Триумф «мафии». «Карманный» кабинет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Триумф «мафии». «Карманный» кабинет

«Мафия» («Камарилья»): Г Е. Распутин, П. Г. Курлов, С. П. Белецкий, П. А. Бадмаев, Д. Л. Рубинштейн, И. П. Манус…

«Карманный» кабинет»: А. Д. Протопопов, В. Б. Штюрмер, В. Н. Шаховской (торговля), В. К. Саблер (Десятовский) (Синод) и др.

Впервые слово «мафия» появилось в России во время Первой мировой войны; его появление было напрямую связано с распутинской камарильей и небывалой прежде коррупцией правительства и режима Николая II.

Кто же входил в эту, как сказали бы сегодня, мафиозную структуру и какими делами она запечатлела себя в истории?

Крестным отцом петербургской «мафии» по праву считается Григорий Ефимович Распутин (Новых); он же – «святой старец», «друг» (для императорской четы), «святой черт», «делатель министров» и «неофициальный патриарх и самодержец» (для всех остальных)4. Сын сибирского мельника, представитель секты хлыстов, экстрасенс, похотливый развратник, аферист и мошенник.

В высший свет он был введен в 1903 г., пройдя ряд ступеней-знакомств – от богатой купчихи Башмаковой до архимандрита Хрисанфа (Щетковского) и от ректора духовной академии о. Феофана, великих княжен Анастасии (Саны), Милиции и дочери бывшего обергофмейстера двора Анны Вырубовой до самой царицы, а затем и царя. О его темных делах, придворных интригах ходили легенды. Многое было сказано и написано о его гипнотических способностях, разнузданных оргиях, удивительной власти, которую он имел над женщинами. Похоже, все это действительно имело место. Но нас интересует другое, а именно – тайные финансовые дела Распутина и его приспешников.

Вряд ли было бы правильным утверждать, что Распутин был патологически жаден на денежные ассигнации. По многочисленным свидетельствам современников, он брал деньги без разбору: через его руки прошли многие миллионы рублей в виде наличных, а также банковских чеков, векселей, расписок, дарственных и т. д. Однако он же и щедро сорил деньгами. Вот знаменательная оценка, которую в беседе с М. Палеологом в мае 1915 г. дал Распутину хорошо знавший его князь Эристов: «Распутина нельзя подкупить… Он не нуждается в деньгах. Его удовольствия не только ничего ему не стоят, а приносят ему доход. Потом царь и царица беспрерывно осыпают его деньгами. Наконец, вы догадываетесь, сколько он выжимает из просителей, которые приходят ежедневно умолять его походатайствовать за них». Далее на вопрос, что делает Распутин со всеми этими деньгами, князь ответил: «Во-первых, он очень щедр: он много денег раздает (ради широкой популярности). Потом он покупает землю в своем селе, в Покровском, и строит там церковь; у него есть кое-какие капиталы в банках, на черный день, потому что он довольно сильно беспокоится о своем будущем. Нет. затруднение не в том, как предложить Распутину денег; он примет деньги от кого угодно. Трудно заставить его играть роль.»5

О крайней нещепетильности Распутина в получении подношений и мзды от всех без разбору были хорошо осведомлены его выдвиженцы, боссы «охранки» С. П. Белецкий и А. Н. Хвостов, которые в карьерных целях и во избежание опасных афер со стороны «старца» выдавали ему ежемесячные субсидии (до 10 тыс. руб.). То же соображение лежало в основе решения, о котором пишет С. П. Белецкий: «При каждой смене министра внутренних дел или председателя Совета [министров], поднимался вопрос о материальном обеспечении Распутина, какое исключало бы возможность проведения им дел, во многих случаях сомнительного характера»6.

Что, собственно, здесь имелось в виду?

Очевидно, к примеру, то, что за свои услуги при решении тех или иных государственных дел, важных административных назначений и прочее им была установлена своеобразная такса – от 50 до 100 тыс. руб. Нередко подобные весьма немалые суммы он получал лишь за одно обещание. Например, он обещал российским евреям (возможно, в лице представителей Бунда) решить вопрос об отмене существовавшей с XVIII в. черты оседлости.

После того как Распутин (начиная с письма царице от 17 апреля 1915 г.) стал исподволь продвигать мысль о необходимости скорейшего замирения с Германией, в российских компетентных кругах всерьез заговорили о его тайных связях с немецкими шпионами, о том, что «…германский Генеральный штаб держал его невидимо в своих руках при помощи денег и искусно сплетенных интриг»7.

Однако даже близкие к Распутину высокие ставленники и подельники не могли контролировать его отношения «на самом верху» – с царственной четой, перед которой он и не особо скрывал своей алчности к «чужим» деньгам. Так, он поучал Александру Федоровну («маму»): «Если будут предлагать большие суммы (с тем, чтобы получить награды), их нужно принимать, так как деньги очень нужны»8. И это он внушал императрице, в распоряжении которой фактически находилась вся государственная казна России, а также фамильные царские золотые рудники!

Судя по всему, государеву казну Распутин рассматривал как вполне или почти свою собственную. Недаром наряду с официальной «Канцелярией комиссии прошений, на высочайшее имя приносимых» он открыл свою собственную канцелярию (гораздо более преуспевавшую!) в Петербурге, на Гороховой ул., 62. «Секретарями» его канцелярии числились А. С. Симанович, И. Ф. Манасевич-Мануйлов, П. В. Мудролюбов, Осипенко (секретарь и «фактотум» – лицо, исполнявшее самые разнообразные поручения митрополита Питирима, его интимный bon ami – добрый друг, завзятый плут, авантюрист и взяточник) и был еще целый штат «сотрудниц» – великосветских дам во главе с любимой фрейлиной императрицы А. А. Вырубовой.

