НА ПОЛПУТИ К СЕБЕ

НА ПОЛПУТИ К СЕБЕ

Четыре звена сборной

Однажды меня спросили:

— Вы старший тренер двух команд — ЦСКА и сборной страны. С какой командой легче работать?…

Ответить я не смог. Работа со сборной неизмеримо ответственнее. А где легче, где труднее…

Объяснял уже не однажды, что мне трудно разделить эти заботы: я еще со сборной, а мысли уже тянутся в ЦСКА. И наоборот, ЦСКА играет в чемпионате, но приближается работа со сборной, и я невольно отвлекаюсь от сегодняшних забот и начинаю задумываться о делах сборной, смотрю за кандидатами из других клубов.

В сборной я решаю те же проблемы, что и в армейской нашей команде.

Сборная СССР переходила на игру в четыре звена уже после того, как костяк ее, хоккеисты ЦСКА, в течение нескольких недель тренировались, а затем и играли в четыре звена.

Подготовительный этап работы сборной строился именно на таких принципах ведения матча. Но на подготовительные сборы приглашается больше игроков, чем требуется национальной команде. Потому здесь тренировки и прикидки в четыре звена были в какой-то мере даже более понятными: шло соперничество за право попасть в сборную и естественным представлялось желание тренеров попробовать, проверить как можно больше кандидатов. Тем более что в сборную пришел новый тренер.

Количество звеньев — целых пятерок, в которых вместе с тройками нападающих постоянно играли определенные пары защитников, превышало четыре. Тренировались мы в новом режиме, планируя игру не в три, а в четыре звена. На общих собраниях и беседах с отдельными игроками, на теоретических занятиях, в тренировках на льду, где обсуждались и уточнялись задачи и цели, которые ставятся как перед всей командой, так и перед тем или иным звеном, разъяснялись, естественно, и мотивы, которыми руководствуются тренеры, стремясь перейти к игре с четырьмя звеньями.

Я напоминал ребятам, что система эта проверялась на всех этажах нашего хоккея — в командах, с которыми я работал и во второй, и в первой, а затем и в высшей лиге, проверялась и утверждалась сначала в рижском «Динамо», позже в армейском клубе, однако игроки сборной, как и несколькими месяцами ранее игроки ЦСКА, сомневались в полезности новой для них идеи. Но был у хоккеистов главной команды страны и другой аргумент: то, что позволительно ЦСКА в матчах первенства страны, где армейцы могут выигрывать, когда надо, и в два звена, невозможно использовать в рамках чемпионата мира, где соперники у сборной сильнее и опаснее, чем у ЦСКА во внутреннем нашем первенстве. Во-вторых, говорили мне, допустимо, что чаще, чем обычно, остаются на скамье запасных игроки не самого высокого класса, так сказать, «середнячки», но если речь идет о хоккеистах сборной, то это неправильно, расточительно: нельзя не использовать мастерство ведущих. Оппоненты мои забывали, что именно в ЦСКА играют самые высококлассные мастера и тем не менее мы уже с ними условились, что и они будут играть в том же режиме, что и остальные хоккеисты.

Подчеркиваю, речь идет об игровом режиме, а не только об очередности выхода на лед. Не о формальном «равноправии», но о существе дела. Ведь бывает и так, что все четыре звена поочередно выходят на лед, но четвертая пятерка проводит на льду по 15-20 секунд, а первая — более чем полторы минуты.

Другие аргументы против игры в четыре звена были уже хорошо мне знакомы. Первый — «не наигрываемся», второй — «остываем», третий — «ведущие игроки привыкли играть в клубах чаще и потому, выходя на лед реже, не успевают показать сполна свою игру».

О последнем аргументе мы поговорим позже, ибо одна из моих целей заключалась и заключается как раз в том, чтобы не было такого понятия — «ведущие игроки», «ударная тройка». Мечта тренера — иметь такую команду, где все звенья ударные. Все хоккеисты, выходящие на лед, должны приносить результат: забивать голы и надежно защищаться.

Ключ к успеху — тактика

Как начинал я разговоры о том, что у хоккеистов сборной страны мал багаж тактических знаний?

Понятно, что я не мог прямо вот так взять и заявить об этом во всеуслышание спортсменам. Они бы меня просто не поняли. Не поверили. Сказали бы или подумали про себя, что тренер чудит. Они, многократные чемпионы, и вдруг чего-то не знают в тактике игры.

Нет, не поверили бы.

У болельщиков принято считать, что в тактике хоккея особых секретов нет. Подумаешь нашли хитрость — взял шайбу да мчись к воротам. Что тут изобретать!

Таких взглядов придерживаются, к сожалению, не только люди, малосведущие в хоккее. Оценкам тактической подготовки команды иногда можно диву даваться. Приведу одну цитату.

Рассказывая на страницах газеты «Советская Россия» в «Хоккейном обозрении» о матчах команд первой (специально подчеркнул это слово) лиги, мастер спорта международного класса Валентин Козин, анализируя игру команд, пишет, в частное и, следующее: «Не избежала турнирных потерь и «Сибирь», клуб, который в принципе обладает совершенной тактической и технической подготовкой».

Вот и нашлась идеальная команда! Мне ни разу не приходилось видеть команду, обладающую совершенной тактической и технической подготовкой. Хотя видел я и сборную СССР, и команду «всех звезд» НХЛ, и национальные команды Чехословакии и Швеции.

Да и может ли существовать такая команда? Всем овладели в совершенстве, — стало быть, и тренироваться, работать более незачем, не так ли?

Иронизировать над такими рассуждениями можно сколько угодно, но, право, не стоит. Это, увы, распространенная точка зрения.

