Раневская, Сталин и дворник

Раневская, Сталин и дворник

Вы уж извините за долгое вступление, но в этой части оно нам необходимо для того, чтобы понять, какую роль кино сыграло в жизни Раневской. Почему именно этот вид искусства, а не какой-то иной?

Как нам известно из курса истории КПСС, товарищ Сталин был верным учеником Ленина. Таким, который стал равным своему учителю и даже превзошел его… в некоторых случаях. А сам товарищ Ленин, тот самый, который устроил большевистский переворот и на семь десятков лет погрузил Россию в мракобесие марксизма-ленинизма, очень любил кино. Нельзя сказать, что он был его фанатом, собирал лучшее и выставлял на полки. Нет, товарищ Ленин увидел в кино самое мощное агитационное средство, самый надежный инструмент для промывания мозгов рабочих и крестьян.

Еще до Ленина было известно, что самый эффективный способ агитации, пропаганды и продвижения новых идей лежит в плоскости искусства. Что прямыми призывами и обещаниями можно лишь поднять черносотенцев на новый еврейский погром, матросов – на захват Зимнего дворца. А вот переломить мышление, веками сложившееся, изменить нравственную оценку событий, заставить человека пересмотреть свое мировоззрение, изменить существующую систему ценностей – это долгий и кропотливый труд.

И искусство здесь – незаменимый инструмент.

В начале таковым был театр. В самые первые годы своего владычества коммунисты во всех городах и поселках начали создавать театры. В университетах, школах, деревнях. Что там показывали? Как обычно: агитационные низкопробные постановки.

Но товарищ Сталин сумел поставить себя на место зрителя. Он понимал: искусство тогда поможет, когда оно сильное, самое настоящее. Когда на сцене – таланты, а не оболтусы, желающие урвать кусок от пирога, выделенного на агитационную работу.

Это только прихлопнутым революционерам-народникам – были такие еще до Ленина – казалось, что в народе дремлет огромный нераскрытый талант. Только дай ему волю, он размахнется во всю свою ширь, поразит весь мир своей удалью да блеском бесчисленных граней.

Правда жизни выглядела куда прозаичнее. Тот самый освобожденный народ никакими алмазами не вспучился и ничего сверхъестественного не родил. Оказалось, что талант – это еще и наука, обучение, долгий труд.

В общем и целом, талантов не хватало. Театр может весь год работать в одном городе, дважды в день давая спектакли. Но все жители не смогут посмотреть выбранную пьесу даже по одному разу.

А провинциальные городки? А сельское население, которое на тот момент составляло почти 80 процентов всех жителей страны?

Вот поэтому товарищ Ленин и увидел в кино спасение великого дела агитации и пропаганды. Ведь что получается: снял фильм один раз, наделал из него кучу копий. Потом вози их по всей стране, по кругу, показывай людям! Хочешь и можешь в большом городском кинотеатре – пожалуйста. А можно в деревенской избе! Простыню на стену – вот тебе и экран.

Можно и на полевом стане, на свежем воздухе, так сказать. Главное: кинопроектор, динамо-машина, чтоб электрический ток давать, да автомобиль, чтоб разъезжать по необъятным просторам.

И вот в великом множестве строятся кинотеатры, в каждом городе по несколько штук. Каждый сельский клуб строится с большим залом. В спешном порядке закупаются техника и автомобили. Армия кинопередвижек выезжает на дороги большевистской империи.

Автомобилей не хватало на самых необходимых и важных участках, а Сталин приказал в первую очередь обеспечить ими как раз эти самые кинопередвижки. Чувствуете, каким важным было для него кино? Это еще Ленин сказал: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Вот так вот! Агитация и пропаганда – прежде всего!

Теперь становится понятным, что настоящие актеры кино, яркие, талантливые, были для советского правительства равными по ценности настоящим алмазам. Это не означало, конечно, что их вставляли в оправу из золота, наделяли всеми земными благами, лелеяли и холили. Но – берегли. Актерский талант в один момент взрастить нельзя. От пыток в лубянских застенках он почему-то не появлялся. Его важность для большевиков была оценена на самом высоком государственном уровне.

Первая кинопроба Фаины Раневской прошла в кинофильме «Пышка» Михаила Ильича Ромма. Фильм был немой, то есть без звука. Именно специфика немого кино требовала от артистов самого настоящего мастерства, мимического, жестикуляционного, чтобы без слов передать на экране эмоции и чувства героев.

Фаина Раневская сыграла блестяще, так, что на следующую съемку была приглашена сразу же. Это был фильм «Мечта». И пусть там Раневская играла роль опять не самую главную, она снова запомнилась зрителям яркостью образа, жизненной правдой.

Были и другие съемки и фильмы.