Недаром также в октябре 1915 г. Распутин засыпал императрицу своими просьбами, вызванными его крайним беспокойством в связи с выпуском Министерством финансов новых бумажных денег. Ссылаясь на то, что «народ ими очень недоволен» (они легко подделываются – «из 2-х марок [купюр] одна уже фальшивая», «легко улетают, в темноте извозчиков ими обманывают», и вообще непонятно, почему бумажные, когда «…у нас довольно чеканной монеты») и что «.это может повлечь к недоразумениям», Распутин требовал «немедленно остановить их выпуск»9.

В итоге инициатора печати новых бумажных купюр (а по сути, скрытой эмиссии) министра финансов П. Л. Барка в декабре 1915 г. сместили с должности, заменив его (по благословению «старца», «любящим его») В. С. Татищевым.

«Распутинцы». Компания:

С. П. Белецкий. Генерал-майор. В 1907 г. – вице-губернатор в Самаре, в 1909 г. – вице-директор Департамента полиции, в 1914 г. – сенатор, в 1915 г. – товарищ министра внутренних дел. В 1916 г. уволен после скандала, связанного с секретной командировкой Б. М. Ржевского (основателя клуба журналистов) в Швецию для переговоров с иеромонахом Илиодором, но оставлен в звании сенатора. Сохраняя тесные связи с «охранкой», с одной стороны, и активно участвуя в подковерных делах и финансовых махинациях распутинской клики, – с другой, пытался вернуть себе высокое положение в МВД и правительстве.

П. Г. Курлов. Генерал-майор. Еще в молодости залез в крупные долги; после растраты огромного приданого своей жены, единственной дочери купца-миллионера Вахрушева, и выработавшейся привычки к роскошной жизни (что заставляло его идти во все тяжкие – нарушать служебное положение, заниматься незаконными сделками, финансовыми аферами и т. п.) постоянно нуждался в средствах. И это единственное, что его заботило более всего на свете.

П. А. Бадмаев еще при Александре III предложил грандиозный проект присоединения к империи Тибета, Гималаев и Монголии посредством деятельности собственного торгового дома «Бадмаев и К?». На этот проект из государственной казны было отпущено 2 млн золотых руб.

Когда через несколько лет Бадмаев вновь запросил у правительства такую же сумму и ему было отказано, он выдумал еще два масштабных и столь же эфемерных проекта: организация добычи золота в Забайкалье и строительство железной дороги в Монголии. С 1909 по 1916 г. пытался найти под эти проекты казенные и частные деньги. Кроме того, брал высокую плату за лечение со своих богатых клиентов.

О других активных членах распутинской «мафии» – Рубинштейне, Манусе, Манасевиче-Мануйловом, Симановиче и др. будет сказано отдельно.

Министры «карманного» кабинета:

В. Н. Шаховской, князь, министр торговли и промышленности (6 марта 1915 – февраль 1917). Будучи верным «распутинцем», Шаховской имел непреодолимую страсть к денежным знакам и материальным ценностям. Он брал крупные взятки, безропотно протежировал тем банкирам и промышленникам, на которых ему указывал его благодетель – Распутин. Именно по этой причине Шаховской, как свидетельствуют очевидцы, на заседаниях Совета министров держал себя «нервно и суетливо», а в служебных и законодательных кругах не пользовался авторитетом.

А. А. Хвостов, с 1914 г. министр юстиции, с июня по сентябрь 1916-го – министр внутренних дел по протекции Распутина. Перед представлением в министры в знак благодарности и верности целовал «старцу» руку. Получив высокий пост, влияние при дворе (как ему казалось, достаточное), стал склонять С. П. Белецкого тайно устранить «старца» (к примеру, послать ему ящик отравленной мадеры от имени банкира Д. Рубинштейна, а потом все свалить на «подлого еврея»). Убийство Распутина, утверждал его протеже Хвостов, позволило бы «разрядить атмосферу» в обществе, «умиротворить думу» и вообще принесло бы огромную пользу России. Белецкий поспешил за советом к своему подчиненному, генералу М. С. Комиссарову, отвечавшему за охрану и информацию о Распутине. Тот посоветовал не доверять Хвостову, который-де не был профессионалом, много болтал и, скорее всего, планировал всю вину свалить на Белецкого.

Было решено всячески затягивать ситуацию. Хвостов, догадываясь о роли Комиссарова в этой истории и располагая 10-миллионным казенным фондом, предлагал ему 200 тыс. рублей из фонда, но напрасно. В конце концов, Белецкий все рассказал о замыслах Хвостова Распутину, Штюрмеру и Питириму. И вскоре министр-силовик был отстранен «от денег и полиции». Однако эта история была озвучена редактором «Биржевых ведомостей» Гакебушем. Разгорелся громкий скандал, и Белецкому пришлось на время покинуть столицу.

Н. А. Добровольский, министр юстиции (20.12.191627.02.1917). Распутину и Ко нужна была «своя собственная юстиция» (по свидетельству Манасевича-Мануйлова). Кандидатуру сенатора Добровольского предложил Симанович, заметив, что это именно тот, «…подходящий на такое амплуа человек, который. пойдет на что угодно, лишь бы быть у власти, так как его денежные дела очень запутаны». Кандидатуру Добровольского также активно поддержал Рубинштейн (заплативший недавно Распутину за свое освобождение солидный куш – более 100 тыс. руб.), и тот устроил для Добровольского тайное свидание с императрицей. Процесс уже шел по накатанной колее: новому кандидату устроили тайное свидание с императрицей, как вдруг до нее дошли сведения, что сенатор брал взятки. «И гроши брал, и много брал, сколько ни давали – все брал. – Деланно сокрушался Распутин. – Подумайте, какого рода дело! Симанович-то привел в юстицию мошенника». Как бы то ни было Распутин добился своего: Добровольский получил-таки пост министра 20 декабря 1916 г., уже после смерти «святого старца».

