, Фирсов…

Тетка, назначившая мне время для получения проклятой корочки, всё не шла, и я начал медленно свирепеть. Когда, минут еще через двадцать, она наконец появилась в кабинете, я уже закипал.

— Что это такое! Мы договаривались на одиннадцать! Тетка опешила:

— Мы договаривались?

— Конечно! Я должен получить корочку.

— Какую корочку?

Я почувствовал, что начинаю дымиться.

— Члена Союза писателей, — раздельно произнес я.

— Как ваша фамилия? Я сказал.

— Как?

Я повторил. Фамилия моя тетку явно озадачила.

— А мы вас принимали? — уточнила она.

— Да! — крикнул я.

Тетка хмыкнула удивленно и как-то даже озадаченно.

— Сейчас посмотрю.

Она начала рыться в картотеке, но ничего похожего на «Шендерович» там не нашлось.

— А мы вас точно принимали?

Я понял, что сейчас из меня, как из чайника, пойдет свист. Боясь совершить убийство по неосторожности, я обогнул тетку и ее стол, дабы найти себя в картотеке — и убить ее уже с полным основанием. Но до картотеки мой взгляд не дошел, потому что зацепился за машинописный лист, лежавший под стеклом, на столе.

Это был список членов правления: Белов, Бондарев, Проханов, Распутин… Весь комплект. Через пару секунд до меня дошло, что я уже полчаса скандалю в самом логове «заединщиков», требуя своего приема в их жидоморские ряды.

Видимо, я все-таки ойкнул, потому что тетка, понизив голос, понимающе сказала:

— Вам, наверное, в другой Союз…

— Наверное, — шепотом ответил я.

— Так это дальше по коридору, — тихо произнесла моя собеседница, косясь в сторону смежной комнаты, откуда продолжали доноситься телефонные разговоры о ценах на огнестрельное оружие.

— Извините, — прошептал я и на цыпочках вышел из отдела этой прозы.

В альтернативном Союзе на меня коршуном набросилась альтернативная тетка: где, говорит, вас носит, мы, говорит, договаривались на одиннадцать…

Вот дура! Я жизнью рисковал, а она о таких мелочах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.