ГЛАВА 1 К ВЫСШЕМУ ВЗЛЕТУ (февраль – май 1943 г.)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 1

К ВЫСШЕМУ ВЗЛЕТУ

(февраль – май 1943 г.)

В начале 1943 года и лодки, и конвои действовали в условиях самой отвратительной погоды с начала войны. Суда выбивались из строя из-за повреждений корпуса, рулей или машин, нанесенных буйством волн, а эскорты с напряжением всех нервов старались удержать их в конвое. Согласно британской статистике за январь, в Атлантическом океане, Средиземном море и у берегов Бразилии было в общей сложности потеряно 37 судов водоизмещением в 200 000 тонн. Это число включает в себя восемь из девяти судов танкерного конвоя, потопленных в семидневном сражении с подводными лодками между Тринидадом и Азорскими островами.

В главной штаб-квартире адмирал Годт и его штаб старательно отмечали маршруты некоторых конвоев в Северной Атлантике. В результате расшифровки радиограмм Союзников они, несмотря на плохую погоду, имели возможность перебрасывать подводные лодки на расчетные маршруты конвоев, так как достаточно точно знали численность того или иного конвоя, дату выхода, скорость движения, курс и порт назначения. И однако вместо получения сообщений с лодок об установлении контакта с конвое они то и дело получали свежие данные радиоперехвата, показывавшие, что конвои резко меняли свои курсы – и это случалось отнюдь не раз. Такие уходы ясно говорили о том, что противник получает весьма неплохую информацию о диспозициях подводных лодок.

Снова поднял голову призрак предательства во флотских рядах, но доказательств этому не было. Стало очевидным, что теперь как никогда более проблема обнаружения конвоев зависела от дальней воздушной разведки. Пока Дениц не знал об истинных причинах возникшей ситуации, то все, что он мог сделать, это рассредоточить лодки как можно шире в надежде обмануть противника относительно своих реальных намерений, а также увеличить шансы случайного обнаружения конвоев.

Он снова обратился к Герингу за помощью, но рейхсмаршал не вселил в него особых надежд. Тот упомянул о самолете «BV-222», который собирался выйти с завода не раньше октября 1943 года, и о «Ме-264», который, по словам Геринга, мог бы бомбить и Америку. Но когда Дениц упомянул о срочной необходимости в прикрытии истребителями Бискайского залива и нанесении ударов со стороны люфтваффе по базам британского командования зоны проливов, Геринг ограничился лишь неопределенными обещаниями, которые, как знал Дениц из предыдущего опыта, не имели никакой цены.

В Берлин он вернулся с пустыми руками, чтобы снова бороться с ежедневными угрозами со стороны авианосцев противника, воздушными патрулями над Бискайским заливом, новыми и более мощными глубинными бомбами противника. Он в это время не знал о секретном решении Союзников, принятом в Касабланке в январе 1943 года, о придании приоритета борьбе с немецкими подводными лодками. Это решение явилось красноречивым признанием того факта, что, пока Союзники не преодолеют подводную опасность, они не могут надеяться на конечную победу. На тот момент еще не было значительных признаков того, что эта опасность может быть преодолена.

В штормовые февральские дни продолжались схватки между «волчьими стаями» и североатлантическими конвоями Союзников. В одну из особенно штормовых ночей Мюнних на «U-187», новой лодке, только три неделе как вступившей в строй и прибывшей на позицию из Киля, обнаружил конвой, разбросанный штормом по большой площади: 64 транспорта рассеялись по акватории площадью примерно в пятьдесят квадратных миль. Несмотря на крайне неблагоприятные погодные условия, Мюнних «зацепился» за край конвоя и держался за ним двое суток, посылая сигналы, в результате чего к конвою подтянулось еще двадцать лодок. Это был классический пример уроков, преподанных в школе тактического мастерства Готенхафена двумя ветеранами-подводниками – Топпом и Зуреном, которые в балтийских условиях учили тому, что может случиться в Атлантике. В ту ночь были потоплены девять судов, но три лодки – и среди них «U-187» – так и не вышли в эфир на следующее утро.[97]

Потери в феврале, как признают британцы, возросли до 63 судов водоизмещением примерно в 360 000 тонн – цифры небольшие по сравнению с прошедшим ноябрем, но выше январских на 160 000 тонн. А вот в марте подводные лодки достигли пика успехов, превзойдя, как считалось, миллионную отметку.