Александр Дмитриевич Протопопов (1866–1918), он же Калинин – полуконспиративная кличка, присвоенная ему Распутиным и царской четой.

За год до Февральской революции 1917 г. вся Россия забавлялась острословием поэта Владимира Петровича Мятлева «Прото-Попка знает, Прото-Попка ведает». И действительно – шутливые рифмы весьма метко характеризовали последнего министра внутренних дел царского правительства, назначенного на эту должность в сентябре 1916 г.

Удивительное явление представлял в то время этот человек – «суконный магнат», миллионер (его совокупный капитал тянул за 8 млн рублей золотом10), товарищ председателя Государственной думы, мечтавший получить «какую-нибудь должность в правительстве», но более всего – стать директором банка с годовым окладом в 100 тыс. рублей (!).

Судя по всему, вначале Протопопов намеревался сделать военную карьеру. После кадетского корпуса окончил Николаевское кавалерийское училище и в 1885 г. в возрасте 19 лет стал корнетом лейб-гвардейского конно-гренадерского полка, одного из самых привилегированных гвардейских полков. Однако военная служба почему-то не пошла – в 1890 г. вышел в отставку штабс-ротмистром; и был избран другой путь.

В молодости, как уверял Протопопов, он был вынужден давать уроки – по 50 копеек за урок11. Однако если и существовал такой период в его жизни, то длился он недолго. В Корсунском уезде Симбирской губернии он унаследовал от своего дяди генерала Н. Д. Селиверстова, бывшего в свое время командиром корпуса жандармов, крупное имение с суконной фабрикой и лесопильным заводом. Да и землицы было немало – около 4657 десятин. Это наследство и послужило трамплином к дальнейшей карьере Протопопова.

С 1905 г. Протопопов становится членом Корсунского уездного и Симбирского губернских земств, предводителем дворянства Корсунского уезда. С февраля 1916 г. – предводитель дворянства Симбирской губернии.

В 1907 г. его избирают от той же губернии в III Государственную думу, а в 1912 г. – в IV.

В думе Протопопов вошел во фракцию октябристов и после ее раскола – во фракцию земцев-октябристов. В 1914 г. он становится товарищем председателя Государственной думы.

Война превратила суконную мануфактуру Протопопова из заведения, ранее находившегося (как и имение) под административной опекой, в очень прибыльное предприятие, сделавшее ее владельца миллионером и, кроме того, обеспечившее ему видные позиции в промышленно-финансовом мире.

Суконные фабриканты, металлозаводчики, банки, учитывая положение, занимаемое Протопоповым в думе, активную защиту им интересов крупной буржуазии в думской комиссии по рабочему вопросу при обсуждении страховых законопроектов, его широкие связи в петербургском чиновничьем мире и придворных кругах, высокую коммуникабельность, внешний лоск, знание языков и прочее, избрали его в 1916 г. председателем Совета съездов металлургической промышленности и Суконного комитета, а также кандидатом в председатели Совета съездов промышленности и торговли России.

С. П. Белецкий, всё и вся знавший, утверждал, что до избрания в думу Протопопов у себя в уезде и губернии «состоял в рядах консервативных кругов местного дворянства» и вел «настойчивую борьбу» с рабочим движением на собственной фабрике. В октябриста Протопопов перекрасился из политического расчета, но в какой-то мере промахнулся. В наказание за это «отступничество» с ним проделали следующую «воспитательную» операцию: как предводителя дворянства произвели в чин действительного статского советника, но без пожалования в звание камергера, как это обычно делалось, что автоматически лишало его придворного звания камер-юнкера. Урок пошел впрок, и Протопопов стал делать все, чтобы заслужить расположение «верхов» (в 1908 г. пожалован в звание камер-юнкера) и правительства. Так, например, он оказал сильную поддержку Сухомлинову при обсуждении в думе нового устава по воинской повинности. Военный министр высоко оценил его услуги и доложил о них царю, в результате чего Протопопов был высочайше пожалован золотым портсигаром с бриллиантовым вензелем Николая II – случай беспрецедентный в отношениях между двором и думой. «С этого времени, – свидетельствовал Белецкий, – Протопопов всецело перешел на сторону правительства».

В частности, он начал систематически помогать при проведении соответствующих законопроектов не только Сухомлинову, но и министру торговли и промышленности

Шаховскому и особенно генералу Шуваеву, возглавлявшему интендантство, взяв на себя посреднические функции между ним и суконным синдикатом. Более того, Протопопов сделался прямым агентом правительства. Белецкий его так прямо и называл. Через Протопопова он узнавал, что говорилось в думском совете старейшин, в кругу близких председателя Госдумы Родзянко депутатов и «в интимном кружке думских деятелей», и он, Белецкий, не преминул «…указать Анне Александровне [Вырубовой], какую помощь оказывает Протопопов».

«Помощь» помимо осведомления заключалась еще и в том, что Протопопов “воздействовал. и наводил” Родзянко на то, что тот “должен говорить и чего не должен”, удерживал его и т. д. В это время, – заключал Белецкий, – он (Протопопов. – В. Б.) мне давал очень много»12.

Как свидетельствовал Муратов, когда Протопопов, как обычно «.ласковый, услужливый, рассыпавшийся, что называется, мелким бесом», появлялся в Английском клубе, то «.он в нашей среде (т. е. в крайне правой консервативной. – В. Б.), смотревший более чем в профиль на думскую болтовню, совершенно сбрасывал с себя свой левооктябристский костюм и имел вид человека, извинявшегося за свой волчий вой в волчьей стае. Он приносил в клуб разные детали думских выступлений и прений, инцидентов, скандалов и характеристик думских вояк в такой окраске, которая могла прийтись по вкусу нашим чинам».

