РАСКОЛ В ОТРЯДЕ ХАБАРОВА

РАСКОЛ В ОТРЯДЕ ХАБАРОВА

В районе улуса Кокурея Ерофей Павлович задумал остановиться на зимовку и рубить острог. Но с этим мнением согласилось только 220 человек. А сто с лишним остались безучастными к просьбе Хабарова. Это было неспроста. В войске Хабарова уже давно назревал конфликт. И здесь будет уместно рассказать об отношении Хабарова и его полчан.

Войско Хабарова состояло из двух категорий. Наиболее многочисленная его часть была представлена промышленниками. Они согласились пойти на государеву службу без жалования, в качестве добровольцев и поэтому именовали себя охочими служилыми людьми или охочими казаками. Одни из них поднимались на службу на свои средства (своеужинники), другие на средства Хабарова и других лиц (покрученники).

Меньшую по численности группу составляли жалованные служилые люди, официально числившиеся в службе. Они появились в войске в 1650 г., со времени второго прихода Хабарова на Амур. Сначала их было 33, а с приходом Чечигина — 65 человек. Снаряжение служилых казаков осуществлялось за счет казны. Их материальная зависимость от частных лиц, например» от Хабарова, была меньшей. Хотя не исключено, что и они могли занимать средства и «должать великими долгами», поскольку казенного жалованья всегда не хватало, тем более для подъема на дальние службы.

Состав войска (служилые и охочие казаки) определил его устройство и структуру. Наряду с официальными должностями десятников, пятидесятников и приказного в лице Хабарова, в нем были выборные должности казацкого самоуправления — есаулы. Очень авторитетным в войске был казачий есаул Андрей Иванов, отличавшийся справедливостью, большой личной храбростью и пользовавшийся доверием и уважением Хабарова.

Войсковой наряд — 3 пушки — обслуживался пушкарями. Старшим среди них считался Онуфрий Степанов прозвищем Кузнец, которого одновременно выбрали есаулом. Его ближайшим помощником был Тит Леонтьев сын Осташков. Пушкари были знатоками кузнечного и бронного дела. В полевых условиях они умели чинить пушки, старые мушкеты и пищали, переплавлять трофейные стрелы, ядра и якоря в ядра нужной величины для своих пушек. Это было очень важно, так как за время пребывания Хабарова на Амуре из Якутска почти не присылали пушечных ядер. Был в войске рудознатец и серебряных дел мастер Федор Иванов Серебряник. Он пришел с Хабаровым на Амур в 1650 г. и первым из русских людей взял на пробу амурские руды.

Функции переводчиков в войске выполняли несколько человек. Из них самым опытным считался казачий десятник из енисейского гарнизона Константин Иванов, который в свое время в качестве тунгусского и монгольского толмача бывал в Забайкалье с отрядом землепроходца Ивана Галкина. На Амуре Константин Иванов быстро обучился даурскому языку от крещеного в православие тунгуса Логина Ярофеева, который знал даурский и дю-черский языки и был войсковым толмачом. Имелся в войске и гиляцкий переводчик. Им был один из гиляцких князьцов, привезенных в свое время Поярковым из Гиляцкой земли в Якутск. При крещении его назвали Кузьмой, сохранив за ним прозвище Гиляк.

Работу войсковых писарей на первых порах выполняли Иван Прокофьев Посохов и Иван Гаврилов Телятьев. Их помощниками были Захар Козьмин и Иван Иванов Южак. Летом 1651 г. Францбеков официально назначил войсковым подьячим Богдана Кузьмина Габышева, прибывшего к Хабарову вместе с отрядом Чечигина. Габышев должен был привести в порядок все войсковое делопроизводство, в том числе ясачные и таможенные книги, а затем вернуться с документацией в Якутск к Францбекову. Тогда же среди амурских казаков появилось еще несколько грамотных людей — Михаил Агафонов Свечник, Дмитрий Микитин, Алексей, Иван, Михаил Яковлевы, которые в случае необходимости могли привлекаться к ведению документации.

