Вячеслав Сафронов

Вячеслав Сафронов

На родине Солоухина

Я еду и еду,

А дальше недолго иду

По листьям и снегу

К забытому Богом пруду,

К скамейке у дома,

К нетронутой глади листа.

Глядит незнакомо

Заброшенный храм без креста.

Забита калитка,

Покинуто чье-то жилье.

Душа, как улитка

Свернулась. Простите ее.

Примерзла смородина,

Ей ягод уже не качать.

Отечество… Родина…

Но боль не дает докричать.

Не злые метели,

Которым конца не видать,

Мы – рушить умели

Потом на руинах рыдать.

На кладбище местном,

Среди тишины и ветвей.

Здесь летом прелестно

Буянил один соловей.

И свечи горели,

И речи текли и текли.

Слетали от ели

Иголки на холмик земли.

И сестры и братья

Вставали из тьмы и огня.

На небе распятье,

Как будто распяли меня.

У русских, как водится,

Жалеть, не сбылось…

Слеза Богородицы

Сердца прожигает насквозь.

Солоухину В. А.

О родине – реже и реже,

Молчим, говорим и поем.

За край листопадный и снежный

Уходим, как за окоем.

Не ведаем, что там за краем,

Безумная мгла или свет?

А, впрочем. Мы и не гадаем,

И не ожидаем ответ.

А родина вспомнит немногих,

Любима и все же странна —

Страна, что забыла о Боге,

Забытая Богом страна.

Из Алепино в Суздаль

Ветровое стекло при подъезде мне сузит даль,

Только я все же знаю, что там впереди.

Этот город игрушечный с древним названием – Суздаль,

И, как в детстве когда-то, защемит в недетской груди.

Я пришел не каликой, не гостем, не праздным туристом,

Я твой названный сын – мне за все и за всех отвечать.

Августовское солнце упало на пыльные листья,

И на кленах треглавых оттиснута скорби печать.

В это время раздора, разлома, невиданной свары

Ты стоишь, как и прежде, державную веру храня.

К белокаменным храмам твоим современные едут хазары

Лицезреть старину,

Подгулять в кураже,

Прикурить от чужого огня.

Что поделаешь тут?

Нынче мода на древность и веру,

Крест нательный, как пропуск в желаемый рай…

Волокут на постриг монастырский вчерашнюю стерву,

Вводят в храм целомудренный, как вчера заводили в сарай.

Добродетель сегодня не в нас прижилась, а помимо,

Колокольные звоны не душу тревожат, а слух…

И бредет наша совесть унылой тропой пилигрима,

И лампада коптит, и огонь в ней до срока потух.

…Постою в стороне – этот город сует не приемлет,

Вой истошный и слюни у русских всегда не в чести.

Предзакатное солнце ласкает осеннюю землю,

На которой живу, грянет срок, и в которую надо сойти.

Но останется свет,

Продерется сквозь тверди земные,

Свет любви и признанья, которыми память жива.

И плывут облака, словно звоны плывут вечевые,

И становятся лишними наши с тобою слова.