Двое из персиковой рощи
Двое из персиковой рощи
«То, что долго было в разлуке, соединится, то, что долго было соединено, разлучится» – так звучит первое предложение «Троецарствия», знаменитого романа времен Великой Минской империи, написанного Ло Гуаньчжуном.
Когда я прихожу на площадь у Рыночной улицы, Чжу Хаи и его велосипед уже ждут меня. Чжу Хаи улыбается и весело кричит мне через толпу:
– Доброе утро, малыш Ляй!
И я с удивлением замечаю, что рад его видеть. Покупаем к завтраку пару бананов и отправляемся в путь.
– Сегодня, – объявляет он с театральным жестом, – я буду толкать велосипед рядом с собой и идти пешком – так же, как и ты. Мне хочется попробовать, каково это!
Перед тем как выйти из города, мы останавливаемся перед школой, где во дворе как раз проходит утренняя гимнастика. Сотни, нет, тысячи мальчиков и девочек стоят с вытянутыми руками друг за другом, а резкий голос выкрикивает в громкоговоритель команды. На заднем плане из трубы в темно-серое небо клубится дым.
Школьники медленно соединяют руки над головой, и я вспоминаю Джули. Совсем недавно в такой же школе в зеленом уголке на юго-западе Китая стояла так же и она: волосы заплетены в две косички, руки вытянуты, голова полна мечтаний. Интересно, она уже тогда решила поступать на учебу в далекую Германию?
– Привет! – Нас заметили несколько школьниц и набрались храбрости обратиться к нам на английском.
– Как у вас дела? – спрашивают они.
Я отвечаю медленно и очень четко:
– Спасибо, отлично. – И на свой встречный вопрос «А у вас?» получаю все же потаенный смешок.
Подходит учитель и спрашивает, что нам здесь нужно, и, когда я отвечаю, что сам я немец, а мой спутник – японец, нас тотчас приглашают на небольшую экскурсию по школе. Чжу Хаи с трудом удерживается, чтобы не рассмеяться, когда сотни школьников окружают нас и взволнованно наблюдают, как я пожимаю директору руку, делаю пару «протокольных» снимков, осыпаю его лестными речами о школе и городе Чжоучжоу.
Когда мы снова оказываемся на улице, Чжу Хаи разражается хохотом:
– Они точно решили, что я приехал из Японии! Ха-ха!
Потом он останавливается и смотрит на меня озадаченно:
– Скажи мне, я действительно похож на японца?
Пара километров по пыльной обочине – и мы проходим еще одну школу. За высоким забором видна настоящая площадь, выложенная красным и голубым полотном. Мелькают мечи и палицы. Мускулистый тренер стоит с краю и с помощью указки дает наставления своим ученикам. Чжу Хаи восхищен:
– Школа боевых искусств!
Мальчики и девочки, облаченные в красно-белые наряды, по возрасту – ученики начальной школы, отвлекаются от упражнения и переводят взгляд в нашу сторону. Некоторые застенчиво улыбаются, некоторые хихикают. Когда тренер замечает нас, он останавливается и делает приветственный жест. Нам дозволено войти в здание школы.
«Нелегко здесь живется малышам», – думаю я, бродя по пустым спальным комнатам на верхнем этаже.
Чжу Хаи остался в приемной разговаривать с учителем о методиках преподавания, а я отправился с фотоаппаратом на поиски интересных мотивов. Кажется, что жизнь детей в этой школе состоит лишь из двух вещей: дисциплины и скромности. Они спят по двенадцать человек в облицованной плиткой комнате, и кроме зеленых двухъярусных кроватей тут нет никакой мебели.
Напрасно я ищу здесь личные вещи. Зато на стене висит рукописный распорядок дня: подъем в десять минут седьмого, отбой – в половине девятого, а в промежутке каждый час расписан упражнениями, уроками, приемами пищи и наведением порядка. Выходных здесь нет, каждый день – одно и то же.
