Боевое крещение

Боевое крещение

Штаб 30-го Уральского добровольческого танкового корпуса располагался в деревне Сосенки. Я вошел в штабную землянку. И когда только саперы успели соорудить такую махину? Землянка была покрыта бревнами в несколько накатов. В ней было просторно, уютно. При свете коптилки офицеры штаба отрабатывали карты.

— Присаживайся, Фомичев, — пригласил меня полковник Б. Р. Еремеев. Давай-ка уточним, где расположились челябинцы. Нам надо знать конкретно, где танковые батальоны, где батальон автоматчиков, артиллерия, тылы.

Красным карандашом я обвел на карте пункты сосредоточения, огневые позиции.

Сзади раздались чьи-то шаги. Я оглянулся. В землянку вошел генерал Г. С. Родин.

— Ну что, повидался с родными? Вот и хорошо. Теперь будем воевать, улыбаясь, сказал он.

В штабную землянку пришли командиры соединений и частей. Началось деловое совещание. Генерал Г. С. Родин сообщил:

— Перед четвертой танковой армией поставлена задача: утром двадцать шестого июля войти в прорыв в полосе наступления одиннадцатой гвардейской армии. — И генерал провел указкой по карте, висевшей на стене.

Нам предстояло принять участие в Орловской операции (она получила известность под условным названием Кутузов), начавшейся еще 12 июля контрнаступлением ударных группировок Западного и Брянского фронтов, а тремя днями позже — и войск Центрального фронта.

Основные силы 11-й гвардейской армии генерала И. X. Баграмяна рвались к железнодорожной магистрали Орел — Брянск, обходя город Болхов с северо-запада. Противник понимал значение Болхова как крупного узла дорог и создал здесь сильную оборону, пытаясь любой ценой сохранить свои позиции. К острию клина советских войск гитлеровцы перебросили 183-ю и 253-ю пехотные дивизии и полки 95-й пехотной дивизии. Сюда же направлялись части моторизованной дивизии Великая Германия.

— Важно сломить сопротивление противника северо-западнее Болхова, говорил генерал Родин. — В этих целях командующий Западным фронтом и решил ввести в сражение четвертую танковую армию, в том числе наш корпус.

Затем генерал подробно говорил о задачах корпуса. Боевым приказом по корпусу четко определялись задачи каждого соединения:

— 243-й Пермской танковой бригаде во взаимодействии с 30-й мотострелковой бригадой и с приданной артиллерией атаковать противника с рубежа Рылово, Лунево в направлении Войково, Сурыпово, Рожково и с ходу форсировать реку Нугрь;

— 197-й Свердловской танковой бригаде наступать левее в направлении Однощекино, Массальское;

— 244-й Челябинской танковой бригаде, находящейся в резерве командующего армией, двигаться за бригадами первого эшелона в готовности развить их успех и выйти в район платформы Беднота.

В дальнейшем, по замыслу командования Западного фронта, войска фронта должны были перерезать в районе Хотынец, Нарышкино железную и шоссейную дороги, соединяющие Орел и Брянск, отсечь пути отхода болховской группировки противника, а затем во взаимодействии с Брянским фронтом окружить и уничтожить ее. В этих боевых действиях важная роль отводилась и нам, танкистам.

В штабе корпуса задержались до глубокой ночи. Обратно в бригаду ехали буквально на ощупь — так было темно.

Утром я заглянул в политотдел. Здесь застал лишь Богомолова — все офицеры уже отправились в подразделения, чтобы довести до личного состава обращение Военного совета армии. Начальник политотдела вручил мне текст обращения. Казалось бы, о предстоящих боях я был осведомлен, но слова обращения нельзя было читать без волнения.

…Час настал. С верой в наше правое дело, в нашу конечную победу мы пойдем в бой. Ненависть к врагу закалила наши сердца. Любовь к Отчизне и родной Коммунистической партии окрыляет нас на подвиги. Пойдемте же вперед, чтобы смертным боем бить немецко-фашистских оккупантов, чтобы отомстить им за слезы детей наших, за горе и муки матерей, за кровь и страдания нашего народа!..

Товарищ! От твоего мужества, от твоей стойкости и готовности до конца выполнить военную присягу зависит судьба твоих детей, твоей семьи, твоей Родины. Ты — воин-мститель, воин-освободитель. Пусть твой танк, твой автомат, твоя пушка, твоя граната бьют без промаха! Целься вернее, бей точнее! Опасностью пренебреги, трудности преодолей, всегда стремись к одному: только к победе!

