На последних рубежах

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

На последних рубежах

Над Одером клубится серый, как вата, туман. Гитлеровская дальнобойная артиллерия ведет интенсивный обстрел переправы. Тяжелые снаряды рвутся около наведенного моста. С ходу бригада вступает в бой. Наша задача — идти вдоль реки строго на юг и совместно с другими частями захватить Штейнау.

Нам приходится туго. Вторые сутки ведем изнурительный бой. Фашисты яростно контратакуют. Их танки неожиданно появляются из-за укрытий.

Рота Акиншина за день отбила девять контратак, но ни на шаг не отступила. Раненый Акиншин не ушел с поля боя. Погиб недавно прибывший из штаба 4-й танковой армии командир третьего батальона гвардии майор Бондарев. Пал смертью храбрых и его заместитель по политчасти гвардии капитан Мошев. Исключительное мастерство управления боем показывают офицеры Любивец, Пупков и Коротеев. Храбростью отличается гвардии майор Старостин. К нам он прибыл недавно, на Висле, но и за это короткое время показал себя настоящим организатором общевойскового боя.

…Стоял пасмурный день. Южный ветер принес тепло, и снег на глазах таял. Я собрал командиров батальонов, развернул перед ними карту:

— Вот в этой точке мы находимся. В трех километрах от нас, за леском, деревня Лампенсдорф. Мы за день иной раз продвигались по семьдесят восемьдесят километров, а сегодня надо преодолеть три километра и захватить Лампенсдорф. Нелегко это сделать, но надо.

Разведка донесла, что деревня превращена в сильный опорный пункт. На ее восточной и северо-восточной окраинах имеются блиндажи с железобетонными колпаками, надолбы, или, как их называли, зубы дракона. Хорошо продумана и система огня. Все подступы искусно заминированы.

— Обстановка сложная. Идти в лоб, пожалуй, рискованно, — сказал гвардии майор Чирков.

— Зачем в лоб? А мы зайдем с запада и внезапно ударим, — поспешил высказаться гвардии майор Старостин.

— Этот вариант заманчив, но таит в себе большую опасность, — заключил я. Можем оказаться в тисках гитлеровцев. Мы с начальником штаба уже думали об этом.

Было решено атаковать деревню с фронта, тем паче что скрытно обойти ее с запада невозможно. Впереди пойдут танки Чиркова с автоматчиками на броне, а на флангах — два других батальона.

Танкисты Чиркова и автоматчики Старостина открыли огонь по зданиям, в которых укрылись фашисты. Начали стрельбу и танки 72-го тяжелого танкового полка, действующего вместе с нами.

Немцы, судя по всему, не намерены оставить занимаемые позиции. Они даже предпринимают контратаку. Батальоны Чиркова и Старостина попадают в тяжелое положение.

Старостин во весь голос командует:

— Приготовить противотанковые гранаты! Бронебойщикам бить по уязвимым местам! Пулеметчикам и автоматчикам отсекать пехоту!

Старостин подползает к пулемету коммуниста Пяткина, сам берется за рукоятки, посылает длинную очередь.

— Вот так их, Алексей Иванович, вот так! Пусть знают гвардейцев-челябинцев!

Из кустов появилась пантера. Жерло пушки перемещается справа налево. Гитлеровские танкисты не видят пулеметчиков. Они метят выстрелить в тридцатьчетверку. Возле Пяткина лежат две противотанковые гранаты. Комбат хватает одну из них и кидает в танк. Раздается взрыв. Фашисты ослеплены.

— Хорошо! На тебе в придачу! — И Старостин бросает под гусеницы еще противотанковую гранату.

Пантера завертелась на месте.

В психическую контратаку идут эсэсовцы. Цепь все ближе и ближе. Старостин встречается взглядом с комсоргом Доломаном, который ползет к соседнему пулеметному расчету.

— Евмен Михайлович, подымай свою комсомолию.

— Есть, товарищ гвардии майор!