Цифры, которые стали доступными после войны, показывают, что потери Союзников были гораздо ниже. Помимо общей для всей войн тенденции преувеличивать в пылу борьбы успехи, здесь следует учитывать и тот факт, что в ходе войны противолодочная оборона Союзников все время совершенствовалась, и поэтому командирам подводных лодок становилось все труднее наблюдать за результатами своих атак, особенно когда сразу несколько лодок атаковало конвой. После проведения атаки главной задачей подводной лодки было уйти от опасного преследования эсминцев эскорта. Обычно единственным свидетельством успешной атаки являлся звук взрыва торпеды. Иногда два или более командиров докладывали о победе, хотя потом оказывалось, что это была одна и та же цель. Просто каждый считал, что его выпущенная торпеда поразила цель. Дениц был в курсе этих факторов, и выдаваемые им цифры содержали некоторые скидки – не всегда адекватные – с заявленных и преувеличенных данных. Он сопротивлялся давлению со стороны министерства пропаганды давать побольше цифры, ибо уподоблял командование подводным флотом «хорошей деловой фирме, которая должна придерживаться правдивой статистики».

С 10 по 13 марта группа подводных лодок с кодовым названием «Нойланд», действуя на основе информации, полученной в результате расшифрованных сообщений, обнаружила и атаковала конвои «SC-121» и «HX-228», потопив ряд судов. Поскольку на всех лодках вполне хватало топлива и торпед, они были разделены на две группы, «Штюрмер» и «Дрэнгер»,[98] поскольку служба радиоперехвата сообщила о третьем конвое, «HX-229», который вечером 13 марта находился в центре Атлантического океана и держал курс на восток. Группе «Дрэнгер» было приказано атаковать конвой, а группе «Штюрмер» и еще одной, «Раубграф», – искать конвой «SC-122», который также засекла служба радиоперехвата.

Утром 15 марта одна из лодок группы «Раубграф» сообщила, что обнаружила конвой – в тот самый момент, когда расшифрованный радиосигнал противника поступил командованию подводного флота. И тут возникла совершенно новая ситуация, после того как стало ясно, что конвой «SC-122» из Галифакса, который было приказано атаковать группе «Дрэнгер», на самом деле идет не на восток, а к восточному берегу Ньюфаундленда, чтобы обойти опасный район. Поэтому группе «Дрэнгер» было приказано соединиться силами с группами «Штюрмер» и «Раубграф» – что составляло вместе около сорока лодок – и атаковать. К полудню первая лодка из группы «Раубграф» сообщила об обнаружении конвоя Галифакс, и к вечеру к конвою подошли еще восемь лодок, тремя из которых командовали весьма опытные командиры.

Тут и начинались неприятности. Через три дня приходила пора полнолуния, луна уже висела в небе, как яркий фонарь. И командующий британским конвоем, и командиры лодок посылали проклятия в адрес небесного тела. Силуэты судов представляли собой яркую картину, но и немцам приходилось держаться подальше от конвоя и выпускать торпеды с большей дистанции.

Тем не менее подводники решительно использовали любой шанс, и к рассвету 17 марта «SC-122» потерял четырнадцать судов водоизмещением в 90 000 тонн и еще шесть судов были серьезно повреждены. Днем подошли лодки из групп «Штюрмер» и «Раубграф», и были уничтожены еще двенадцать судов. В течение пяти последующих дней примерно тридцать лодок терзали конвой и каждую ночь топили еще несколько транспортов. Ночью 18 марта штаб-квартира получила сообщение, что примерно в 120 милях от «SC-122» идет другой конвой. Лодкам приказали действовать и против этого конвоя. Однако к вечеру следующего дня все лодки, кроме одной, потеряли контакт с конвоями и тщетно разыскивали их в условиях штормового моря. В конце концов единственная лодка, зацепившаяся за конвой, навела на него и другие, и стая из примерно двадцати четырех лодок с рычанием бросилась по следу. После двух дней тяжелых сражений против вездесущих вражеских самолетов и кораблей эскорта лодки получили приказ прекратить операцию. Луна сияла в полную силу, и продолжать операцию стало неразумно.