Внезапно из ниоткуда в дверях появляется застенчивая девочка. Оказывается, учителя отправили ее ко мне, чтобы я мог задать ей несколько вопросов.
«Чжу Хаи наверняка наплел им, что я журналист или что-то вроде того», – думаю я, и прошу ее позировать для фотографии.
Ей пятнадцать лет, она учится в этой школе полгода. Она поступила сюда, чтобы похудеть. В самом деле, она кажется немного пухленькой.
– Раньше я была очень толстой, – говорит она, смущаясь, – и мои родители отправили меня на шесть месяцев в эту школу.
– А сейчас ты уже собираешься домой?
– Ну да. – Улыбка на ее лице становится шире. – Но я еще немного тут побуду. Мне здесь нравится!
В приемной Чжу Хаи и два учителя с головой ушли в беседу, окутавшись облаками сигаретного дыма. Мне налили стаканчик чая, и я хожу с ним туда-сюда вдоль стены – выставки наград. Открывается дверь, и заходит мускулистый тренер. Его щетинистая стрижка, широкие скулы и угловатый подбородок усиливают суровость его образа.
– Ах, из Германии! – восклицает он в ответ на мое приветствие, и, прежде чем чай в моем стаканчике остыл до терпимой температуры, меня втягивают в дискуссию о роли национал-социалистов во Второй мировой войне. С тех пор как я приехал в Китай, эти разговоры повторяются регулярно: немцы – великий, высший народ, Гитлер – провидец! Мы воевали с самым современным оружием на всех фронтах и, несмотря на весь наш героизм, проиграли – во всем, конечно, виноваты японские демоны.
Когда мы с Чжу Хаи снова оказываемся на дороге и смеемся над теорией тренера, я радуюсь, что мой спутник не только очень обходителен, но и всегда готов к сюрпризам.
– Давай обойдем здесь, – неожиданно говорит он, указывая на тропинку в стороне от шумной дороги. – Там впереди Персиковая роща, в ней принято клясться в вечной дружбе. Мы должны обязательно туда зайти!
Я не могу поверить: неужто это легендарное место из «Троецарствия» на самом деле существует? И оно здесь, на нашем пути, посреди Северо-Китайской низменности? В голове возникает образ богатырей в военных мундирах, с алебардами, длинными черными бородами и свирепыми лицами. Когда мы сворачиваем на березовую аллею, Чжу Хаи начинает вдохновенный рассказ, и вскоре вся эта развитая народная республика двадцать первого века растворяется, а воздух сгущается от гула копыт, воинственных кликов, звона оружия.
В 184 году от рождества Христова, почти через пятьсот лет с тех пор, как знаменитый правитель Цинь Шихуанди объединил под своей властью сердце Китая, вторая династия, династия Хань, была на последнем издыхании. Неурожаи, наводнения, набеги кочевников подтачивали самые основы Империи.
В королевском дворце на троне восседал ни на что не способный сластолюбец, который беспомощно барахтался в сетях интриг советников и евнухов. Повсюду вспыхивали восстания, в провинциях появлялись военачальники, жаждущие заполучить власть. Восстания разгорелись в гражданскую войну, которая длилась почти сто лет. В итоге императорская династия была сметена с трона, а страна разбилась на три враждующих лагеря, ведущих ожесточенную борьбу за власть.
Эта эпоха вошла в китайские летописи под именем Эпохи трех империй, и азиатская культура на протяжении почти двух тысяч лет черпала из этого источника легенды о сражениях, стратегах и воинах-героях.
Кто бы мог подумать, что маленький городок Чжоучжоу с его березами и пашнями сыграл такую важную роль в этой истории? Весной того самого 184 года здесь встретились сапожник, мясник и солдат. Между ними возник небольшой спор, который перерос затем в обсуждение народных восстаний, угрожающих Империи. На следующий день эти трое вновь сошлись в саду у мясника, пустили по кругу кубок вина и поклялись под белыми и розовыми цветами персикового дерева не предавать друг друга в борьбе за Империю.