Когда собственная фракция не послала Протопопова в Особое совещание по обороне, куда ему, обуреваемому желанием везде поспеть и быть в курсе всех самых важных дел, очень хотелось попасть, он был так «обижен», что вознамерился из нее «куда-нибудь выйти», и не вышел только потому, что не знал куда: «В „центр” неудобно, налево нельзя, так как там оппозиция, а он не оппозиция». Еще в 1913 г. он сказал брату, что не откалывается от «земцев-октябристов» только потому, что «гонится за белыми штанами»13. Под «белыми штанами» имелся в виду какой-нибудь заметный государственный пост. Однако в течение 1914–1915 гг. все его неустанные попытки получить этот пост ни к чему положительному не привели. Были только туманные обещания со стороны А. И. Гучкова, ряда министров, а также… Григория Распутина. И вдруг в сентябре 1916-го последовало совершенно неожиданное высокое назначение.

В должность главы МВД России Протопопова возвели бывший товарищ министра внутренних дел Павел Курлов (Протопопов был с ним в дружеских отношениях много лет и любовно называл его Павлуша), доктор тибетской медицины Петр Бадмаев (у него Протопопов лечил свой хронический сифилис) и знаменитый «старец» Григорий Распутин (с которым Протопопов не раз вместе кутил и распутствовал). Двое первых – инициаторы, последний – реализатор «идеи». Между прочим, в министерском кресле Протопопов сменил А. А. Хвостова, также бывшего протеже Распутина, но оказавшегося несговорчивым (с думой хотел договориться!) и потому поспешно уволенного.

По существу, безграничное влияние Распутина при дворе дало ему и его подельникам основание думать и действовать радикально. Для прикрытия своих алчных замыслов и деловых махинаций они решили использовать самого министра внутренних дел. Зачем мелочиться?! Новые времена, новые возможности. Время хитроумных «приемчиков» «Ваньки Каина» безвозвратно кануло в Лету!

Формальным поводом для предварительного представления царю Протопопова послужила его известная встреча в Стокгольме с главой гамбургского банкирского дома Максом Варбургом в 1915 г. и его зарубежная поездка к «союзникам» в качестве главы российской парламентской делегации в начале 1916 г. Для нас, безусловно, особый интерес представляет стокгольмская встреча. Варбурги были теми тяжеловесами международного финансового капитала, которые поддержали афронт14 Шиффа против России во время Русско-японской войны. Они были в числе тех авторитетных американских бизнесменов, которые в 1911 г. настояли на разрыве выгодного для США американо-российского торгового договора. В 1914 г. они отказали российскому правительству в размещении на американском рынке русских ценных бумаг. Все это время они субсидировали крайних революционеров, противников самодержавия, и, разумеется, кроме туманных обещаний, Протопопов от них услышать ничего не смог.

Тем не менее царь придавал этой встрече большое значение, видимо, серьезно надеясь, смягчив еврейский вопрос (к чему настоятельно призывали Белецкий, Курлов, Протопопов и о чем заговорил Распутин), добиться более активной поддержки российского правительства со стороны американского и международного еврейского капитала.

Это в бытность Протопопова во главе МВД, в 1915–1916 гг., разразилась целая серия громких скандалов с продажей киевскими сахарозаводчиками стратегических запасов сахара стратегическому врагу воюющей России – Германии, а также с продажей немцам Второй Всероссийской страховой компании, организованной подельником Распутина «Митькой» Рубинштейном с помощью американоеврейского банковского синдиката Шиффа – Варбургов. Не столько своим бездействием, сколько причастностью к крупным незаконным махинациям, Протопопов заслужил очень резкие оценки со стороны людей компетентных. Так, в частности, в Ставке офицеры, близкие к контрразведке, говорили: «У Протопопова… все есть: великолепное общественное положение… огромное богатство. недостает одного – виселицы, захотел ее добиться»15.

Борис Владимирович Штюрмер (1848–1917), закончил юридический факультет Петербургского университета. С 1872 по 1885 г. занимал различные должности в Министерстве юстиции и Сенате. С 1878 г. – секретарь экспедиции церемониальных дел Сената. В 1881 г. стал правителем

дел экспедиции церемониальных дел и делопроизводителем церемониального отдела коронационной комиссии; в 1883 г. переименован в правителя канцелярии верховного церемониймейстера. В 1885 г. назначен чиновником за обер-прокурорским столом в департамент герольдии Сената.

Затем был губернатором в Новгородской (1894–1896) и Ярославской губерниях (1896–1902). В 1902–1904 гг. – директор департамента общих дел МВД. В сентябре 1904 г. назначен членом Государственного совета по департаменту законов. С 20 января 1916 г. Штюрмер, по прямой протекции Распутина, получил пост председателя Совета министров и члена Государственного совета. Одновременно исполнял должности министра иностранных дел (с февраля) и министра внутренних дел (с мая по июнь 1916 г.), сменив в этой последней ответственной должности А А. Хвостова (после скандала с раскрытой попыткой убить Распутина).

10 ноября 1916 г. за «прогерманскую линию» в политике уволен от всех должностей, а с начала января 1917 г. исключен из списка членов Госсовета.

Даже близкие к Штюрмеру люди характеризовали его как коварного, лживого, бесчестного, фальшивого, двуличного и «не особенно умного» человека (А. А. Хвостов).

Начиная со времени ярославского губернаторства, Штюрмер держал при себе некоего бывшего приват-доцента Демидовского юридического лицея по имени И. Я. Гурлянд. Полагали, что с его супругой Штюрмер состоял в интимных отношениях. И тем нет менее Гурлянд был для Штюрмера тем, кем для митрополита Пимина был Осипенко, т. е. человеком, который все думал, писал и делал за своего шефа. По словам В. К. Плеве, «Гурлянд – это мыслительный аппарат Штюрмера»16.