Круг обязанностей служилых и охочих казаков хабаровского войска был одинаков: присоединять новые земли, призывать в российское подданство не обложенное ясаком местное население, в подходящих местах строить остроги и зимовья, при необходимости делать и чинить речные суда, лодки, барки, выполнять функции гребцов, а в иных местах — и бурлаков, оборонять население, принявшее российское подданство, собирать с него ясак, охранять и доставлять ясачную казну и официальную переписку, присматривать. удобные под пашню земли и начинать их освоение, разыскивать полезные ископаемые и т. д. Выполняя такие обязанности, любой из участников экспедиции Хабарова имел полное право сказать: «А таких, государь, служеб нет, которые бы мы не служили!»

Широкие права и обязанности имел и Ерофей Павлович. Он был первым приказным человеком Даурии. В его ведении находилась громадная территория, включающая водоразделы Олекмы и Амура, а также сам Амур, начиная от впадения в него реки Урки и кончая его устьем.

На вновь присоединенной земле Хабаров был вправе собирать ясак, осуществлять таможенный досмотр и сбор таможенной пошлины, а также следить за соблюдением общесибирского порядка, запрещавшего торговым и промышленным людям скупать пушнину у местных жителей до внесения ими в казну ясака. Хабаров мог конфисковывать незаконно приобретенную пушнину, а самих нарушителей высылать под стражей или «с крепкими поруками» в Якутск для дальнейшего дознания. Следил Хабаров за исправным внесением в казну десятой пошлины со всей добытой пушнины и за ведением соответствующей документации.

Как глава экспедиции Ерофей Павлович нес полную ответственность за жизнь и действия участников похода. Он распределял между ними служебные поручения: постройку острожков, зимовий, судов, сбор ясака. В небольших исковых делах и спорах он был их судьей. Хабаров должен был следить за порядком в войске, бороться с неблаговидными поступками своих полчан, «от всякого дурна их унимать», а за непослушание и дерзость, которые в то время назывались «воровством и озорничеством», «чинить наказание и расправу, смотря по вине».

Вместе с тем, несмотря на большие права Хабарова, его войско, состоящее на 2/3 из добровольцев — вольных охочих амурских казаков, сохранило казацкое самоуправление. Войско контролировало действия Хабарова как представителя официальной власти в Даурии, и он не мог, не посоветовавшись с казачьим кругом, самостоятельно решать вопросы, касающиеся всех. Бывали случаи, когда войско вмешивалось в распоряжения Хабарова. Например, оно отвергло его предложение о поселении 20 покрученни-ков на реке Урке и организации их силами пашни, сочтя нужным послать хлеб, предназначенный для этого поселения, к Ту-гирскому волоку, куда должен был подойти с подкреплением из Якутска Третьяк Чечигин. Все пленные и имущество, захваченные в ходе военных действий, считались собственностью войска, и оно их продавало всем без исключения, даже Хабарову51.

Постепенно отношения Хабарова с частью войска стали ухудшаться. Ведь для некоторых Хабаров был не только начальником, но и хозяином. Ерофей Павлович многих из охочих казаков ссудил для подъема в Даурию деньгами, хлебом, снаряжением, одеждой, оружием, порохом, свинцом. Он активно вмешивался в их промысловую деятельность, постоянно забирал по кабалам 2/3 добытой ими пушнины в свою пользу. Отношения с покрученниками становились все напряженнее. Государственная служба занимала много времени, свободного времени для собственного промысла оставалось мало. Получалось так, что многие из покрученников не могли своевременно расплачиваться с Хабаровым, а он, в свою очередь, оставался должным Францбекову. Францбе-ков грозил правежом. Мало того, он отправил из Якутска с отрядом Чечигина «своего человека» Ананыо Урусланова, который прямо в войске взыскивал и с Хабарова, и с других должников в пользу Францбекова мягкую рухлядь. Наконец, Францбеков отдал свою кабалу в 2100 руб. окольничему Прокофию Соковнину, которому был должен эту сумму. Иск он переписал на Ники-фора и Ерофея Хабаровых. Теперь оба брата должны были расплачиваться еще и с Соковниным. Последний не соглашался на отсрочку долга и через Сибирский приказ направил свой иск в Якутск, оттуда 30 июня 1652 г. на Амур был послан служилый человек Никита Прокофьев со строгим предписанием собрать за братьев Хабаровых, как за преступников, «крепкие поручные записи», с Ерофея начинать править долг, «как минется Даурская служба», а Никифора доставить в Якутск под охраной немедленно. х