Еще только начиная свою самостоятельную работу, я внимательно следил за тем, что происходит на верхних этажах мирового хоккея. Ездил туристом на чемпионаты мира, иногда пробивался в группу журналистов, отрабатывая свое место в группе регулярными репортажами в республиканскую газету. Смотрел, кто как играет, прикидывал, у кого что следовало бы взять. Смотрел критически. Это непременное условие работы, иначе попадешь под чье-то влияние и успеха ни за что не добьешься — копия и останется копией, как бы превосходно ни была она выполнена.

Приезжая на чемпионаты мира, смотрел матчи не только лидеров, но и аутсайдеров. Важно ведь не только заметить то, что можно принять, важно точно знать, что для тебя, для твоей команды неприемлемо. И даже матч команд, ни на что, в сущности, не претендующих, чему-то учил меня, заставляя думать, сравнивать, делать выводы. В этих наблюдениях вырабатывались весомые аргументы для критики.

Наша сборная не только в самые печальные для нее два подряд года, когда были проиграны чемпионаты мира, но и раньше, в середине 70-х, в годы радостных побед, не раз попадала в тупик, обнаруживая неумение преодолеть грамотно построенную оборону соперника. Любители хоккея без труда вспомнят матчи с командами Чехословакии и Швеции.

Хочу процитировать Вячеслава Колоскова, кандидата наук, знатока нашей игры, работавшего в то время начальником Управления хоккея Спорткомитета СССР. Колосков писал в газете «Советский спорт» от 1 октября 1977 года:

«Одна из главных причин наших поражений на двух последних чемпионатах мира — тактическая бедность. Как правило, все звенья сборной СССР и в Катовице, и в Вене играли в одном тактическом ключе, не ставя перед соперниками никаких загадок, в то время как команды Швеции и ЧССР гибко использовали различные тактические варианты. Например, в Вене в первом матче с нашей командой шведы умело прессинговали по всей площадке. Не отказались они от прессинга и в повторной встрече, хотя на этот раз, учитывая усталость своих игроков, тренер Линдберг ограничил их активные действия двумя зонами — своей и нейтральной.

Разнообразили игру и хоккеисты ЧССР: не отказавшись от излюбленной тактики игры от обороны, чемпионы мира, кроме того, в зависимости от хода матча прибегали и к прессингу, и к тактике силового давления.

Естественно, возникает вопрос: как же случилось, что советские хоккеисты, долгое время диктовавшие моду в мировом любительском хоккее, вдруг оказались на вторых ролях? Прежде всего, думается, наши игроки и тренеры несколько самоуспокоились: мы, мол, сильнейшие, так что пусть соперники учатся у нас, а не мы у них. И соперники действительно стали пытливо изучать наш хоккей — и тактику игры, и организацию учебно-тренировочного процесса, и физическую подготовку, и психологический настрой. И, главное, все новое творчески использовали у себя: кропотливейший анализ позволил им выявить не только достоинства, но и недостатки в игре советских хоккеистов, сделать из этого правильные выводы, найти противоядие.

Наши же тренеры сборной и клубов просмотрели новые тенденции в мировом хоккее, не заметили изменений в игре основных конкурентов. А изменения оказались существенными. Это и повышение атлетической подготовки игроков, и широкое использование новых тактических вариантов.

Во время пражского турнира (речь о турнире на приз «Руде право». — В. Т.) в игре сборной СССР наметилось разнообразие. За основу была взята тактика силового давления. Однако в случае потери шайбы игроки тут же переходили к прессингу. В матчах с хозяевами были моменты, когда хоккеисты сборной СССР умело использовали игру на контратаках: встречая соперников у своей синей линии, они вынуждали их в основном пробрасывать шайбу в зону нападения. Защитники же нашей команды уже ждали этого приема, поэтому легко перехватывали шайбу и без задержки начинали острые контратаки.

Кроме того, тренеры сборной СССР в этом турнире попробовали вариант игры в четыре звена.

Но это только начало. Для того чтобы вернуть утраченные позиции, чтобы научиться уверенно побеждать любого соперника, надо решить еще много задач.

Прежде всего необходимо добиться, чтобы каждое звено имело свое тактическое лицо, причем могло бы в ходе матча перестраиваться, переходить от одного тактического варианта к другому».

Я видел в дни чемпионатов мира, с каким колоссальным трудом удавалось нам пробивать оборону не только сборной Чехословакии, но и сборной Швеции. Мы, конечно, побеждали чаще, порой и без особых трудностей. Особенно если нам удавалось сразу повести в счете, тем более с преимуществом в две шайбы. Соперник вынужден был в таких ситуациях «раскрываться», идти вперед и в образовавшиеся щели в оборонительных порядках наши хоккеисты проникали уже значительно легче. Порой же мы выигрывали лишь за счет того, что в нашей сборной было больше игроков высокого класса. Порой решающим аргументом в схватке становилась наша более высокая психологическая подготовка, наш характер. Еще раньше исход борьбы предопределяло наше преимущество в атлетической подготовке команды.

Но с каждым годом все труднее давались сборной победы, все чаще не могли советские игроки преодолеть сопротивление других претендентов на медали чемпионов мира.

Почему же наши мастера не могли подобрать ключи к оборонительным порядкам соперника? Да прежде всего потому, что мы не готовились заранее к штурму плотной, эшелонированной обороны. Не изучались и не наигрывались варианты преодоления защитных бастионов соперника.

Я рассказывал уже, как начиналась работа, направленная на повышение тактической грамотности хоккеистов ЦСКА, как нелегко было расширить и углубить тактическое «образование» игроков. Это было трудное время, потребовалось семь месяцев непрерывной работы, чтобы армейцы смогли привыкнуть к тем заданиям, которые были продиктованы требованиями современного хоккея. Такого объема, связанного с изучением тактики игры, хоккеистам ЦСКА никогда прежде одолевать не приходилось. Но практика, факты заставили игроков взглянуть на этот компонент хоккея иначе. В предыдущей главе я вспоминал матч, сыгранный в ФРГ против одного из чехословацких клубов, в котором наши соперники продемонстрировали три варианта тактических построений в трех периодах одного матча в зависимости от задач, которые они перед собой ставили. Затем уже во встречах чемпионата страны армейцы не раз убеждались в том, насколько важно им знание тактики, умение грамотно и разнообразно строить свою игру.

