Глава шестнадцатая
Глава шестнадцатая
Попытка реконструкции истории по Шульгину: Иван Грозный, Петр Великий, академик Вернадский. — КЕПС
Если попытаться реконструировать тогдашние размышления нашего героя, то они могли быть примерно такими.
После разгрома крестоносцами Константинополя в 1204 году проливы Босфор и Дарданеллы и с ними восточный торговый путь был для Руси закрыт. Потом было потрачено много сил, чтобы вырваться из тупика…
Вопрос Шульгина из 1925 года об уступках немцам — это вопрос об адекватности режима.
Наша реконструкция ни к чему не приведет, если не вспомним величественную и страшную задачу, стоявшую перед Российской империей, — задачу создания инфраструктурной связности. Накануне войны страна вплотную подошла к ее пониманию.
Такой внимательный наблюдатель, как маркиз А. де Кюстин, в своей книге о России приводит формулу императора Николая I об особенностях российского управления: «Расстояния — наше проклятие»[141].
Эта мысль связывает все проблемы: бедная экономика, огромные пространства, слабая связь Центра с регионами, постоянная борьба с неблагоприятным климатом, сверхнапряжение населения.
Вот тут аналогия с Московией кое-что объясняет.
С одной стороны, Московия расширяется, отвоевывает важнейшую волжскую коммуникацию с Казанью и Астраханью, торговые люди и малоземельное дворянство во главе с царем Иваном Грозным пытаются решить геополитическую задачу на Балтике, а с другой — хозяева неделимых латифундий, бояре-вотчинники, многие из которых — равные царю Рюриковичи, не заинтересованы в преодолении их хозяйственной изолированности. Таким образом, создание единого внутреннего рынка наталкивается на мощную феодальную преграду, преодолеть которую можно только чрезвычайными мерами. И что же должна была делать коронная власть?
Война царя с боярством неизбежна. Уже не за горами разделение государства на две части, способную к развитию (опричнина) и тормозящую таковое (земщина).
«Дорога „воинства“ шла через труп старого московского феодализма, и это делало „воинство“ прогрессивным, независимо от того, какие мотивы им непосредственно руководили. Старые вотчины внутри государства были теперь единственным земельным фондом, за счет которого могло шириться среднепоместное землевладение; государева казна — единственным источником денежных капиталов. Но для того чтобы воспользоваться тем и другим, нужно было захватить в свои руки власть, а она была в руках враждебной группы, державшей ее не только со всей цепкостью вековой традиции, но и со всей силой нравственного авторитета…»[142]
Историк Н. И. Костомаров утверждал: «Земщина представляла собой как бы чужую покоренную страну, преданную произволу завоевателей…»
У Петра Великого мы видим то же самое. И Сталин мало чем отличался.
Иван Грозный совершил революцию. В рамках той революции объяснимы и отмена привилегий Церкви, и прямая борьба со священством, которое вовсе не было на его стороне, так как он покушался и на право Церкви разделять верховную власть со светской, царской.
Почему образ Ивана Грозного был так нелюбим в империи? Его скульптурного портрета нет на памятнике «Тысячелетие России», как будто и не было царя в истории.
Впрочем, многие терпеть не могут и Петра Великого, а об отношении к Сталину просто промолчим.
В январе 1915 года произошло событие, которое политическая история никогда не замечала. С началом Первой мировой войны стало понятно, что в стране отсутствуют точные данные о стратегическом сырье, необходимом для производства вооружения (металлы, свинец, сера, селитра, серный колчедан и т. д.). Академик Владимир Иванович Вернадский 15 января на заседании физико-математического отделения Императорской Санкт-Петербургской Академии наук поставил вопрос о необходимости создать Комиссию по изучению естественных производительных сил России (КЕПС). Это был факт колоссального значения: научная элита увидела зияющие провалы на великом российском пространстве.