Тут мы вынуждены опять немного отвлечься, но уже по другому поводу. Пусть большевики считали талантов кино своими драгоценными камешками, но был один нюанс, который в Советском Союзе стоял над всеми ценностями мира. Это – Его Величество Донос. 1937–1938 годы оказались страшными в своей беспощадной «чистке». Это был жутчайший террор, когда по одному только слову человека могли попросту уничтожить.

«Он неодобрительно высказывался о советской власти». Это было приговором, окончательным и безжалостным.

Днем страна жила как будто спокойно и даже весело. А ночью воронки колесили по улицам, собирая свою жатву. Счет жертв шел на миллионы. Никто не был защищен! Жену самого всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина обвинили в шпионаже и бросили в застенки! Что говорить о простых актерах, если в лагеря шли выдающиеся ученые, врачи, военачальники, писатели, сами коммунисты сплошным потоком. Ко всему прочему, Фаина Раневская принадлежала к той самой национальности, к которой в это черное время у товарищей чекистов вдруг проявилась особая бдительность.

Вот таким было то время и обстоятельства вокруг одного случая, о котором мне и хочется сейчас рассказать.

Итак, Фаина Раневская после спектакля вернулась домой, поужинала, легла спать.

В это время в самом центре Москвы, в Кремле, товарищ Сталин проводил прием. Глубокой ночью? Не удивляйтесь, у тогдашнего вождя мирового пролетариата были свои фокусы. Обычно он спал до полудня, работал до двух-трех часов ночи. Почему бы и нет?! Пусть страна видит: светятся окна кабинета товарища Сталина! Не спит, болезный, все работает на благо великой страны!

На тот прием были приглашены режиссеры, бойцы идеологического фронта. Сталин решил поблагодарить этих товарищей за создание очередного фильма о великой победе революционной мысли и роли коммунистов в пробуждении рабочего класса.

Так вот, товарищ Сталин остался очень доволен фильмом. Он его устроил, что называется, по всем параметрам. Будучи в хорошем настроении, Сталин шутил, разговаривал о работе режиссеров и игре актеров.

В ту пору одним из самых известных актеров был Жаров. Он играл роли очень ответственные, идеологически выверенные, был любимцем всего партийного аппарата.

И вот товарищ Сталин глотнул красного вина за здоровье такого актера и заявил:

– Очень хорошо играет товарищ Жаров. Очень профессионально играет, правдиво. И вот что интересно: как товарища Жарова ни оденут, как его ни загримируют, а все равно в фильме сразу все узнают – это товарищ Жаров. А вот есть у нас еще актриса, товарищ Раневская. Она и не переодевается, и прическу ей не меняют, а в одном фильме она – одна, а в другом фильме – совсем другая. Не узнать. Сильная актриса.

Для Жарова, любимого всем советским народом, это было ужасающее сравнение. Сталин вольно или невольно задел тему, самую главную для любого актера – о магии перевоплощения. Когда исполнитель без всякого грима превращается в своего героя до такой степени правдоподобности, что в молодом человеке с галстуком-бабочкой зритель способен увидеть Кощея Бессмертного, если актер этого захочет.

Одновременно это была высшая оценка таланта Фаины Раневской.

Михаил Ромм, который присутствовал на этом приеме и слышал слова Сталина, бросился искать телефон. Ромм был очень порядочным человеком, интеллигентным и умным. Он понял весь смысл сравнения Сталина.

Звонок поднял Фаину Раневскую с постели. Она вскочила в страшном смятении. Поначалу ей показалось, что звонят в дверь. Это могло значить только одно: за ней пришли. Но звонок был телефонный. Но спокойнее Раневской не стало. Ее сердце почти замерло.

– Алло, слушаю, – стараясь подавить волнение, сказала в трубку Раневская.

– Фаиночка, дорогая, я вас поздравляю! – закричал счастливый Михаил Ромм. – Сам похвалил вас! Он лично отметил вашу игру!

Сам – это значило Сталин. Как некогда древние славяне не называли медведя своим именем, так и советские люди старались не произносить имя Сталина всуе.

Ромм пересказал слова Сталина об игре Жарова и Раневской дважды, потом еще раз.

Фаина Раневская не замечала, как по ее щекам текли слезы. Она горячо поблагодарила Ромма, накинула на плечи домашний халат. Актриса открыла шкафчик и увидела там бутылку дорогущего коньяка, которую ей презентовали недавно после одного спектакля от имени «трудящихся шарикоподшипникового завода».

Бутылка есть, причина, повод и желание выпить тоже налицо, но с кем? Не станешь же пить одна, в половине третьего ночи?

Фаина Раневская с бутылкой вышла из квартиры. Кругом царила тишина. Она решительно направилась в дворницкую, расположенную в цокольном этаже дома.