«Повторением пройденного» стала для меня и работа со сборной страны. Здесь часто возникали те же самые проблемы.

Важно было, чтобы и сами игроки увидели, что тактика им необходима. Жизненно необходима. Можно, говорят, хотя я с этим не согласен, не обращать внимания на теорию, если команда выигрывает один турнир за другим, если преимущество ее и так очевидно. Но говорить более о превосходстве нашей сборной не приходилось.

И мы усердно учились.

Тактика — в основе своей — это коллективное мышление всей пятерки хоккеистов, находящихся на льду. Опаздывает на один только ход нападающий или защитник — передерживает он шайбу, отдает пас не тому партнеру, не успевает «открыться» для получения передачи, — и все пропало, атака сорвана, шайба потеряна. Снова надо начинать атаку с самого начала.

Построение атаки, возможности вскрытия хорошо организованной обороны мы изыскивали, отрабатывали, готовили на тренировках, в матчах первенства страны.

Удалось что-нибудь в этом плане тренерам сборной страны?

Думаю, да.

Уже после Кубка вызова, после чемпионата мира, который проходил весной 1979 года в Москве, тренер сборной Чехословакии Ян Старши и профессор Владимир Костка говорили, что они не предполагали, что сборная СССР за такой короткий промежуток времени сможет не только ликвидировать существенное отставание в тактике игры, но еще и сумеет выйти вперед.

Вообще, разговоры с Яном Старши оказались для меня любопытными. Неожиданными были, признаюсь, его наблюдения.

Однажды мой чехословацкий коллега сказал мне, что когда-то ему казалось, что наши тренеры серьезно работают над шлифовкой искусства силовой борьбы, но потом он понял, что игра корпусом, смелость наших хоккеистов, их готовность ввязаться в жесткую борьбу — не плод закономерной тренировочной работы, а проявление русского характера, мужества наших хоккеистов.

Верное замечание. Я бывал и на тренировках сборной страны, и на занятиях своих коллег в других клубах, но ни на одной тренировке не видел, чтобы отрабатывались силовые приемы, — не думаю, чтобы коллеги «темнили» в те минуты, когда я заглядывал к ним. Скорее, у всех нас не хватает времени на отработку этого элемента хоккея.

Превосходство сходит на нет

Любители хоккея со стажем помнят многие матчи, выигранные нашей командой именно за счет преимущества в атлетизме. Не однажды случались ситуации, когда мы проигрывали, уступая соперникам в тактической подготовке, однако конечный итог матча был все-таки в нашу пользу. Объяснялось это тем, что советские хоккеисты просто-напросто «укатывали» соперника, превосходили его в объеме движения: в конце матча у грозных соперников не оставалось сил. А если к этому добавить наше замечательное умение бороться до конца, стойкость, то станет понятен оптимизм болельщиков: они верили, что, как бы ни складывалась игра, сборная СССР, в конце концов, переиграет любого соперника. Так и случалось. И происходило это потому, что советские тренеры, стоявшие у истоков отечественного хоккея, закладывавшие основы будущих побед, сумели разработать цельную и превосходно продуманную систему физической подготовки спортсменов.

Размышляя о современном хоккее, Анатолий Владимирович Тарасов писал недавно в «Советском спорте»: «Было время, когда мы опережали главных соперников лишь в отдельных компонентах и все же добивались успеха. Так, нашим исконным преимуществом был высокоразвитый атлетизм, что позволяло добиваться превосходства в сумме скоростного маневра и в игровой выносливости. На этом основывались и командные тактические построения».

Нет нужды рисовать наши достижения в розовых тонах, но тем не менее можно утверждать, что в этом слагаемом хоккея мы значительно опережали всех. Возможно, в нашей системе атлетической подготовки и были какие-то слабые места, но у соперников в те давние уже времена подобной системы вообще не было, и равняться с нами не мог никто.

Победы сборной СССР стали отличным примером для наших соперников. Нас, как известно, внимательно изучают, наш опыт перенимают. Прошли годы, и чехословацкие, и шведские тренеры начали уделять столь же серьезное внимание этому важнейшему компоненту хоккея. Наконец, настало то время, когда соперники наверстали упущенное. А вот когда наверстали, то решающим аргументом в споре фаворитов мировых чемпионатов стала их тактическая подготовка, смышленость хоккеистов, умение игроков разобраться в том, что происходит на льду. Умение, с одной стороны, увидеть слабости в бастионах, которые возводит соперник на подступах к собственным воротам, а с другой — квалифицированно разобраться в том, как строит он атаку.

Преимущество в атлетизме наших мастеров сошло на нет. Уже на Кубке Канады в 1981 году мы встретились с новой, неожиданно непривычной для нас командой Чехословакии. Все, что традиционно составляло ее силу и мощь, сохранилось. Но появилось и нечто новое, что в первом матче и застало наших ребят врасплох. Новое поколение, пришедшее в команду ЧССР, ни в чем не уступало нам, если говорить об атлетической готовности команды. Пришли парни, которые начинали свой путь в большом хоккее семь-восемь лет назад. Они с 13 лет тренировались по хорошо продуманной системе физической подготовки, новые тренеры сборной Чехословакии стали смело вводить в свою систему подготовки и силовую борьбу, и этот, еще в юности заложенный фундамент стал тем основанием, на котором и возведено новое здание нынешней чехословацкой команды.