В том же году сапожник, который оказался бедным отпрыском благородного семейства и состоял в некотором кровном родстве с монархом, основал самую западную из трех империй, воинственную империю Шу, и его имя Лю Бэй раскатом грома прокатилось по всему Китаю.
Его друзья, генерал Чжан Фэй, мясник, сменивший свой нож на великолепное длинное копье, и генерал Гуань Ю, великан с бородой и алебардой, вошли в историю как символы мужества и верности.
И по сей день Чжан Фэя изображают с широко распахнутыми круглыми глазами, чтобы подчеркнуть, что он жертвовал сном ради возможности круглые сутки оберегать своего друга и монарха Лю Бэя.
Гуань Ю даже причислен к божествам: миллионы его изображений висят в домах и магазинах Китая. В образе бородатого бога войны он на протяжении многих столетий почитался как защитник в различных областях жизни. Самой большой любовью Гуань Ю пользуется в Южном Китае: там он один из любимейших героев мифов.
– Вот впереди то место, где эта троица пила вино и присягала друг другу на верность! – Чжу Хаи указывает на длинную красную стену с внушительной аркой. Он не может не улыбнуться: в палатке, где касса, два пожилых господина погружены в шахматную партию. Тем не менее они любезно прерываются, продают нам билеты и еще более любезно предлагают присмотреть за моим рюкзаком, пока мы будем в храме.
В храме?
На обширной территории по другую сторону арки действительно возвышается недавно выстроенный храм, вероятно, посвященный Чжан Фэю. Он очень заманчиво выглядит со своими красными стенами, зеленой, элегантно загнутой по краям крышей и белыми ступенями с такими изящными перилами. Однако на мой вкус он выглядит каким-то чересчур новым и безупречным.
Чжу Хаи указывает на табличку с надписью «Персиковая роща». Да, в самом деле, мы оказываемся среди деревьев: лысые и тощие, они торчат, как вытянутые указательные пальцы. В центре «рощи» на бетонной площадке стоят три раскрашенные глиняные статуи, изображающие трех героев, пьющих из своих кубков. Большие шапки и длинные бороды – точь-в-точь гигантские садовые гномы! Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не прыснуть.
– Ну а где прекрасные персиковые цветы из легенды? – спрашиваю я, а Чжу Хаи смеется в ответ.
– Сейчас ведь уже почти зима! Все цветы отцвели. Возможно, им сто?ит посадить пластиковые деревья, для удовлетворения туристов.
В храме пожилой даосист читает газету и дожидается посетителей, кого-то наподобие нас, чтобы раскрыть нам нашу судьбу за умеренные деньги. Чжу Хаи, как профессиональный портье, протягивает свою руку.
– Это замечательная возможность, – говорит он вполголоса, – спроси, доберешься ли ты до Германии?
Э нет, как раз этого мне не надо. Да, было бы лучше мне не болтать о моих планах. Я отворачиваюсь и демонстративно скучающе смотрю на дверь, пока Чжу Хаи шепчется со старым монахом.
– Тяни! – повелевает тот громким голосом, указывая перстом на сосуд с деревянными палочками.
Видно, ничего не поделаешь. Я вытягиваю из сосуда палочку и кладу ее в морщинистую руку даосиста.
– Хм-м, – тянет он, разглядывает мою палочку и медленно проводит ею по листу бумаги, на котором начерчены какие-то письмена. Я вопросительно гляжу на Чжу Хаи, но он лишь приподнимает брови.
– Итак, – изрекает наконец монах и обеими руками держит палочку, направив ее в мою сторону, – ты достигнешь своей цели, твои начинания увенчаются успехом, а твои потомки получат университетский диплом.
Ага. Спасибо.
Я благодарю монаха за предсказание и кладу на стол мелочь. Затем мы покидаем храм и персиковую рощу и идем напрямик к дороге. Мне приходится ускорить шаг, ведь нам предстоит немало пройти сегодня, если мы хотим успеть в Гаобэйдянь засветло.
Однако мозоли на ногах снова и снова требуют делать остановки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.