— Вперед, за Родину! — крикнул комсорг и первым поднялся в атаку. За ним комсомольцы роты Ермакова. Фашисты дрогнули, их цепь изогнулась.

Контратака противника была отбита, но вперед мы не продвинулись.

— Жаль, в деревню не смогли прорваться, — сокрушался Старостин. — Но завтра обязательно ее захватим, товарищ комбриг.

На рассвете 31 января — повторная атака. Танки бригады рванулись вперед на большой скорости, начали теснить гитлеровцев, подступая все ближе к деревне.

— Наш танк уже прорвался в центр деревни! — с радостью доложил командир первого батальона Егоров.

— Кто же этот смельчак?

— Комсомолец Иван Романченко, командир экипажа Комсомолец.

Я хорошо знал этого рослого танкиста. К нам он прибыл осенью 1943 года. Родом с Полтавщины. Семнадцатилетним пареньком поехал работать в Кривой Рог, а осенью 1941 года вместе с заводом эвакуировался в Магнитогорск. Потом попал в бригаду, начинал службу заряжающим. Не раз отличался в боях, был награжден двумя орденами Красной Звезды и медалью За отвагу. Экипаж Романченко часто шел в голове колонны, в числе первых форсировал реки Чарна Нида, Пилица, Варта.

Теперь Иван Ефимович со своими комсомольцами первым прорвался в центр деревни. На пути его танк уничтожил бронетранспортер, расстрелял несколько автомашин с боеприпасами.

Завязалась дуэль с фердинандом. Романченко со второго выстрела подбил самоходное орудие. Из-за угла ударил фаустник. Тридцатьчетверка загорелась.

— Усольцев и Агапов, за мной! — крикнул командир механику-водителю и радисту-пулеметчику. — Надо сбить пламя!

Схватили брезент. Но из укрытий выскочили фашистские автоматчики. Романченко метнул в них лимонку. Несколько гитлеровцев замертво упали на землю.

Со всех сторон к танку приближались немецкие автоматчики. Иван Ефимович занял место в танке. Прильнул к прицелу. Очередь, вторая, третья. Уцелевшие фашисты отскочили назад.

Вот еще группа. Снова заговорил пулемет. Еще несколько врагов осталось на снегу. Гитлеровцы вроде бы приутихли. А танк пылает. Пламя лизнуло руки, дохнуло в лицо.

Романченко кричит товарищам:

— Гасите! Сбейте брезентом пламя!

В ответ — молчание. Только сейчас он понял, что остался один. Схватил брезент, начал сбивать пламя.

Из-за угла показалась новая группа фашистов. Комсомолец-гвардеец, будучи раненным, до последней минуты отбивался, пока не подоспела помощь.

Санитары уложили его на носилки. Заметив меня, с досадой сказал:

— Ребят жалко, погибли. И меня не вовремя.

— Вы герой, Иван Ефимович, много гитлеровцев уложили!

Танки вышли к восточной окраине деревни. Последовали одна за другой ожесточенные контратаки противника. Наткнувшись в центре на сильный огонь, немецкие автоматчики начали наседать на правый фланг, пытаясь отсечь нашу пехоту от танков.

К вечеру натиск ослаб, деревня Лампенсдорф оказалась в наших руках. Войска фронта завершили окружение города Штейнау и находящейся там группировки.

В тот день мы испытали еще одну радость: узнали, что нашей бригаде присвоено наименование Петраковской. Это — за участие в освобождении польского города Петркув-Трыбунальски.

Из разведданных, полученных из штаба корпуса, стало ясно, что противник срочно подтягивает крупные силы и намерен прорваться к городу Штейнау. Мы заняли оборону. Автоматчики зарылись в землю. Выгодные огневые позиции заняли танкисты. Противотанковые орудия расположили на танкоопасных направлениях.

Вскоре показались танки противника. Рота гвардии старшего лейтенанта Каширского первой приняла неравный бой. Противник пытался обойти танкистов с фланга и попал под огонь взвода гвардии старшего лейтенанта В. А. Крюкова.