Наше былое преимущество в атлетизме исчезло не потому, что мы работали плохо, меньше, хотя, наверное, и в этом нас можно упрекнуть, а потому, что отлично работал соперник.

Но ведь так же удивили спортивный мир на последних чемпионатах мира и молодые финские хоккеисты, причем, как выяснилось, это еще далеко не все, чем располагают наши соперники из Финляндии.

В дни чемпионата мира 1983 года я встретился со старшим тренером сборной хозяев поля Алпо Сухоненом в нашем посольстве. Мой коллега рассказал, что он будет решительно менять состав национальной сборной. «По вашему примеру», — подчеркнул он. Сухонен работал с молодежной командой своей страны, она победила на чемпионате мира среди юниоров, с этими ребятами тренер и пришел в главную сборную, но на чемпионат мира 1983 года он везти их не рискнул, сделал ставку на профессионалов, играющих за океаном, и ошибся. Потом свою ошибку признал.

Когда тренеров финской команды спросили, откуда вдруг такой высокий уровень атлетической подготовки, как объяснить эти скорости, умение команды вести борьбу до конца, выдерживать высокий темп до последней минуты, наставники сборной Финляндии ответили, что в национальную команду приглашены молодые ребята, тренеры которых 11 (!) лет назад стали уделять пристальное внимание разносторонней, в том числе и атлетической, подготовке юных спортсменов, что позволило им сегодня и каждый отдельный матч, и сезон в целом проводить на новом уровне.

В Финляндии перестроена вся система работы в детском хоккее. И это объясняет происшедшие перемены. Действительно, атлетическая мощь хоккеистов рождается не в десятке тренировок, она закладывается годами.

Но все это — в большей или меньшей мере — я замечал и ранее. Думал обо всем этом, разумеется, и прежде. Однако до сих пор я судил о мировом хоккее с точки зрения тренера клубной команды. С точки зрения тренера, работающего с рижским «Динамо». С клубом, который по принятым у нас меркам относился к разряду середняков. Правда, эта команда порой на равных играла с ЦСКА, делила с ним поровну в течение сезона очки. Подчас она доставляла немало огорчений и другим признанным лидерам нашего хоккея — столичным динамовцам и спартаковцам. Однако всерьез рижане на призовые места все-таки не замахивались, хотя, убежден, через пару сезонов мы могли бы составить настоящую конкуренцию лидерам.

Но сейчас речь идет о другом. О том, что не только команде, с которой я начинал работу, приходилось что-то менять. Менялся и я.

Мне надо было привыкать к иным критериям, к иным возможностям. К иной ответственности.

И если уходила в прошлое былая наша привилегия — отменная физическая подготовка игроков, то надо было думать о компенсации ее чем-то другим. Это была моя первоочередная задача.

Разумеется, атлетизм не единственный аргумент в современном хоккейном споре. Атлетическая подготовка лишь база, фундамент здания игры. Не менее важную роль играют, понятно, техническая и тактическая подготовка хоккеистов, их психологическая и волевая готовность к испытаниям.

Преодоление комплекса неполноценности

Когда я начинал работу со сборной страны, то перед командой и мною стояла и эта задача — психологическая перестройка коллектива.

Во избежание недоразумений, уточню сразу — команда наша была всегда настроена на победу. Однако в последние годы образовалась в броне щель: в середине 70-х годов нашей сборной было утрачено психологическое превосходство над командой Чехословакии. Более того, у некоторых хоккеистов, выступающих в сборной, возникло даже ощущение, что чехословацкую команду нам теперь в ближайшее время не обыграть. Эту слабость надобно было срочно преодолевать.

Впервые со всей остротой этот вопрос перед командой я поставил осенью 1977 года в Праге, перед матчами, в которых разыгрывался приз газеты «Руде право». Я считал, что мы должны обыграть соперника во что бы то ни стало, обыграть сейчас, потому что в конце этого сезона, весной, очередной чемпионат мира будет проходить именно здесь, во Дворце спорта в Парке культуры и отдыха имени Юлиуса Фучика.

Важно было поколебать уверенность соперника в его преимуществе, повлиять на тот игровой настрой, с которым он начинает в последние два-три года матчи с нашей командой.

Взаимоотношения команд, их традиционно складывающееся соотношение сил сказываются на каждом матче. Именно психологическим преимуществом армейцев, а не только более высокой тактической эрудицией или более отменной физической подготовкой команды объясняю я многие победы ЦСКА над «Спартаком» и московским «Динамо» — главными соперниками армейцев в чемпионатах страны.

Мы выиграли тогда в Праге. Приз, учрежденный газетой «Руде право», достался сборной СССР.

Кстати, в самом конце августа 1983 года, когда мы собирались ехать в Чехословакию, Сергей Макаров напомнил ребятам, что ни разу пока наши соперники не завоевывали приз своей газеты.

Хотя в сентябре 1977 года победа досталась нам, задача не была решена окончательно и бесповоротно. Анализируя на страницах печати итоги тех баталий в Праге, в интервью журналистам, наконец, в беседах с игроками я говорил, что нам предстоит еще работать и работать, что команда Чехословакии, чрезвычайно сильная и по-прежнему уверенная в себе, постарается взять реванш.

Слабости, недостатки в действиях команды, в ее волевом настрое, копившиеся три сезона, нельзя устранить за три месяца. Они остались, победа на турнире в Чехословакии была только первым шагом на пути к реконструкции сборной команды.

Да, работать после выигрыша трунира «Руде право» легче не стало. Скорее, наоборот. Как это, увы, часто случается, многие игроки сборной, да, кстати, и не только хоккеисты, решили, что с приходом нового тренера, под руководством которого команда сумела обойти чемпионов мира на их поле, цели достигнуты. Дело сделано — новая команда создана.