Одна из первых акций Штюрмера в должности премьера была задумана им (или Гурляндом, а им поддержана) как крупная финансовая авантюра. Для ее реализации он привлек в подельники тогдашнего министра внутренних дел А. А. Хвостова. Суть этой весьма откровенной и наглой затеи состояла в том, чтобы заставить членов кабинета на первом же его заседании подписать – в обход решения думы и Госсовета – журнал, согласно которому в полное и бесконтрольное распоряжение министра внутренних дел выделялась бы сумма в 5 млн руб. На все недоуменные вопросы министров, на каком основании и откуда взялась эта сумма, Штюрмер отвечал одно – на то есть «высочайшее повеление» и о содержании журнала уже доложено царю.

Бесцеремонность и грубость нажима со стороны нового премьера вызвали протесты сразу нескольких министров. Во избежание скандала дело пришлось свернуть. Как потом выяснилось, деньги планировали взять из ведомства ничего не подозревавшего военного министра (и это во время ведения боевых действий и постоянной нехватки средств на обеспечение воюющей армии!) и употребить их якобы на широкий подкуп печати и подготовку кампании по выборам в думу.

Вскоре Штюрмер создал свой влиятельный политический салон (крайне правого толка), в который вошли многие видные сановники, губернаторы, предводители дворянства, парламентарии, церковные иерархи и т. д. Постановления заседаний этого элитарного собрания передавались «в форме пожеланий и просьб на высочайшее имя», среди которых сам Штюрмер и его распутинские сотоварищи нередко пытались провести петиции, обусловленные их сугубо личными корыстными интересами.

Так, Хвостов (при поддержке премьера) просил предоставить приятелю Штюрмера и постоянному члену его салона А. Б. Нейдгарту право полного аудита над Союзом акционерных обществ железных дорог. Можно только догадываться, какие астрономические взятки грезились инициаторам этой идеи, но из-за бури протестов со стороны акционеров союза от барыша пришлось отказаться. Знаменательно, что Хвостов никак не ожидал такого исхода и сильно сокрушался, поскольку он «…уже успел пообещать Нейдгарту, что дело решено».

Внутри официального кабинета министров Штюрмер создал свой «малый», или «теневой», кабинет, легко проводивший все решения Штюрмера и стоявшей за ним клики Распутина. Похоже, что успех в создании такого органа де факто, некоторое время сопровождавший Штюрмера, позволил ему легко принять и амбициозное предложение И. Ф. Манасевича-Мануйлова о создании премьерской секретной суперслужбы, о чем уже было сказано выше17.

М.Д.Шкафф (Зингер-Шкафф), «Политэмигрант»; еврей, аферист. Содержал в Харькове и Петербурге собственные банкирские дома; был замешан в злоупотреблениях (крупной растрате кредитных средств) в Костромском коммерческом банке (КМБ). В 1899 г. бежал за границу, в Париж (при этом в России его банки объявили себя несостоятельными18), и выдавал там себя за политического эмигранта, что, по словам русского финагента А. Рафаловича, привлекало к нему симпатии французских «радикалов».

Имел свой швейцарский банк, посредством которого в ноябре 1908 г. планировал поглотить банкирский дом Мюллера19. Между прочим, коммерческая «деятельность» Шкаффа распростиралась отнюдь не только на провинциальный КМБ. В 1900–1901 гг. респектабельный Московский международный коммерческий банк потерял на сомнительных сделках, осуществлявшихся при посредсте Шкаффа, около 2 млн руб.20

Распутинские обер-прокуроры святейшего Синода:

Владимир Карлович Сайлер (с 1914 г. Десятовский, взял фамилию жены;) (1845 или 1847–1929). Сын штаб-лекаря и дворянки Тульской губернии. Обер-прокурор Синода (2.05.1911-5.07.1915) (трижды кланялся Распутину в пояс за назначение). Сенатор (1896). Статс-секретарь (1913).

После окончания юридического факультета Московского университета со степенью магистра (1868), затем некоторое время преподавал. В 1873–1883 гг. числился при II отделении собственной канцелярии царя. С 1876 г. состоял при великой княгине Екатерине Михайловне. Камергер (1880). В 1883–1892 гг. управляющий Канцелярией Синода, в 1892–1905 гг. товарищ обер-прокурора Синода. Г. И. Шавельский, протопресвитер военно-морского духовенства, говорил о нем: «В. К. Саблер был оригинальнейшим обер-прокурором. Он всегда был другом архиереев… Его приемная всегда была переполнена монахами и монахинями, игуменами и игумениями, архимандритами и протоиереями. Все время, казалось, дышал церковностью».

6 мая 1905 г. оставил службу в Святейшем Синоде, назначен членом Государственного совета и произведен в действительные тайные советники.

С назначением обер-прокурором Синода Саблер развернулась кампания внутрицерковных реформ. Однако на деле саблеровские реформы ничего, по существу, не меняли. Не случайно протопресвитер военно-морского духовенства вспоминал позднее, что при Саблере Синод занимался только наградными и бракоразводными делами. Как писал Г. И. Шавельский, Саблер не обладал ни умом, ни непреклонной волей, ни властностью прежних обер-прокуроров, но он был всесильный своим влиянием на императрицу Александру Федоровну.

После революции В. К. Саблер был арестован в апреле 1918 г. Из ЧК его вскоре выпустили «за отсутствием состава преступления». Проживая в начале 1920-х гг. в Москве на Поварской, он влачил жалкое существование. В конце жизни, будучи уже древним старцем, он был сослан в Тверь, где ютился в церковной сторожке.

Александр Николаевич Волжин (8.05.1860-2.01. 1933). Из старинного дворянского рода, богатый помещик, предводитель дворянства. Родственник А. А. Хвостова.