В течение нескольких дней бригада стойко оборонялась, сдерживая бешеные атаки фашистов. Помнится, рота автоматчиков гвардии капитана К. Г. Салихова оказалась в очень трудном положении: на нее двигалось до десяти танков.

— Надо выстоять! — обратился коммунист к бойцам.

И выстояли! А тем временем другие части добили группировку врага в Штейнау.

Мы с боями пробиваемся на запад. Фашисты не сдаются. За их спиной Берлин, и они ожесточенно обороняются.

Впереди деревня Герцогсвальдау. Командир разведдозора гвардии лейтенант Иван Гончаренко доложил:

— Деревню обороняют танки и до батальона пехоты.

Целый день выковыриваем гитлеровцев. Дома кирпичные, даже сараи сложены из кирпича. Что ни дом, то огневая точка. К вечеру овладели деревней. Из леса появляются женщины. Они бегут нам навстречу.

— Наши, родные, освободители!

Подбегают к танкистам, целуют, плачут. Лица изможденные, на головах рваные тряпки, вместо платьев — лохмотья. Наперебой рассказывают о тех страшных муках, которые они испытали в фашистской неволе.

— Ой, дивчата, даже не верю, что побачу свою ридну Украину! — радостно говорит одна из женщин.

— Да, скоро вас отвезут на Родину, — говорит политработник Лурье.

Прошло еще несколько дней, и части нашего корпуса значительно продвинулись на запад. Наша бригада идет в передовом отряде корпуса. Немцам приказано до последней возможности оборонять город Любин, и они доставляют нам немало неприятностей.

Бригада повернула на северо-восток и, описывая крутую дугу, перерезала последние дороги отхода на запад подразделениям противника. Крупный гарнизон оказался в кольце наших танков.

С утра 11 февраля возобновилось наступление. Кругом густые леса, движемся по проселочным дорогам. Слева от нас обширное поле. Невдалеке от дороги обгорелые тридцатьчетверки, опрокинутые, с ржавыми колесами 122-миллиметровые гаубицы, приземистые самоходки СУ-76.

Откуда здесь советская техника? Подъезжаем к тридцатьчетверке. Башня опрокинута, на броне вмятины — следы артиллерийских снарядов. Порваны гусеницы, рядом валяются два катка. Мы с начальником штаба заглянули внутрь танка. На днище лежали два обгорелых трупа.

— Варвары, упражнялись по живым мишеням.

Мы оказались на испытательном полигоне. А потом мы увидели бараки, обтянутые несколькими рядами колючей проволоки. Перед нами лагерь военнопленных.

Бойцы открыли ворота. Во двор высыпали пленники, обступили гвардейцев. Обнимали нас и целовали. Люди от счастья плакали. Мы с Барановым вошли в барак. На нарах умирали изможденные люди. Я распорядился выдать узникам продукты и оказать им медицинскую помощь.

Но то, что мы увидели в другом бараке, потрясло. Кучи детской одежды, обуви, мешки, набитые волосами. А неподалеку от бараков — печи-крематории, в которых были живыми сожжены дети.

Я вышел на улицу, размышляя о том, на что способны варвары XX века.

* * *

Начальник штаба Баранов доложил:

— Любивец ворвался в Шпроттау, захватил аэродром и более десяти исправных самолетов.

Танковая рота Любивца шла в головной походной заставе. Обходя узлы сопротивления, офицер смело ворвался в город. Мы поспешили на помощь. Зеленый красивый город, раскинувшийся по обе стороны притока реки Бобер, гитлеровцы превратили в опорный пункт. Кирпичные дома они приспособили для круговой обороны.

Овладев городом Шпроттау, мы поспешили к городу Заган, находящемуся северо-западнее, примерно в двадцати километрах. В Загане имелся крупный вражеский гарнизон. Мы прошли за один час 18 километров и обошли город с севера.