На бой святой и правый нас благословляет Советская Родина. В походах и битвах нас осеняет великое и непобедимое знамя Ленина. Вперед, за нашу победу! Смерть немецким оккупантам!

Мы с Богомоловым пошли в подразделения — надо было принять участие в митингах, на которых обсуждалось обращение Военного совета. Митинги повсюду прошли с большим подъемом.

Должен сказать, что в связи с подготовкой к боям в бригаде заметно оживилась партийно-политическая работа. Ее лейтмотивом сейчас стало воспитание наступательного порыва у бойцов, сержантов и офицеров. Во всех ротах и батареях в эти дни состоялись партийные и комсомольские собрания, на многих из которых докладчиками были руководящие офицеры штаба, политотдела. Подполковник Богомолов провел семинар парторгов рот и батальонов, а также семинар комсоргов.

Работники политотдела были желанными гостями в подразделениях, помогали руководителям партийных и комсомольских организаций более вдумчиво вести воспитательную работу с людьми.

Небезынтересно вспомнить и темы политинформаций. Вот некоторые из них: В бою будь храбрым, смелым и находчивым, Кто поведет тебя в бой, Сила воина — в оружии, Что сообщило Совинформбюро. Воинам разъясняли справедливый характер Великой Отечественной войны, воспитывали у них гордость за наше оружие, за достигнутые успехи в первый период летней кампании 1943 года.

Напряженно работала и партийная комиссия. Желающих вступить в партию было много. Люди хотели идти в бой коммунистами.

…Утро выдалось прохладным, однако день обещал быть хорошим. Я медленно шел к штабному автобусу, перебирая в памяти вопросы, которые еще ждали решения. Из раздумья меня вывели громкие голоса: у автобуса собралось немало людей, кто-то требовал самого начальника.

— Вот и наш командир, — сказал офицер штаба капитан И. П. Гаськов.

Мне навстречу шагнул мальчишка лет десяти-одиннадцати. Он выглядел изможденным, на худых плечах висела изорванная рубашонка, глаза настороженно бегали по сторонам.

Паренька задержали на территории расположения бригады. Он назвался местным жителем, родителей гитлеровцы расстреляли. Его просьба сводилась к одному: зачислить в солдаты.

Жалко было смотреть на этого паренька. Уж больно худ он был. Я пригласил его в автобус.

— Зовут-то как тебя, сынок?

— Толей, а фамилия моя Якишев.

— Откуда будешь?

— Из Литвиновки, Арсеньевского района.

— Хорошо знаю твою Литвиновку. Бывал в ней не раз. А я из-под Белева. Земляки, значит?

Мальчик оживился:

— Так это рядом. До Белева от нас рукой подать.

Я не знал, что делать с парнем. Зачислить в бригаду?

Впереди бои, всякое может случиться. Да и в школу парню надо.

— Покормите паренька и отправьте домой, — распорядился я.

Толя Якишев в слезы, начал просить, чтобы его оставили в бригаде.

— Вы не смотрите, что я такой маленький. Я все могу.

Пришлось просьбу хлопца удовлетворить, и он был зачислен в медсанвзвод бригады. Но до конца войны везде представлялся адъютантом комбрига.

После обеда я выехал в штаб корпуса (где пришлось уточнить некоторые вопросы взаимодействия), а оттуда на передовой наблюдательный пункт. Мы скрытно выдвинулись на небольшую высотку. У расставленных стереотруб уже хлопотали штабные офицеры. Лежащая впереди местность просматривалась хорошо. Я прильнул к стереотрубе. В поле зрения оказался небольшой отрезок переднего края расположения немцев. Видно было, как фашисты сновали по траншеям. Слева от нас шел сильный бой. Четко было слышно, как рвались снаряды, ухали мины, то и дело доносилась пулеметная дробь.

Данные разведки и непосредственное наблюдение привели нас к выводу: прорвать оборону немцев будет нелегко. Район боев проходил по пересеченной местности. Здесь много речек, местами заболоченные участки. К тому же немцы возводили укрепления в течение длительного времени. Они глубоко врылись в землю, построили немало различных деревоземляных сооружений, создали мощную систему огня. В среднем на каждый километр фронта в обороне немцев имелось 10 танков, 10–15 противотанковых орудий, 10 минометов, много станковых и ручных пулеметов. Участки, примыкающие к переднему краю, были сплошь минированы.