Но мы-то, тренеры, видели, что работы еще непочатый край — и попробуй определить, что важнее: то ли дисциплина команды, то ли ее тактическая подготовка, то ли проблемы психологии, волевого настроя коллектива.

Но поражение в Москве, на турнире «Известий», проходившем в декабре 1977 года, спустя всего три месяца после радостной победы в Праге, стало холодным, освежающим душем, той встряской, которая так нужна была нашей команде, охотно принявшей первые успехи за окончательное доказательство силы.

В первые часы после нашего сокрушительного поражения — 3:8, самого крупного в истории советского хоккея, и спортсмены, и тренеры были огорчены донельзя. Потом, успокоившись, поняли, что ничего трагического не произошло. Рано или поздно такое должно было случиться: команда должна была дойти до той последней черты, отступать за которую просто нельзя. Краски были сгущены до предела, все акценты расставлены. Иногда преувеличения тоже полезны. Особенно если исходят они не от тренеров.

Отчего проиграли? Кто и в чем ошибался: игроки или тренеры, неправильно сформировавшие сборную и предложившие ей не ту тактику?

Тренеров обвиняли в неверном подборе игроков, в ошибочной тактике, в неумении сформировать характер команды. Наконец, даже в том, что нас — двое, в то время как сборной Чехословакии руководят три тренера. Правда, потом выяснилось, что и там два наставника: за третьего приняли массажиста, который издалека и вправду похож на известного чехословацкого тренера Владимира Костку.

Вернемся, однако, на лед. Что там происходило? Кто был сильнейшим и кто, напротив, самым слабым? Подвели команду, как ни странно, опытные игроки. Те, кто выступал в ее составе не первый год. Слабость ветеранов проявилась прежде всего в волевой подготовке: они бросили играть задолго до конца матча. Сказалась та психологическая ущемленность, которая родилась после серии неудач в матчах против чехословацкой команды и которую, как теперь выяснилось, мы своей победой в розыгрыше приза «Руде право» преодолели не до конца.

Я с радостью заметил, что новички оказались более настроенными на жесткую, непримиримую борьбу.

Этот ужасный для тренеров матч стал новым подтверждением той очевидной для меня истины, что молодые игроки чаще проводят трудные поединки сильнее, ибо они не боятся соперника, который несколько раз подряд побеждал нашу команду. Не боятся, между прочим, может быть, и потому, что у них маловато опыта, чтобы оценить в полной мере силу соперника. Они не знают, что он непобедим, не верят в это, но отчаянно верят в себя, в свои возможности и потому ведут сражение до конца.

Поражение команда переживала болезненно. Проиграли в Москве, на глазах у своих болельщиков.

Разбирали тот матч жестко. В конце концов, сумели сделать правильные выводы, ведь и поражение может оказаться полезным. Мы увидели собственные сильные и слабые стороны, трезво оценили мастерство чехословацких хоккеистов, которых мы три месяца назад переиграли на их поле. Но увидели мы и негативные стороны в подготовке нашего главного соперника. И, наконец, главное — тренеры, да и некоторые игроки поняли, что наше уязвимое место — психологическая подготовка.

Обновляя сборную, я не менял «Иванова на Петрова», не менял игрока, который мне «не нравится», на того, кто «нравится», кто более послушен и вежлив, кто, как грубовато говорят в таких случаях, «смотрит в рот тренера». Нет, я приглашал в сборную мастеров с более сильным характером.

Может быть, кому-то из поклонников спорта покажутся несправедливыми, неверными, даже жестокими мои замечания, но я твердо убежден, что воля, как и физические силы спортсмена, стирается, слабеет. Воля, неистовое прежде стремление великого чемпиона к победе со временем сходит на нет.

Четвертые олимпийские игры в жизни спортсмена — величайшее исключение. Редчайшее исключение. Чемпионов с неиссякаемой волей, таких, как, скажем, Виктор Санеев, трижды выигрывавший Олимпиады в тройном прыжке и завоевавший серебряную медаль на четвертых Играх, — единицы. В хоккее к числу таких бойцов можно отнести, не опасаясь обвинения в преувеличении, пожалуй, только Владислава Третьяка да Бориса Михайлова.

Опытные спортсмены пресыщены успехами и победами. Они уже не рвутся в бой с прежним горением. Кстати, ведущие мастера, многократные чемпионы, знают, что и в случае неудачи они не будут виноваты в поражении. Они увенчаны такими лаврами, их репутация так высока, что они уже вне критики. И если молодой хоккеист, не умеющий — по неразумению своему — оценить верно силы свои и соперника, отчаянно борется за победу, то искушенный в борьбе в сотнях матчей мастер знает, что сегодня ему соперника не одолеть.

После турнира в Москве до чемпионата мира, первого моего чемпионата мира, оставалось четыре месяца.

Четыре месяца напряженной работы, рассказ о которой в следующей главе.

И вот — апрель.

Мой первый экзамен «на высшем уровне».

Просматриваю старые записи. Возвращаюсь в солнечную весеннюю Прагу 1978 года.

Схема в подарок тренеру

Парк культуры и отдыха имени Юлиуса Фучика. Дворец спорта.

Балдерис, тяжело перевалившись через борт, зло выдохнул:

— Бьют…

Я «не услышал» реплику. И только спустя минуту, когда уже и следующее звено вернулось со льда, подошел к Хелмуту. Поймал его взгляд и сказал только одно слово:

— Терпи!

Тренерам тоже тяжело, тоже в конце матча не хватает дыхания. И тренерам больно, когда бьют их хоккеистов. Но что еще мог сказать я Балдерису?