Рапорт командования подводного флота по результатам этой трехдневной операции заканчивается словами: «Всего потоплено 32 транспорта водоизмещением 186 000 тонн и один эсминец,[99] отмечены попадания еще в девять судов. Это самый большой успех, достигнутый когда-либо в сражении против конвоя. Заслуживает быть отмеченным тот факт, что примерно половина всех участвовавших лодок имела по крайней мере одно попадание».

К концу марта было потеряно пятнадцать лодок по сравнению с девятнадцатью в феврале. Это составляло 13,4 процента сил, находившихся в море, что несколько превышало цифры потерь, считавшиеся неприемлемыми в этот период войны.

В этом же месяце шесть больших крейсерских лодок впервые начали действовать в Индийском океане, у Мадагаскара, с базы в Пинанге,[100] предоставленной японцами. К ним в конце периода муссонных дождей должна была присоединиться группа лодок серии IXc. В этом же месяце поступила на вооружение давно ожидавшаяся торпеда для борьбы с эсминцами. Она была с успехом применена в операции против конвоев «SC-121» и «HX-228».

После мартовского пика, временно оцененного в миллион тонн,[101] потери противника упали в апреле до пятидесяти шести судов водоизмещением в 328 000 тонн. В апреле от лодок в море поступили тревожащие сообщения, что их пассивным радарам часто не удается предупредить их о приближении самолетов противника. Может, у «Метокса» была «мертвая зона»? Или противник использовал частоты вне диапазона работы «Метокса»? Дениц собрал лучшие умы промышленности и науки и прямо заявил им, что если не будет найдено противоядие, то подводная война будет проиграна. После этого был создан комитет под председательством профессора Кюпфмюллера.

Тем временем для защиты подводных лодок от смертельной угрозы с воздуха ускоренными темпами заканчивалось создание новых зенитных пулеметов для подводных лодок – 20-миллиметрового спаренного и счетверенного, 37-миллиметрового спаренного и сверхтяжелого. К концу июня ожидалось получение новых зажигательных бризантных боеприпасов, известных как «гексогенные снаряды». Была еще «Афродита» – баллон с кусочками металлической фольги, который, выпущенный ночью на поверхность, путал противника и его радиолокационные станции, а также буй «Тетис», также предназначенный для введения в заблуждение радиолокационных станций противника. А конструкторы в Бланкенбурге, что в горах Гарца, в тесном контакте с опытными командирами-подводниками работали над созданием быстроходных лодок серии XXI и XXIII.

Эти лодки, призванные возвестить фундаментальные перемены в подводной войне, ожидались вступлением в строй не раньше конца 1944 года, но знание того, что они строятся и что «морские волки» станут снова необнаружимыми с воздуха и трудно обнаружимыми в подводном положении, значительно умеряло у подводников внутреннее напряжение и чувство беспомощности перед постоянно довлеющей опасностью. Напряжение действовало и на каждого подводника, и на тех, кто посылал лодки в бой против конвоев противника, к которым почти невозможно становилось приблизиться. Каково было командирам и командам выходить в море со скудными знаниями о техническом вооружении противника?

На атлантических базах командиры флотилий – все опытные подводники, прошедшие школу подводной войны, – должны были давать советы командирам по тактическим вопросам. Но то ли правильно было советовать оставаться в надводном положении и вступать в бой с самолетами противника, то ли сразу нырять на глубину? Какими словами они должны были напутствовать уходящую на позицию лодку – «успехов и хорошей охоты»? Но эти слова почти лишились смысла.

Наибольшее напряжение, которое испытывали командиры и их команды – это напряжение от неунимавшихся сомнений. Вкрадчивый голос сомнений старался вселить неуверенность в тихие часы ночных вахт. Им, командирам, нужно было идти вперед, демонстрировать свое бесстрашие и служить примером своим товарищам. Ими двигала гордость – и, может быть, скрытый стыд за то, что они испытывают страх. Но у них было и вдохновлявшее их чувство чести и ответственность за поддержание морального духа команд.

Потом пришел май 1943 года – и с ним беда. Хотя в этом месяце Британия потеряла пятьдесят судов общим водоизмещением в 265 000 тонн, что составило четверть мартовских потерь, более впечатляющим фактом явилась гибель тридцати восьми лодок – устрашающая цена. Гром, давно со страхом ожидавшийся, в конце концов грянул. Цифра тридцать восемь составляла более тридцати процентов лодок, в среднем находящихся постоянно в море и значительно превышала количество ежемесячно вступавших в строй. Это означало, что Германия лишилась более двух тысяч высоко подготовленных офицеров, старшин и матросов, и многих из них – навечно. Хуже того: не было найдено никакого ответа этой катастрофе, никто не знал, почему одна лодка за другой переставали отвечать на сигналы штаб-квартиры.

