Глава десятая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава десятая

В мае Блоки стали готовиться к отъезду за границу. 12-го июня 1913 г. они выехали из Петербурга по направлению к Парижу. Послав матери открытку с германской границы, Ал. Ал. написал ей из Парижа всего два письма – оба вялые и невеселые. «В общем – мне скучно, – пишет он во втором письме, – я брожу с утра до вечера по городу… В Лувре я тоже бродил, но мне мало что понравилось, смотреть трудно. Музей восковых фигур интереснее». Побывал он, конечно, и на Монмартре. «Все-таки я больше всего люблю это место», – объясняет он матери. Из Парижа уехали 6 июля н. ст. После утомительного переезда в вагоне без спальных мест и долгих поисков помещения Блоки нашли хороший отель с пансионом и взяли две комнаты с видом на океан. Первое письмо с места написано 7 июля н. ст. вечером: «Мама, вот мы где поселились! Местечко называется Guethary… Сейчас довольно свежо, погода еще не купальная. Прямо передо мной – океан, ничем не загражденный. Далеко под окнами – терраса из тамариндов и пляж. Волны так шумят, что заглушают железную дорогу, которая проходит сзади отеля (мы на узкой полосе берега, между ней и морем)… Прибой немногим слабее, чем в Биаррице, который сейчас светится справа от меня совсем близко (меньше 10 верст по берегу), и там – вращающийся маяк. Сзади нас – цепь Пиренеи, невысокая… Пока мне все это нравится, особенно – океан и небо. Сейчас все черное, только – огни Биаррица, какие-то далекие огни в океане и просветы в небе. Вся моя комната пропитана морем». В Гетари Ал. Ал. нравится еще больше, чем в Бретани. «Здесь все так грандиозно, как только может быть, – пишет он 9 июля на открытках с местными видами, – в Бретани мы были около бухты, хотя и большой, а здесь – открытый океан. Нас перевели вчера в настоящие комнаты, у меня окно во всю стену, прямо на море, я так и сплю, не закрывая его… В самой деревне – тихо и все пропитано запахом цветов. Всюду огромные дали. Сегодня мы купили за 40 сантимов большой букет роз. В оранжерее поспевает виноград… Тамаринды, как бузина, растут из-под каждого камня, а луга почти как в Шахматове. Берег похож на бретонский, такие же скалы, папоротник и ежевика, только немногим богаче. Всюду – белые дома и виллы… Молодой месяц я увидал справа, когда мы выехали из Парижа. У меня перед окном Большая Медведица, высоко над головой». Посылая 13-го июля открытки с видами Сан-Себастьяна, он пишет: «Купаться очень хорошо. Один день провели в Биаррице, другой – в Сан-Себастьяне. В С.-Себастьяне очень хороший старый город… Я провожу много времени с крабами, они таскают окурки и кушают табак».

В следующем письме, 17 июля, описывается поездка через испанскую границу в день национального праздника. Побывав в испанском городке Fuenterrabia, Блоки смотрели с французского берега, как танцуют фанданго и другие баскские танцы. В конце письма неожиданная приписка: «Мне хочется в Шахматово». Одна из причин этого желания, вероятно, та, что уже 10 дней нет писем от матери, и он о ней беспокоится. Хотел даже посылать телеграмму, но через день получил письмо и успокоился. Несмотря на прелесть купанья и океана, в Гетари все-таки было ему скучновато. «Вчера мы нашли в камнях в море морскую звезду, спрутов и больших крабов. Это – самое интересное, что здесь есть», – пишет он матери. Когда Гетари стало надоедать, Блоки начали часто ездить в Биарриц: «Сегодня я купался 14-ый и 15-ый раз, утром здесь у нас, а днем – в Биаррице, – пишет он 23 июля. – В Биаррице волны больше наших, но на ногах все-таки удержаться легко, только иногда приходится высоко прыгать, потому что волна идет выше роста, как стена, с пеной на верху; это очень весело… Дни проходят так: в 8-м часу мы встаем и пьем кофей, потом до завтрака (12 часов) гоняем и дразним крабов… Купаемся или утром, или днем. Обедаем в 7 часов, потом немного гуляем, Люба ложится спать в 9-10 часов, я читаю (прочел «Серафиту» Бальзака, многое не понял и пропускал, скучно; читаю Шекспира.) Засыпаю часов в 11–12, когда мимо проходит Sud-Express [182] (в Мадрид). Народу в отеле много, мы не знакомимся ни с кем. Днями находит скука и тоска. Каждый завтрак и обед я смотрю на испанку, необыкновенную красавицу, которая живет с нами в отеле; мы называем ее Perla del Oceano [183] ». Между прочим, Ал. Ал. начал учиться плавать у Люб. Дм.