К вечеру я возвратился в бригаду. Напряженно работал штаб. Подполковник Кременецкий, офицеры Пшеничнер, Гаськов и другие быстро нанесли обстановку, отработали карту.

* * *

26 июля 4-я танковая армия была введена в сражение в полосе 11-й гвардейской армии. Темпы наступления советских войск повысились. Но гитлеровское командование требовало от своих армий удерживать позиции до последнего солдата.

Сопротивление противника с каждым часом возрастало. Местность, по которой двигались танки, была сильно пересеченной. Прошедшие дожди создали дополнительные трудности: овраги наполнились водой, реки вышли из берегов. Все это мешало нанесению стремительного удара по врагу. Танковые бригады, шедшие в первом эшелоне, с ходу не смогли форсировать реку Орс.

Наша 244-я танковая двигалась вслед за Пермской бригадой. С нею поддерживалась постоянная радиосвязь. И вдруг она прекратилась. Почти одновременно прекратился и грохот боя, доносившийся со стороны этой бригады. Что все это могло означать?

Командир моего танка лейтенант Василий Лычков старался установить связь, но так и не смог. В эфире на этой волне работали несколько мощных радиостанций, стоял сплошной писк, шум, доносилась русская и немецкая речь. Кто-то спешно просил помощи артиллерией, другой голос беспрерывно передавал кодовые знаки.

Продвигаться вперед теперь было рискованно: можно напороться на вражеские засады и понести неоправданные потери. И я решил приостановить движение.

По моему приказу танки рассредоточились на опушке леса. 76-миллиметровые орудия батареи старшего лейтенанта Шабашова прикрыли танкоопасное направление. Были предусмотрены меры на случай прорыва танков противника. Огневые позиции заняли минометчики, зенитчики.

Бригада начала зарываться в землю, производить маскировочные работы. Я чувствовал, что пермякам, видимо, не удалось с ходу прорвать первую полосу обороны и они сейчас готовятся к повторной атаке.

Под утро я все же связался с подполковником Приходько, спросил о положении дел.

— Похвалиться нечем, — сказал Василий Ильич. — Находимся на северном берегу Орса. Готовимся к форсированию. Положение сложное. Грунт раскис, берега реки топкие, для танков и артиллерии трудно проходимые. С ходу взять такое препятствие нелегко. Поэтому и засели. Думаем, как быстрее перескочить на тот берег.

Остаток ночи был использован для подготовки подразделений к форсированию. Пермяки произвели перегруппировку сил и средств. Самоходно-артиллерийский полк, приданный бригаде, подтянулся ближе к переправе. Разведчики изучали оборону противника, выявляли его огневые точки. Дополнительная работа была проведена с личным составом по разъяснению условий предстоящего боя.

Артиллерийская подготовка началась в десять часов. Мощный удар по противнику нанесли батареи гвардейских минометов. На оборону гитлеровцев обрушила бомбовый удар наша авиация.

Как только артиллерийский огонь был перенесен в глубь обороны врага, первым к переправе ринулся батальон автоматчиков 197-й танковой бригады. Он быстро форсировал реку, но враг предпринял яростную контратаку и отбросил автоматчиков на северный берег. Схватка за этот небольшой водный рубеж продолжалась весь день, пока наши войска прочно не закрепились на южном берегу Орса.

К утру 29 июля основные силы танкового корпуса были переброшены на южный берег реки. Скоро, очевидно, и мы вступим в бой, — размышлял я, нанося на карту новые данные о положении наших войск и противника.

Днем через расположение наших подразделений провели группу военнопленных. На них топорщилось грязное обмундирование, густая щетина покрыла лица.

Помню, в первые дни войны в районе Львова мы взяли в плен ефрейтора. Он держался надменно, высокомерно. А эти лопочут: Гитлер капут, Германия капут.

— Вот они, хваленые воины, — не сдержался механик-водитель сержант Мурашов. — Противно даже смотреть, — и он сплюнул на землю. — Скорее бы в бой.

Мурашов работал раньше на Челябинском тракторном заводе. Не менее десяти заявлений написал с просьбой отправить его на фронт. Стал добровольцем. Я был уверен: такой не дрогнет перед трудностями.