И после второго, и после третьего выхода звена на лед Хелмут повторял: «Бьют! Прицепился ко мне и бьет… Что делать?…» И снова я просил, уговаривал: «Терпи! Терпи и ищи выход… Сыграй, попробуй так…»

В предыдущем матче, с командой Швеции, Балдерис действовал превосходно. И, видимо, потому канадцы сегодня с самого начала игры «приклеились» к опасному и удачливому нашему форварду. Не просто не давали ему играть. Били. Не стесняясь, били. Едва шайба приближалась к нашим воротам, едва судья матча убегал вслед за хоккеистами на другую половину площадки, как канадцы снова и снова «цепляли» Хелмута, били по самым болезненным местам.

Люди — не ангелы, и терпение не безгранично.

Первым взорвался Борис Михайлов, которому тоже порядочно досталось в этом матче. Едва я вошел в раздевалку — я обычно не спешу, даю мастерам возможность остыть, успокоиться, самим разобраться в происходящем, — как наш капитан крикнул:

— Может, хватит? Может, пора постоять за себя? Ведь перебьют всех…

Я понимал Бориса. Понимал Хелмута. Понимал их партнеров, которым пришлось испытать на себе в этом втором матче с канадцами всю грубость профессионального хоккея. Сильного, интересного хоккея, но слишком жестокого. Я все это понимал, сочувствовал игрокам всей душой, и однако… Как разрядить страсти? И что в конце концов ответить Борису?

— Хорошо, Борис! Хорошо. Тебе одному, как самому опытному, я позволяю действовать как хочешь. Отмахивайся, давай сдачу. Можешь отвечать на любую грубость. Но только ты один. Надо, чтобы остальные твоему примеру ни в коем случае не следовали. Проигрывать нам больше нельзя, а почему мы проиграли команде Чехословакии, ты знаешь ничуть не хуже меня…

Причину неудачи в матче с чемпионами мира знали не только капитан и тренеры Тихонов и Владимир Владимирович Юрзинов. Знали все. Видеозапись самого трудного для нас поединка показала, что играли мы не хуже, играли так же интересно, как и могучий соперник. Игра шла на равных до того момента, когда в нашем составе начались удаления, когда снова и снова оставались мы в меньшинстве. Не знаю, поверят ли мне читатели, но хоккеисты сборной страны в тот день, даже проигрывая 4:6, были уверены, что они сумеют спасти матч, смогут отыграться, сил хватало и настроение было подходящим. Но когда уже казалось, что наша команда берет инициативу в свои руки, несдержанность какого-нибудь игрока снова приводила к удалению с поля.

Вот почему вместе с Юрзиновым мы напоминали, настаивали и требовали строжайше соблюдать дисциплину, говорили, что недопустимы ни малейшие намеки на попытку дать сдачу с нарушением правил игры.

На мое неожиданное предложение наш капитан, успокоившись, ответил:

— Будем терпеть, а рассчитаемся голами… Нам надо серьезно подготовиться к матчу со шведами.

То была важнейшая победа капитана, драгоценная победа команды. Нравственная победа, которая не замедлила превратиться и в победу на льду. 5:1 — с таким убедительным счетом закончился матч между сборными СССР и Канады.

«Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны» — эта знаменитая реплика из «Витязя в тигровой шкуре» приходит на память всякий раз, когда кто-либо — тренер, или спортсмен, или журналист, разбирая игру команды — хоккейной, футбольной или, скажем, баскетбольной, — находит в действиях тренера великое множество просчетов и промахов и замечает осторожно или, напротив, изрекает безапелляционно: «Я бы на его месте…»

В венском «Штадтхалле», огорчаясь неудачам нашей команды, я не спешил с критическими замечаниями. Понимал, как трудно руководить командой, которая многое упустила в своей подготовке. Тогда же, в Вене, я понял, как трудно будет тренеру сборной (не зная еще, что этот пост суждено занять именно мне) быстро изменить настроения в главной команде страны.

Сомнения мои, к сожалению, не были лишены оснований и подтвердились позже наблюдениями специалистов-психологов. Команда не была сплоченным коллективом, единым в своих устремлениях.

Игроков высокого класса было в общем достаточно. Но не было команды в том высоком смысле этого слова, когда можно говорить, что общая цель, стремление к этой цели объединяют хоккеистов в коллектив, готовый решить самые ответственные задачи. Видимо, этим во многом и объяснялся тот «комплекс неполноценности», о котором я говорил выше.

В сборной страны по хоккею спортсмены по-разному относились к своему спортивному долгу. Одни, как, скажем, Борис Михайлов, приглашение в сборную, не первое и само собой разумеющееся, воспринимали как сигнал к усиленной работе — они стремились подняться к вершине. Другие, чьи имена называть мне сейчас не хотелось бы, довольствовались самим фактом включения в сборную — цель им казалась достигнутой. Они, эти хоккеисты, согласны были находиться и у подножия высокого пика. Разумеется, им тоже хотелось стать чемпионами, они прекрасно понимали, что золотая медаль более почетна, чем серебряная или бронзовая, но вот трудиться через «не могу», заставляя себя, им хотелось уже меньше.

В сборной было как бы два слоя: лидеры и те, кто полагал, что лидеры вытянут игру. Два слоя — это разные требования к себе, к своей игре, к работе на тренировочных занятиях.

По многолетнему опыту работы я уже знал, что перестроить методику тренировок, научить хоккеистов готовиться к матчу, к турниру, к сезону иначе, чем прежде, чем их учили, чем они, наконец, привыкли, все-таки легче, чем создать коллектив, в котором бы каждый чувствовал свою ответственность перед товарищами, равную для всех ответственность. Нам важно было, чтобы Зинэтула Билялетдинов или Сергей Макаров, братья Александр и Владимир Голиковы стремились к тому, чтобы их вклад в общее дело был не меньшим, чем вклад Михайлова или Геннадия Цыганкова.