— Прикрывайте левый фланг корпуса, — приказал мне генерал Е. Е. Белов, вновь вступивший в командование корпусом.

Вдоль шоссе, ведущего на Зорау, куда устремились танки Свердловской и Пермской бригад, мы заняли оборону. Со стороны Загана на шоссе вскоре появились немецкие танки. От первых наших залпов загорелись два головных тигра. Потом вспыхнуло и самоходное орудие. Гитлеровцы скрылись в лесу, а через полчаса начали яростно нас атаковать. Батальон Старостина отбил одну за другой две атаки.

Фашисты начали атаку в третий раз. Комбат Старостин все время был среди автоматчиков, охрипшим голосом подавал команды, личным примером увлекал подчиненных.

Противник начал обтекать правый фланг, но наткнулся на сильное сопротивление и отошел назад. Командиры взводов гвардии старшие лейтенанты Крюков и Черноморов, находившиеся на фланге, подбили по одному тигру.

Тем временем передовые части корпуса с ходу овладели Зорау и Тейплицем, ушли далеко вперед и вскоре оказались отрезанными от главных сил армии. Свердловская и Пермская бригады, а вместе с ними и штаб корпуса были зажаты в клещи и оказались в тяжелом положении. Врученная мне телеграмма от комкора гласила: Ожидаем помощи. Постарайтесь прорваться к нам.

Со мной на КП находился командир 68-й отдельной танковой бригады гвардии полковник Приходько.

— Будем прорываться, — решили мы.

В сторону Зорау идет узенькая шоссейная дорога, к которой вплотную подступают вековые сосны. Первый батальон будет наступать вдоль шоссе. Егоров отважный офицер. Поручая ему важное задание, говорю:

— Правее вас будет наступать третий батальон. Поддерживайте с ним и штабом бригады непрерывную связь. Ясно?

— Так точно, — бойко ответил комбат и захлопнул люк. Он что-то еще крикнул, но его голос потонул в шуме работающих танковых двигателей.

Штаб бригады двигался за танковым батальоном. Короткий зимний день был на исходе. Где-то впереди зачастили выстрелы.

— Рота Любивца завязала бой с передовыми подразделениями противника, радировал Егоров.

Вперед выдвинулся артполк. Пушки били прямой наводкой по подходящим фашистским резервам. Мы начали теснить противника.

Спешу в первый батальон. Навстречу попадаются санитары с носилками.

— Кого несете?

— Капитана Любивца.

— Иван, что же так неосторожно?

Любивец немного смущен, что я его назвал по имени.

— Кажется, отвоевался, — простонал Любивец. — Левая нога перебита.

— Выздоравливай, да побыстрее.

Я вскочил на танк, оглянулся. Санитары тащили носилки к машине. Я очень сожалел, что Любивец не дошел до Берлина. Мы с ним вместе пришли в бригаду. В ее строю все меньше и меньше остается тех, кто начинал путь под Орлом.

В самый разгар боя радист Виктор Колчин принял короткую радиограмму: Егоров убит. Я подозвал к себе своего заместителя гвардии полковника Алаева.

— Выдвигайтесь в первый батальон. Возглавьте его.

На рассвете еще радиограмма. Я видел, как Колчин ее принял, и по его лицу понял: что-то снова случилось.

— Алаев погиб, — еле вымолвил Виктор. — Бросился в атаку, и пуля оборвала его жизнь.

Первый батальон противник обошел с двух сторон. Создалась довольно сложная обстановка. С батальоном прекратилась связь. Это меня тревожило.

Пробиваемся по шоссе. Второй батальон Чиркова расчищает нам путь, сдерживая натиск врага на левом фланге. Вперед вырвались танки третьего батальона.

К обеду штаб достиг окраины Зорау. На небольшой полянке замерла тридцатьчетверка. Возле машины на хвое лежит тяжело раненный гвардии лейтенант Горбунов — командир танка. Он любил повторять:

— Скоро будем в Берлине, а там и по домам.