Специалисты на базах флотилий бились над причинами массовой гибели лодок. Катастрофу такого масштаба трудно был в течение долгого времени сохранить в секрете, и с базы на базу поползли зловещие слухи.

На совещаниях, которые время от времени устраивал в Анже командующий западной группировкой подводных лодок капитан 1 ранга Резинг, не делалось никаких попыток к сокрытию правды. Здесь собирались командиры флотилий – кавалеры Рыцарского Креста с дубовыми листьями прежних лет. Присутствовали Винтер и Леманн-Вилленброк из 1-ой и 9-ой флотилий из Бреста, Кальс и Кунке из 2-ой и 10-ой флотилий из Лорьяна, Золер и Эммерманн из 7-ой и 6-ой флотилий из Ла-Боля, Цапп 3-ей флотилии из Ла-Рошеля, Шольц из 12-ой флотилии из Бордо.

Они приезжали, чтобы обменяться мнениями и опытом, поделиться печалями, спросить друг друга: «Сколько вы потеряли?.. А вы?..» Такие люди привыкли к ясному мышлению и быстрым решениям, но теперь они были ничем не мудрее тех, кто сидел в берлинском штабе.

Штаб-квартира подводного флота в отеле на Штайнплатц являлась местом постоянных дебатов и размышлений. Следует ли лодкам проходить Бискайский залив группами, создавая собственный заградительный барьер против самолетов? Новые зенитные вооружения будут готовы не ранее чем через два-четыре месяца. Может быть, лучше вывести все лодки из Северной Атлантики на это время? Нет, это невозможно, потому что бункеры для подводных лодок вмещают только 110 единиц, а лодка, оставшаяся вне бункера, скоро будет разбита бомбардировщиками в пух и прах. Немцы уже видели, что «ковровые бомбометания» сделали с городами Сен-Назер и Лорьян, хотя лодки в бункерах остались вполне невредимыми.[102] Прекращение нападений на конвои высвободило бы авиацию противника для бомбардировок немецких городов, как это уже было с базами подводных лодок. За двадцать минут они могли бы сровнять город с землей. Подводная война должна продолжаться – если не в Атлантике, но в других местах. Была проиграна не кампания, а одна битва в этой кампании.

В последних числах мая всем лодкам, у которых было на исходе топливо, было тайно приказано уйти на заправку в район к юго-западу от Азорских островов. Но и там они не оказались в безопасности, самолеты с авианосца «Бог» («Bogue») нанесли им там тяжелый урон.

Самолеты противника, казалось, появляются везде и сразу. Отпечаток напряжения от постоянного и на протяжении целых недель преследования ясно читался на лицах молодых командиров, когда они ступали на берег по возвращении на базу, и Дениц не мог не спрашивать их, готовы ли они снова выйти в море в нынешних условиях и на старых типах лодок. Ответом ему всегда было: «Да, господин гросс-адмирал!» У них и их команд с моральным духом все обстояло хорошо, плохо было только то, что их атакующие возможности снизились до минимума. Всякий раз они всплывали для зарядки батарей с замиранием сердца, а о старых методах – всплыть и в подводном положении обойти конвой – и говорить не приходилось. «Дайте нам больше противовоздушного вооружения, – постоянно просили они, – чтобы мы по крайней мере сами могли защитить себя».

* * *

31 мая 1943 года Дениц вылетел в Бергхоф на доклад к Гитлеру. Он не пытался скрывать тяжесть положения. Противник делает столько вылетов в день для охраны конвоев между Исландией и Фарерскими островами, сколько раньше делал в неделю, а авианосцы обеспечивают прикрытие конвоев с воздуха по всему их пути через Атлантический океан. Но решающим был тот фактор, что противник применяет на своих самолетах радиолокационные станции, которые позволяют ему обнаружить лодки, не выдавая своего местонахождения, особенно это эффективно при низкой облачности и плохой видимости. В результате больше лодок стало гибнуть на переходах, чем от охранения конвоев. 65 процентов потерь стало приходиться на переходы или на время выбора момента для атаки и только 35 процентов – собственно на бои с конвоями.