В конце июля совершены три поездки. Ездили на лошадях из Saint Jean de Luz'a в Пиренеи:

«…40 километров по горным деревням. Там очень красиво и лесисто, однообразие береговой полосы пропадает, ни одного тамариса уже нет, много цветов, речки, болота, толстейшие дубы, старые церкви; цветут розы, магнолии, местами душистая акация, поспевает виноград. От жары я в этом году совсем не страдаю, хотя несколько часов в день бывает очень жарко и все время вокруг ходят грозы… Плаваю все лучше». (Письмо от 27 июля.)

Потом поехали на испанскую границу и оттуда на лошадях в Испанию – в деревню Vera в Пиренеях.

2 августа: «…Там тишина, лесистые долины и скалы, всюду страшные усатые испанцы-стражники. Во всякой деревне и на всяком мосту берут пошлину. Возвращались по горной дороге через Col d'Ibardin, откуда видно, как на карте, – изгиб Бискайского залива, ланды, Биарриц и все городки до испанской границы. Очень долго ездили, часов пять…»

Третья поездка совершена была из Биаррица. На этот раз ездили верхом в сопровождении берейтора.

«…Проехали 16 километров, много из них галопом. День был ветреный, мы скакали по берегу моря в ландах к устью Адура, где саженные волны борются с рекой. Я отвык ездить, да и лошадь непослушная (огромная, тяжелая, гривка подстрижена, любит сахар), так что у меня до сих пор все мускулы болят».

После этой прогулки Блоки переселились из Гетари в Биарриц, намереваясь ехать в обратный путь через Париж.

«Приехали, – и остались здесь жить, думаю, на неделю, – пишет Блок, – очень уж жаль расставаться с морем. Уезжать из Guethary было очень жаль. Вчера мы купались долго, минут 40, волны сбивали с ног».

Если припомнить, что перед первой поездкой за границу доктор советовал Ал. Ал. купаться не более четверти часа зараз, то станет понятно, до какой степени он увлекался купаньем. Сорок минут в океане – это доза, которую может выдержать только очень сильный человек и притом местный житель. Для северянина, да еще непривычного к морю, это страшно много. Но неумеренное купанье, по-видимому, не вредило Блоку, он только много спал, но чувствовал себя очень бодро, также хорошо действовало оно и на Люб. Дм. Вообще она не уступала мужу ни в выносливости, ни в интересе ко всему окружающему – касалось ли это природы, людей или искусства. Между ними было только одно коренное расхождение: в противоположность мужу, Люб. Дм. особенно любит Париж и французский XVIII век.

Пребывание во Франции, хотя и на океане, в конце концов все же надоело Ал. Ал. В письме от 5-го августа он уже начинает браниться и наводит на все жестокую критику:

«Биарриц наводнен мелкой французской буржуазией, так что даже глаза устали смотреть на уродливых мужчин и женщин. Вероятно, от такой societe [184] стало трудно найти пропитание, в ресторациях подают всякие отбросы с перцем. Да и вообще надо сказать, что мне очень надоела Франция и хочется вернуться в культурную страну – Россию, где меньше блох, почти нет француженок, есть кушанья (хлеб и говядина), питье (чай и вода); кровати (не 15 аршин ширины), умывальники (здесь тазы, из которых никогда нельзя вылить всей воды, вся грязь остается на дне); кроме того – на поганом ведре еще покрышка – и для издевательства над тем, кто хотел бы умыться, это ведро горничные задвигают далеко под стол; чтобы достать его, приходится долго шарить под столом; наконец, ведро выдвигается, покрышка скатывается, и все блохи, которые были утоплены в ведре накануне, выскакивают назад и начинают кусаться <…> Мы ездили в оттокаре (публичный автомобиль) через Cambo и именье Ростана в Пиренеи – Pas de Roland. Французы переводят это – «путь Роланда», (а я – «здесь нет Роланда»), там есть ущелье, где будто бы прошла вся армия Роланда…»