Ему не удалось дойти до фашистской столицы. Тяжелый снаряд подбил танк. Офицер едва шевелит иссохшими губами. Кто-то из офицеров штаба расстегнул ворот его обгоревшего комбинезона, подал флягу с водой.

К нам подходит механик-водитель танка гвардии старший сержант Василий Кружалов. У него сквозь бинты сочится кровь.

— До последнего держались, ни шагу назад не ступили, — говорит Горбунов. Тигр из-за насыпи выполз и ударил снарядом по борту.

Подошли санитары. Кружалов ни в какую не хочет идти в госпиталь.

— Товарищ комбриг, заступитесь, — обратился он ко мне. — Из-за пустяковой царапины отправляют в госпиталь.

Уговоры не помогали.

— Заварю пробоину в броне — и на Берлин, — доказывает он командиру медсанвзвода Кириллову.

— Ладно, оставьте его, — согласился я.

Позже мне рассказали, с каким упорством сражались члены этого экипажа. Кружалов, маневрируя среди деревьев, смело вел машину на врагов. Горбунов подбил пантеру, затем тигр, бронетранспортер. Кружалов гусеницами давил контратакующих гитлеровцев.

Мы уже были в первом батальоне, когда водитель ганомака Анатолий Космачев крикнул:

— Самолеты!

После бомбежки мне сообщили печальную весть: убит гвардии полковник Приходько, командир 68-й отдельной танковой бригады.

К вечеру мы прорвались к главным силам корпуса.

— Подоспели вовремя, — сказал генерал Е. Е. Белов. — Продержались бы еще час-два. У нас плохо с боеприпасами, а горючего вовсе нет.

Генерал выглядел устало. Глаза воспалены. Потрескавшиеся губы кровоточат. Таким я его еще не видел.

Не успели мы обменяться и несколькими фразами, как комкора вызвал к рации командарм.

— Получили новую задачу, — выйдя из штабного автобуса, сказал Е. Е. Белов. — Пойдем строго на юг, чтобы завершить окружение гитлеровской группировки в Верхней Силезии.

Движемся по дорогам, по которым 132 года тому назад шли русские солдаты во главе с Кутузовым.

Бунцлау. Город пылает, весь в дыму. Вокруг следы ожесточенных боев. В восьми километрах от города высится памятник. На мраморном постаменте простой и строгий обелиск.

Несколько дней мы вели бои по уничтожению окруженных разрозненных группировок врага в Верхней Силезии.

17 марта 1945 года наша 4-я танковая армия стала гвардейской. Это нас радовало, еще выше подняло боевой дух личного состава. Мы гордились ратной славой своей армии. Только с 12 января ее части и соединения прошли с боями свыше 800 километров, преодолели массу различных препятствий, уничтожили большое количество живой силы и боевой техники врага, штурмом овладели 40 городами фашистской Германии. Танкисты-гвардейцы накопили богатейший опыт стремительных наступательных действий, умелого форсирования рек, ведения боев в населенных пунктах, научились применять обходные маневры, окружать и уничтожать врага. Воины армии, в том числе и нашей 63-й гвардейской танковой бригады, проявили подлинный массовый героизм.

…С 23 марта по 16 апреля 1945 года войска готовились к Берлинской операции. К нам поступила отличная боевая техника. Пополнилась бригада и людьми. Новичков знакомили с подвигами гвардейцев, с их традициями. Большое внимание уделялось пропаганде боевого опыта. Перед молодыми воинами выступали бывалые фронтовики. Во всех подразделениях проводилась напряженная боевая учеба с учетом предстоящих задач.

В ночь с 15 на 16 апреля мы заняли исходное положение для выступления в прорыв. В составе 10-го гвардейского танкового корпуса впереди пойдет 62-я бригада И. И. Прошина. Наша 63-я бригада и 61-я бригада В. И. Зайцева получили задачу быть во втором эшелоне в готовности нарастить темп наступления.