Самое страшное в спорте, в жизни вообще — психология и настроение «запасного». Того, кто рассчитывает, что товарищи сделают больше, лучше. Сделают главное.

В сборной были ярко выраженные лидеры. Первая тройка нашего хоккея: Борис Михайлов, Владимир Петров и Валерий Харламов. Они стали первой тройкой давно. Десять лет назад. С тех пор они были неизменно первыми. Столько, сколько написано и сказано о Петрове и его партнерах, не говорилось ни о ком. Ни о тройке Александра Альметова, ни о трио Вячеслава Старшинова, ни о звене Анатолия Фирсова. И все это лидеры заслужили. Все это — отражение реального положения дел в нашем хоккее тех лет. Сколько раз именно Борис, Владимир и Валерий обеспечивали золотые медали команде, сколько раз именно благодаря их усилиям становились первыми сборная страны и ЦСКА. Но достижения лидеров привели к тому, что на них стали смотреть как на волшебную палочку-выручалочку. Как только матч не складывается, как только ЦСКА или сборная проигрывает, на лед направляется первая тройка. В хоккее появился даже такой термин — «кормильцы», попавший потом и в роман А. Голубева о хоккеистах «Убежать от себя». «Кормильцами» называли когда-то звено Фирсова, а впоследствии, долгие годы, звено Петрова. И остальные хоккеисты постепенно привыкли сначала к тому, что если трудно, то тройка «А» выручит, а потом, к сожалению, и к тому, что если Михайлов, Петров и Харламов не выиграют, то, значит, команде не суждено стать чемпионом. Чемпионом страны. Чемпионом мира.

С этим уже нельзя было мириться. Нельзя уже было рассчитывать только на одно звено!

Осенью 1977 года казалась осуществимой надежда на то, что собранные вместе Сергей Капустин, Виктор Жлуктов и Хелмут Балдерис образуют наконец-то еще одну первоклассную тройку, которая тоже может нести на своих плечах ношу, достающуюся обычно признанным лидерам. Увы…

Прошел сентябрь, промчался октябрь, календарь отсчитывал неделю за неделей, сезон катился к финишу, чемпионами страны снова стали московские армейцы, но опять самым заметным, наиболее весомым, поистине решающим стал вклад звена Петрова, а тройка, возглавляемая Жлуктовым, так и осталась на вторых ролях.

Не раз и не два пытался я в ходе сезона — и в матчах первенства страны, и в международных встречах — вести игру так, чтобы все хоккеисты ЦСКА, составляющие основу сборной, все хоккеисты сборной чувствовали свою личную ответственность за исход матча. Я направлял на лед в критические секунды (например, при игре в меньшинстве или в большинстве, в тот момент, когда соперник перехватывал инициативу) второе и третье звенья. Определенные сдвиги были, но первая тройка слишком уж очевидно оставалась первой.

Отступать было, как говорится, некуда, когда сборная накануне пражского чемпионата мира поехала на последние контрольные матчи в Швецию и Финляндию. Напомню, что первую встречу с финнами мы выиграли легко и уверенно — 9:0. А вот во втором матче игра не пошла. Финские хоккеисты оборонялись упорно и умело, при случае шли в контратаку, и потому борьба получилась напряженной и острой. Долго сохранялся ничейный счет — 2:2. А в этом матче лидеры, по нашему плану, не должны были играть, ведь их проверять не требовалось, они, вне всякого сомнения, попадали в состав сборной. Поэтому Михайлов, Петров и Харламов, одетые на всякий случай в форму, сидели на скамье запасных и на лед не выходили. Они были готовы еще раз переломить ход матча, еще раз принести сборной победу. А победа была нужна, чтобы соперник не сомневался накануне чемпионата мира в том, что сборная СССР сильнее. Ждали распоряжения о выходе на лед не только хоккеисты первой тройки, но и их партнеры по команде. И вот именно поэтому во втором перерыве, перед последним периодом, нашим ведущим хоккеистам было сказано, что они могут переодеваться: играть сегодня им не надо.

У нас не было иного выхода. За неделю до чемпионата мира следовало наглядно и убедительно показать остальным звеньям, что нельзя бесконечно рассчитывать на то, что их кто-то выручит. Они и сами должны чувствовать свою ответственность за команду, в том числе и за первую пятерку. В конце концов, и у лидеров может наступить спад, и лидеры могут выйти из строя: от травм, от болезней не застрахован никто.

Так ведь потом и произошло. Уже в первых матчах не смог принять участия опытнейший Геннадий Цыганков, много лет играющий в первой пятерке ЦСКА и сборной, потом был травмирован Петров. Читатели, может быть, помнят, что на чемпионате мира 1978 года на сборную страны обрушилась эпидемия травм: не могли играть Александр Голиков и Виктор Жлуктов, Сергей Капустин и Валерий Васильев, Александр Мальцев и Владимир Лутченко. Нам приходилось выставлять тройки, да и целые звенья все в новых и новых сочетаниях. Но если не шла игра у лидеров, то инициативу брали на себя другие звенья, и, пожалуй, не будет преувеличением, если я скажу, что все пятерки были у нас ударными. И глубоко символично, что в последнем, решающем матче чемпионата мира — в игре со сборной Чехословакии — каждое из трех звеньев забило по шайбе. Пятерка Жлуктова открыла счет, звено Петрова увеличило разрыв, а братья Голиковы закрепили успех товарищей…

Но я забежал вперед, пытаясь объяснить свое решение, поддержанное, кстати, Владимиром Юрзиновым, не выпускать на лед во втором матче с финнами тройку Петрова. Напомню попутно, что наша команда все-таки сумела тогда вырвать победу со счетом 4:2.