Связанный по рукам и ногам кабальными записями, Хабаров все чаще упрекал товарищей в неуплате ему долгов за то казенное имущество, которое он получил в счет ссуды: «Мне платить в казну государю. Вы что ли за меня ему платить будете?» Иногда, в минуты раздражения, он грозил некоторым из своих должников тем, что за всякий пуд ссужаемого им хлеба заставит их платить по 10 руб., т. е. сумму неслыханную по тем временам.

В отряде появились недовольные из числа покрученников, которые, возможно, не без основания стали обвинять Хабарова в том, что «он их избижал и мучил всякими налогами и кабальными правежами неместными». Стали роптать и жаловаться друг другу и те, кто пошел на Амур добровольно, снарядившись на собственные средства. Мало чем обязанные войску и лично Хабарову, они были недовольны тяготами службы, дисциплиной, которую он требовал, и, наконец, тем, что им приходилось служить «с воды и с травы», без государева жалованья. Так в войске сложилась группа, которая решила отколоться от Хабарова и служить государю «особо».

События развивались следующим образом. 1 августа 1652 г., в то время, когда большая часть отряда была занята строительством острога в устье Зеи, около 100 казаков, подстрекаемых казачьим десятником и толмачом Константином Ивановым и охочими амурскими казаками Степаном Поляковым и Логином Васильевым, неожиданно захватили 3 дощаника и отвалили в них от берега. На дощаниках в то время находилось до 30 человек, непричастных «к воровскому совету». Лишь немногим из них, наиболее решительным и сильным, удалось вырваться и не дать себя схватить и связать. Оставив в дощаниках все свое имущество— одежду, оружие, порох, свинец, пушнину, эти казаки, по словам очевидцев, бросились в воду и вплавь, «в однех рубахах», добрались до берега. В тот день вместе «со сворованными и сильно увезенными» отошло от Хабарова 136 человек. В устье Зеи осталось 212 человек.

Долго плыли в лодках вслед за дощаниками верные Ерофею Павловичу казаки, взывая к совести и долгу своих товарищей. Но на все уговоры остаться и продолжать вместе начатое дело, «не порушить крестное целование, слушати государева указу и наказных памятей» беглецы заявляли довольно язвительно: «Не слушаем де мы наказных памятей да и близко де к вам нейдем. Однажды (раз и навсегда. — Г. Л.) мы от вас отъехали и больше не хотим служить без жалования».

Правда, Константин Иванов с товарищами все-таки пошли на уступку, но только потому, что среди них не было ни одного пушкаря: одну из казенных пушек они сбросили с дощаника на берег, а другую — прямо в воду. Но с порохом, свинцом, куяка-ми, продовольствием беглецы расстаться не пожелали, рассудив, что они им еще пригодятся. «И всего войскового живота захватили и увезли те воры, — писал Хабаров, — на две тысячи рублев. Да знамя увезли войсковое, а цена тому знамени — пятьдесят рублев». Глядя на то, как уходили вниз по Амуру три суденышка, многие полчане не могли сдержать слез. Они вытащили из воды пушку, ядра и перенесли их «честно» к себе в дощаники.

Вероятно, беглецы улучили момент, когда в устье Зеи Хабарова не было. В противном случае, используя численное превосходство своих сторонников и имея в своем распоряжении еще 5–6 дощаников, он мог бы пресечь разногласия на месте.

Думать о дальнейшем продолжении строительства острога только с оставшейся частью людей не имело смысла. И последующее пребывание в улусе Кокурея Хабаров использовал для иных дел. Отсюда он отправил свою последнюю и самую большую отписку с Амура. Она содержала подробный отчет о действиях хабаровского войска с момента взятия Гайгударова городка и до раскола в отряде. Отписку доставляли Олекминским путем 4 человека: Богдан Габышев, Сергей Андреев, Ефим Самсонов, Иван Телятев. Посыльные шли от устья Зеи до Якутска около 45 суток. В Якутске они застали нового воеводу Ивана Павловича Акинфова, заменившего Францбекова на воеводской должности.

