ЦАРИЦЫНСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ. 1918

ЦАРИЦЫНСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ.

1918

Добирается Снесарев до Москвы, судя по дневнику, с крайними неудобствами, с пересадками, долгими часами простаивая в Лисках, Воронеже, на заворонежских узловых и крупных станциях. Едва ли не проще было дойти пешком.

Не может не поразиться глупости, безалаберности происходящего, когда, скажем, главковерх Антонов (Овсеенко), зачем-то пожаловавший в Острогожск, Лиски, занимает аж шесть вагонов, но не имеет ни штаба, ни карт: «Народу много, а толку нет… знающих — никого. При обороне нет ни орудий, ни пулемётов… а в тылу — бронированные поезда, новейшие орудия и пулемётов несть числа. Штабы катаются по всем направлениям… Игра в войну — самая страшная из игр».

Лишь на пятый день поездки — 4 мая (21 апреля по старому исчислению) Снесарев — в Москве. Сразу же направляется к сослуживцам-генштабистам.

Высокие военные чины, пошедшие служить новой власти, жили у Александровского вокзала (несколько раз переименованного, ныне Белорусского), в вагонах привокзального поезда. Вагонах, внешне мало отличимых друг от друга. Но только внешне…

В первый же день побывал он у Болховитинова, знакомого ещё по давним годам учения в Академии, тот устроился в вагоне поистине историческом, роковом, не оставляющем сердце и воображение безучастными, — «в вагоне-салоне № 468, в котором ездил когда-то Столыпин, потом Керенский (с ногами забившийся в угол кожаного дивана, когда ему делали доклад). Из этого же вагона тянули на самосуд Духонина…» — запишет Снесарев в дневник. В одном вагоне — причудливая связка разновеликих имён, скорбная скрижаль российской действительности. Благородная и трагическая фигура Столыпина, опереточный анфас-профиль Керенского и опять-таки трагическая фигура Духонина, выпустившего будущих вождей и воителей Белого движения Корнилова, Лукомского, Деникина, Маркова, Романовского из Быховской тюрьмы и знавшего, что за этим последует, как злобной стаей с ним расправятся красные.