Перед последним этапом подготовки к чемпионату мира я, пожалуй, говорил уже больше не о тактике игры с тем или иным соперником, а об отношении к игре:

— Если кто-то устал, если нет сил, если боязно, если кажется, что не хватит терпения, скажите, прошу, об этом сейчас… Все в рамках собственных возможностей должны отвечать за команду, только тогда можно говорить об остальном — о тактике игры, о стратегии турнира…

Наверное, в каждом коллективе есть свои главные проблемы. Одна из важнейших в сборной тех лет заключалась, по нашим представлениям, как раз в том, чтобы все хоккеисты верили в себя, а не только в ведущих. Конечно, первое звено и Третьяк многое могут, однако плохо, когда команда считается командой одного звена. Но мало было понять все это, надо было заставить себя иначе работать.

За месяц до чемпионата мира Сергей Капустин играл откровенно слабо. Медики не находили никаких оснований для снижения нагрузок, и тренеры в резкой форме потребовали от Капустина изменения отношения к тренировкам, к игре, к партнерам. Былые заслуги — это репутация игрока, не более, а сборной нужны хоккеисты, хорошо играющие сегодня. Сергей видел, что несколько знаменитых мастеров, еще вчера украшавших наш хоккей, приглашения в сборную не получили, и, кажется, понял, что и для него исключения никто не сделает.

Капустин пришел в ЦСКА вместе с Хельмутом Балдерисом, оба по праву считались безусловными лидерами в своих прежних клубах — в «Крыльях Советов» и в рижском «Динамо», оба привыкли быть на острие атаки, привыкли, что партнеры играют на них, а нередко и за них. Теперь же надо было перестраивать свою игру, а это было связано и с ломкой характера: то, что формировалось годами, не изменишь за неделю. Не все шло гладко, блистательные крайние форварды, на опеку каждого из которых требуются усилия, скорее, не одного, а двух соперников, в сумме, казалось, могут сковать действия целой пятерки, играющей против них, однако Хелмут и Сергей долго не находили общего языка, хотя и центрфорвард их звена — мастер высокого класса, и защитники с ними играли превосходные. Не хватало малого — самого легкого и самого трудного одновременно: желания и готовности «наступить на горло собственной песне». К счастью, и Капустин, и Балдерис сумели себя обуздать, сумели с помощью партнеров и тренеров построить игру так, что главным стали интересы команды, а не соображения личного престижа. Оба почувствовали, поняли личную свою ответственность за всю сборную и вновь стали лидерами команды. Но у них была уже иная психология — лидеры, но не премьеры. Лидеры, ведущие за собой товарищей, старающиеся взвалить на свои плечи ношу потяжелее, чтобы легче было партнерам.

Свой лучший в последние годы чемпионат мира провел Александр Мальцев. Он не капризничал, как бывало прежде, играл не так, как получалось, а стремясь превзойти собственные возможности. Он бился на льду, не экономил силы, не щадил себя, и оттого росли на глазах тянувшиеся за вожаком Александр и Владимир Голиковы. Их не устраивала роль игроков третьего звена, они старались сыграть на том высоком уровне, с той высокой и щедрой самоотдачей, что отличает подлинных лидеров. И это у них получалось. И потому соперники, выходящие на матч со сборной СССР, не знали, какими силами нанесем мы главный удар. Иногда исход матча решали Петров и его партнеры, иногда — звено Жлуктова, где блистали в решающих поединках то Капустин, то Балдерис, иногда — динамовская пятерка.

У нас были три звена-лидера. А это то, о чем мечтают тренеры!

Дебютанты сборной быстро и легко вписались в ансамбль.

Зинэтула Билялетдинов неудачно сыграл осенью в турнире на приз газеты «Руде право», и я, признаюсь, не слишком надеялся на него как на игрока сборной. Всю зиму он играл ровно, но без блеска, выступал за вторую сборную, и когда начинался последний этап подготовки к чемпионату мира, Билялетдинова мы рассматривали как запасного. Но заболел Сергей Бабинов, и Зинэтула поехал в Прагу. Уже там простудился Геннадий Цыганков, и Билялетдинов вместе с еще более молодым защитником Вячеславом Фетисовым был прикреплен к первой тройке. И именно это обстоятельство стало, как мне кажется, причиной быстрого возмужания Зинетулы: он почувствовал уверенность, у него появились то настроение и то отношение к игре, к партнерам, к себе, что отличают не запасного, а игрока основного состава.

Снова употребил это слово — «запасной». Ох, как я боюсь спортсменов с психологией запасного! Лучше такого игрока в команде не держать. Он не только не сыграет так, как нужно, как можно было бы ждать от него, но, тренируясь вполнакала, он пагубно будет влиять и на игроков основных, ведущих, составляющих костяк команды.

Принимая сборную страны, я мечтал о таком коллективе, где не было бы «запасных», где все хоккеисты чувствовали бы себя равно нужными команде, где все близко к сердцу воспринимали бы заботы и интересы команды.

Близко к сердцу — не пустая фраза. Помню, как в одном из матчей у вратаря Александра Пашкова и нападающего Юрия Лебедева, участия в игре не принимавших, действительно прихватило сердце, — оказывается, на скамье запасных переживать сражение труднее, чем на льду, в жаркой схватке, требующей максимума физических сил и нервного напряжения. Пашков и Лебедев не были запасными, хотя они не входили по первоначальным замыслам тренеров в число игроков стартовых пятерок. Они не были запасными не потому, что играли так же часто, как и остальные хоккеисты (Лебедев участвовал почти во всех матчах). Они не были запасными по своему отношению к делу.

С равной похвалой могу отозваться и о Лебедеве, ставшем чемпионом мира в третий раз, и о Сергее Макарове, получившем тогда первую золотую медаль.

Когда мы собирались ехать в Финляндию и Швецию, мне задали вопрос: «Зачем вы включаете в команду Макарова? Ведь он все равно не поедет в Прагу?»