В небольшом блиндаже на опушке сосновой рощи расположился наблюдательный пункт бригады. Перед нами — река Нейсе. Берега крутые, обрывистые. За рекой противник. В бинокль хорошо видны позиции гитлеровцев.

Последняя ночь перед наступлением. Из штабных офицеров никто не спит. Да разве уснешь? Последний рывок — и мы в Берлине.

Наступило 16 апреля. Едва забрезжил рассвет, как началась мощная артиллерийская подготовка. Противоположный берег заволокло дымом. Появились штурмовики. Они наносили удар за ударом по врагу.

— Даешь Берлин! — закричали танкисты.

Машины устремились к Нейсе. Соединения и части 5-й гвардейской армии на лодках и паромах начали форсирование реки. В середине дня к переправе двинулись танкисты бригады Прошина. Поздно вечером переправляемся через Нейсе и мы. И сразу же вступаем в бой. Пехота 5-й гвардейской армии и части нашего корпуса 17 апреля уничтожили врага на этом участке.

18 апреля челябинцы, составив передовой отряд корпуса, начали преследование отходящего противника в направлении Калау, Луккенвальде. Мы готовились наступать в сторону Бранденбурга, и вдруг приказ: корпус поворачивает на север. Это значит — на Берлин.

Я взглянул на карту. На пути к Берлину оставался Луккенвальде — последний крупный город. На перекрестке дорог указатель: До Берлина — 140 км. Рядом мелом начерчена стрела, устремленная на запад, и надпись: Скорее на Берлин!

Перед Луккенвальде — короткая остановка. Пополняем боеприпасы, горючее, приводим в порядок технику. Люди горят желанием скорее ворваться в логово фашистского зверя.

Ко мне подходит начальник политотдела. Он уже много ночей не спал. На бледном лице — следы усталости, но глаза горят весело.

— Михаил Георгиевич, через десять минут, как договорились, митинг.

На поляне, окаймленной густыми деревьями, впереди замаскированных танков выстроились гвардейцы. Люди — в торжественно-приподнятом настроении.

Короткую речь произносит начальник политотдела.

— Об этих днях мы давно мечтали, — говорит Михаил Александрович. — И вот уже до Берлина рукой подать. Враг накануне разгрома, но по-прежнему жесток и коварен. Нам выпало счастье участвовать в штурме фашистского логова. Удвоим удары по врагу!

Выступает замполит первого батальона гвардии капитан Устинов. Взволнованно звучат голоса комсорга второго танкового батальона старшины Николая Павлова, механика-водителя коммуниста Василия Кружалова.

Мы знали, что гитлеровцы превратили Берлин в сильнейший укрепленный район. Город опоясывали три оборонительных рубежа. Фашисты будут драться за каждый дом, каждый квартал, до последнего солдата. Впереди нас ждали жаркие схватки. Об этом я и сказал на митинге.

По рядам прокатилось громкое солдатское ура.

Мы продолжали преследовать противника. Уже остались позади города Калау, Луккау, Даме и другие. До Берлина все ближе и ближе. Но враг оказывал упорное сопротивление. Ожесточенное упорство он проявил у деревни Еникендорф, превращенной в опорный пункт. Однако гвардейцы и тут разгромили противника.

В бригаду прибыли командарм Д. Д. Лелюшенко и командир корпуса Е. Е. Белов. Командарм возбужден, лицо его сияет.

— Готовы, челябинцы, штурмовать Берлин?

— Так точно, товарищ генерал! — с необычайным задором отвечают танкисты.

— Посмотрим. В какой батальон поведешь, Фомичев?

— К автоматчикам. Они только что овладели деревней Еникендорф.

Идем в батальон Старостина. Вдруг раздается выстрел. Пуля едва не задевает генерала Е. Е. Белова. Евтихий Емельянович выхватывает пистолет и стреляет в притаившегося гитлеровца. Но мимо. Тем временем фашист еще раз пытается выстрелить. Стремительно вынимаю трофейный парабеллум, но в это мгновение сзади нас звучит выстрел — фашист падает. Мы оглядываемся и видим Толю Якишева, сына бригады. Толя, сияя от радости, подбегает к нам.