Окончил гимназический и университетский курс в Императорском лицее цесаревича Николая. До революции работал в Министерстве внутренних дел (1889). Седлецкий, затем холмский губернатор. Гофмейстер двора (1914). Директор Департамента общих дел МВД (1914). Член Государственного совета. По рекомендации Хвостова, Белецкого и распутинского епископа Варнавы назначен обер-прокурором Синода (1915–1916). Архиепископ Холмский Евлогий (Георгиевский) писал о нем в труде «Путь моей жизни»: «А. Н. Волжин, женатый на Долгоруковой, большой помещик, человек недалекий, разыгрывал вельможу, стараясь выдержать стиль древнерусского воеводы. У себя в усадьбе он носил вычурные кафтаны, сафьяновые сапоги… и, по-видимому, хотел производить впечатление боярина в своей вотчине. Любил Волжин кутить».

После революции эмигрировал. Жил на Мальте, в Италии, Германии. В 1921 г. был рекомендован для участия в Русском Зарубежном Церковном Соборе в Сремских Карловцах (Югославия). Последние годы провел в г. Ницца (Франция), где и скончался.

Когда митрополит Питирим свалил неугодного ему обер-прокурора Синода Волжина, он выбрал нового ставленника прораспутинских кругов – Н. П. Раева.

Николай Павлович Раев (1856 – по некоторым данным, 1919, Армавир или Ставрополь). Сын петербургского митрополита Палладия. Он не только не скрывал своего происхождения, как делали многие миряне, вышедшие из духовной среды, а, наоборот, проявлял почтительную преданность к своему сословию и озабоченность его участью. Действительный статский советник. Член Совета министров народного просвещения. Обер-прокурор Синода с 30 августа 1916 г. по 3 марта 1917 г.

Окончил Лазаревский институт иностранных языков. Основатель и руководитель Вольного женского университета.

В момент назначения обер-прокурором Синода был в возрасте 60 лет. Борьба за его назначение была серьезная. Митрополит действовал через императрицу, Вырубову и Распутина, где влияние того было неограниченным. Борьба закончилась победой митрополита Питирима. К тому времени Н. П. Раев был малоизвестной личностью, его знали лишь как сына митрополита Палладия. Но Раева достаточно хорошо знал митрополит Питирим по его прежней службе в Курске как человека, преданного владыке и… безгранично мягкого и робкого, из которого «можно вить веревки».

По воспоминаниям современников, он был безукоризненно воспитанным, скромным, не было в нем и того, что отличало А. Н. Волжина: не было желания рисоваться, производить впечатление. Но эти качества мешали исполнять волю его кураторов: положение смиренного и робкого Н. П. Раева в Синоде было очень затруднительное, ибо малейшая попытка его принять участие в разрешении того или иного дела встречала резкое противодействие иерархов церкви. Ему явно нужен был «свой» помощник.

Таковым стал назначенец «мафии» князь Николай Давидович Жевахов (Джавахишвили) (24.12.1874–1938): 15 сентября 1916 г. состоялся высочайший указ о его назначении вторым товарищем обер-прокурора Синода (вскоре он стал единственным). Устами царицы он был назван «прелестным» и «очень лояльным». Однако у остальных о нем было, мягко говоря, иное мнение. «Князек он был захудалый, – отмечал протопресвитер Шавельский, – университетский диплом не совсем гармонировал с его общим развитием; деловитостью он совсем не отличался. Внешний вид князя: несимпатичное лицо, сиплый голос, голова редькой – тоже был не в его пользу». И все же, по крайней мере однажды, «свой человек» и протеже Распутина проявил исключительную деловитость. Когда умер Питирим21, находившийся при нем Жевахов обокрал покойника: взял двое или трое золотых часов и 18 тыс. руб. николаевских денег, зашитых у Питирима в рясе. «О, гнусная персона! – сокрушался протопресвитер. – И такие грязные субъекты попадали чуть ли не в кормчие российского церковного корабля!..»22

Любопытно, что в крайне тенденциозных, написанных уже в эмиграции воспоминаниях Жевахов объясняет скрытые мотивы поведения своего благодетеля Распутина тем, что он-де был завербован «…агентами интернационала… для своих революционных целей»23.

Впрочем, по его решительному мнению, в то время во всех государственных ведомствах и министерствах сидело «.уже 90 процентов революционеров, поддерживаемых думой и прессой, бороться с которыми можно было только пулеметами»24.

27 февраля 1917 г., в понедельник, Н. П. Раев как обер-прокурор Синода в последний раз посетил резиденцию царской семьи в Царском Селе. Очевидно, обеспокоенный революционными событиями в Петрограде, он встретился с императрицей в Александровском дворце. Но судьба Российской империи была уже предрешена.

«Alles zum Verkauf» – «Всё продается»

(Портреты «красных банкиров»)

Дмитрий Львович (Леонович) Рубинштейн (18761936), купец первой гильдии, кандидат юридических наук, действительный статский советник, награжден орденом св. Владимира. С 1906 г. масон. Видный аферист и спекулянт, управляющий имуществом великого князя Андрея Владимировича, основатель «Русско-Французского коммерческого банка», директор правления общества Петро-Марьевского и Варвароплесского объединения каменноугольных копей, страхового общества «Волга», член правлений Харьковского общества пивоварения «Новая Бавария», Санкт-Петербургского арматурно-электрического общества и др. Рубинштейн занимал столько руководящих постов в правлениях различных акционерных обществ, что на их перечисление в справочнике «Весь Петербург» отводилось 17 строчек.

В разгар Первой мировой войны организовал продажу немцам «2-й Всероссийской страховой компании» через агента Исидора Л. Кона («Гаранти траст», США). Тогда в России многие считали, что Рубинштейн со своим коллегой банкиром Манусом «…работают явно на Германию». И этот факт был установлен следственной комиссией генерала Н. С. Батюшина по борьбе со злоупотреблениями тыла в 1916 г. В результате Рубинштейн был обвинен в государственной измене и осужден к заключению (10.07.1916), которое отбывал в Псковской тюрьме. Его скорому освобождению способствовала тесная связь с Г. Е. Распутиным (которому он заплатил «за труды» – активное подключение к защите самой императрицы – более 100 тыс. золотых руб.) и его личным секретарем Аароном (Ароном) Самуиловичем (Симоновичем) Симановичем.

