Посылка Мутовкина на фронт для ликвидирования оставшегося имущества и привоза вещей
Посылка Мутовкина на фронт для ликвидирования оставшегося имущества и привоза вещей
Получив окончательную отставку, я решил послать кого-нибудь на фронт в штаб 3-го Сибирского корпуса, чтобы узнать цело ли там мое имущество, и если оно цело, то, распродав на месте лошадей, экипажи, мебель, остальное привезти в Петроград. Не получая с декабря месяца никаких оттуда вестей, я полагал, что все это у меня конфисковано, но на всякий случай послал туда моего верного, бывшего у меня шофером и преданного мне Мутовкина, ловкого и смышленого.
Две недели я ждал его возвращения и потерял уже надежду, как вдруг, как-то вечером раздался звонок – я пошел открыть дверь и, к моей радости, увидал Мутовкина и моего вестового с массой багажа. Как я обрадовался, как приятно было увидать своих вестовых, свои вещи. Оказалось, что несмотря на царившую разруху, грабежи, все мое имущество, все мои вещи, все было сохранено в целости. Вестовые мои отняты у меня не были и находились при моих вещах.
Комитет все время ждал моего возвращения, и когда пришел приказ произвести выборы командного состава, то комитет заявил, что до моего возвращения производить выборов не будет. Когда же было получено известие, что я не возвращусь более, комитет произвел выборы – выбрав генерала Вивьена де Шатобренна, которого я оставил своим заместителем.
Посланному мною Мутовкину комитет оказал полное содействие по ликвидированию моего имущества, так что ему и моим вестовым удалось довольно выгодно продать лошадей и экипажи, на все же остальное комитет выдал литеру для бесплатного провоза 14 пудов багажа до Петрограда, разрешив и вестовым сопровождать мои вещи, для отвоза их на станцию предоставил грузовик, одним словом, проявил прямо трогательное внимание.
Я получил и несколько сот рублей недополученного жалованья, за вычетом всех расходов. Такое отношение, такое внимание ко мне со стороны комитета и чинов штаба меня даже взволновало, я был растроган до слез. А разбирая вещи, я не мог не обратить внимания, что мне прислали все до последней нитки, даже недопитая бутылка мадеры и начатая коробка с печеньем, которые я, уезжая 18-го ноября, оставил на окне своей комнаты, оказались среди вещей.
Я послал тотчас комитету телеграмму с выражением благодарности за проявленное им по отношению меня столь дорогое внимание, послал и привет командующему корпусом и чинам штаба.
В это время, т. е. в конце февраля, корпус как таковой, в сущности, уже перестал существовать, существовал только комитет, штаб, в весьма ограниченном виде, и на 75-ти верстной позиции стояло около 9 тысяч штыков. Между тем, когда я уезжал, 3 месяца назад, корпус представлял собой еще внушительную силу, в к строю было 60 000 штыков, все это самовольно разбежалось, ушло с позиции. Не прошло и нескольких недель после того, что я получил свои вещи – и комитет, и штаб, и остатки корпуса покинули позицию, все было кончено, немцы стали хозяевами всей Украины, Белоруссии т. д.
Вивьен де Шатобрен приехал в Петроград, был у меня и с грустью рассказывал о последних днях существования корпуса. Как тяжело, как больно отозвалось все это на душе. Я был счастлив, что не был при агонии корпуса, что уехал я как раз вовремя, сохраняя в своей душе воспоминания хотя и не о выдающейся, но все же боевой единице, которую представлял еще тогда мой корпус.
Не полных 2 месяца моего командования кажутся мне годом – столько пришлось пережить, переволноваться за это краткое время. Отрадно очень вспомнить многих светлых личностей среди чинов корпуса, с которыми мне пришлось столкнуться в ту страдную пору, я сохраняю и по сей час в душе неизгладимое чувство признательности к ним за всю ту доброту и сердечность, с которыми они нравственно шли мне навстречу и поддерживали меня.
Где они теперь все? Куда судьба их занесла? Я не знаю. Из всех я встречал в Петрограде в 1918 году Вивьена де Шатобрена, он поступил конторщиком по отпуску дров на каких-то барках на Неве, а затем вскоре умер в одной из городских больниц; встречал я Плющевского-Плющика – эту светлую личность – моего начальника штаба, он уехал затем на фронт к Парскому, больше я его не видал.
На этом я кончаю свои воспоминания своей службы, которой была полна моя жизнь в течение лучших лет моей жизни.
Писать дальше свои воспоминания преждевременно, да и тяжело. Может быть, через несколько лет, если Господь сохранит мне жизнь, я возьмусь за перо и поведаю и эти годы, проведенные мною в душевном уединении, и за эти годы найдется, может быть, немало ценного материала.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.