— Спасибо, сынок, ты спас жизнь комкору, — сказал генерал Д. Д. Лелюшенко.

Командарм тут же прикрепил к гимнастерке Якишева рядом с орденом Красной Звезды медаль За отвагу.

Побывав у автоматчиков, мы направились в танковые батальоны.

— Гвардии старший лейтенант Коротеев, — представляется командир первого батальона.

— Знаю такого, — улыбнулся генерал. — Войско готово штурмовать Берлин?

— Хоть сию минуту.

Были мы во втором батальоне, которым уже командовал гвардии старший лейтенант И. С. Пупков. И в третьем, который возглавлял гвардии старший лейтенант М. Г. Акиншин.

— Растут твои орлы, — на прощание сказал генерал. Да, Пупков, Коротеев и Акиншин в бригаду прибыли командирами танков. А сейчас — комбаты.

— В Берлине они еще себя покажут, товарищ генерал.

Командарм ознакомился с положением дел в батальонах, уточнил задачи, которые предстояло решать бригаде в Берлинской операции.

Танки вытягиваются вдоль автострады. Наступаем на Берлин с юга. Впереди батальон Акиншина. На пути — небольшая деревушка из пяти — семи домов, в которых засели гитлеровцы. На огородах, вдоль шоссе — огневые позиции. Со стороны деревни ударила артиллерия. Танки Акиншина открыли ответный огонь. Сбивая заслоны, батальоны стремительно продвигались вперед. Моросил мелкий надоедливый дождик. Сырой холодный ветер пробирал до костей. На перекрестках дорог мелькали сохранившиеся указатели: Berlin.

К вечеру 22 апреля бригада ворвалась в Штансдорф, пригород Берлина. Закопченные, щербатые стены уцелевших домов и костелов вздымались над пепелищами горевшего города.

Перед нами — канал Тельтов. Нам предстоит его форсировать. На противоположном берегу — противник. Я вскинул бинокль, осмотрелся. Из проемов домов торчали стволы орудий, на этажах расположились автоматчики и снайперы. Берег был утыкан огневыми точками, закованными в бетон.

В штабе собрались командиры батальонов и рот. Нам предстоит наступать на небольшом участке, и тем не менее надо тщательно подготовиться к. атаке. Начальник штаба Баранов высказал очень ценную мысль. После артиллерийской подготовки, которая намечалась по плану вышестоящего штаба, танкисты должны взять под обстрел вражеских артиллеристов, а автоматчики тем временем начнут форсировать канал.

— А теперь давайте подумаем, как будем вести уличные бои в городе, обратился я к присутствующим.

Опыт мы уже имели, но понимали, что в такой обстановке, где каждый дом превращен в крепость, не так-то легко сражаться. Особенно нам, танкистам. Мы нуждались в поддержке пехоты. Танк в городе стеснен, ему не хватает пространства для маневра, его на каждом шагу поджидают фаустники, он становится хорошей мишенью для артиллерии противника.

— Надо создать штурмовые группы, способные вести ближний бой в городе, предложил комбат Пупков.

— Ваше мнение совпадает с нашим, — сказал я. — За каждым танком закрепим по 5–7 человек — автоматчиков, саперов, разведчиков.

— Неплохо бы атаку прикрыть дымовой завесой, — высказался комбат Акиншин.

— Обязательно прикроем переправу. И не только пехоты, но и танков и артиллерии, — заверил нас начальник химслужбы бригады.

Короткая подготовка к атаке. Люди рвались в бой.

Вечером грянул батарейный залп катюш корпусного дивизиона. Это был своего рода сигнал начала штурма канала Тельтов. Вдоль берега поползла дымовая завеса. По засеченным целям ударили танковые орудия. Облюбовав огневую позицию во дворе невысокого дома, огонь открыли минометчики роты офицера Ильченко.