Выйдя на свободу (6.12.1916), Рубинштейн прежде всего развернул шумную общественную кампанию в свое оправдание на страницах купленной им еще в 1915 г. газеты «Новое время» (у ее главного редактора Суворина) и в других русских и зарубежных печатных изданиях.

Затем с помощью взяток, посулов и Симановича постарался убедить Распутина в необходимости завести «собственную юстицию», сменив министра юстиции А. А. Макарова (потребовавшего ареста Рубинштейна как государственного преступника) на сенатора М. А. Добровольского. Процесс уже шел по накатанной колее – новому кандидату устроили тайное свидание с императрицей. Однако, как уже говорилось, до нее дошли сведения, что Добровольский брал взятки, и назначение чуть было не сорвалось. Но не таков был Рубинштейн, чтобы отступать от задуманного, – он добился своего: Добровольский получил-таки пост министра в декабре 1916 г.

Не безынтересны дальнейшие похождения этого прожженного авантюриста.

В 1922 г. Рубинштейн проходил по материалам немецкой полиции, отмечавшей его контакты с советской делегацией в Германии, прибывшей для подписания Раппальского договора (при этом заслуживает внимания тот факт, что его имя упоминалось рядом с именем Л. Б. Красина).

В 1923 г. проходил в польской полиции по делам лиц, сотрудничавших с большевиками: бывшего директора банка в России Леона Зильберштейна, Александра, Симеона и Владимира Ясных, Александра Залкинда25.

Рубинштейн участвовал и в финансовых операциях советского правительства. В 1934 г. его имя фигурировало в досье французской спецслужбы «Сюртэ Женераль» в связи с делом некоего коммерсанта Джорджи Алгарди, намеревавшегося создать общество по дисконтированию советских векселей и подозревавшегося в связях с агентами советской разведки во Франции.

В 1937–1938 гг. он значился и в списке подозрительных лиц, составленном 2-м Бюро Генштаба Франции26.

Жена Рубинштейна – Столпа Соломоновна Рубинштейн; родной брат – Яков Львович Рубинштейн (18791963), адвокат, социал-демократ, юрисконсульт Союза металлистов, председатель Харьковской городской думы, член харьковской масонской ложи, с 1919 г. – член Верховного совета российского масонства в Париже, председатель «Лиги прав человека».

Мануил Сергеевич Маргулиес27 (1868/1869-1939)28, дворянин, доктор медицины, закончил юридический факультет Петербургского университета, присяжный поверенный и присяжный стряпчий; гласный Санкт-Петербургской городской думы. Кадет, которого, по выражению современников (А. В. Тыркова), «крестили в Крестах». Член правлений: Апшеронского нефтяного общества, нефтепромышленного «А. С. Меликов и Ко», Нафталанского нефтепромышленного общества, Российского горного комиссионного общества, общества «Сибирская медь», общества Тульских меднопрокатных и патронных заводов, нефтепромышленного общества «Шихово», Общества по химической переработке древесины. Директор общества Северных заводов наследников И. П. Пастухова, ответственный агент в России английского «Общества Енисейской меди»29. Учредитель АО «Таксомобиль»30.

Личный друг основателя русского франкмасонства М. М. Ковалевского, член ложи «Великого Востока Франции» с 1906 г., приятель Сеншоля и Буле31, которые в 1908 г. покровительствовали русским ложам и контролировали их. В том же году Маргулиес возведен в 18-й градус посвящения, стал «братом в степени Рыцаря Розы и Креста» ложи «Полярная Звезда» в Петербурге и введен в число ораторов Верховного совета русского масонства.

В 1914–1917 гг. – товарищ председателя Центрального военно-промышленного комитета, возглавлявшегося А. И. Гучковым, (контролировал крупные военные заказы во время войны), затем – министр торговли Северо-Западного правительства генерала Юденича (1919).

Между прочим, в этом статусе он с другими членами Северо-Западного правительства, возглавляемого также масоном С. Г Лианозовым, по настоянию англичан подписал документ о «признании эстонской независимости». В ответ на это Юденич рассчитывал получить финансовую помощь от союзников и «независимых эстонцев», но так и не получил их.

Зато большевики дали Эстонии, по договору от 2.02.1920 г., 1000 кв. км русских земель, за что, в свою очередь, получили от них содействие в разоружении отрядов Белой армии и право использовать Таллинский порт для незаконного экспорта золота и ценностей, маскируя их российское происхождение.

В 1919 г. Маргулиес эмигрировал в Лондон, затем в Берлин, Париж. Член президиума русских адвокатов за границей. В 1919 г. числился в списках членов парижской ложи «Клемент Амати» в 12-м градусе. В эмиграции развелся с женой (та ушла к масону В. Д. Аитову). Его сын был синологом, долгое время работал в ООН. Сам Маргулиес служил личным секретарем и юрисконсультом у банкира Д. Л. Рубинштейна.

Одновременно с работой на Рубинштейна32 Маргулиес активно подвизается в французских масонских кругах обоих согласий – «Великой ложи Франции» и «Великого Востока Франции», становится одним из основателей лож «Свободная Россия» и «Великий свет Севера» (Берлин, 1920), членом парижского Ареопага, или Капитула, т. е. – масонского Совета народов России, член ложи «Полярная Звезда» (1922).