Дениц затем представил фюреру цифры, которые упоминались выше, и предупредил, что потери такого масштаба нельзя терпеть до бесконечности. С суровым лицом он продолжал:

– Поэтому я решил уйти из Северной Атлантики и направить лодки в районы к западу от Азорских островов в надежде на меньшую активность противника в воздухе в тех местах. Я также направляю новые лодки по мере их поступления в более отдаленные воды, где самолеты, по-видимому, не столь хорошо оснащены радиолокацией. Я, однако, намерен возобновить атаки на конвои в Северной Атлантике со следующим молодым месяцем, при условии что лодки будут своевременно вооружены новым зенитным вооружением.

Далее он перешел к непосредственным нуждам подводников. Первое место в этом списке занимал радар, который фиксировал бы частоту, на которой работает радара атакующего самолета. Вторым требованием было устройство, затрудняющее работу радиолокационных станций противника и мешающее ему с точностью определить позицию подводной лодки. Третьим был активная радиолокационная станция для обнаружения самолетов; трудность состояла в том, что сектор поиска радара подводной лодки неизбежно мал – примерно как у прожектора, – что потребует много времени для прочесывания всего неба. Необходимо было и какого-то рода антирадиолокационное покрытие для боевой рубки. Дениц продолжал. Среди необходимых вооружений он назвал 20-миллиметровые зенитные пулеметы, акустические торпеды для борьбы с эсминцами. Прежде чем перейти к последнему пункту, Дениц заглянул в свои записки.

– Крайне существенно обеспечить плотное прикрытие истребительной авиацией путей прохода подводных лодок в Бискайском заливе, – начал он. «Юнкерсы-88», если они вылетают не группами, легко сбить, поэтому Дениц стал настаивать на том, чтобы в залив направили «мессершмиты-410».

– Я сомневаюсь, что эти самолеты подходят для данной задачи, адмирал, – ответил Гитлер, – но я постараюсь найти их. – Затем он продолжил: – Если бы даже мы имели бомбардировщики дальнего действия, я бы еще подумал, как их использовать – для войны на море или для атак против Британии.

Гросс-адмирал вставил, что, мол, жаль, что перед войной не были предприняты шаги по строительству самолетов, которые могли бы действовать над морем. Гитлер охотно согласился с ним, добавив:

– Но в то время никто мне не говорил о них!

– И сейчас было бы не очень поздно, – медленно произнес Дениц, – создать морскую авиацию. – Гитлер обозначил полное согласие с Деницем, и тогда тот продолжил: – В таком случае мы должны немедленно начать отработку элементарного взаимодействия экипажей самолетов со школой подготовки подводников, чтобы и те и другие научились говорить на одном языке и пользоваться теми же методами.

Гитлер снова кивнул, а потом внезапно встал и начал ходить по комнате, заложив руки за спину. А Дениц продолжал:

– Несмотря на все наши трудности, я убежден, что мы должны продолжать, если даже результаты не столь впечатляющи, как раньше.

– Не может быть и речи о том, чтобы прекратить подводную войну, – резко перебил его Гитлер. – Атлантика – это мой передний край, и если потребуется вести оборонительную войну, я скорее буду вести ее там, но не вдоль берегов Европы. Даже если подводные лодки не добьются больших успехов, они сковывают такие оборонительные ресурсы врага, что я добровольно не сделаю ему такого подарка.

Вдохновленный такой поддержкой, Дениц подошел к заключительной теме – расширению программы строительства подводных лодок. Он сказал, что обсуждал со Шпеером возможность увеличения выпуска подводных лодок с тридцати до сорока в месяц. Шпеер говорил ему, что это возможно и единственное, чего не хватает, так это подписи Гитлера на проекте директивы, которую Дениц принес с собой. Фюрер наклонился над бумагой и без лишних слов поставил свою подпись. Вскоре после этого адмирал ушел.

В тот же день Дениц снова посетил Шпеера. Наконец-то ему удалось осуществить план, который он вынашивал столько времени: он возложит всю ответственность за выполнение программы военно-морского строительства на Шпеера. Он верил в молодого министра и не видел никаких причин для того, чтобы программа военно-морского строительства осуществлялась отдельно от армейского и военно-воздушного. О своем решении ему не придется жалеть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.