Как описал проблему обороны государства современный философ Сергей Переслегин, «сразу же выяснилось, что размеры страны превратились из ресурса в потенциальную слабость. Во-первых, догнать Европу по плотности железнодорожных путей на единицу физически невозможно, невзирая ни на какие рекорды в их строительстве. Транссибирская магистраль входит в „Книгу рекордов Гиннесса“ по трем номинациям: общая длина, количество станций, темпы сооружения. Во-вторых, даже те дороги, строить которые придется из чисто стратегических соображений, съедят весь государственный бюджет, причем темпы российской мобилизации все равно будут отставать от европейских держав на несколько недель. В-третьих, даже если удастся обеспечить уровень индустриального развития на том же уровне, что в Бельгии или Франции, российская продукция все равно будет неконкурентоспособной, поскольку среднее транспортное „плечо“ в России в любом случае будет больше, чем в Европе.
Главным результатом работы КЕПС стало понимание роли транспортной, инфраструктурной связности в индустриальном соревновании мировых держав. И Октябрьская революция 1917 г., и индустриализация, и последующие десятилетия советской истории прошли под знаком борьбы с инфраструктурной недостаточностью. Борьба эта велась с переменным успехом, но в целом задача построения конкурентоспособной промышленности в России была решена. Роль КЕПС в реализации советской экономической стратегии очень велика: достаточно сказать, что на базе этой структуры был создан механизм ГОЭЛРО, а позднее — Госплан. По мере развертывания советской индустриальной проектности от КЕПС „отпочковалось“ 16 исследовательских институтов.
Таким образом, задача описания индустриальных ресурсов России (адекватных индустриальной фазе развития) вылилась в создание масштабной экономической стратегии, причем ключевую роль в этой стратегии играли не сами природные ресурсы, хотя им и уделялось большое внимание, а их связывание через опережающее развитие инфраструктурной компоненты. Несколько упрощая, можно сказать, что адекватный механизм реализации программы КЕПС был создан только в 1970-е гг. в виде концепции территориально-производственного комплекса»[143].
В 1915 году правительство поддержало предложение Академии наук. В 1917 году в составе КЕПС насчитывалось уже 139 академиков, инженеров и чиновников, представлявших 10 научных и научно-технических обществ и 5 министерств. Начались систематические поиски новых месторождений полезных ископаемых, изучение энергетических ресурсов, транспортной связности территорий. Тревожная мысль научного сообщества о глобальном российском неустройстве стала передаваться дальше, захватывая воображение политиков, чиновников, генералов, деловых людей. Нужды войны подталкивали к оперативным решениям и приводили к вопросу о способности верховной власти к осуществлению таковых.
Здесь надо бы поставить точку и перейти к началу Первой мировой войны, но все же несколько задержимся, чтобы понять логику исторического процесса и поведение Шульгина.
«Необходимо подчеркнуть, что необходимым условием осуществления программы индустриализации страны оказались революционные потрясения. Царская Россия никакими усилиями и ни при каких обстоятельствах не могла осуществить структурную перестройку экономики и „апгрейд“ населения до потребностей индустриальной фазы развития. К 1916 году это стало понятно не только наиболее „продвинутым“ представителям правящей элиты, но и придворной камарилье. В действительности, к 1917 году вопрос о том, быть или не быть революции, уже не стоял. Обсуждалось лишь, кто, каким образом и какой ценой придет к власти. Столыпин оказался неправ: именно великие потрясения являются ключом к великой России»[144].
Идея комплексного развития оказалась одной из системообразующих после Октябрьского переворота, совершенного большевиками. По указанию В. И. Ленина во время Гражданской войны («Набросок плана научно-технических работ») КЕПС начала проектную деятельность по вопросам размещения промышленности, приближения ее к источникам сырья, изыскания всех видов сырья для промышленности, поисков и использования ископаемого топлива, электрификации.
В это с трудом верится, но большевики стали продолжать то, что оказалось непосильным для имперской власти.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.