В письме из Парижа от 9-го августа Ал. Ал., однако, не поминает лихом ни Биаррица, ни Франции:

«Уезжать из Биаррица было очень жалко. Последние дни я купался по два раза (всего – 32 раза…). Последний день море было холодное, волны бушевали и не давали ни плавать, ни стоять на ногах. Все это испанско-французское побережье – прекрасная страна».

Но Париж опять произвел неприятное впечатление. В Париже на этот раз главным образом делались покупки, заказывались костюмы и пр.

12 августа: «…Я сейчас сижу в том самом кафе и за тем самым столом, за которым сидел, когда попал в Париж в первый раз в жизни. Совсем иначе теперь. Париж нестерпим, я очень устал за эти дни; слава богу, с портными все кончено и завтра днем мы уедем».

В воскресный день, когда магазины закрыты, Блоки поехали в Версаль. Очень он не понравился Ал. Ал.

«Все, начиная с пропорций, мне отвратительно в XVIII веке, потому Версаль мне показался даже еще более уродливым, чем Царское Село. Возвращались мы через Булонский лес, который весь вытоптан».

Следующее письмо от 3-го августа ст. ст. уже из Петербурга. Настроение хорошее. Блок рад, что вернулся в Россию и что на таможне ничего не отобрали. Письмо в благодушно-шутливом тоне. Перечисляются вещи, привезенные из-за границы: «У Любы тоже очень много нового – два чемодана, костюм-портной, шляпы, перья и мн. др.».

В Шахматово Блок приехал один и прожил с нами до половины сентября. Ему было там очень хорошо. Он много занимался чисткой сада, причем нередко пугал нас с матерью смелостью своего размаха. Рубить деревья было всегда одним из его любимых занятий, причем он обыкновенно увлекался, хватал через край и рубил кусты и деревья без всякой видимой надобности. Надо признаться, однако, что многое из того, что он делал, меняя какой-нибудь привычный вид или нарушая красивую группу, оказывалось впоследствии очень полезным для сада или дома. От его рубки в доме становилось светлее и суше. На этот раз он вырубил целый участок старой сирени, что, пожалуй, было и лишнее.

В этот месяц, проведенный в Шахматове в полном уединении, мы развлекались шарадами. Ал. Ал. любил всякие загадки и каламбуры, а я легко сочиняю подобные шутки. Сначала я успешно загадывала обыкновенные шарады, а потом придумала особый вид шарад в рассказах. Помню, какой эффект произвела загаданная мною за утренним чаем шарада «шпаргалка», для которой я сочинила целый рассказ, вклеив в него все три слога. С этих пор я должна была ежедневно придумывать такие шарады. Блок увлекался ими совсем по-детски: смеялся, радовался. Потом он начал и сам сочинять нечто в том же духе, но всегда очень натянутое по смыслу, громоздкое по форме и уморительно смешное. Уже к чаю приходил он с таинственным видом и немедленно начинал загадывать шараду, сотрясаясь от хохота и сияя от удовольствия. В конце августа приехала на короткое время Любовь Дмитриевна. Она ахнула при виде срубленной сирени, но зато остальные вырубки, кажется, одобрила. В это время шарады были в полном разгаре. Любовь Дмитриевна много и весело хохотала над измышлениями поэта. При ней сочинил он длиннейшую шараду в духе романа 30-х годов, которую рассказывал целый день с утра и до вечера, придумывая все новые и новые стильные подробности. Загадываемое слово было: «завсегдатай» – и каламбур, и шарада.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.