Стоит отметить, что в то время дворник следил не только за чистотой и порядком во дворе и доме. Это был еще и, так сказать, милиционер на общественных началах. Как правило, внутренние дворы домов имели ограду, были и ворота, которые запирались. Ключи от них хранились у дворника. Он был и сторожем, и охранником.

Из этого следует категорический вывод: дворник не должен спать ночью!

Вот к нему-то и направилась Фаина Раневская. Дворник, мужик пятидесяти лет, с окладистой бородой, спал богатырским сном.

– Митрич, вставай! – с порога закричала Фаина Раневская, ориентируясь на здоровый храп.

Тот мгновенно смолк. Под низким потолком загорелась тусклая лампочка, засиженная мухами.

– А я и не сплю! – пробасил испуганный Митрич, пытаясь проморгаться, растирая кулаками смятую рожу. – Фаина Георгиевна, как есть не сплю! Вот давеча говорили, пытался один гражданин влезть к нам во двор с непонятными намерениями, так я того, чтоб его не испугать, свет погасил, а сам весь внимание, выслушиваю…

Митрич наконец-то проморгался и сейчас застыл в немом удивлении. Перед ним стояла такая уважаемая женщина, артистка Фаина Раневская, в домашнем халате, из-под которого свисала до пола ночная рубашка. Но воображение не успело проснуться в его мозгу и нарисовать картину пожара или иного несчастья, которое могло заставить женщину в таком виде прийти в его дворницкую.

Фаина Раневская выставила из-за спины бутылку с коньяком и сказала:

– Митрич, иди к черту со своим воришками. Видишь – коньяк у меня. Давай, доставай посудинки, выпьем!

– А что же, это мы мигом, это можно. Что ж не выпить с культурной женщиной, если ночь тихая да спокойная, – подгонял сам себя Митрич, смахивая с небольшого стола крошки, ставя на него стаканчики, пододвигая колченогий стул для Раневской. Он подождал, пока гостья устроится, потом присел сам.

– Наливай, Митрич. – Фаина передала ему бутылку. – Есть причина, дорогой мой человек.

– Ночь прожили – вот и причина, – уже тихо, безо всякого волнения ответил Митрич, открыл коньяк, разлил его по рюмкам и добавил: – Благодарствую, Фаина Георгиевна!

– Не за что меня благодарить. Правильно думаешь, Митрич. – Раневская улыбнулась. – Меня вот полчаса назад товарищ Сталин похвалил. Хорошо, сказал, играет наша Раневская. А, Митрич? Хорошо ли я играю? Фильму со мной смотрел?

– Да куда уж мне судить, как вы там и чего делаете. Мне главное, что человек вы хороший.

После первой рюмки Митрич уже окончательно прогнал конфуз, вызванный одеянием Раневской.

Была тихая ночь, рассвет уже начал брезжить над городом. Сталин и его ополчение пошли отдыхать, мертвецким сном спали уставшие люди, недавно присутствующие на приеме. Только в небольшой дворницкой, сейчас такой уютной для них двоих, освещенной тусклой лампочкой, сидели два счастливых человека и пили коньяк. Им было весело, они вспоминали смешные истории, старались еще больше развеселить друг друга.

Поняли ли вы, дорогие мои читатели, почему Михаил Ромм так истово бросился искать телефон, чтобы обрадовать Раневскую? Уловили ли вы всю глубину чувств Фаины Георгиевны? Нашли ли настоящую причину ее слез?

А вот тогда тот самый дворник Митрич все понял, причем сразу. Его слова о том, что «ночь прожил» – это ключ к пониманию чувств Раневской в тот момент.

Сталин ведь не просто похвалил Раневскую. Он назвал ее имя вслух – и его слышали все, кому нужно. Это была, по сути, команда: «Раневскую – не трогать». На нее наверняка уже пришла не одна сотня доносов – с таким-то характером! Лубянка наверняка уже была готова по одному только движению брови великого вождя броситься на актрису и рвать ее клыками.

Но Сталин приказал не трогать, дал ей индульгенцию. Тогда это поняли Ромм, Раневская и даже дворник Митрич. Сейчас это ясно нам.

Фаина Раневская будет плакать еще один раз в связи с именем Сталина. Много лет пройдет, когда в ее квартире раздастся телефонный звонок. Она снимет трубку, и знакомый голос скажет ей лишь одно слово: «Сдох».

Она поймет, конечно, кто сдох. И слезы сами покатятся из ее глаз. Конечно, не от горя из-за смерти великого Сталина. Это будут слезы по тем сотням ее близких и друзей, которых уничтожила система тотального террора. Фаина Георгиевна заплачет от облегчения.

Раневская с той ночи станет для дворника Митрича не просто хорошим человеком. Он превратится в ее незримого охранника и будет ревностно следить, как бы кто не обидел его живую богиню.

А выпьют они еще вместе не раз.