В тот вечер мы с начальником штаба Кременецким обошли многие экипажи, расчеты, отделения. Люди от чистого сердца говорили:

— И чего это мы застыли на месте? Землякам — пермякам и свердловчанам туго приходится, а мы ждем у моря погоды.

— После прорыва второй полосы наша бригада будет развивать успех, говорил я добровольцам.

— Надо бы нас в первый эшелон, — заметил младший командир невысокого роста.

Я подошел к воину. Он четко отрапортовал:

— Младший сержант Астахов, командир саперного отделения.

— Товарищ Астахов, а как люди у вас настроены?

— По-боевому. Вот они, — и младший сержант представил своих подчиненных.

Мне приятно было поговорить с саперами.

— Не дрогнем, — в один голос заверяли они.

29 июля танковые бригады, составлявшие первый эшелон корпуса, подошли к реке Нугрь. Вечером при поддержке корпусной и приданной артиллерии воины-добровольцы Пермской и Свердловской бригад начали форсировать водную преграду. А на рассвете 30 июля овладели деревней Борилово. Преодолевая упорное сопротивление врага, — свидетельствует генерал Г. С. Родин, — танкисты к исходу дня заняли Кулики, Серодумку, Чурилово. Боевые порядки корпуса то и дело подвергались массированным налетам вражеской авиации — по 50 — 60 самолетов через каждые 15–20 минут. Но ничто уже не могло остановить уральцев[4].

Следуя за 197-й Свердловской танковой бригадой, подразделения нашей бригады незаметно сосредоточились восточнее деревни Борилово. Как мы ни пытались замаскировать танки, авиация противника все же нас обнаружила. По району расположения бригады фашисты произвели кратковременный артиллерийский налет. Тяжелые снаряды особого вреда не причинили. Спустя несколько минут в воздухе появилась группа Юнкерсов-88. Невдалеке от нас находилось две или три батареи зенитчиков из корпусного зенитного полка. Фашистские самолеты они встретили сильным заградительным огнем. Юнкерсы беспорядочно сбросили бомбы и поспешили удалиться.

В 15.00 30 июля на командный пункт бригады прибыл командир корпуса генерал-лейтенант Г. С. Родин. Он передал мне приказ командующего 4-й танковой армией: бригада из резерва командарма переходит в распоряжение комкора. Генерал информировал меня, что 197-я и 243-я танковые бригады прорвали оборону немцев южнее деревни Борилово и развивают наступление на юг.

— Ваша задача, — продолжал генерал, — войти в прорыв и развить успех передовых частей корпуса в направлении населенного пункта Злынь. Батальон автоматчиков посадить десантом на танки.

Через полчаса подразделения бригады снялись с места. По-прежнему моросил дождь. Боевые машины с трудом преодолевали небольшие овраги, лощины. Генерал Родин по рации беспрерывно торопил:

— Увеличьте скорость, быстрее выходите на исходные позиции для атаки.

Деревне Борилово просто повезло. Отступая, гитлеровцы не успели сжечь дома, и большинство из них уцелело. Всюду были видны следы только что прошедшего боя. Валялись трупы немцев, дымилась подбитая вражеская техника. В огородах торчали стволы исковерканных зенитных орудий. Густая система траншей, окопов, ходов сообщения опоясывала деревню. Возле домов нередко встречались и дзоты. Фашисты рассчитывали надолго здесь задержаться. Не вышло!

На южной окраине деревни танки начали разворачиваться в боевой порядок. Противник тотчас же встретил нас сильным заградительным огнем. Резко ударили закопанные штурмовые орудия фердинанд, укрытые тяжелые танки Т-VI — тигры.

Ясно было, что оборона немцев не прорвана. По рации я связался с командиром первого танкового батальона майором Степановым. Майор доложил, что атаковать противника без артиллерийского и авиационного обеспечения нецелесообразно. Огонь со стороны врага очень высокой плотности.

— Зря погубим людей, — заключил комбат.

Связываюсь с командиром 197-й Свердловской бригады. Полковник Троценко сообщил, что бригада понесла потери и за день почти не продвинулась вперед.

По расчетам командира корпуса наша бригада уже должна перевалить небольшие высотки за Борилово, а мы топчемся на месте. Мне становится не по себе. Подчиненные просят артиллерийского огня, а у меня под рукой лишь рота 82-миллиметровых минометов и батарея 76-миллиметровых пушек.