Автоматчики побежали к мосту. Противник встретил их огнем. Упал раненный в грудь автоматчик гвардии рядовой Сатаров. Но атака продолжалась. Атакующих поддерживали пулеметчики. В частности, гвардеец Сажин, устроившись за каркасом моста, посылал по врагу одну пулеметную очередь за другой.

Поползли к противоположному берегу саперы с толовыми шашками. На гвардейцев противник обрушил огонь из тяжелых минометов. Создалось довольно сложное положение. Мы вынуждены были прекратить атаку.

Забрезжил рассвет. Над каналом клубился легкий туман. Сырое, промозглое утро. Из штаба корпуса прибыл офицер. Он привез карту с нанесенной на ней задачей: к исходу дня форсировать канал и в дальнейшем наступать строго на север.

У нас еще есть время, и мы готовимся к бою. Офицеры штаба и политотдела довели до подразделений поставленную задачу, позаботились об обеспечении непрерывного взаимодействия.

В условленный час артиллеристы и минометчики произвели кратковременный огневой налет на врага. И снова в атаку ринулись автоматчики, саперы, разведчики. Первыми достигли противоположного берега саперы во главе с гвардии старшиной Федором Пасынковым.

Несколько часов шел бой за переправу. И лишь ночью нам удалось закрепиться на противоположном берегу, а танки переправить по наведенному мосту правого соседа — 3-й гвардейской танковой армии генерал-полковника П. С. Рыбалко.

Начались уличные бои. Медленно продвигались вперед танки, вслед за которыми шли автоматчики. Командиры батальонов Коротеев, Пупков и Акиншин очень расчетливо управляли ротами и, взводами в этих тяжелых в изнурительных боях.

Немецкая столица объята пламенем. Улицы заволокло дымом. Сотни самолетов бомбят противника, артиллерия непрерывно обстреливает его опорные пункты. Рушатся многоэтажные здания.

Бригада овладела районом Бабельсберг. Утомленный многодневными боями, я оставил на КП начальника штаба, а сам тут же прилег отдохнуть. Богомолов меня тормошит.

— Вот так новость! — говорит начальник политотдела. — Эррио мы освободили.

Сон словно рукой сняло.

— Бывшего главу французского правительства?

— Конечно его.

Вспомнили судьбу этого отважного человека. Эррио был схвачен гитлеровцами и заключен в концлагерь близ Парижа. Потом, когда гитлеровцам пришлось оставить Париж, они перевезли бывшего премьер-министра Франции в Бабельсберг. Здесь в числе семи тысяч узников разных национальностей Эррио и был освобожден.

По сообщению Богомолова, в лагерь первой ворвалась рота автоматчиков гвардии лейтенанта В. С. Езерского. Командира роты успела предупредить одна из узниц — сталинградка Тамара Прусаченко: в лагере содержится крупный французский политический деятель. Рота уничтожила эсэсовцев-охранников, помешала им увезти Эррио.

И вот он входит ко мне в комнату. Среднего роста, старый, поседевший. Лицо изрезано глубокими морщинами. Эррио тепло жмет мне руку, внимательно смотрит прищуренными глазами.

— Кто меня освободил? — интересуется он.

— Танковая бригада сибиряков-уральцев, — отвечаю я.

— А ваша фамилия?

— Полковник Советской Армии Фомичев.

— О, о сибиряках я многое слыхал! Отважный народ. Спасибо, что освободили от коричневой чумы, — говорит Эррио на немецком языке и на прощание просит меня сфотографироваться с ним и его супругой.

А тем временем с юго-востока на Берлин двигались немецкие части.

Бригада, оставив Берлин, по приказу командира корпуса, устремилась им наперерез. Несколько дней мы отбивали яростные атаки обреченных гитлеровских войск.

2 мая узнали радостную весть: Берлин пал. Это придало нам силы. Бригада упорно удерживала рубеж, и лишь немногим гитлеровцам удалось вырваться из окруженной котбусской группировки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.