Маргулиес – автор трехтомных мемуаров «Год интервенции» (Берлин, 1923). В начале 20-х годов за попытку организовать сбор средств в помощь голодающим в Советской России был предупрежден руководством «Великого Востока Франции» о возможности наказания («усыпления») за эту «просоветскую деятельность». Оправдываясь, он писал: «Нас обвиняют в распространении ложных слухов, нам нанесли рану, которая не скоро заживет. Мы старались всеми силами вести антисоветскую пропаганду, основанную на фактах, в масонской среде…»33 В 1928 г. – первый надзиратель ложи «Северная Звезда», достигнув 30-го градуса «Рыцаря Кадош» («кадош» по-древнееврейски – «святой»), а в 1930 г. получает высший – 33-й градус.

С 1931 г. – досточтимый мастер ложи «Свободная Россия», где тесно сотрудничает с братом этой ложи, руководителем сионизма В. Жаботинским.

Аарон (Арон) Самуилович (Симонович) Симанович, масон, ростовщик, мошенник, карточный шулер, личный секретарь Г. Е. Распутина. Следил за «надежным использованием свободных финансов» своего патрона, а заодно и за «денежными делами» намечаемых им кандидатов на высокие государственные посты (при этом «запутанность» таковых дел служила благоприятным обстоятельством для выбора будущего кандидата!) Приятель и конфидент личного секретаря Д. Л. Рубинштейна – масона с 1906 г., М. С. Маргулиеса. Во второй половине 20-х годов с ним произошел шумный скандал, когда он попался полиции (вместе со своими подельниками – князем Эристовым и неким Шелохаевым) на размене фальшивых советских денег различным парижским банкам на общую сумму в 26,3 тыс. франков34. В 1927 г. провел полгода в немецкой тюрьме, выпущен под залог по ходатайству «братьев»-масонов. В досье Симановича из «Сюр-тэ Женераль» также упоминается целый ряд его похождений в Румынии, Германии, Франции, в частности организованная им афера с изданием сначала в Германии, а затем и во Франции мемуаров, специально (по оплаченной договоренности) сфальсифицированных35.

Из Википедии: Аарон Самуилович Симанович (1873–1978) – купец 1-й гильдии, ювелир, личный секретарь (точнее, финансист) Распутина. Переехал в Петербург в 1906 г. Занимался ростовщичеством, давая займы под проценты. Содержал различные игорные клубы и притоны. О месте и обстоятельствах знакомства с Распутиным Симановича достоверно неизвестно. По одним сведениям, это произошло в Киеве, по другим – это случилось в Петербурге при содействии известного авантюриста князя Андроникова. Предупредив Распутина о готовившемся в начале 1916 г. министром внутренних дел А. Н. Хвостовым его убийстве, окончательно стал доверенным лицом Распутина. Согласно записям службы наружного наблюдения, Симанович бывал у Распутина почти ежедневно. Сразу же после февральского переворота, в марте 1917 г., подвергался кратковременному аресту. Эмигрировал, написал книгу о Распутине – «Распутин и евреи. Воспоминания личного секретаря Григория Распутина»36.

В справке наружного полицейского наблюдения, установленного за Г. Е. Распутиным, опубликованной в книге О. А. Платонова «Жизни за царя» (М., 1999), на странице 361 °Cимановиче написано: «Симанович Арон Симонович, 43 лет, еврей, петроградский 1-й гильдии купец, при нем проживает его жена Теофилия, 39 лет, и дети: Семен, 18 лет, студент, Соломон, 14 лет, Мария, 15 лет и Кира, 13 лет»37. Младший сын Арона, Соломон, чтобы скрыть свое родство с отцом, эмигрировавшим из России, изменил в фамилии букву «а» на «о» и стал писаться как Симонович.

Игнатий Порфирьевич Манус (1861–1918). Родился в Бессарабии в семье врача. Действительный статский советник (1915). По окончании гимназии около 15 лет служил на российских железных дорогах, занимаясь хозяйственными и финансовыми делами.

Деятель Санкт-Петербургской биржи, банкир, предприниматель, журналист, купец 1-й гильдии, мошенник, «скомпрометированный спекулянт», близкий приятель и подельник Д. Л. Рубинштейна.

Его призвание раскрылось на Петербургской бирже, где с середины 1890-х гг. он стал спекулировать ценными бумагами. Не занимая официальных должностей на бирже, Манус накануне Первой мировой войны играл там важную роль, воздействуя на биржевые курсы. Эта деятельность принесла ему не только влияние, но и богатство: Манус являлся крупным акционером ряда банков и промышленных предприятий, железнодорожных обществ, что позволило ему войти в руководящие органы некоторых из них.

К началу Первой мировой войны Манус – предводитель «русской партии» акционеров, член совета Сибирского торгового банка, председатель правления Российского транспортного и страховою общества, член правления товарищества Петербургского вагоностроительного завода, кандидат в члены правления Общества Юго-Восточных железных дорог, владелец свыше 11 тыс. акций Петербургского международного банка. В марте 1911 г. Русско-Азиатский банк (директор А. И. Путилов) создал специальный синдикат для покупки и продажи акций Ленского золотопромышленного товарищества; доля участия в нем И. П. Мануса составила 16 %38. Вместе с Рубинштейном, М. А. Соловейчиком и др. был участником коллективного сговора и последовавшего затем громкого скандала, который был вызван срывом в 1912 г. плана российского правительства «слить» вместе Русско-китайский, Сибирский торговый и Петербургский частный коммерческий банки.

В российских деловых кругах Манус пользовался репутацией человека энергичного и предприимчивого, но абсолютно беззастенчивого в средствах достижения своих целей. Многих отталкивала и его близость к таким скандально известным личностям, как князь В. П. Мещерский и Г Е. Распутин. Располагая возможностями сосредоточить в своих руках необходимое число акций, Манус на общем собрании акционеров того или иного общества проводил в состав его правления «нужных» людей. Заключенные им союзы обычно оказывались недолговечными, оборачиваясь острыми конфликтами с партнерами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.