Выскакиваю из танка, взбираюсь на чердак уцелевшего дома. Хочется получше рассмотреть оборону противника. Вскидываю бинокль. Со стороны немцев огонь не утихает. На участке шириной не более чем 500 метров оказалось несколько закопанных танков, штурмовых орудий. Из-за высоты огонь вели тяжелые минометы. Подступы к переднему краю плотно заминированы. Чтобы прорвать немецкую оборону, нужна артиллерийская и авиационная поддержка.

— Юнкерсы! — крикнул сопровождавший меня лейтенант Лычков, и в ту же секунду откуда-то из-за леса ударили зенитки. Но юнкерсы, казалось, не обращали внимания на огонь зенитных орудий. Они стройно летели на север.

— Глядите, вон за ними еще одна группа! — воскликнул Василий Лычков. Сейчас нас будут бомбить.

Немецкие самолеты тем временем сделали разворот и с включенными сиренами обрушились на боевые порядки бригады. Я видел, как автоматчики оставили броню танков и рассыпались по ржаному полю. От взрывов содрогалась земля, загорелись некоторые постройки. Рядом дружно застрочили пулеметы: это челябинцы открыли огонь по вражеским самолетам.

— Ложитесь! — крикнул кто-то из танкистов.

Раздался оглушительный грохот, взрывная волна отбросила нас с Лычковым в сторону, и тотчас рухнул дом. Я с трудом выкарабкался из-под обломков. В ушах стоит неистовый звон. Пытаюсь идти, но меня бросает из стороны в сторону. Подбегает окровавленный Лычков.

— Что с тобой? Ранен? — спрашиваю его.

— Никак нет, просто поцарапан.

— Тогда вызывай сюда машину с радиостанцией.

Крайне тяжелая обстановка вынуждала меня связаться с командиром корпуса. Наверное, он не знает в полной мере истинного положения перед фронтом бригады, — думал я. — Надо доложить ему.

Оглушенный взрывом, я с трудом добрался до танка, расположенного в воронке, образовавшейся от разрыва большой бомбы. Мимо меня по огороду санитарки Маша Бахрак и Лида Петухова кого-то несли на носилках. Я остановил девушек, приподнял покрывало:

— Ранен?

— В грудь, — с трудом проговорил воин.

Лицо раненого показалось мне знакомым. Это не тот ли лейтенант из второго батальона, чей танк на учениях первым ворвался на фланг? Кажется, он.

— Лейтенант Пеху?

— Он самый, товарищ комбриг, — тихо проговорил офицер. — Жаль, рановато. Вылечусь — и снова к челябинцам.

Я крепко пожал раненому руку.

— Выздоравливай, товарищ Пеху, ждем тебя. У Днепра и даже раньше.

Впоследствии выяснилось, что танк лейтенанта А. А. Пеху одним из первых вышел на окраину деревни Борилово, занятой свердловчанами, и с ходу устремился на вражеские позиции. Горячий по натуре, лейтенант рвался в атаку. Немцы обнаружили танк и открыли по нему огонь. Лейтенант приказал механику-водителю сержанту Сотникову увеличить скорость. Фашистские снаряды рвались рядом, но цели не достигли. И вдруг случилось непредвиденное: тридцатьчетверка подорвалась на мине.

— Только не робеть, ребята, — подбадривал членов экипажа лейтенант. Сейчас залатаем гусеницу и снова двинемся вперед.

Танкисты живо принялись за дело и уже успели натянуть гусеницу, когда попали под сильную бомбежку. Осколки снаряда оборвали жизнь стрелка-радиста, ранили лейтенанта Пеху.

В тыл прошло еще несколько раненых солдат. Может быть, и убитые уже есть, — подумал я, — а бригада по существу еще не вступила в бой.

Подъехала машина с рацией. Начальник радиостанции старший сержант Виктор Колчин доложил: связь со штабом корпуса есть. Я попросил к микрофону генерала Г. С. Родина, доложил обстановку и, конечно, не преминул сказать, что меня неправильно ориентировали — никакого прорыва обороны противника в действительности нет. Я просил комкора помочь нам артиллерией и авиацией.

Генерал приказал закрепиться на данном рубеже.

Солнце скрылось за горизонтом, наступил вечер. Пошел проливной дождь. Противник прекратил стрельбу.

Я отдал распоряжение: личному составу бригады временно перейти к обороне, зарыться в землю. Люди приступили к инженерным работам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.