На наших глазах расстреляли тяжелораненых бойцов Долгополова (Романюта) Анна Михайловна, 1935 г. р

На наших глазах расстреляли тяжелораненых бойцов

Долгополова (Романюта) Анна Михайловна, 1935 г. р

Нашу семью война застала в Балаклаве. Отец работал водителем в водолазной школе ЭПРОН, мама инспектором в райисполкоме.

Мой папа – Михаил Михайлович, мама – Александра Николаевна, а также трехлетний брат Валентин и я жили в Балаклаве. В начале войны отец был призван в армию и первые годы служил в 61-м зенитно-артиллерийском полку, который участвовал в обороне Севастополя. Тогда же – в июне 1941 года – мы переехали в Севастополь, где жили в доме по улице Большая Морская, рядом с главпочтамтом. Дом был двухэтажный, с большой деревянной верандой и подвалом, в который мы прятались при налетах немецких самолетов. Взрослые по графику несли дежурства на крышах домов, тушили зажигательные бомбы.

Однажды при налете бомба попала в наш дом. Была разрушена веранда с лестницей и часть дома. Нас в подвале откопали, но попасть в квартиру мы уже не смогли.

Однажды при налете бомба попала в наш дом. Была разрушена веранда с лестницей и часть дома. Нас в подвале откопали, но попасть в квартиру мы уже не смогли. Жильцы где-то раздобыли пожарную лестницу, и по ней поднялись на второй этаж, забрали некоторые вещи и еду. Так мы остались без крыши над головой и начали скитаться по уцелевшим подвалам, часто находили укрытие в соборе через дорогу от нашего бывшего дома.

Участились налеты на город, самолеты роем кружили в небе. Это было что-то ужасное, одни самолеты улетали, и тут же на их место прилетали другие. Бомбы сыпались на нас беспрерывно, как листья с деревьев, а после налета на этих обгорелых деревьях висели части человеческих тел, их внутренности… Но город жил, и оставшиеся в живых люди в небольшие промежутки между бомбежками вылезали из укрытий, разбирали завалы, бродили в поисках еды, так как дети все время просили кушать.

Однажды в наш окоп попал снаряд, но он не разорвался, а на наш вопрос, что это было, мама ответила: «Зайчик».

Тогда мама приняла решение и пошла с нами – двумя детьми шести и трех лет – на передовую в окопы, где она помогала раненым. Мы там питались и жили в окопе. Однажды в наш окоп попал снаряд, но он не разорвался, а на наш вопрос, что это было, мама ответила: «Зайчик».

Осажденный город жил единой семьей, помогая друг другу в минуты горя и отчаяния. Гражданское население помогало военным, а они по мере возможностей делились с населением продуктами, оказывали помощь в похоронах, в расчистке заваленных подвалов и других укрытий.

Когда армия отступила, мы и тяжелораненые военные остались в окопе. Когда пришли немцы, они на наших глазах расстреляли тяжелораненых бойцов, а нас вместе с другими жителями города собрали на привокзальной площади, где мы жили два месяца.

Когда армия отступила, мы и тяжелораненые военные остались в окопе.

Когда пришли немцы, они на наших глазах расстреляли тяжелораненых бойцов, а нас вместе с другими жителями города собрали на привокзальной площади, где мы жили два месяца. В поисках еды мама с нами ходила по Севастополю, и мы видели, как немцы в воронки от авиабомб сбрасывали живых людей и утюжили их танками. После одного из таких походов, когда мы чудом спаслись от расстрела, мы больше по городу не ходили. От голода люди начали умирать, и тогда немцы товарными поездами стали вывозить людей из города. Вывезли и нас, опухших от голода, в Мелитополь, где мы жили в силосной яме, и, дождавшись прихода Красной армии в 1944 году, вернулись в наш Севастополь. Родители были награждены медалями за оборону Севастополя.