Хабарову об этом изменении ничего известно не было. И, находясь еще некоторое время в устье Зеи, он безрезультатно ждал вестей от Францбекова. Правда, сам Хабаров времени даром не терял. Он использовал тактический ход, применяемый нередко в военном деле: с помощью верных ему людей распустил среди местного населения слух о скором приходе на Амур 6-тысячного русского войска. Ерофей Павлович покривил истиной лишь частично. В своих последних отписках он действительно убеждал Францбекова обратиться в Москву с просьбой о подкреплении и даже называл при этом цифру — б тыс. воинов. Столица уже стала предпринимать кое-какие практические шаги для отправки на Амур большого войска. Но пока еще его на Амуре не было. Тем не менее, испугавшись подхода подкрепления и объединения усилий русского и местного населения, маньчжуры спешно отвели свое войско из устья Сунгари вглубь Маньчжурии, так и не рискнув ни летом, ни осенью 1652 г. совершить набег на Приамурье.

Военная хитрость Хабарова нежданно-негаданно помогла отряду Иванова пройти мимо устья Сунгари в низовья Амура совершенно свободно. Здесь, в Гиляцкой земле, беглецы поставили небольшой острожек с башнями, намереваясь жить в нем зиму, собирать ясак с гиляцкого населения и заниматься пушным и рыбным промыслами.

Между тем Хабаров не мог допустить разделения отряда. Получив точные сведения об уходе маньчжурского войска, он 9 августа оставил устье Зеи, спустился вниз, по Амуру и 30 августа подошел к острожку Константина Иванова. Последний вместе со своими соратниками принял меры предосторожности, наглухо закрыв ворота городка. Хабаров приказал объявить им, что не собирается уходить с этого места. С верными себе полчанами он поставил вблизи городка зимовье из нескольких изб, устроил на расстоянии пушечного выстрела раскаты, вкатил на них пушки и приказал дать несколько выстрелов по городку. Однако казаки умели строить городки! Хабаров сам их учил этому! Бомбардировка даже не повредила стен. Чтобы попусту не тратить ядра и пули, а окрестности не оглашать канонадой, Ерофей Павлович приказал идти на приступ. Приказ был отдан громко, в расчете, чтобы сторонники Иванова его услышали. Последние знали, что в подобных ситуациях Хабаров шутить не любил. И когда они увидели, что атакующие с решительным видом стали приближаться к стенам в куяках и со щитами, они приняли единственно разумное решение — сдаться на милость победителей и продолжать вместе начатое дело.

С «пущими заводчиками» Хабаров поступил как приказный, которому давалось право «от дурна» подчиненных унимать, всякими мерами смирять, а провинившихся подвергать наказаниям. 12 человек были биты батогами (палками). Некоторых из них, как вспоминали очевидцы, «били батогами без рубах насмерть». 4 главных зачинщиков побега — Константина Иванова, Степана Полякова, Федора Петрова и Гаврилу Шипунова — Хабаров бить не решился. Но для острастки и позора, «чтобы другим так воровать неповадно было», приказал их заковать в кандалы и продержать несколько дней скованными по рукам и ногам в «темной каморе». Имущество наказанных было отдано в войсковую казну. Выстроенный беглецами острожек, презрительно названный «воровским», Ерофей Павлович приказал разобрать и использовать на дрова, заставив 100 человек беглецов вновь потрудиться и поставить себе избы для жилья.

Сведения о зимовке Хабарова в 1652–1653 гг. в Гиляцкой земле немногочисленны: казаки из его отряда ездили по окрестным улусам, собирали ясак, занимались рыбным и пушным промыслами. Весной 1653 г. Хабаров пошел вверх по Амуру, намереваясь поставить задуманный летом прошлого года острог в устье Зеи и встать здесь прочно.